HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Юрий Горбачёв

Потерянный

Обсудить

Рассказ

Опубликовано редактором: Андрей Ларин, 6.09.2011
Потерянный (иллюстрация). Автор: Юрий Горбачев. Источник: http://newlit.ru/

 

 

 

Они возвращались с курорта.

Слово это – курорт – практически вышло из употребления, и если сохранилось, то лишь в лексиконе замшелых пенсионеров, некогда ездивших туда по профсоюзным путёвкам поправить здоровье (но главным образом раскрутиться на всю катушку вдали от недреманного взгляда благоверных). «О, море в Гаграх! О пальмы в Гаграх!» Да и где они теперь – эти Гагры?.. Нынче тот, кто имеет возможность ездить, выбирает иные маршруты, а, вернувшись из Биаррица или Куршевеля, вряд ли скажет скромно-обезличено: был, дескать, на курорте…

Так вот – они возвращались с курорта в старом, по крайней мере, в географическом смысле, значении слова: две недели Марго и Антон провели в отечественных пределах недалеко от Туапсе, правда, в частном, отнюдь не дешёвом пансионате. Выбор не был продиктован денежными соображениями – на свои три с лишним тысячи долларов в месяц не обременённый семьёй Антон вполне мог позволить себе любой маршрут, но так захотела Марго, и он, равнодушно пожав плечами, согласился. Марго же двигали чувства, а не здравый смысл. Сказать точнее, ностальгия по не таким уже и далёким – десятилетней давности – временам, когда она лето за летом проводила каникулы в студенческом спортивном лагере недалеко от этих мест. И какие же это были замечательные каникулы!

Было и одно рациональное соображение, которое Марго хранила в тайне, но о котором Антон догадывался, и соображение это имело матримониальный характер. Что и говорить, тридцать лет для незамужней бездетной женщины – возраст серьёзный, а все разговоры об изменившейся нынче женской психологии (свобода, дескать, и независимость превыше всего!), поверьте, не больше, чем разговоры. Законы природы неизменны, и когда совпадают несколько факторов – надвигающееся тридцатилетие, неудовлетворённый материнский инстинкт и наличие подходящего мужчины, эти законы дают о себе знать со всей неумолимостью. Антон же был мужчиной во всех отношениях подходящим: обеспеченный, в меру умный, по нынешним меркам даже интеллигентный, без ярко выраженных дурных привычек – симпатичный, только начавший полнеть, но еще довольно стройный блондин ростом под метр восемьдесят. Что же касается чисто мужских достоинств, то, как говорится, был бы здоров, а уж остальное зависит от женщины (с этим делом, впрочем, у них никаких проблем не возникло изначально).

«Жениться?.. Ну, это вряд ли», – думал Антон, потягивая вполне приличного качества Саперави во внутреннем дворике их коттеджа. Если кого-то статус-кво устраивал, так это его: ему было тридцать четыре; он принадлежал к тем пяти процентам наших соотечественников, которых врачи находят абсолютно здоровыми (лёгкая дальнозоркость не в счёт); работал программистом в крупном частном банке; по субботам, когда было настроение, всё ещё поигрывал в баскетбол – в общем, в полной мере обладал тем джентльменским набором, который был, по его мнению, необходим и достаточен для достойной жизни. Жена, дети в этот набор пока не входили.

Существовал и ещё один фактор, определивший выбор Марго – осторожность. Из опыта предыдущих поездок она знала, какие красотки тусуются вокруг отелей где-нибудь на Лазурном берегу, и хотя дурнушкой себя не считала, трезво оценивала свои недостатки, главными из которых были возраст и малый, по теперешним стандартам, (метр шестьдесят пять) рост. В туапсинском же пансионате отдыхали, согласно информации коллег из частной клиники, где Марго работала стоматологом, люди в основном семейные, многие – с детьми, по большей части – интеллигентные.

– Откуда у интеллигентов деньги на частный пансионат? – ехидствовал Антон.

– Так ведь это интеллигенция новой волны. Не гнилая, прежняя. Те, кто не спал эти годы на печке, – подзадоривала его Марго. – У тебя-то деньги нашлись.

– Я интеллигентом себя не считал и не считаю.

–Ты у меня интеллектуал, а не интеллигент. Верно?

