Еще одно утро

Я сидел на подоконнике и сосал карандаш. Карандаш был синий, трехгранный и с зеленой пимпочкой на конце. Выпивки не было, курева не было, денег не было, радужных перспектив тоже. Голова болела, сессия надвигалась.

Я в который раз посмотрел вниз. С высоты девятого этажа открывался вид на пустырь, в это время года сплошь покрытый снегом и грязью, а по преданию когда-то, не так уж и давно бывший кладбищем.

– Вы все придурки! Да вы все придурки и козлы! Да чем вы вообще занимаетесь в жизни?!! – это Гоша, единственная его музыкальная тема с красноречивым названием «вы все придурки» давно уже стала привычной.

– Вот ты?! – Гоша подошел к окну и направил на меня перст указующий. – Вот какого хрена ты сейчас делаешь?!!

Посылать Гошу бессмысленно, рано или поздно пластинка сама закончится и он замолчит, и будет тихо сидеть в сторонке. Ни одна живая душа не слышала, чтобы Гоша говорил о чем-то кроме, какие придурки мы все.

– Да вы что…?! – Гоша ушел вглубь комнаты. Я открыл окно, подул холодный ноябрьский ветер. Подошел Игорек, наклонился и попытался выблеваться в окно. Блевать давно уже было нечем, но он все не хотел расставаться с надеждой расстаться с содержимым своего желудка. Или уже с самим желудком? Как знать…

Одна нога Игорька оторвалась от пола, и он стал медленно вываливаться наружу. Недолго думая, я схватил его за шиворот и втащил обратно в комнату. Игорек рыгнул, посмотрел на меня глазами забитого, но все еще способного испытывать благодарность существа и побрел в ванную.

Я закрыл окно. Голова болела все сильнее, было тошно, хотелось выпить. Соскочив с подоконника, я надел тапки и пошел в коридор.

– Ну вы посмотрите только на этого придурка! – прокричал мне вслед Гоша. Тема про придурков была пафосной, мажорной и оч-чень громкой.

Я постучался к Леночке. Никто не открыл. Я прислушался: за дверью довольно громко и ритмично стонали. Я смутился и ушел. А еще с месяц назад эта стерва клялась мне в вечной любви!..

У лифта курили какие-то незнакомые люди кавказской национальности. По возрасту на студентов они походили мало. Я стрельнул сигарету и был послан. И пошел вниз. Вот жлобы.

Между этажами некая серая личность сама вопросила меня хотя бы о червонце. Я был не в силах ничем помочь.

На кухне восьмого девочки-припевочки готовили завтрак.

– Ой, здра-а-аствуй! Хочешь компоту? – завидев мою небритую рожу, хором заголосили они.

– Тьфу на вас, – бросил я и отправился дальше.

Надежа свет Михалыч отсутствовал как вид и как класс. Шансы таяли на глазах, но отчаиваться еще было рано.

На седьмом я нашел счастливых ребят и уже пустую бутылку.

– Ну где ж ты раньше был, друг? Вот только что мы допили…

Хотелось чуть ли не плакать. Я долго стоял и матерился, пока мне не сунули в зубы сигарету, но этим меня уже было не утешить.

На шестом я стащил какую-то булку и начал ее равнодушно жевать. Булка была без варенья, хотя это и предполагалось, да к тому же черствая. Откусив пару раз, я бросил ее вниз, и на первом этаже она шлепнулась.

Только избавившись от булки, я повстречал Таню. Таня вытаращила на меня глаза и зашипела, но было уже все равно. Этажей оставалось все меньше, тогда как желание выпить только усиливалось.

Дальнейший мой путь был столь же безрадостен, живой воды не было ни у кого. Новый охранник у входа с недоумением на меня посмотрел, открыл было рот, но я вовремя ретировался.

Ведущая в подвал дверь оказалась незапертой, и я шутки ради – возвращаться назад тоже не было особого смысла – заглянул туда.

В этой мечте юного спелеолога было темно, гулко и где-то капала вода. Когда глаза немного привыкли, я разглядел где-то впереди тусклую полоску света и побрел туда.

Налево шло ответвление – свет исходил именно оттуда, послышались голоса.

– …а я ему эту, муфту…

– Да, архонт…

– Ну вот, а когда все у них затопило…

Сначала удавалось разобрать только какие-то отдельные слова, но потом я прислушался.

– …составлена была новая всех подземных путей, включающая и две системы линий метрополитена, общественного и…

«Что за черт?» – мне стало интересно.

Не удержавшись, я выглянул из-за угла. В небольшом закутке стоял стол, вокруг которого сидели какие-то люди, больше всего похожие на слесарей или сантехников, как мне показалось. На столе стояло нечто, в чем я признал керосиновую лампу, а еще, конечно же, бутылки. Искушение было слишком большим, и я пошел на свет.

