Мост

 

 

 

Василий Колесников шёл из Минска. Под ним был свежий «КамАЗ», на который он сел два месяца назад, пообкатал его по февральским и мартовским холодам, и машина теперь шла напористо, легко, была послушна малейшему движению руки или ноги хозяина, она будто читала его мысли, а прочитав, исполняла желания.

Вокруг хороводилась весна. Последние дня три солнышко беспрепятственно светило с чистого неба, ни единое облачко не завешивало его, не мешало светить во всю весеннюю силу. В лесах ещё лежал, не трогался снег. В полях же снегу оставалось совсем мало. Больше по отрогам и низинам с холодной стороны да в придорожных лесополосах он ещё тянулся пологой горбушкой. Ручейки, речушки переполнялись, были бурливы, стремительны.

И новая надёжная машина, и ранняя дружная весна – всё радовало Василия. Вглядываясь в подёрнутую лёгким маревом даль, он с наслаждением вдыхал весенний дух, врывающийся с его стороны через приспущенное стекло. «Хорошо. Весна. Теперь наше дело пойдет. Колёса шустрей завертятся».

Что ни говори, а зима есть зима, по ней особо-то не разбежишься, хоть ты и дальнобойщик. Она то гололёд кинет под колёса, то ложбины переметёт, а это всё задержка. В иное время какую-то тысячу километров дня три осваиваешь, всё опасаешься, да крадёшься по неверной дороге, как первоклассник по строчке в букваре. При хорошей погоде часов за десять покрыл бы это расстояние и не заметил как, а то берегись, да обдумывай чуть ли не каждый метр. Устанешь – хуже некуда. Другое дело лето. Тут не зевай, тут накручивай километры на колёса насколько сил хватит. И главное, заработки воспрянут, перекроешь весь недобор зимний.

 

Заработки – это не последнее на нынешний день. Василий в семье сам-пят, зарплату одну носит, жене дай бог с ребятишками да по хозяйству управиться. Сложа руки тоже не сидит, некогда. Хорошая у Василия Катя, добрая, любит, чтобы в доме порядок был. Да и молодая ещё, осенью только тридцать сравняется, на десять лет моложе мужа, а такой воз везёт, такой воз...

Когда Василий дома, когда при жене находится, то вроде бы всё так и должно быть, мало задумывается о её житье-бытье. А когда в рейсе, да ещё когда возвращается после недельной отлучки, к примеру, то раздумается, раздумается о Кате, и такая жалость к ней проявится в нём, что хоть плачь. Не может он сделать так, чтобы Катя отдохнула, повеселилась, поглядела на добрых людей, показала себя. Не может. Сам за рулём и за рулём, а дома кто ж будет управляться, только она одна. Года три-четыре назад, когда подросли и сделались шустренькими сыновья Сергей да Костя, Василий всё уговаривал Катю поехать куда-нибудь отдохнуть. Он возьмёт отпуск, посидит с ребятишками, а она пусть поразвеется. Катя вроде бы соглашалась, но когда срок подходил, отмахивалась от предложений Василия: не говори, никуда я не поеду, мне и дома хорошо. На том и останавливались.

Сергею теперь десять лет, Косте восемь. Думали, всё, хватит, остановимся на двоих. Но не вышло, как думали. Хватились, а уже третий на свет запросился. Куда ж деваться, пусть и третий живёт. Где два другана, там и третий будет незаметен. Но родился не друган, а подружка, Любашкой назвали. Этой тоже скоро два годика исполнится. Так что растут.

 

Сергей с Костей уже норовят за руль сесть. Озорные. Василий из рейса вернётся, Катя жалуется:

– Ну, никакого сладу с ними не стало. Ты, отец, их хоть одёрни немножко.

Василий возьмётся, возьмётся было за ремень, но глянет на их лобастые опущенные головы, и обвисают руки у него.

– Вы что ж это, такие-рассякие, мать-то не слушаетесь? Доколь вы её мучить будете?

– Папка, не будем, поверь нам! – в один голос уверяют братья.

Ну, поверь так поверь, на том Василий и остановится.

– Душа-то болит о них, боишься, вырастут какими-нибудь непутёвыми, – вздыхает Катя.

– Души наши и должны о них болеть, потому как мы их на свет произвели, мы за них и в ответе. Но ты не особо-то, ничего, шофёрами станут, – успокаивает Василий.

– Шофёрами-то – это ещё полбеды, а то боишься...

– Выходит, если я шофер, то я и есть полбеды? – спросит Василий. А Катя даже зардеется вся.

– Да не о тебе я, ты-то у меня... Да ну тебя, слово нельзя сказать! Чуть ошибёшься, а ты уж...

И видит Василий, как жена чуть не слезу пустит, привлечёт ее к себе.

– Да шучу я, шучу...

А ребятишкам пригрозит:

– Глядите у меня, друганы, обидите ещё раз мать – высеку!

Так и знайте!

 

Василию нравилось, как у него сложилась семья, какие порядки в доме. По-иному жизнь он и не представлял. Он – глава семьи, он и добытчиком должен быть. Жена пусть ребят растит. Просто и хорошо. И уважения в семье больше друг к другу.

Так вот каждый раз, возвращаясь домой, Василий заводил разговор с домашними, обдумывал с ними дела и заботы, будто они сидели с ним рядом в кабине, по правую руку.

Держал с ними совет, кому и что покупать, чего сажать в огороде и сколько, как ремонтировать дом и прочее, и прочее. Пока доедет до дома, обо всём порассуждает. Дорога есть дорога, в ней, в одиночку-то, о чём только ни подумаешь, с кем только ни поговоришь.

За три солнечных дня дорога сделалась совсем летней: просохла, согрелась, стала чистой и надёжной.