– Может и так, – флегматично соглашался Антон, протирая свои дорогие, от Версаче, очки, и впрямь делающие его похожим на интеллектуала из телевизионного клипа.

Пансионат насчитывал полтора десятка бунгало – одноэтажных приземистых домиков под черепичными крышами. При каждом был внутренний дворик, вымощенный плитами светло-жёлтого песчаника и ограждённый от посторонних взглядов живой, увитой розами изгородью, так что потягивать вино, сидя в расставленных перед крыльцом шезлонгах, можно было, не заботясь о своём наряде. И Марго ценила эту возможность, обходясь лишь бикини и сдвинутыми выше лба пляжными очками, красиво окаймлявшими белокурые локоны и очень гармонирующими с её тёмными, что называется, цыганскими, глазами. Фигура у неё была стройная, девическая, формы же вполне зрелые, так что худышкой назвать её было никак нельзя. И вообще она очень смотрелась на фоне тронутых первыми осенними ветрами розовых кустов – блондинка с цыганскими глазами. Пикантное сочетание. Редкий мужчина остался бы безучастным, Антон же к редким не принадлежал.

Впрочем, большую часть времени проводили на море, к которому спускались по длинной замшелой лестнице. На её площадках общались, переводя дыхание, с другими постояльцами пансионата – людьми действительно интеллигентными, не похожими на лихую публику, которую знали из опыта предыдущих поездок. Здешние были улыбчивы, приветливы, но в компанию не набивались, в душу не лезли. Интеллигенты новой волны, те, что не спали эти годы на печке, вообще милейшие люди – пока их интересы не пересекаются. А когда однажды в маленьком армянском кафе на набережной, где пансионатские отрывались вечерами, пересеклись, Антон сказал пухлому лысеющему грузину («московского разлива», как тот сам себя характеризовал):

– Послушай, Таймураз, держись от той девушки подальше. Займись отпрысками.

– Да что вы, Антон, – передёрнул дебелыми плечами Таймураз. – С чего вдруг? Брудершафт – это же просто шутка.

– Шути с друзьями, – сказал Антон, демонстративно снимая очки и пряча их в задний карман джинсов. – Ты меня понял?

Таймураз понятливо вскинул руки в жесте «сдаюсь», и инцидент был исчерпан: впредь он улыбался только издали и только Антону.

На море бывали дважды – утром и вечером. Утром уходили вдоль полосы прибоя на полкилометра в сторону от общего пляжа. Шли, обнявшись (насколько это позволяла разница в росте и зыбкость шуршащей под ногами гальки), туда, где пляж был практически пуст. Устраивались среди громоздившихся здесь камней. Вместе плавали, вместе молчали, вместе читали. Собственно, читала Марго – вслух (она привезла с собой несколько толстых журналов), и Антон, прочитавший за последние десять лет не больше десятка детективов, слушал... не то чтоб затаив дыхание, но, скажем так – не без интереса.

– Да ты у меня умница, – посмеивалась Марго, теребя его светлые, жёсткие от соли волосы. – Технарь-технарём, а какой восприимчивый. Сказать, правда, не можешь, но по глазам вижу: понимаешь.

– Такова сила настоящего искусства, – ухмылялся Антон, вспоминая некий не вполне пристойный анекдот.

Вечером опять шли на берег, подгадывая, чтобы с одной из верхних площадок замшелой многоступенчатой лестницы увидеть, как солнце, замысловато меняя формы – раздваиваясь, вытягиваясь, уплощаясь, – тонет в малиновом расплаве. Хотели увидеть зелёный луч, и однажды что-то действительно зелёное метнулось к вершинам нависших за их спинами гор.

– Вот оно! – воскликнула Марго. – Луч! Ты видел?

– Что-то такое было, – неуверенно кивнул Антон.

– Было, было! – восторженно повторяла Марго. На её щеках вспыхнул румянец, цыганские глаза наполнились слезами. – Луч! Вы видели – там, правее? Зелёный луч! Я всю жизнь мечтала! Вы видели?

Но никто из соседей, наблюдавших закат с площадки замшелой лестницы, не разделил её восторга: разглядеть зеленый луч дано не каждому.

