HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Сергей Береговой

Утро сеньора Гравалосы

Обсудить

Рассказ

Опубликовано редактором: , 4.12.2007
Иллюстрация. Автор: Rarindra Prakarsa. Название: The Peddler

Камило проснулся, как всегда, очень рано. Неярко светила луна, и черное море, окутанное гулким шумом накатывающихся на берег волн сливалось с темнотой неба. Камило сварил кофе, стоя посреди своей небогатой кухни в серой хлопчатобумажной рубашке и домашних штанах, не зажигая свет и стараясь производить как можно меньше звуков, чтобы не разбудить жену.

Камило каждое утро просыпался ни свет ни заря. Он не мог долго спать. Ему нужно было думать, размышлять, а времени на это хватало только по утрам.

Он взял кружку с горячим крепким кофе без сахара и вышел на крыльцо. Снаружи было холодно, но Камило не стал одевать куртку. Он сел на ступеньки крыльца, достал сигарету, закурил и сделал глоток. Подул ветер, раздув рубашку на теле Камило и зашевелив его волосы в такт ревущему в ознобе морю.

Ни в одном доме на побережье еще не горел свет. Все же еще было довольно рано для подъема. Рыбаки проснутся немного позже. Еще чуть-чуть сна. Их жены приготовят им завтраки. Они поедят и отправятся в море.

Но сейчас рыбаки еще спали. Они видели сны, в которых были дорогие красивые дома, роскошные автомобили и многомиллионные счета в банках. Им снилась жизнь других миров, других планет.

Пусть спят. Камило знал, что их сны – это то, ради чего они проживали каждый свой день. Пусть спят. Камило знал, как будет противно их пробуждение. Злое ворчание на судьбу сорвется с их губ, когда первые проблески сознания замерцают в их глазах. Когда, позавтракав скудными припасами и собрав снасти, они выйдут со двора навстречу занимающейся заре, то будут уже проклинать свою жизнь.

Но они еще спали. В темноте их потрескавшиеся губы растягивались в неком подобии счастливых улыбок. Но это были вовсе не улыбки, они и улыбаться-то толком не умели. Грубые, пахнущие рыбой и табаком пальцы рук сжимались в кулаки, выражая свое наслаждение снами, готовые все отдать, чтобы хоть ненадолго продлить свое туманное удовольствие. Смуглая от вечного загара и южной крови кожа отражала скудный свет луны и звезд, попадавший в комнату через окно, так, что эти спавшие мужчины становились похожими на старые памятники.

Рыбаки еще не проснулись, а солнце еще только собиралось закидывать из-за неразличимого в темноте горизонта свои лучи, когда сеньор Камило пил свой утренний кофе.

Массы воздуха, пригоняемого резкими волнами ветра, приносили с собой запах солоней морской воды и еле уловимый аромат каких-то фруктов, Камило не мог понять, каких. Каждое утро, изо дня в день, из года в год, с тех пор, как учитель Камило Гравалоса приехал со своей красивой женой в этот городок, он вставал раньше всех в округе, выходил на крыльцо пить кофе и курить, но никогда не чувствовал здесь этого далекого и волнующего аромата.

Мысли о том, что могло быть источником загадочного запаха, некоторое время волновали Камило, но минуту спустя сеньор Гравалоса отвлекся, посмотрел на звезды и снова вспомнил о бедных рыбаках, чьи жизни казались ему странными, не похожими на жизнь обычного человека.

В юности и ранней молодости Камило бредил политикой. Он был влюблен в революции. Мечты о всеобщем равенстве и справедливости обуревали им. Он был глубоко убежден, что человек – самая святая ценность. Он, по его мнению, готов был пожертвовать всем, чтобы облегчить жизнь окружающим. Он так полагал. Хотя, конечно, родившись и живя в благополучной семье, находившись под крылом и опекой своих родителей, подобные идеи даже для него самого являлись абсолютной утопией. Камило жил обычной жизнью, не принося себя ни перед кем ни в какие жертвы, лишь мечтая о великом и справедливом будущем. Он находился на той стадии юношеского максимализма, когда любое, даже самое малое противоречие с чьей бы то ни было стороны вызывали в нем бурю протеста и возникновение непреодолимой стены несогласия и негодования в его сознании. Именно в это время он понял, что заблуждался. Мир в миг стал для него невероятно огромным, совершенно неподвластным ему одному. Все показалось зачерствевшим и даже каменным. К чему мучить и изводить себя ради того, чего, даже если стараться изо всех сил, никогда не добиться. Все идеи, которыми он был увлечен, сделались для Камило беспредметными, ненужными и даже противными. Исполинских размеров равнодушие ко всему на свете проснулось в его душе и заставило пережить долгую и тоскливую депрессию. Бунтарству пришел конец. Мир был обречен оставаться таким же, каким и был раньше. Именно тогда Камило решил, что навсегда повзрослел, а может быть, и немного постарел…

