Виктор Егоров
ПовестьОпубликовано редактором: Карина Романова, 5.12.2008Оглавление 9. Часть 1.9. 10. Часть 2.1. 11. Часть 2.2. Часть 2.1.
Человек думает не так, как говорит, а так, как живет. Посмотрите, что он делает сейчас, что делал вчера, и не надо спрашивать, как и о чем человек мыслит, о чем размышляет. Нет никакой надобности выслушивать его объяснения. Речь его может быть красива и умна, но слова его – чужие, если говорит он о себе замечательно, а живет совсем другой жизнью, и в обычной ежедневной текучке и бытовухе, в этих мелочах, из которых состоит его самотканое жизненное полотно, человек совсем не похож на тот образ, который рисует его воображение, на то мнение, которое он имеет о себе и пытается убедить нас, что это и есть его истинное лицо. Лучше бы он молчал. Человек молчаливый не так много лжет. И себе, и людям. Мне 50 лет. Кто я? Что я? Как я живу? В начале лета женщина на дачной дороге так звезданула меня бейсбольной битой по лбу, что шрам расчеркнул мой лоб заметной издалека вертикальной "морщиной". В 50 лет незнакомая баба бьет меня бейсбольной битой по голове, это что за жизнь? Это как надо жить, чтобы такое со мной происходило как само собой естественное приложение к моему образу жизни, почти что как рядовой случай привычного распорядка дня. Текучка, так сказать. Бам в лоб, кровища ручьем хлещет на глаз, голова в черном мареве, боль, будто в мозг раскаленную кочергу засунули, и все это – ничем не примечательное рядовое событие, если припомнить, что со мной случалось в жизни до этого, например год или полгода назад. Да то же самое, только шрамы оставались не на лбу, а на других частях тела, хотя на голове они располагаются, надо признаться, кучнее. Голова – это, видимо, центр магнитного поля, притягивающий и засасывающий все, что пролетает мимо тела: кулаки разной величины, палки и предметы, сделанные из камня и железа. Баба та поначалу пыталась огреть меня своей увесистой круглой дубиной по моей бочине. Но я уворачивался и гасил удар рукой, выставляя кисть к той части дубины, что была потоньше, недалеко от ее женского кулачка, сжимающего рукоять. Удары у нее получались никакие. Я думал, она успокоится. Ну, вспылила, ну, помахала битой, как сковородой, можно дальше ехать, получив полное женское удовлетворение. А она взяла биту двумя руками и сверху, в разрез между моих рук, со всего размаха как лупанет. Попала бы по черепу, смяла и расколола бы его как тыкву или арбуз. Я отпрянуть успел и голову убрал, но за дистанцией не уследил, конец биты зацепил мой лоб и по касательной раскрошил верхнюю часть лобной кости, а заодно кожу и мясо, которого на лбу чуть-чуть, но все же есть небольшая прослоечка. В черепе загудел большой адронный коллайдер. Физики могут мне не объяснять, что такое расщепление ядер и бомбардировка сверхмалых его частиц, я это отлично знаю. Большой взрыв и появление антиматерии неоднократно испытал и прочувствовал. Баба как увидела, что натворила, села в свой джипярик и умотала. А я остался валяться при дороге по соседству с дачным магазинчиком, весь в крови и грязи, потому что не мог встать, не в силах был удержаться на ногах, когда выпрямился и попробовал идти. Земля повернулась в глазах вместе с деревьями и кустами возле домиков, грунтовая дорога на главной улице кооператива вдруг взлетела на небо, и я упал, ощутив холод песка и щебня, к которым прижалась моя щека. Перед глазом, который не был залит кровью, и мог смотреть, лежала рука в белой рубашке и грязная ладонь с пальцами. Я пошевелил ими и сгреб в комок землю, застонав от боли и обиды. Пьян я был, конечно, в тот день, но не до такой степени, чтобы не помнить себя. Праздник был, кажется – Троица. По этому случаю я надел белую рубаху, что