Потом спускались к воде. Сидели, прижавшись друг к другу. Когда темнело, купались. Нагишом. Стояла та пора, когда море фосфоресцирует, и было видно, как светящийся всеми изгибами контур Марго постепенно погружается в морскую пучину, и Антон шёл следом, чтобы найти под водой этот холодный контур и прикоснуться к нему сначала руками, а потом и всем телом. Выбравшись на берег, растирались махровыми полотенцами, лежали на ещё тёплых камнях, согревая друг друга, давая волю рукам, придаваясь другим, совершенно недопустимым в общественном месте безобразиям. А придя в себя, шли домой, чтобы предаться им вновь уже на прохладных простынях их широкой постели.

Это стало традицией. Нарушить её было нельзя.

Однажды, складывая в рюкзак влажные полотенца, Антон спросил:

– У тебя никого не было раньше?

– То есть ты хочешь спросить, была ли я до тебя девственницей? – поинтересовалась Марго с этой своей улыбочкой.

– Нет, правда?

– Казалось бы, ты сам можешь дать компетентный ответ на этот вопрос.

– Я не о том. Ну, в смысле, кто-то, с кем бы ты… ну, хотела остаться навсегда?

– Что ли, выйти замуж?

– Примерно так.

– Был, – ответила Марго, помолчав. – Максим.

Антон замер на одной ноге, не успев продеть в штанину шортов другую.

– Максим, – повторила Марго. – Мой брат.

– У тебя есть брат? Ты не говорила.

– Был.

«Он умер?» – хотел спросить Антон.

Марго уточнила сама:

– Он был на восемь лет старше, и я была в него безумно влюблена. Поклялась, что ни за кого, кроме него, не выйду замуж.

– От чего он умер?

– Лейкемия… Мне было двенадцать. Я хотела выброситься из окна, да испугалась. Зато дала обет безбрачья.

Антон обнял её за плечи, привлёк к себе, поцеловал в холодный влажный лоб.

– И знаешь… у меня до сих пор такое чувство, словно я совершила предательство, – руки Марго безжизненно повисли.

Традиция в ту ночь была впервые нарушена.

 

 

*   *   *

 

После обеда в том самом армянском кафе на набережной – с обязательной запотевшей, прямо из холодильника бутылкой Саперави – поднимались в пансионат, где, согласно распорядку дня, объявлялся «тихий час». Приспускали шторы, но тенистое окно, в которое упиралась спинка кровати, оставляли открытым. Ветки ежевики с крупными иссиня-чёрными ягодами нависали над подоконником, и Антон в ритмичных движениях к подоконнику и обратно не спускал с них глаз. Однажды, когда из тела Марго уже ушла дрожь, он, протянув руку, сорвал самую крупную и осторожно вложил в ее полуоткрытый рот. Какое-то время Марго лежала, легко зажав ягоду зубами, потом проглотила, не жуя, лишь раздавив языком, и, облизнув губы, поцеловала его липкие от ежевичного сока пальцы.

– Маргоша… – сказал Антон (впервые он назвал ее этим именем: раньше её так звали только мама и брат), – давай, когда вернёмся… останемся… вместе. Ну, и…

– Ну, и?

– Ну, разберёмся с всякими там формальностями и…

– То есть, ты предлагаешь мне не только это, – её рука скользнула вниз по его влажному от пота животу, – но в придачу ещё руку и сердце?

– Да ладно, – сказал Антон. – Я серьёзно.

– Надеюсь, что серьёзно. Порядочные люди не делают таких предложений шутя.

– Ну, а если серьёзно?

– Если серьёзно?… – она повернулась набок и уткнулась носом ему под мышку…

 

 

*   *   *

 

Итак, они возвращались с курорта.

Обратные билеты на самолёт пришлось сдать: за две недели до этого многочасовой серпентин по дороге из Адлерского аэропорта в пансионат вывернул Марго наизнанку, так что возвращаться в Москву решили поездом, через Туапсе, благо энергичный владелец пансионата достал им билеты СВ и вызвал к назначенному часу такси.

Выехали заранее, чтобы посмотреть, что же это такое – Туапсе, поискать сувениры для знакомых и какой-нибудь специфический подарок к золотой свадьбе родителей Марго. И скоро об этом пожалели: было жарко, смотреть в заштатном портовом городишке было нечего, а сувениры и подарки лучше всего покупать в Москве.