Море грохотало лавинами волн. Справа, вдалеке на отвесной скале, возвысившейся над толщами воды, блестел одиноким огоньком маяк. Ни скалы, ни самого маяка видно не было, только острый, как игла, луч света крутился вокруг своей оси, пронизывая густые слои темноты. Камило допил кофе и поставил пустую кружку рядом с собой на ступеньку крыльца. Ночь, окутавшая Камило и мир, о котором он сейчас думал, была черна и непроглядна, особенно в тот момент, когда утро собиралось уже вытаскивать первые полосы оранжевого рассвета из-за горизонта.

Сеньор Гравалоса печально улыбнулся.

Многое для него могло сложиться иначе. В университетские годы Камило еще мечтал о революции. Точнее, он не мечтал о ней, а просто был не против нее. Его нельзя было назвать активистом, организовывавшим стихийные митинги протеста или учреждавшим полулегальные студенческие политические организации с неясными программами, с нечеткими структурами и с зашкаливавшим романтизмом и неповторимым духом бунтарства. Однако и в том и в другом Камило принимал непосредственное участие.

Его несколько раз ловили: выхватывали из толпы разбегавшихся кто куда демонстрантов, выкрикивавших антиправительственные лозунги, отвозили в полицейские участки и избивали, а потом отпускали в числе многих других по распоряжению самых высокопоставленных лиц, стремившихся показать свои либеральность и уважение к молодежи, которая пока еще «не ведает, что творит». Хотя некоторых его друзей и знакомых, особо рьяно отличившихся в деле революции, полицейские не отпускали, а дальнейшие их судьбы были мало кому известны.

Камило любил революцию как образ, как идею великих свершений, как романтический идеал. Ему приятно было представлять себя герильерос, идущим по заболоченным тропическим лесам, лишенным связи со всем миром, без еды, без нормального сна и отдыха, в вечно мокрой и грязной камуфляжной форме, в черном берете с маленькой красной звездочкой.

Но Камило с печалью понимал, что век революций прошел, что время показало, что жизнь человека, жизнь целых народов слишком сложны, чтобы в ней можно было сначала все разрушить, а потом создать что-то совершенно новое, что устраивало бы абсолютно всех и в одночасье превратило бы сказку в реальность.

Камило понял, что те, на чью пользу и был направлен весь его революционный порыв, те миллионы простых людей в его стране и по всему миру, лишенных возможности самим выбирать пути своих жизней, те, чья бедность – это все, что они имели, были совершенно далекими и чуждыми ему. Они жили своей жизнью, а Камило жил своей, и судьбы их не пересекались, ведь сам Камило был выходцем из обеспеченной семьи, которая, выражая свои консервативные взгляды, была глубоко против всей этой его «революционной чепухи».

Камило вспоминал, как закончил университет и женился. Тогда он решил навсегда распрощаться с молодостью. Именно в это время сеньор Гравалоса переехал в этот прибрежный городок, где стал почтенным и уважаемым учителем математики. Затем Камило снова вспомнил революцию и то, что она когда-то значила для него. Теперь он понимал, что жизнь так бурно начавшаяся, сейчас поглотила Камило своей тишиной и спокойствием. Он вспомнил своего пятилетного сына и жену, и ему стало грустно и тоскливо. Камило думал о том, что студенческая жизнь все-таки была просто игрой. Игрой, хоть и исходящей из высоких порывов и стремлений, безрезультатной и недолговечной. Камило понимал, что семья – это то, что сейчас определяло весь его жизненный путь. Он прекрасно осознавал – такое положение было вполне естественно, но все равно в это утро, окутываемое неведомым сладким запахом – и, возможно, именно благодаря ему, – Камило хотел отказать от всего и начать все заново.

Сладкий аромат напомнил о себе, когда новой волной ударил в лицо Камило. Запах опутал пространство и проник в тело учителя Гравалосы. Пахло апельсинами. Сочными спелыми оранжевыми апельсинами. Камило закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Он не мог понять, откуда шел запах, который был настолько необычным и волнующим, что у Камило закружилась голова. Аромат апельсинов, перемешавшись со свежим соленым морским воздухом, становился таким отчаянным и завораживающим, что сеньор Гравалоса проникся непонятным и пьянящим чувством радости, не осознавая, отчего это происходит. Свобода стала такой чистой, такой осязаемой, как становится льдом вода.

