Мёртвая почта

Часть 2

Он начал медленно шевелиться, круговыми движениями рук разваливая на обе стороны от себя мешки с почтой, но они упрямо наваливались снова, откуда-то сверху и осаживали его назад, и тогда он вспомнил про едва початый осьмак чая, лежащий в его дорожном майдане, и добавил остервенения своим откидывающим мешки рукам. Наконец он выбрался в пустое порожняковое пространство вагона и на одеревеневших ногах побрёл в тёмный тамбур, где приник к стылому, забранному снаружи мелкой стальной сеткой стеклу в двери. Прижавшись к стеклу губами, он тремя сильными проспиртованными выдохами пробил серую наледь и затем, дыша часто и коротко, выдышал маленькое пятнышко, похожее на волчок в тюремной камере.

Его «почтовый-особый» был прицеплен в самом хвосте последним вагоном, и глаз в «волчке» взял под наблюдение сразу всё бесхозное, слабо светящееся отражённым лунным светом, поле. Состав стоял, вероятно, вот уже несколько часов на этой молчаливой ночной сибирской равнине, полной сухого, как порох, снега и старого, отсечённого когда-то со звёзд и упавшего на землю тягостной плотью, льда, к которому, видимо, и примёрзла сталь колёс вытянувшегося почти на километр состава. Такое уже бывало в этих краях, рядом со станцией Ерцево; они могли запросто простоять полночи, пропуская вперёд то воинские литерные, с северной техникой под брезентом, не терпящие промедления поезда, то шедшие порой косяками – один за другим – эшелоны в сторону колымской низменности, на Воркуту да Инту.

Он оторвался от ставшего мутным зыряка и, расстегнув ширинку, с усилием попрыскал под дверь, а потом еле смог застегнуть пуговицы негнущимися пальцами. Этим же негнущимся набором костей и мороженного мяса он с надеждой похлопал по карману штанов, где должны были лежать спички, и, встретив ответную уверенность коробка, вошёл в сырую глубину вагона. Из своей дорожной, изрядно похудевшей торбы он вынул пятидесятиграммовую пачку и почти всю её засадил в пол-литровую кружку. Поставил на буржуйку большой закопчённый чайник с водой, налитой ещё в Боготоле семь суток в прошлое, и задумался о растопке. Вскипятить чайник было не на чем. Хотя вокруг него, в вагоне, повсюду было топливо для огня. Бумага. Завалы мешков с «мёртвой почтой». «Мёртвую почту» он собирал вот уже двадцать лет, с тридцать пятого года; месяцами, бывало, длилась его всесоюзная командировка, где только не стоял его «почтовый-особый» вагон, ожидая, когда прицепят к проходящему в нужном направлении составу. А свозил её в итоге – в Москву. Дальше «мёртвая почта» шла по ведомству Л. П. Берии, в учётно-счётный отдел при ГУГБ НКВД, откуда её отправляли для разборки и изучения в спецотдел Глеба Ивановича Бокия.

«Мёртвой почтой» почтовые работники страны называли между собой попадавшиеся изредка среди прочей корреспонденции письма с непонятными адресами, например, в несуществующие в СССР города, или же письма, адресованные давно умершим людям, или, более того, письма не значившимся в паспортных столах людям, а то и вообще – никогда не жившим. Работники крематориев в крупных городах тоже добавили свою толику писем: они неоднократно видели, как некоторые родственники сжигаемого тела вкладывали напоследок в гроб, чуть ли не в руки мертвеца, какие-то почтовые отправления. После оперативного сигнала в органы оттуда поступило указание изымать из рук сжигаемых мертвецов корреспонденцию. Органы подозревали, что в этих письмах – хула и жалобы Богу на власть.

Все долгие глухие годы железнодорожных скитаний по подводным путям начальник «почтового-особого» относился к своему бумажному грузу ответственно. Тогда так – о т в е т с т в е н н о – ко всему в стране относились: от алфавита и правил хождения людей по тротуарам до поведения в бою. Но когда умер Отец, всё переменилось в худшую сторону. Напрочь исчезла ответственность. Это он видел, прежде всего, на примере своего груза: если раньше «мёртвую почту» у него принимали с каменным лицом, под роспись, то сейчас приёмщик раскрывал загодя в улыбке гнилозубый хохотальник и громко, наплевав на секретность, кричал: «Привет, Проноза! Смотрите, помощник смерти пришёл! Ну, сколько «мёртвых» мешков привёз?!». А получив в руки мешок с бутылками, внутри которых были разные неизвестного содержания записки – поднял его и засмеялся: «Ты ещё и посуду приволок! Вот это кипяток! Чичи-гага! Тащим всё, что не прибито!»

А в последний раз приёмщик просто схватил его за руку и остановил словами: «У внутрь не заноси вовсе. Сразу пожгу. Погода позволяет». – «Как – жечь?!» – осунувшееся в дороге лицо начальника «почтового-особого» посуровело. – «А так и жечь. А что ещё с непонятно кому нужной бумагой можно делать?» – простодушно кривил ряху улыбкой приёмщик. – «Раньше, конечно, эти головастики-мрачнецы геморройные, психофизики-моргачи, голова босиком, в кабинетах кумекали, что со всей этой трёхнутой тоской людской делать, но как Глеба Иваныча не стало, так и весь его «спецотдел» и другие затеи накрылись медным тазом! – злобно сплюнул приёмщик. – Инструкции мы новые получили. Не до почты твоей… Да оно может и к лучшему, вон, брательник мой, он, конечно, изменник, власовец, «Восточной звездой» к тому же награждённый, что ясно, только усугубляет, но всё же – братан… Письмо, говорю, пришло: живой он! После десяти лет лагеря! Живой! Пишет, что раз в год посылал домой весточку, а где все эти десять писем?! Может, у тебя, Проноза, в мешках твоих были… Может, конечно, и у кого другого, в деле подшиты… Но теперь по грузу твоему новое указание получено – жечь по поступлении… Ты вот, положительно, месяцами по всей стране мантулишь, голодуешь порой, но делу верен, собираешь, как приказали когда-то… А я всё, что ты за три месяца собрал – теперя пожгу за три часа! Сегодня жечь буду. На задворках пакгауза. Да недолго и тебе осталось. Думаю, сократят должность твою скоро. Ты куда приписан-то?». В нагрудном кармане начальника «почтового-особого» лежала справка, выданная народным комиссариатом обороны о зачислении его в конвойный полк, относящийся к управлению шоссейных и железнодорожных дорог НКВД. – «А с бутылками – что будешь делать? – сухо спросил он приёмщика, брата власовца. – «Побью, натурально, побью!» – заржал приёмщик.