Нормально поесть тоже не удалось: после ставшего привычным непритязательного уюта армянского кафе местные забегаловки не вызвали энтузиазма, так что подкрепились фруктами с привокзального рынка и, поскольку до отхода поезда оставалось минут сорок, а деваться было некуда, решили провести время под тенью акаций в сквере, протянувшемся вдоль железнодорожных путей.

Совсем близко – на вокзальной площади – скрипели тормозами такси, дребезжали маршрутки, шарили по урнам бомжи, звенели монистами навязчивые цыганки, а здесь было безлюдно, почти тихо и, уж во всяком случае, не пахло клозетом.

Настроение у обоих было благодушное. Приподнято-благодушное! Позади был отпуск, ароматы которого пропитали, казалось, не только их одежду, но и саму кожу; впереди – ещё долгое (две ночи и день) путешествие вдвоём в уюте маленького, отгороженного от мира купе. Начало медового месяца… Или его продолжение... И одинаково удивительно было обоим, хотя и не говорили об этом вслух, как, собственно, они жили раньше без этого их взаимного, делающего жизнь осмысленной, чувства?

– Ты довольна… как всё сложилось? – спросил Антон.

Она поцеловала его в плечо – сидя достать выше не могла, а вставать не хотелось

– Довольна – не то слово. Я счастлива!

– Говорят, теперь в поездах приличные рестораны. Отметим на посошок?

– Конечно, милый.

Прогремел, вдалбливая в землю шпалы, тяжёлый товарняк; прокатилась к вокзалу электричка; какой-то человек показался в конце пустынной аллеи – ничто не отражалось в их сознании, ничто вовне не имело значения. И только когда бредущий по аллее человек подошёл совсем близко и сел на краешек соседней скамейки, они обратили на него внимание.

– Без бомжей – никуда! – проворчал Антон.

Человек, однако, не походил на бомжа, по крайней мере – на типичного представителя этой широко распространившейся нынче категории наших сограждан. На нём были приличные, хотя и мятые, вельветовые джинсы; белая рубашка – несвежая, но тоже вполне приличного качества; запылённые, но практически новые летние туфли. Не было при нём и обязательного бомжеского атрибута – набитого тряпьём полиэтиленового мешка: весь свой скарб – початый батон белого хлеба – он держал в прижатых к груди руках. Его рыжеватая щетина была не менее как недельной давности, а вот лицо было хорошее, с тонкими чертами, хотя очень уж исхудавшее. И какое-то… потерянное.

– Пойдём, – сказал Антон, вставая и поднимая их нетяжёлые сумки с лейблами, каждый из которых говорил сам за себя.

Марго неуверенно поднялась вслед за ним.

И тут человек, протягивая вперёд руки с надкушенным батоном и заискивающе улыбаясь, произнёс нечто совсем неожиданное:

– Хотите хлеба?

– Хлеба? – Антон озадаченно посмотрел на Марго.

– Спасибо, – ответила она. – Мы сыты.

– Да? – неуверенно переспросил он. – А я, вы знаете, очень голоден. Так не будете?

И, не дожидаясь ответа, принялся жадно жевать, откусывая хлеб большими кусками, изредка взглядывая на них и виновато улыбаясь. Лет ему на вид было… чуть за сорок, он близоруко щурился – очки (одно стекло треснуло, другого не было вовсе) болтались на перекинутой через шею цепочке.

– Да что ж вы в сухомятку? – спросила Марго. – Возьмите вот хоть яблоко.

– Большое спасибо.

Он осторожно взял яблоко, немного подумал и снова стал жадно есть хлеб.

– Пойдём, – Антон потянул Марго за рукав.

– Не хорошо есть одному, но я очень проголодался, – сказал человек, смущённо улыбаясь. Улыбка у него была тоже хорошая и тоже… какая-то потерянная.

– Вы куда-нибудь едете? – спросила Марго.

– Еду.

– И куда?

Он отложил хлеб и задумался, опустив голову, нахмурив лоб.

– Не в Москву, случайно? – подсказала Марго.

– Да… – человек с облегчением откинулся на спинку скамейки. В Москву.

– А может, в Петербург? – съехидничал Антон.