Камило был счастлив в этот миг. Секунду назад он томился мыслями о своей жизни и о жизни множества людей, которые еще спали. А теперь он радовался, не понимая отчего, и даже улыбался от удовольствия. Камило восторженно думал о своем счастье и вдыхал волшебный воздух, пропитанным ароматом апельсинов. Нечего теперь его не томило, и сеньор Гравалоса расслабился и отдался магическому чувству вдохновенного наслаждения.

В это время окна в тех домах, что находились ниже по склону, там, в рыбацком районе, стали загораться одно за другим. Как и думал Камило, рыбаки просыпались, с неохотой открывая глаза. Они вставали, одевались, курили и шли есть. Их жены, несчастные женщины, постаревшие слишком рано из-за нищеты и нелюбви, готовили им завтраки, садились за стол и молча смотрели, как едят их мужья. А потом они закрывали глаза и тихо плакали… Без слез.

Камило открыл глаза и увидел, что рассвет уже начался. Густой алый горизонт трепетал, и рисунок окрашенных в чудесный цвет облаков менялся каждую секунду, изображая все новые и новые причудливые узоры. Вдалеке, в черноте раннего утра, моря еще не было видно, но его образ уже стал прорываться, вычерчивая в темноте гигантское водное полотно.

Ночное небо бледнело, тускнели звезды и луна, а маяк на горе стал немного различим, обнаруживая свое длинное и худое тело.

Рассвет выливал краски в небо, постепенно озаряя округу. Гудевшее внизу в бухте море показалось Камило каким-то плоским, будто покрытым плотной пленкой.

Городок, тем временем, просыпался. Он, как волшебное дерево, в считанные секунды, вырастал из земли, прорисовываясь в утренней темноте. Дерево росло, и почки на его ветвях зарождались, набухали и лопались, выбрасывая из себя все новые и новые звуки: заскрипели входные двери рыбацких хижин, раздался ворчливый лай разбуженной собаки, заорал петух, с горы, оттуда, где находился особняк господина мэра и еще несколько особняков богатых горожан, донесся грохот заведенного автомобильного двигателя. Внезапно вокруг Камило образовался целый рой звуков-насекомых. Городок пробуждался и первое, что он преподносил своим жителям каждое утро, – множество звуков, которые сначала оглушали своей внезапностью, а потом сливались в гармоничную композицию так, что исчезновение любого из них казалось искусственным и неестественным, что вызывало неудовлетворенность и внутренний дискомфорт.

Море Камило показалось странным, неживым, будто залитым очередным детищем суетливого прогресса: мазутом или нефтью.

Камило прожил здесь несколько лет. Жена, ребенок. Работа директором в местной школе, благодаря которой он снискал уважение и даже почет среди горожан. Он привык к этому и ему нравилась такая жизнь. Он нашел в ней свое тихое счастье.

Но…

Так много несправедливости. Камило думал об этом каждое утро, глядя на еле различимые силуэты домов в рыбацком районе. Так много можно было бы изменить, исправить, улучшить. Так сильно порой звала в путь какая-то внутренняя сила, буквально тянула невидимыми веревками в далекий путь. Настолько сильный дух борьбы, настолько неизбежен прах любой мечты об этом.

Камило снова загрустил, потом тяжело вздохнул, вновь опьянел от одурманивающего апельсинового запаха. Затем он перевел взгляд на море, которое под светом утренней только-только зародившейся зари, вдруг окрасилось в тускло-желтый свет.

С каждым мгновеньем небо у горизонта становилось светлее, передавая, как в эстафете, свою освещенность дальше на запад.

Когда света стало достаточно, чтобы разглядеть фигуру маяка вдалеке, Камило вдруг испытал неожиданный восторг, когда все-таки понял, что же случилось с морем.

Оно все было покрыто апельсинами.

Все побережье.

Все побережье было в апельсинах.

Камило догадался об этом мгновенно. Издалека не было видно, что ж это покрывало все море, но распространившийся повсюду запах и необычный цвет воды сразу подсказали, что это были именно апельсины.

Камило радостно улыбнулся и даже засмеялся. Невиданное дело – все море покрыто апельсинами и каждая волна – это их очередная партия.

Камило увидел, как рыбаки, которые уже направлялись к берегу, чтобы выйти в море, сначала в недоумении останавливались, затем нерешительно шли вперед, а после, подходя к самой кромке воды, нагибались, брали апельсины в руки и с изумлением разглядывали их.

Апельсины.

Целое море.

Камило вскочили и, спустившись с крыльца, выбежал на улицу, пробежал несколько десятков шагов вдоль стоявших вплотную друг к другу домов, свернул на тропинку, ведшую к морю и, улыбаясь, побежал вниз. Ему хотелось поскорее попасть к воде, чтобы убедиться, что зрение его не обманывает, взять в ладонь пару апельсинов, поднять их и понюхать. Моря оттуда, где он находился в тот момент, совсем не было видно из-за загораживавших обзор деревьев. Когда он остановился на небольшой площадке, от которой вниз шла крутая деревянная лестница, то до кромки моря его отделяла сотня метров. Он поднял глаза, чтобы еще раз посмотреть на набегавшие на берег апельсиновые волны.