подарила мне маманя. День рождения у меня в мае, она ее подарила и все спрашивала, когда наденешь? В праздник – отвечал я ей. Ну, вот и настал праздник, надел. Пошел в дачный магазин купить что-нибудь мамане и себе. Естественно, у магазина на берегу крошечного пожарного пруда увидел Гену-композитора и Васильича-гармониста. Есть в кооперативе, где у мамани грядки, два мужика, которых там все знают. И я их знаю, правда, только по именам, которым эти мужики в точности соответствуют. Гена уже выпустил диск своих песен про "родную сторонку", а Васильич в задрипанном синем "москвиченке" всегда возит весьма дорогой, сделанный под заказ, баян. Оба крепко и подолгу поддают, но в первые дни затяжного хмельного процесса очень славно поют дуэтом и взбадривают всех старушек в дачном околотке лихими вариациями на тему "бродяги, судьбу проклинающего". Единственный крупный недостаток , за который авторы-исполнители тоже проклинали судьбу, – явный недостаток денег в самый нужный момент. Утром в день праздника у них всегда заканчивались деньги, которые они заработали накануне, сложив кому-то сруб баньки или выложив печь. Денег в праздничное утро хватает только на первую бутылку самого дешевого портвейна, а вот на чекушку водки, даже самой дешевой, уже не хватает. Поскольку их все знают, они устраиваются на бережке с вонючим, но желанным портвушком и ждут тех, у кого график пропивания денег составлен правильно: первая сотня – в праздничное утро, а все остальное – как Бог на душу положит. Хотя я и не могу похвастаться правильным графиком ритма своей жизни, но в тот день еще только приехал к мамане в гости и был в числе лучших и правильных. По крайней мере, с утра. И вот я, в белой рубашке, с деньгами подплываю к магазину и вижу двух приятелей, уже повеселевших от портвушка и стремящихся к общению. Мы встречаемся как родные, мы обнимаемся, мы первые, кто открыто и шумно продемонстрировал свою радость по случаю прихода праздника. И нас – трое, а это обязывает. Я быстро делаю ходку к прилавку, а прилавок так близко, что, можно сказать, я и не уходил никуда, и мы тут уже расселись на бережку, и у нас все есть. Настроение у троих в Троицу – божественное, никаких денег не жалко на то, чтобы вспыхнуло в душе чувство единения и родства и понесло тебя в ту степь, где люди – братья, где все тебя понимают, хвалят тебя и с тобой соглашаются. Блаженны люди на берегу в период между первым глотком и второй бутылкой. Часа через три пошли мы все же по домам. Вернее, я пошел, а они, прихватив баян, терпеливо ожидавший своего хозяина в траве, поблескивая оттуда своими лакированными боками и белыми кнопочками, отправились на "москвиченке" к женщине, которая, как сказал Васильич, "все сделает, даже хлеба даст пожрать". Я купил им в дорогу еще одну бутылку водки и отчалил в свою сторону, сказав на прощание: "Я по бабам не пойду, я – к мамане". Но шел я по центру дороги, а за спиной, слышу, машины едут, и та, что уперлась первой в мой зад, мне сигналит. Поворачиваюсь, огромный джипяра типа форд-эксплойер, только корейский или китайский. За рулем сидит дама лет сорока и что-то кричит мне за лобовым стеклом. Кстати, лобовое стекло, лобовое столкновение – какие-то двусмысленные понятия для моего сознания после того, как битой в лоб заехали. А словосочетание " ему, что в лоб, что по лбу" – мне и вовсе кажется кощунственным, таящим в себе садисткий, издевательский подтекст. – Что ты кричишь, женщина, – обратился я к тени за стеклом, – ты выйди из машины, и скажи мне ласково: мужчина, вы не могли бы уступить дорогу женщине? Я уступлю, встану по стойке смирно и возьму под козырек, я отдам вам честь, самое дорогое и единственное, что у меня есть, а потом я приду к вам в