Он неуверенно кивнул.

– Так в Москву или Петербург? – не унимался Антон… – А откуда едете? Сюда-то как попали?

– На поезде…

– Понятно, что не на самолете. Откуда вы едете?.. Как вас зовут?.. Как ваше имя?..

Смущённая улыбка сменилась выражением растерянности.

– Почему вы молчите?! – нервно передёрнула плечами Марго. – Вы помните своё имя?

Ответа не последовало.

– А документы у вас есть – паспорт или ещё что?

– В сумке.

– В какой? – огляделась Марго. – Где ваша сумка?

– Эти люди... взяли.

– Какие люди?

– Ночью, – он сделал неопределённый жест в сторону вокзала:

– А паспорт, деньги?

– Всё в сумке... Было совсем темно.

– У вас есть родственники? – спросил Антон. – Жена? Родители?

– Жена… родители… – эхом отозвался человек и после короткой паузы тихо произнёс: – Не помню.

– Не хрена себе! – процедил Антон, поворачиваясь к Марго. – Что скажешь, медицина?

– Он потерялся, – прошептала Марго. – Потерялся – понимаешь? Это болезнь. Называется – потеря автобиографической памяти… Такая форма амнезии – мы проходили в институте. Случается внезапно и… и чаще всего именно в пути, понимаешь – в дороге. И человек пропадает. На много месяцев… А то и навсегда. Иногда находят за тысячи километров.

– Излечивается?

– Наверно… Если лечить.

– Так может, купить ему таблеток?

– Таблеток?.. – усмехнулась Марго. – Как просто. И каких? Я ведь стоматолог, а не психиатр.

Человек вновь принялся жевать хлеб, закусывая его яблоком; Марго неуверенно опустилась на скамейку; Антон продолжал стоять, переминаясь с ноги на ногу.

Прогрохотал пустыми – в сторону порта – цистернами железнодорожный состав, и почти одновременно, ещё не дав скрыться его перемазанному мазутом заднику, от вокзала потянулся, ускоряя бег на север, молотя бьющие ему наперерез лучи заходящего солнца, бело-голубой пассажирский экспресс.

– Москва–Адлер, – разглядел Антон. – Следующий наш.

Марго беспомощно огляделась.

– Надо что-то сделать. Так его оставить нельзя…

– Может, вызовем скорую?

– Как? Да и не поедут: руки-ноги у него целы!.. Надо вот что – заявить в милицию: человек потерялся, погибает – это их обязанность! Возможно, его ищут родственники, он в базе… Знаешь, я побуду с ним, а ты беги в милицию.

Антон флегматично взглянул на часы:

– Поздно. Осталось шестнадцать минут. Только-только дойти до поезда.

– Но что-то же надо сделать!

– Пусть идет с нами: на перроне должен быть милиционер...

– Послушайте, – сказала Марго тоном, каким говорят с детьми.– Мы едем в Москву, нам пора идти. Иначе опоздаем на поезд. Пойдёмте с нами. Мы отведём вас в милицию. Они вам помогут. Это их обязанность.

Реакция потерянного была неожиданна и мгновенна: он испуганно съёжился и, прижав руки с остатками хлеба и огрызком яблока к груди, попросил:

– Пожалуйста, не надо… милицию!

– Но мы же хотим как лучше! Чего вы боитесь? Они вам помогут!

– Нет! Они… они бьют, – он повернулся спиной.

Сквозь неплотную белую ткань рубашки проступали два пересекающих спину красных рубца. Местами сукровица просочилась наружу, и рубашка прилипла к коже. Воротник рубашки сзади был надорван.

– Это вас… милиция?! Но за что?

– Чтобы уехал.

– Куда?

– Не знаю. Отсюда…

– Какой кошмар! – Марго сжала виски руками.

– А вот этого не надо, – покачал головой Антон. – Мы не боги. Пора подумать о себе: ещё пару минут, и будет поздно. Поезд ждать не станет, а СВ нам уже не достать.

– Но что же делать?!

И тут потерянный, близоруко щурясь и заглядывая в глаза Марго, попросил:

– Возьмите меня с собой... Я не помешаю.

– С собой в Москву?!

– Пожалуйста! Возьмите!