И только тогда в поле зрения Камило попало темное пятно, покоившееся метрах в двухстах от берега. Это был корабль. Его большое изуродованное тело, облизываемое набегающими волнами, лежало на боку. Корпус судна был поврежден, на его правом борту виднелась огромная пробоина. Днище его, по всей видимости, было окрашено в красный цвет, но в утренних сумерках оно казалось черным. Флага на корабле не было, так что невозможно было определить, какому государство он принадлежал.

Камило перестал улыбаться и, уже сосредоточенно глядя под ноги, пустился вниз по лестнице, а потом по выложенной камнем дорожке – на берег. Он пробежал мимо ряда рыбацких лодок, мимо причала, мимо группы рыбаков, которые успели достать ящики и коробки и складывали в них апельсины. Они оживленно разговаривали между собой, смеялись и, не останавливаясь, продолжали собирать фрукты. Некоторые рыбаки наполняли цитрусами свои лодки. Все они торопились, хотя сами прекрасно понимали, что апельсины так быстро не закончатся и хватит на всех.

Камило направлялся прямо к берегу. Добежав до места на берегу, расстояние от которого до судна было наименьшим, Камило остановился и стал разглядывать людей, зашедших по колено в воду, смотревших в сторону потерпевшего крушение корабля и тихо общавшихся между собой. Их было трое. Крепкие южные мужчины, одетые в куртки и короткие брюки, более напоминавшие удлиненные шорты.

– Что это за судно? – крикнул Гравалоса, обращаясь к мужчинам.

Теперь Камило мог рассмотреть начертанные на борту судна буквы и цифры, не говорившие ему ни о чем.

– Чужаки! – повернувшись, крикнул один из мужчин. – Мы не знаем, что это за лодка. Скорее всего, она потерпела крушение ночью.

Он снова посмотрел в сторону моря.

– Она, наверно, и перевозила апельсины, – снова крикнул он. – И была забиты ими битком, это точно. Наверняка, контрабанда. Никто в здравом уме не попытался бы затащить столько груза на такое маленькое суденышко.

Он вновь умолк на некоторое время, а потом с добродушной улыбкой сказал:

– Да уж… сто процентов – контрабанда.

В это время рыбак, который стоял посередине, жестко ударил в плечо говорившего с Камило и что-то грубо тому сказал. Рыбак отвернулся и вновь уставился на опрокинувшееся судно.

Камило, обеспокоенный всем случившимся, еще минуту простоял на берегу, всматриваясь вперед, в надежде, что рыбаки предпримут какие-либо действия. Но те продолжали стоять на месте и, казалось, ничего не собирались делать. Наконец Гравалоса не выдержал и снова крикнул:

– Так что? Может, там есть люди?!

Мужчины молчали.

– Эй! – снова крикнул Камило. – Я думаю надо сплавать туда, посмотреть что там. Возможно, есть кто живой и им надо помочь…

– Шли бы вы, сеньор учитель! – тот, что стоял посредине, резко обернулся и рявкнул. – Соберите апельсинчиков – вон их сколько – для сынишки и ступайте домой, а то вам пора уже школу, а вы тут прохлаждаетесь: кто же будет наших ребятишек считать учить!

Сеньору Гравалоса был знаком этот человек. Он не знал его имени, но порой они встречались друг с другом на улице и здоровались.

Неожиданная реакция рыбака озадачила Камило, непонятно, чем она была вызвана. Гравалоса нахмурился и огляделся. Вокруг, кроме него и еще троих мужчин, никого не было. Все остальные рыбаки собирали апельсины возле пристани, там, где находились их лодки. Похоже, их совсем не интересовал поврежденный корабль: они хотели поскорее набрать побольше фруктов, пока сюда не прибыли полиция, представители всевозможных служб и ведомств и не выяснилось, что апельсины кому-то принадлежат и собирать их запретят.

Тем временем, солнце появилось и ползло над морем, освещая безоблачное синее небо.

Камило в очередной раз поглядел на мужчин, которые все еще стояли, не шевелясь и не разговаривая, по колено в воде.

Снимая на ходу рубашку, Камило зашел в воду, и апельсины, ударяясь на волнах о ноги, неприятно щекотали ему голени.

– Если хотите, можете стоять здесь хоть до вечера, – раздраженно проговорил Гравалоса, – а я сплаваю туда и посмотрю, есть ли кто живой.