гости, и вы расскажите мне о своей судьбе. Джип газанул и ткнул меня бамперов в колени. Честно признаюсь, я взбеленился. Я ругнулся матом и закричал: "Дави! Дави таких, как я, и у тебя будет тысяча джипов и тысяча домов, дави нас всех, как ты задавила своего мужа!". Зачем я упомянул мужа – не знаю. Брякнул, вырвалось. Не знаком я ни с этой бабой, ни с мужем ее, которого, поди-ка, и нет вовсе. Последние мои слова она слышала, я потому и кричал, что увидел, как она стекло двери опускает. Баба выкатилась из машины сразу с битой в руке. Женщина крепенькая, невысокого роста, волосы короткие. Не очень симпатичная, но прыткая. Она на меня кинулась, и мне некогда стало ее рассматривать, помню, каждый раз, когда она размахивалась, губы ее кривились и глаза щурились, а лицо налилось какой-то краснотой, запылало как бы. В общем, она тоже взбеленилась. К мамане я вернулся не своим ходом. Привели меня директор дома культуры с супругой пианисткой. Тащили, как тащат раненных, положив мои руки на свои плечи и удерживая, когда у меня подламывались от бессилья ноги, и я терял точку опоры. Рубашку мать отстирала. Пока я спал на диване в дачном домике, она замачивала ее, терла щеткой, вновь замачивала и снова терла. Ей так было жалко этой рубашки, что она потратила на нее весь праздничный день. И еще была причина, заставляющая ее возиться с этой "обновкой": надо было чем-то заниматься, чтобы не плакать и не думать постоянно об одном и том же – о своем непутевом сыне. Директор Дома культуры ехал мимо магазина на дачу, которая у него рядом с нашей. Зовут его Слава Гультяев, мы с ним знакомы с юности. Он бросил машину и поволок меня, не смотря на два инфаркта и клиническую смерть, посетившую его полгода назад. Наташа, супружница его, ехала с ним, чтобы отдохнуть перед вечерним праздничным концертом в филармонии. И тут я в кустах вместо белого рояля. Славе, конечно, слава! Но его поступок еще больше оттеняет паскудство моего поведения. Меня гложет совесть, хотя я не украл, не убил и не прелюбодействовал. И даже не лжесвидетельствовал сам себе. Виноват, по заслугам – я разве спорю? И женщину ту я не искал впоследствии, хотя мне и подсказывали, где у нее дача. Уголовное преступление совершают другие, а виновным чувствую себя я. Потому что есть в моем поведении один изначальный грешок – я хочу быть лучше всех и в этом своем желании начинаю торопливо говорить себе, я смог, я добился. И когда уверую, что стал лучше, смог воспитать в себе нечто такое, чего не могут достичь другие, я получаю по морде. На радость тех, кто наблюдает за мной со стороны, и кто тоже мнит себя лучшим. Проходящие мимо меня по жизни люди будут разглядывать мое тело на обочине в грязных "обновах" и думать, хорошо, что со мной такое не произошло, что я не пал так низко и не позволяю себе такой распущенности. Я рад за вас, господа, но почему-то мне вас жаль: сдается мне, что у вас все впереди. Каждый, кто осудит меня и заклеймит, обнаружит однажды себя в придорожной канаве под успокоительной тенью кустов, и не факт, что в этой канаве будет меньше мусора и разбитых бутылок, чем в моей.
Оглавление 9. Часть 1.9. 10. Часть 2.1. 11. Часть 2.2. |
Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 22.04.2024 Вы единственный мне известный ресурс сети, что публикует сборники стихов целиком. Михаил Князев 24.03.2024 Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества. Виктор Егоров 24.03.2024 Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо! Анна Лиске
|
||
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru 18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021 Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.) |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
|