– Но это невозможно, – выговорила Марго, глотая слезы. – У нас даже нет на вас билета.

– Вот именно, – подтвердил Антон, – нет билета. Но мысль сама по себе интересная: взять с собой в Москву. Твои родители были бы счастливы. И я, конечно, тоже.

– Возьмите, – повторил потерянный сникнувшим голосом. – Пожалуйста. Я не буду мешать.

– Пора закругляться. – Антон поднял сумки. – Ты идёшь?

И не оглядываясь, сначала медленно, а потом всё быстрее, зашагал в сторону вокзала.

Марго, ещё несколько секунд поколебавшись, кинулась за ним. Ноги у Антона были длинные, шёл он быстро, и ей приходилось бежать, но там, где аллея сворачивала к перрону, она остановилась и… оглянулась. Потерянный стоял на том же месте, где они его оставили, в той же позе – подавшись вперед, прижав к груди недоеденный хлеб, и смотрел им вслед.

 

 

*   *   *

 

Хотя билеты СВ были большим дефицитом, вагон оказался полупустым – обычная, как знал Антон из предыдущего опыта, история. Опрятный проводник (несмотря на жару, в фуражке и при галстуке) указал им купе, они вошли внутрь, оглядываясь, решая, куда поставить сумки, и только тут заметили, что солнечные блики уже скользят по стенам – поезд тронулся и теперь плавно и бесшумно набирал скорость.

Марго рухнула на мягкий диван. Антон опустился напротив.

– Ну вот, успели. Как ты?

Она не ответила. Сидела, смежив веки, устало бросив руки на колени.

– Отдернуть занавеску?

Она испугано покачала головой.

– Напрасно, – усмехнулся Антон. – Тот сквер мы уже проехали.

Поезд нырнул в темь пригородного туннеля. Антон зажёг свет, подсел к Марго.

– Уж больно ты трепетная. Ну, не везти же его было на самом деле с собой в Москву! Посмотрела бы, сколько бомжей кучкуется вокруг вокзала.

– Он не бомж.

– А кто же?

– Больной.

– Они все больные. Но всем разве поможешь?

– Он – не все.

– Это почему же?

– Не знаю… Но как такое возможно: в наше время у всех на глазах погибает человек, и никто, понимаешь, никто не вмешивается, никто не хочет помочь? Никому нет дела! А милиция! Ты видел его спину?

– Ну, видел. Нашу милицию не знаешь? Ей главное – избавиться… Посадили в проходящий поезд, а там другие пусть разбираются.

– А другие – тоже в проходящий… В обратном направлении.

– Не исключено.

– Страшная страна! Как жить?

Антон решительно поднялся.

– Я знаю прекрасное средство от меланхолии. Договаривались на посошок? Так за чем дело стало? Теперь как раз самое время.

– Извини, – покачала головой Марго. – У меня совсем не то настроение.

– Что значит – не то? Выпьешь и будет то. Поднимайся. Пойдём.

Но она продолжала неподвижно сидеть, глядя в точку, уронив на колени невесть с чего уставшие руки.

– Что ж! В таком случае, ресторан придёт сюда, – сказал Антон, доставая из сумки бумажник. – Что будем пить?

– Решай сам, милый, – устало улыбнулась Марго, и, поймав его мозолистую баскетбольную лапищу, сжала её в своих маленьких холодных руках.

 

 

*   *   *

 

Поход в ресторан затянулся – народу там оказалось битком. То есть, свободных столиков хватало, но у буфетной стойки было не протолкнуться: мужички, красные, распаренные, уже успевшие отметить отъезд, а многие – и начало пути, шарашили пиво, матерясь и сквалыжничая из-за очерёдности.

«Вот тебе и СВ!» – думал Антон, внутренне чертыхаясь, морщась от запахов пота и винного перегара и одобряя Марго, отказавшуюся от посещения этой, в нетронутом виде сохранившейся с советских времён, точки железнодорожного общепита.

Потом случился полустанок; буфетчик, прикрыв на время торговлю, вершил в вагонных дверях свои неофициальные коммерческие дела и, когда Антон с бутылкой шампанского, дынькой «Колхозница» и маковым рулетом в бумажном пакете добрался, наконец, до сияющего чистотой вагона СВ, выяснилось, что отсутствовал он почти полчаса.

