Шалица

 

 

 

Она увидела всё запустение комнаты, всю неприглядность её и неуют. Будто в комнате люди совсем не жили, а заходили в неё от случая к случаю. И главное, холодно. А где холодно – там и неуютно. Как сделать, чтобы было тепло? Чем покормить ребят? Ведь это их последний день в материнском доме! Есть полведра картошки. Есть хлеб. Есть огурцы в банке. Но это всё не то! Не то! Купить? А где взять денег? Нужно что-нибудь вкусное, сладкое, запоминающееся!

От одной мысли, что в комнате можно навести чистоту, наготовить всяких вкусных кушаний и поставить на стол, от одной этой мысли у Тамары кружилась голова. И как будет хорошо! Выкупать мальчишек. Пусть они бегают в трусиках и в маечках. Как все настоящие дети. Нет, как дети у настоящих родителей...

Тамара чувствовала зарождающуюся в себе активность. Ту активность, которая всё реже и реже посещает её в последние годы, но если посещает, то перед Тамарой рушатся все преграды, она в это время может сделать всё, чего никогда не сделает в другое время, даже больше, чем всё. А мысль билась в поисках выхода. Составлялись и тут же отбрасывались всевозможные, самые смелые и фантастичные планы. Нечаянно вспомнилось о вине и тут же сделалось оно противным. Казалось, поставить сейчас на стол поллитровку, и Тамара взорвётся от одного её вида. Это значило, что трёхдневный кризис миновал и теперь целую неделю Тамара не захочет даже вспомнить о выпивке. Лишь было бы чисто, светло, тепло, уютно. Лишь были бы ребятишки в трусиках и маечках, сытые и весёлые. Сидели бы мирно за столом по обе стороны от неё, ели бы аппетитно, а она только успевала бы подкладывать в их тарелки сладкие куски.

Тамара хорошо знала себя и своё нынешнее состояние. Она знала цену своему порыву и его продолжительность. Не упустить момент, не дать смениться настроению.

– Хорошо всё, мальчики! Хорошо! Я сейчас! Вы посидите ещё немного без меня!

 

Сбросив с себя пальто, накрыла им мальчишек. Сама устремилась к двери, на ходу соображая, что она сейчас сделает. Во первых, к Титовым. У них есть запасная самодельная электроплитка. У них всегда тепло, даже жарко. Саня что-то там хитрит со счётчиком, как и многие в семейном общежитии, и тепло у них, таким образом, бесплатное.

Забыв о звонке, застучала в дверь к Титовым двумя кулаками. Дверь распахнулась. На пороге стоит сам Саня. В чёрных, широких и длинных семейных трусах, в белой майке, закатывающейся на толстый живот, Саня никак не проморгает, но руку с дверной ручки не снимает, путь в комнату преградил.

– Г-г-гарит, што ль? – заикается Саня. Он всегда заикается, когда волнуется или испугается.

А из комнаты валом валило сухое тепло.

– Пусти, – сказала Тамара, глядя своими расширенными и немигающими глазами прямо в Санины повиливающие, не сто ящие на месте глаза.

Саня оглянулся на жену, на Зойку, которая уже стояла за его спиной. Зойка полная, вся светится, розовеет от тепла и сытости. На короткие толстые ноги не хватает халатика. Он и на полных плечах того гляди лопнет. В другой раз Тамара плюнула бы им под ноги: размалели тут за казённый счёт! А ныне никак нельзя ей задираться, ныне она пришла просить у них помощи.

– Да пусти же ты! – Тамара оторвала Санину руку от дверной ручки, впорхнула в комнату. – Чего попусту тепло теряешь?

– Проветриваться тоже надо, – успокоился Саня: не пьяная, скандалить не станет. Когда Тамара скандалила, то Саня оказывался в двойственном положении. С одной стороны, надо бы унять её хорошенько, но с другой нельзя, невыгодно, потеряет удобную возможность лишний раз выпить, при том, в основном, за чужой счёт. А то как удобно, нырнёт из двери в дверь, дёрнет стаканчик и тем же путём назад. Минута – и стакан уже сидит в нём, веселит душу.

– Не пяльте на меня глаза, трезвая я! – сказала Тамара. – Я с просьбой: дайте одну печку. Совсем замерзаем. Мне только на ночку.

– У нас не печка, у нас «к-к-козел» один свободен. – Саня почёсывал живот под майкой, пристально вглядывался в Тамару, соображая свою выгоду из её просьбы, потому и жену опередил, не дал ей возможности отказать.

– Дайте тогда «козла». Мне какая разница, тепло было бы.

– Достань, Сань, под кроватью он. – Зойка села на стул, расставила ноги, а Тамару сесть не пригласила, – на ночку можно.

Саня враз упал с готовностью на колени, наполовину сунулся под кровать.

– Какие дела? – спросила Зойка и Тамары.

– Всякие, – ответила Тамара, зная, что сейчас Зойка начнёт приставать к ней с расспросами.

– Сказать не хочет, – отвернулась Зойка. – Мы что тебе, враги, что ли?

– Ну, какие вы мне враги? Сама себе я враг.

– Сама себе, а кто же ещё. Славка был...

– Ладно, Зоя, не надо. Говорят: покойников на ночь глядя не поминают.

