Над вымыслом слезами, или Правдивый рассказ про конец света

Памяти Александра Нехорошева

С легкой руки старшины первой статьи, радиста, поэта, музыканта и художника Александра Нехорошева день рождения каждого члена нашей команды превращался для виновника в особенный день. Саня рисовал плакат, на котором были шуточные стихи, посвященные виновнику, и изображение Волка из мультфильма «Ну, погоди!» в тельняшке, бескозырке и клешах, с букетом цветов для «новорожденного». Плакат в «глубокой тайне» вывешивался утром в столовой команды. А начинался этот день с нерегламентированного, но санкционированного командиром и замполитом, сообщения по внутренней громкой связи.

В этот раз Саня вещал в свой микрофон, подражая голосу известного диктора, следующие приятные для юбиляра слова:

– Внимание! Сообщение советского информбюро! Сегодня у нашего сослуживца Валеры Хадеева день рождения! Ему исполняется двадцать лет! По приказу нашего командира, капитана второго ранга Вениамина Сергеевича Баркова, Валера Хадеев может спать весь день! Всякий, кто потревожит сон юбиляра, немедленно отправится в наряд вне очереди на камбуз и попадет в полное рабство к коку, матросу Владимиру Караваеву до конца дней! Простите, до конца дня!

Такое предупреждение хоть и воспринималось как шутка, но Валеру целый день никто не подначивал, не дразнил и вообще – никак не доставал, – все-таки опасались попасть на камбуз, под тяжелую длань Караваева.

После своего объявления старшина первой статьи Нехорошев заводил по радио музыку, которую любил юбиляр. А Володя Караваев готовил виновнику торжества котлету с жареной картошкой и луком, хотя его об этом специально никто не просил. В столовой команды матросы глотали слюнки на такой подарок и давились своей кашей. Стесняясь проявления чувств, вместо поздравления Караваев говорил в ответ на слова благодарности свое извечное:

– Идикось-ка ты на хуй, шушарка ебаная!

И вот настал день, когда двадцать лет исполнилось самому Александру Нехорошеву. Никто его утром не поздравил по радио, никто не нарисовал ему плакат в столовой команды, никто не завел для него любимую рок-оперу «Jesus Christ superstar». Некому было. Никто и не думал, что у радиста тоже бывает день рождения. Саня скромно прожил до обеда. Он бы и дальше не афишировал свой юбилей, но во время приема пищи в столовую команды вошел Володя Караваев в белом поварском колпаке и белой робе. Сроду он не рядился в «поварское», а тут надел. В руках он держал большой поднос с тремя тарелками. На одной исходила паром гора жареной картошки с луком, посыпанная мелко порезанным укропом, на другой лежали аппетитные малосольные огурчики, а на третьей громоздились вместо одной целых две богатырские котлеты. Мы стали с удивлением переглядываться – ведь никакого объявления утром не было! – кому же это Караваев сотворил такой подарок? Да еще в два раза больше обычного! А Караваев раздвинул наши тарелки с кашей – и выставил угощение юбиляра перед Саней Нехорошевым. Мы, конечно, все поняли и застыдились, а Саня зарделся как красна девица, поднялся из-за стола и стал мямлить слова благодарности, но кок грубо толкнул его обратно на диван:

– Идикось-ка ты на хуй, шушарка ебаная!

И быстрым шагом ушел к себе на камбуз. Матрос Володя Караваев всегда стеснялся проявления чувств. Мне до сих пор кажется, что в нем уживались два человека – ранимый и тонко чувствующий сентиментальный романтик и безжалостный хладнокровный убийца, и они по очереди брали над Караваевым верх.