Дверь в их купе была закрыта, но не на задвижку. Он толкнул её ногой, руки были заняты покупками, и она легко отъехала, щёлкнув хромированным стопором. Антон вошёл внутрь… Марго в купе не было.

Он прикинул варианты: отлучилась в туалет, пошла ему навстречу и они разминулись, зашла в купе к проводнику… Но хотя эти мысли ещё только зрели в его голове, сталкиваясь и исключая одна другую, мгновенно возникшая в груди пустота обозначила истинную причину её отсутствия: её не было не только в купе – её вообще не было в этом несущемся на север жёлто-зелёном экспрессе.

Его нарядная с фирменным лейблом сумка лежала на прежнем месте... На столике по-прежнему стояли нетронутые бутылки нарзана... Сумки Марго на месте не было.

Под одной из бутылок лежала записка. Антон положил покупки, подошёл к столу, сел, насторожённо глядя на листок бумаги, исписанный крупным, незнакомым ему – случая пока не было – почерком Марго. В дверях появился проводник, на этот раз без фуражки.

– Слышу, бродят, а помещение-то без присмотра... Закрыть, думаю, на всякий случай. Дамочка-то ваша того… сошла на сорок восьмом. Спрыгнула, можно сказать. Забыла, говорит. Ну, то есть, в Туапсе забыла. Уж и не знаю, чего – видать, сильно важного. Записку-то хоть оставила?

Антон не ответил.

– Да вы не тужите, – посоветовал проводник. – Курорт, он на то и есть курорт: там – любовь до гроба, а тут – поезд, вовсе другое дело. Сколько таких повидал.

– У вас что-нибудь достать можно? – спросил Антон.

– А как же, – понятливо кивнул проводник и через минуту вернулся с полулитровой бутылкой.

– Ростовская. Насчёт качества не сомневайтесь.

– Сколько должен?

– Цена договорная. Плата, как говорится, за страх. Десятки хватит… зелёных. Закусочка в ассортименте: сэндвич с тюлькой, огурчик малосольный…

– Это лишнее, – сказал Антон.

– Как пожелаете, – проводник вышел, плотно прикрыв дверь.

Поезд прогремел сквозь фермы короткого моста и стал со скрипом огибать заросшие кустарником предгорные холмы.

Смеркалось.

Антон протёр очки, взял записку, подвинулся ближе к свету. Почерк у Марго был разборчивый, без росчерков и разрывов – хороший почерк женщины с хорошим характером:

 

Антон, милый! Я возвращаюсь. Сделаю, что в моих силах. Постараюсь. Иначе не могу. Ещё одного предательства я бы себе не простила. Не смогла бы с ним жить. Прости меня ты, если сможешь!

 

Ниже было что-то приписано, но зачеркнуто.

Антон откупорил бутылку, налил треть чайного стакана и замер, глядя, как дрожат, расходясь от центра к краям, концентрические водочные круги. Но не пилось. Проверенный рецепт не работал: что-то сместилось в его отлаженном спортивном организме. Сидел, откинувшись на спинку дивана, держа в руках чайный стакан в мельхиоровом подстаканнике. Рядом, на диване, лежала записка Марго… Маргоши… Он отставил стакан, взял записку – двумя руками, будто это был не клочок бумаги, а увесистый фолиант, – прочёл ещё раз. Пожал плечами. Смял. Хотел сунуть в урну, но передумал – разгладил и положил на стол, прижав всё той же бутылкой нарзана.

Отбывавшие в Москву в один с ними день соседи по пансионату предлагали ехать в Туапсе электричкой: «Надёжнее, знаете ли, да и удобнее, а смотреть там, поверьте, нечего». Согласись он с ними, и всё сложилось бы иначе…

Поезд обогнул, наконец, холмы и теперь набирал скорость.

Антон потушил свет, раздёрнул занавески и, привалившись в угол дивана, стал смотреть в окно, за которым стремительно неслась ему навстречу, постепенно выполаживаясь и погружаясь в сумрак, предгорная степь – плоская и одноцветная, как его привычная московская жизнь.

 

 

 

518 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 29.03.2024, 18:28 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Актуальные букмекерские конторы для профессионалов для ставок на спорт
Поддержите «Новую Литературу»!