Саня вытащил из-под кровати «козла», натягивал штаны, прыгая то на одной, то на другой ноге.

– А ты куда? – враз озлилась Зойка на мужа.

– П-п-акажу... С-с-сама не включит...

– Включальщик! Знаю, так и ждёшь, как бы за дверь улизнуть! И тут же явится, и рот уже набок. – Зойка явно была не в духе, заводилась.

Тамара заспешила:

– Пойдём, пойдём, Саня! Не волнуйся, Зоинька, бок у него там не откушу. Ты же меня знаешь.

– Знаю, знаю... Я всех вас знаю.

 

Саня, а за ним и Тамара выскочили в коридор. Ох уж эта Зойка. И что за человек? Не старуха какая-нибудь, моложе Тамары на целых три года, а, наверное, ни разу в жизни не улыбнулась попросту, ни единого доброго слова не молвила. Хотя, кто её знает. Смотря с кем. С экспедитором, наверное, и улыбается, и слова ласковые находит. Кто-то, может, и не знает, а Тамара частенько видит, как поныривает этот толстенький экспедитор общепитовский в их общежитие. А у Зойки уже дверь наготове, полуоткрытая, чтобы, значит, шуму лишнего не делать, не звонить, не стучать. И главное, когда Саня на работе. Но Саня знает, что приходит к ним добрый человек, приносит кое-чего вкусненького. Кто этот человек? С Зойкой вместе работает, у них одно дело. Так отвечает Саня.

Умеет, ох умеет эта Зойка внушить мужу. Попробуй скажи кто Сане, что Зойка того... Убьет. Никому, сам себе не поверит. А всё от страха, что голодным останется. Вот до чего человек поесть любит.

Самое большее, на что отваживалась Тамара, – это пошутить с Саней. Услышит запах мясной из их комнаты и спросит:

– Вы что-то вкусное готовите сегодня?

Саня живот потирает, улыбается:

– К-курицу. Моя добыла. П-п-риходи, когда Зойка уйдёт, угощу.

– Спасибо, Саня, ешь сам на доброе здоровье.

А про себя улыбнётся: «Курицу, говоришь? А петухом тебе с этой курицы кричать не придётся?»

Ну да ладно, бог с ними, всякому своё, главное, тепло сейчас станет в комнате.

Мощная спираль медленно и уверенно разгоралась, из чёрной превратилась в тёмно-вишневую, затем в малиновую.

– Порядок! – Саня подтолкнул ребятишек к «козлу». – Грейсь, братва!

Подошел к счётчику.

– У-у-у, паразит, как крутится! Тыща оборотов в минуту! Щас мы его угомоним.

Вытащил из кармана кусочек фотопленки, принялся засовывать под стекло:

– Не лезет. Не разработано. У нас вон уже не только плёнка, Зойкин палец лезет.

– Может, не стоит, Сань? Не разорит он меня за ночь. А? – спросила Тамара.

– Да ты што! Гарантию даю, мой «козёл» тебе накрутит на бутылку краснухи. Нет уж, нечего попусту деньгами сорить. У тебя там ничего? – Саня кивнул на стол.

– Нет, Сань, серьёзно говорю. Было бы – не пожалела бы. – Тамара будто извинялась перед Саней. А чего извиняться? Когда она отлёживается после пьянки, так он забегает, берёт у неё последние рублики, пустые бутылки и на одной ноге, как говорится, бегает в овощной магазин за яблочной. Приносит пару бутылок: одну ей, Тамаре, другую себе за труды. А иначе Тамара не может, ей в её состоянии и подняться-то сил нет, и без вина погибель, глоток-другой через каждые четверть часа пропустит – и живая. Иначе же – конец.

Саня сник, понял – стакашка не будет, потерял интерес к делу.

В дверь вломилась Зойка. В какой другой раз Тамара не сдержалась бы, пугнула бы Зойку: не лезь по-свински в чужую дверь, хоть и не заперта она, научись стучаться. А сейчас не пугнёшь, промолчишь.

– Ну, ты чего тут? – уставилась Зойка на мужа.

– Д-да вот тут, понимаешь... Никак счётчик не остановлю. Ага, кажись, попал. Всё. Мёртвый.

Зойка увела Саню.

 

По комнате живительной волной пошло тепло.

– Порядок, мальчики! Живём! – Тамара потрепала за холодные ребячьи носы. – Грейтесь.

Ребята пали на коленочки перед «козлом», протягивали к нему ручонки, будто загребали тепло, исходящее от спирали, и обливались этим теплом.

А у Тамары уже созрело очередное решение: в магазин! Там сегодня работает Светка. А Светка не откажет, если она бутылку-другую даёт в долг, то уж продукты тоже не пожалеет.

– Так, в чём же нам воды нагреть? Слушайте, давайте вот так сделаем. – Тамара скатала постель на детской кровати, бросила скатку на свою кровать, пустую передвинула к «козлу» так, что «козёл» оказался под кроватью. Поставила на кровать корыто, налила в него воды.

– Пусть греется. Только один уговор: близко к спирали не лезть, водой не плескаться. А я отлучусь. Это не долго, схожу в магазин.

– Мам? – вопросительно взглянул на мать Юрка. – Не надо, мам...

– Да нет же! Юрка! Дурачина! Не бойся. Нет – значит, нет! За продуктами я. Понимаешь, за продуктами.