– Стойте! – крикнул тот, что стоял посередине, а потом тихим и учтивым тоном сказал. – Сеньор учитель, мы сами сейчас сплаваем туда. Мы уже было и сами собрались, просто раздумывали, на лодке нам плыть или нет. А то эти чертовы апельсины… они могут мешаться и…

Он замолчал и опустил голову. Простояв так несколько секунд, он вновь обратился к Камило:

– Сходите лучше в полицию или куда там… расскажите им обо всем, что здесь произошло – пусть приходят. А то они спят еще все, куда им вставать в такую рань, они же…

Он замолчал, сморщил лицо и плюнул в воду.

Между мужчинами повисла пауза, в которой каждый обдумывал то, что только что было сказано. Слух Камило внезапно заполнили звуки, которых он до этого не замечал: гул накатывавших волн, крики чаек, неразборчивые отдаленные голоса рыбаков, собиравших апельсины.

– Хорошо, – произнес сеньор Гравалоса.

Рыбак улыбнулся и одобрительно кивнул:

– Идите, идите. Пусть приходят – надо выяснить, что это за лодка и кому она принадлежит.

– Только при условии, что вы немедленно отправитесь туда, – Камило указал рукой на катер, – и осмотрите все там внутри.

– О! Не сомневайтесь, – быстро ответил мужчина и резким движением сорвал с себя куртку, а затем рубашки и кинул одежду на берег.

Оба его товарища сделали то же самое.

Камило обратил внимание, что они заметно волнуются: их лица были серьезны и одновременно выражали явную растерянность, а взгляды – нерешительность. И только тот, что разговаривал с Камило, фальшиво и совершенно некстати улыбался.

Учитель дождался, пока они зашли в воду по пояс, потом развернулся и зашагал в сторону, где рыбаки кружили возле своих лодок, загружая их апельсинами.

Жена, наверно, уже проснулась, подумал Камило. Надо бы вернуться и рассказать ей обо всем. Хотя, скорее всего, она уже увидела, что произошло в бухте и поняла, где ее муж.

Утренние мысли Гравалоса как водой смыло. Камило уже и позабыл, о чем думал всего чуть более получаса назад. Начинался день, а днем думать и размышлять некогда, к сожалению, даже для учителя математики. Лишь сильный аромат апельсинов, смешанный с запахом моря, напомнил Камило о его недавних раздумьях.

Камило быстрым шагом направлялся к дороге, которая вела от берега в город.

Он был уже на большом расстоянии от берега, когда в нерешительности замедлился. Через секунду учитель совсем остановился и, озадаченно озираясь, обернулся назад.

Черт возьми, что же они там удумали? Камило стоял на месте и поспешно обдумывал, идти ли ему дальше или вернуться, чтобы посмотреть, чем занимаются те трое. В конце концов, Гравалоса сдвинулся с места и вновь побежал, теперь уже в сторону берега.

Рыбаки все также собирали апельсины. Правда, теперь их стало больше, некоторым помогали женщины и дети. Апельсинов же стало меньше, похоже, жители рыбацкого района вознамерились собрать их полностью. Трех рыбаков, уплывших на корабль, видно не было. Камило добежал до места, где лежала их одежда и не долго думая сам бросился в воду и поплыл в сторону затонувшего судна.

Апельсины действительно мешали плыть. Они попадались под руки, что мешало толкаться ими от воды, поэтому учителю пришлось плыть по-собачьи, чтобы не поднимать руки над поверхностью моря. Однако все равно они бились ему в лицо – пару раз Камило сильно ударился о них носом.

Доплыв до катера, Гравалоса попытался услышать, что происходило внутри, но у него ничего вышло из-за плеска волн. Он нырнул, открыл глаза и увидел, что судно лежало на одном боку на песчаном дне, которое, несмотря на значительное отдаление от берега было совсем не глубоко и образовывало мель. Камило поднял глаза и увидел, как солнечный свет, разбиваясь на лучи, проходил сквозь поверхность моря, усеянную множеством апельсинов, которые снизу казались черными.

Учитель вынырнул, обогнул судно с обратной стороны и оказался перед палубой, часть которой находилась под водой. Он выбрался на корабль. Палуба уходила вниз под крутым углом, создавалась странная иллюзия, будто не только судно, но и все пространство повернулось набок. Камило остановился на мгновение, чтобы сориентироваться в непривычном сочетании плоскости палубы и поверхности моря. Наконец ему это удалось и тут он уловил приглушенные голоса. Он направился прямо на них, причем двигаться ему пришлось в полувертикальном направлении. Гравалоса услышал звонкие звуки ударов металла о металл. Камило добрался до одной из кают, дверь была открыта – она безвольно свисала вниз. Опершись ногами об ограждающий парапет и схватившись за край дверного проема, Гравалоса подтянулся и заглянул вовнутрь.