Собравшиеся тут же переполошились.

– Избр… Избр… – только и удалось мне разобрать из их бормотания.

– Вы только посмотрите на него! – кто-то вскинул руку и показал на меня пальцем.

– Да, он подходит! Удивительно подходит! – раздался шепот из темноты.

– Подойди сюда, парень, – один из сантехников встал с табурета, распрямился, и оставалось только диву даваться, сколько торжественности было во всем его облике, в его голосе. – Иди сюда, ибо ты тот, кого мы искали.

Я тряхнул головой, но ничего не изменилось. Я хотел бежать и, честно говоря, не знаю, почему не сбежал. Главный уже толкал речь:

– …доверься нам и ты станешь пророком и лжепророком, мессией и антихристом! Мир будет у твоих ног! Бла-бла-бла…

Я добросовестно попытался себя ущипнуть, но и это не помогло. Сантехник-архонт, он же псих, продолжал. За спиной у него началось какое-то шевеление.

На пару минут я словно выключился, а когда вновь моргнул, у меня под носом оказалась большая, тускло блестевшая чаша, в которой плескалось нечто с характерным спиртным запахом.

– Эт-то еще что, мать его, за Грааль?! – ляпнул я. Но дальше голова уже не думала, а вот руки действовали.

– Мальчик схватывает прямо на лету! – сказал кто-то или мне это только послышалось. Я одним махом влил в себя содержимое чаши. Жидкость оказалась сладкой и мерзкой, как сироп от кашля, которым Танька отпаивала меня прошлой зимой, но градусов в ней было добрых пятьдесят.

Я судорожно вдохнул, и, казалось, вместе с воздухом в меня что-то вошло. Я открыл глаза, но вокруг не было уже ничего и никого, а только звездное небо. Глаза мои стали огнем, а язык – змеиным жалом.

Скрытая облаками передо мной появилась земля. Облака рассеялись, и я увидел толпы людей, идущих на смерть с именем мои на устах, и огромные ступенчатые пирамиды, воздвигнутые в мою честь, и жрецов с факелами, поднимающихся на вершину, чтобы принести кровавые жертвы МНЕ.

Я икнул и вновь ощутил у себя во рту вкус этого непонятного пойла. «Смотри! Смотри! – шептали мне голоса во тьме. И я смотрел.

И увидел четырех разных лошадей, всадником на каждой из которых был я.

Меня замутило.

«Бери и владей!» – твердили мне голоса, тысячи голосов.

Я еле сдержал рвотный позыв.

Передо мной был земной шар, я видел, как текли реки крови, как звезды срывались с небес. Я видел еще какую-то бодягу, но терпеть уже больше не было сил. Я наклонился вперед и, особо не заботясь о видавших виды тапках, взял и сблевал.

Эта дрянь все лилась и лилась, как будто я выхлебал целую кастрюлю борща. Стало невмоготу, и я опустился на колени.

Когда все, наконец, прекратилось, я вновь поднялся на ноги, отряхнул штаны, матюгнулся. Вокруг был прежний подвал, сантехники сидели на тех же местах и в мрачном молчании пялились на меня с нескрываемым осуждением, словно надеясь испепелить взглядом.

Я развернулся и зашагал прочь. «Такого не может быть! Он не мог отказаться! Эму было нечего терять! Он ведь был несчастлив здесь!..» – доносилось мне вслед.

– Вот кретин! – со знанием дела заявил мне охранник на вахте. Я пошел вызывать лифт.

Лифт приехал, а вместе с ним приехала Танька.

– Идиот! Ничтожество! Да что бы..!

Не найдя больше слов, она размахнулась и зачем-то влепила мне пощечину. Я зашел в кабину и поехал наверх.

Друзья с востока на родном этаже при виде меня быстро затараторили что-то по-своему, но догадаться о смысле было нетрудно.

– Да окажись я на его месте! – беспомощно возопил один, когда я уже миновал их теплую компанию.

Гоша встретил меня пространным монологом о том, что это же надо быть таким придурком. И даже сидевший на полу, обычно безучастный ко всему Игорек молча покрутил пальцем у виска.

Я скинул испоганенные тапки и забрался на подоконник. Болел голова, болела щека, в животе урчало, во рту все еще оставался мерзкий сладковатый привкус, за окном виднелся все тот же блевотный пейзаж. Выпивки, курева, денег и перспектив за истекшие полчаса не появилось. Гоша не затыкался ни на секунду, Игорек встал и снова отправился обнимать белого друга.

– Да идите вы все! Как же хорошо, – сказал я и принялся сосать карандаш.