Каюта представляла собой помещение, похожее на обычную комнату. Только она было повернута набок, все вещи, находившиеся в ней, грудой валялись в углу между одной из стен и полом. Некоторые предметы, такие как шкаф и стол оставались на своем изначальном месте, видимо, они были прикреплены к основанию. У дальней стены к полу также был прикреплен металлический шкаф, сейф, широкий и низкий, высотой в половину человеческого роста. Возле него спинами к Камило стояли трое рыбаков. Они опирались ногами в стену, а сейф, располагавшийся почти перпендикулярно относительно них, стоял на полу. Один из рыбаков, который все время молчал, когда они находились на берегу, взяв в руки длинный металлический прут, являвшийся, по-видимому, обломком какой-то из конструкций корабля, замахнулся, ударил им по сейфу.

Камило дернулся всем телом и вскарабкался в каюту.

– Проклятье! – заорал рыбак. – Какого черта вы здесь делаете, учитель! Кто вас сюда звал?! Ну что же вы делаете?! Черт!

Он был вне себя от ярости. Он покраснел. Глаза его были на выкате и, казалось, вот-вот лопнут от злости.

– Что вы на меня кричите?! – не вытерпел Камило. – По какому праву? Что я такого сделал, чтоб вы орали на меня, не останавливаясь? Это вы… Это вы просто-напросто захотели ограбить корабль! Вот и спроваживали меня. А теперь злитесь, что я все увидел собственными глазами. Так что не надо кричать на меня, ясно вам!

Камило замолчал и через пару секунд добавил, тихо, но отчетливо и с презрением:

– Мародеры… Воры…

О борт судна, сотрясая его, с грохотом ударила большая волна. Учитель и рыбаки, потеряв равновесие, качнулись в сторону и все четверо едва устояли на ногах.

– Воры? – удивленно спросил рыбак. – Воры. Да идите вы, учитель. Вы знаете, что такое голод? Вы знаете, что такое работать по двадцать часов и получать за это гроши. Когда голодают дети и жена, а ты ничего не можешь сделать. Да что я буду вам рассказывать… Вы бы лучше помалкивали, учитель… Вы бы заткнулись и убирались отсюда, пока я не придушил вас собственными руками. Воры. Чей это корабль? Ничей! Здесь все мертвы. Поэтому я могу брать отсюда все, что захочу. И только из-за таких, как вы, нам приходится делать это тайком, потому что это же плохо, это воровство. Да, воровство! И черт с вами. Я лучше украду, чем сдохну с голоду. Но откуда вам знать? Зачем вам? Что вам до чужих бед. Вы же, наверно, у нас из хорошей семьи. Да, учитель? Из богатой семьи… У вас же денег достаточно, чтобы, черт вас побери, не воровать ради собственных детей.

Рыбак замолчал, схватил длинный металлический прут и со всей силы ударил по сейфу. Раздался звонкий треск, прут отпружинил и, выскочив из рук, мужчины, отлетел в сторону. На месте удара образовалась вмятина, однако сейф не открылся. Рыбак закричал и выставил перед собой красные дрожащие руки.

Камило, наблюдавший за всем происходящим, выругался и отвернулся.

– Черт! – крикнул Камило, вновь посмотрев в сторону рыбаков.

– Ты бы еще детей своих привел, чтоб я совсем разрыдался здесь, – грубо выкрикнул он и спустя мгновение спросил. – Вы нашли здесь кого-нибудь?

– Да, – ответил рыбак, продолжая растирать руку, и, толкнув локтем в бок одного из своих спутников, сказал. – Покажи ему.

Долговязый худой рыбак, совсем еще юный на вид, лет восемнадцати, подбежал к Гравалоса и кивнул в сторону дверного проема:

– Там.

Он спрыгнул вниз на палубу и, перебираясь по ограждениям, добрался до другой двери, подтянулся и скрылся в проеме. Камило последовал за ним. Он попал в еще одну каюту, заваленную сломанной мебелью, листами бумаги, одеждой, бутылками и апельсинами. В углу, под всем этим лежал человек. Он был одет в серые брюки и бежевую рубашку, на ногах – черные туфли.

Человек лежал лицом вниз, ноги его были подогнуты, а руки вывернуты за спину.

В комнате к аромату апельсинов, распространившемуся по всему побережью, примешивался запах алкоголя. Противный, тошнотворный запах спиртного, смешанного с морской водой.

Еще одна волна ударила о борт судна. Снаружи донеслись визгливые крики чаек, усевшихся на опрокинутый курабль, и шум человеческой толпы, доносившийся с берега.

Мужчина, лежавший на полу, как показалось Камило, не подавал никаких признаков жизни. Его левая рука с растопыренными посиневшими пальцами была неестественно вывернута за спиной и безвольно лежала вверх ладонью.

– Еще кого-нибудь нашли? – спросил Камило, удивляясь тому, что не потерял самообладания при виде мертвого человека. Голова не кружилась, а мысли не метались в беспорядочном сумбуре. Может быть, он еще не осознал, что видит на самом деле. Может быть, позже, когда все закончится, Камило вспомнит этот момент, и ноги его подкосятся и сознание его затуманится.

– Нет, – тихо ответил долговязый. – Только этот.

Камило не знал, что делать. Он сейчас находился на потерпевшем крушение судне вместе с тремя бедными и отчаянными рыбаками, занимавшимися мародерством, а прямо перед ним, в полутора метрах лежало тело мертвого человека. Да, Камило и понятия не имел, что же ему делать.

Он и его спутник молчали, глядя на безжизненные пальцы левой руки мужчины, лежавшего на полу.

Камило уже собирался развернуться, чтобы вернуться в каюту, в которой находился сейф, когда заметил, как палец на руке лежавшего на полу дернулся.

– Ты видел? – вскрикнул Камило.

– Что, сеньор? – удивился долговязый.

– Он пошевелил пальцем! Ты что – не видел?!

– Что?

– Палец дернул… Вот еще раз.

– Да! – долговязый вскрикнул и сделал шаг назад.

Больше человек не двигался. Из соседней каюты донесся звук ударов прута о сейф. Когда прошло некоторое время, рыбак сказал:

– Может, это судороги, – он говорил тихо и нерешительно. – Знаете, такое случается, когда…

Его речь прервал хриплый стон человека, лежавшего на полу. Жалобный и беззащитный стон.

– Он жив! – восхищенно прошептал Гравалоса и кинулся к пострадавшему. – Он не умер!

Он присел и стал быстро и хаотично сбрасывать с тела мужчины весь хлам, под которым тот был погребен.

– Помоги мне, – сказал Камило рыбаку, поднял голову и увидел, что того уже не было в каюте.

Гравалоса разгреб мусор и, осторожно выводя руку пострадавшего из-за спины, стал медленно его переворачивать. Тот застонал громче. Камило последним резким движением дернул его и перевернул на спину.

Мужчина был лет сорока. Он слегка приоткрыл глаза и посмотрел на Гравалосу. Его пересохшие губы медленно шевелились, издавая невнятный звук, полустон–полухрипение. Камило схватил лежавший рядом апельсин, вонзил в него свои пальцы – апельсин брызнул и по пальцам покатились капли сока – и разломал на две части, большую из которых занес надо ртом мужчины, а потом сжал руку. Из разорванного апельсина заструился тонкий столбик сока. Пересохшие губы покрылись липкой желтой жидкостью. Мужчина сделал два судорожных глотка и закашлялся. Он жалобно посмотрел на Камило, но не произнес ни одного слова, только тяжело простонал. Камило уставился на лицо лежавшего перед ним мужчины и вдруг почувствовал, как сильно дрожат его руки. Он почувствовал, как больно и страшно этому человеку. Внезапно Камило почувствовал, как страшно ему самому.

– Ну и что же мы будем с ним делать? – услышал из-за спины учитель.

Он обернулся. Трое рыбаков стояли в проходе. Тот, что был их главарем сказал:

– Он скажет, как нам открыть этот чертов сейф, – и добавил, – иначе пожалеет, что на самом деле не умер.

Камило с удивлением взглянул на рыбака:

– Что? Ну это уже слишком. Вы с ума сошли! Ему надо помочь. Он может умереть!

– Где ключ от сейфа? – не обращая внимания на Гравалосу, крикнул рыбак. – Где этот проклятый ключ?

Мужчина ничего не ответил. Он лежал на полу, подергивая правой рукой, глядя перед собой жалобными наполненными слезами глазами, тихо время от времени постанывая.

– Ты будешь говорить или нет?!

– Вы что не видите, что он ничего не может сказать? Ему надо в больницу. Нужна лодка. Эй, живо плывите на берег. За лодкой. За помощью!

– Никакой лодки, – гневно рявкнул рыбак.

Он подскочил к учителю, схватил его за шею одной рукой, другой – ударил по лицу. Гравалоса упал на спину, схватился за нос, из которого ручьем хлынула соленая кровь.

– Где ключ? Говори, где?!

Рыбак сел на корточки рядом с пострадавшим, схватил его за ворот и начал трясти так, что тот с глухим стуком стал биться головой о пол.

Ярость в глазах рыбака накипала с каждым мгновением, изо рта вместе со словами вылетали капли слюны, пот струился по лицу и по шее. Но в ответ он слышал только надрывное сипение и стон. Тогда он занес руку и молниеносным движением ударил несчастного в живот. Послышалось бульканье и жалобное кряхтение.

– Убью, – сквозь зубы прорычал рыбак, а потом проорал во весь голос. – Убью!

Оба его товарища стояли в стороне, не шевелясь, растерянно глядя на своего предводителя, который встал и, приложив все свои усилия, поднял раненого и поволок к выходу.

Камило, который к тому времени уже отошел от сокрушительного удара, весь в крови, бросился на рыбака. Но тот, бросив свою ношу, вцепился обеими руками в Гравалосу, а затем, несколько раз двинув его о стену, швырнул на пол и дважды ударил ногой в лицо.

– Сам виноват…

Потом он снова поднял лежавшего и стонавшего на полу человека. Тот повис в руках рыбака, как тряпичная кукла, только правая рука его двигалась, тщетно пытаясь схватить своего обидчика за волосы или за ухо.

– Сантьяго, – сказал один из рыбаков, стоявших в стороне.

– Закрой рот!

Сантьяго дотащил раненого к выходу и оттуда вышвырнул за борт. Тот, пролетев несколько метров, плашмя ударился о воду, упав вниз лицом. Он судорожно задергался, пытаясь перевернуться на спину. Он даже, казалось, выкрикнул что-то, но не было слышно что именно, потому что кричал он в воду и лишь пузыри воздуха вырвались из его рта. Вскоре он прекратил дергаться, его руки распластались в стороны, голова повисла. Его уже наверняка бездыханное тело волной прибило к борту катера, где он осталось колыхаться на поверхности моря.

В наступившей тишине Камило услышал свой стон. Этот стон прозвучал настолько непроизвольно, что Камило вздрогнул, отчего почувствовал резкую боль в плече, голова раскалывалась. Но даже испытав эту боль, Камило не произнес ни звука, хотя мгновение назад неизвестная сила и потаенное чувство вызвали неожиданный и такой унизительный стон. Он застонал, а значит показал всем, что ему плохо, что он страдает. И тогда на глаза ему навернулись слезы. Но он плакал не потому, что ему было так больно, что невозможно было сдержаться. Он плакал не за себя. Он плакал потому, что только в этот момент по-настоящему понял, как страдал тот незнакомый ему мужчина, который лежал на полу, не в силах произнести ни слова, не в силах скрыть свою боль, не в силах объяснить Камило насколько ему плохо. Он плакал за того человека, которого сначала избил, а потом схватил и поволок к выходу злой и жестокий мужчина, который всю жизнь ловил рыбу, чья семья всю жизнь страдала из-за голода и лишений. Его жестокая жизнь сделала его самого жестким и бессердечным. Камило не видел, что случилось с тем несчастным, чья вина была лишь в том, что он не мог, просто физически не мог, сказать рыбаку, где находился тот самый ключ.

Камило плакал. Он не знал, что случилось с несчастным. Но вполне догадывался. И тишина, установившаяся кругом, подтверждала его догадки, и оттого ему становилось еще горше. Камило плакал, слезы стекали по щеками в уголки рта, наполняя слюну соленым привкусом. Его слезы вкусом морской воды вливались в его тело, вкусом самого моря, принесшего в его город избитое тело погибшего корабля, растерявшего свой драгоценный оранжевый груз. И вдруг Камило осознал, что все это время апельсиновый запах стоял повсюду, что он, Камило, даже уже на замечал его, будто это был запах самого воздуха. Камило почувствовал, как его одежда пропиталась этим ароматом, его тело, даже в его сознании засел апельсиновый запах, приравняв его с запахом беды и горя. А еще Камило подумал о жене, которая, наверняка, уже беспокоилась отсутствием мужа. И почувствовал невероятную, даже нестерпимую любовь к ней, почувствовал, как ему жалко ее, как он бесконечно виноват перед ней. Виноват за то, что не остался дома, за то, что не вернулся, когда была такая возможность, за то, что поплыл на этот чертов корабль, за то, что оставил ее одну в доме. В доме, где спал его ребенок, которого он тоже любил. Любил больше жизни. Любил. Камило зарыдал. Он теперь прекрасно догадывался, что будет дальше. Все стало ясно и понятно. Он осознал, что скоро умрет, что его не оставят в живых жестокие и несчастные люди.

Камило уже не плакал. Апельсиновый аромат окутал его сладко-болезненным туманом полузабытья.

Камило вспомнил мечту своей юности. «Самое время…» – пронеслось в его голове. – «Самое время начинать революцию…».

Гравалоса приоткрыл глаза. Шум волн и крик чаек. Сантьяго разглядывал его с любопытством ребенка, нашедшего под камнем пестрого жука. Вот он занес что-то над головой…

 

 

 

2004-2006
507 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 12:03 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

информация здесь
Поддержите «Новую Литературу»!