HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Игорь Белисов

Концерт №1 для нервов без оркестра

Обсудить

Цикл рассказов

 

Купить в журнале за декабрь 2015 (doc, pdf):
Номер журнала «Новая Литература» за декабрь 2015 года

 

На чтение краткой версии потребуется 2 часа, полной – 3 часа 40 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf
Опубликовано редактором: Игорь Якушко, 12.12.2015
Оглавление

4. Рэкет
5. Звуки города
6. Победитель

Звуки города


 

 

 

Будильник – это бесчеловечно.

Кто эту адскую машину придумал, несомненно, достоин самой огненной из геенн. Когда в голове у сладко спящего человека взрывается омерзительный звук, начинается конец света, и первая мысль конца – будильник вдребезги размозжить.

Но что делать, если вас будит самый близкий ваш человек?

Всякий раз. О господи, всякий раз...

Всякий раз, когда я ложусь после обеда вздремнуть, и моё тело, отяжелев, проваливается в невесомость, вдруг раздаётся звонок телефона. Я вслепую тянусь к аппарату.

– Гюроцкий, привет... – говорит моя драгоценная.

– Кхе-кхе… Ну, привет.

Я отвечаю терпеливо, спокойно, хотя мне не нравится, когда жена называет меня по фамилии. Причём, она это знает. Свою фамилию я не люблю. Мне не нравится её звучание. А звуки для меня – всё.

– Чем ты занимаешься?.. – вкрадчиво тянет моя драгоценная.

– Попробуй угадать с одного раза.

Я всё ещё терпелив и спокоен. Ей не стоит труда загадку моего занятия разгадать. С тех пор как мою фамилию она, как говорится, «взяла», и я не знаю, куда от этой женщины деться, ей прекрасно известно, что я могу в послеобеденный час делать.

– А-а, ты спишь! – радуется она с тонким садизмом.

– Послушай, у тебя есть конкретный ко мне вопрос, требующий немедленного решения, или ты звонишь только для того, чтобы привести меня в бешенство?!

Этот диалог повторяется регулярно, изо дня в день, из года в год. Она находит его смешным. Я – решительно нет. Что, что смешного в том, чтобы не дать человеку поспать? В сущности, свои реплики я мог бы записать на автоответчик, и наш диалог остался бы в точности тем же. Но вот беда: кроме драгоценной, мне могут звонить и другие, действительно нужные и полезные люди.

Мне могут звонить клиенты. Клиенты – это мои деньги. Они звонят, естественно, днём, как нормальные люди. Звонят и будят, поскольку днём я, как правило, сплю. Работаю-то я, как правило, по ночам, то есть как ненормальный. Только ночь и предоставляет мне время, исполненное тишины. Тишина мне нужна не из прихоти – для работы, такая уж у меня работа, требующая сосредоточенности, отсутствия отвлечения на постороннее и ненужное, словом, работа творческая. Но чтобы хорошо поработать, нужно хорошо себя чувствовать, а для этого нужно как минимум выспаться.

Закончив пикировку с моей драгоценной, вторично пытаюсь уснуть. Однако не так-то это просто и безобидно – звуки.

Где-то наверху наяривает музыка. Кислотный трэш, модная пошлость. С ледяной невозмутимостью включаю своё – радио «Классика». Они должны задуматься – задуматься и понять, что есть люди с техникой и покруче и со вкусами качественно иными. Кислотники призадумались – трэш начинает скисать... Я тоже убавляю своё соответственно... Они вновь пытаются сделать громче – врубаю так, что аж стёкла вибрируют... Те, наверху, умолкают. Я плавно звук убираю, выжидаю немного и выключаю совсем. Кажется, поняли.

На всякий случай заткнув уши ватой, закрываю с надеждой глаза.

 

В детстве я придумал считалочку. Лёжа в постели, до того как уснуть, я считал звуки города. Многим привычно кажется, что город гудит монотонным фоновым гулом. Но это не так. Стоит однажды как следует вслушаться, и монотонность раскроется в полифонию. Уж и не помню, когда я это открыл, но определённо в далёком детстве, хотя считать уже явно умел.

Вот голоса на остановке внизу – это считаем, раз... Вот проурчал откативший автобус – это считаем, два... Вот пискнула легковушка – считаем, три... Хлопнула дверца – четыре... Залаяла собака – пять... Тикают часы – шесть... Стонет строительный кран... Ожил в подъезде лифт... Простучали по тротуару одинокие каблуки... И совсем уже издали долетает эхо диспетчера, глухой лязг вагонов, сигнальный гудок и размеренный перестук набирающего скорость уходящего поезда... На этом месте обычно я засыпал, блаженно и крепко, теряя времени счёт и уплывая вместе с составом в таинственную, сказочную бесконечность.

А недавно приснился мне сон. Это был сон во сне. Будто я – тот маленький мальчик, что засыпает, считая разные звуки города, но теперь я стоял на перроне, намереваясь подняться в вагон, поезд вот-вот должен был тронуться, а я стоял заворожённый и не мог сдвинуться с места. Я смотрел на сияющие трубы оркестра, который в дальнем конце перрона выдувал из труб известный прощальный марш. Во сне я был маленьким мальчиком и названия марша не знал, но чётко осознавал, что именно эта мелодия обычно играет, когда по телеку иной раз показывают чёрно-белую хронику уходящих на фронт солдат.

Сон меня смутно встревожил. Бред какой-то, подумал я первой мыслью, просыпаясь теперешним, взрослым, не выспавшимся, разбитым и мрачным.

 

Не раскрыл ещё глаз, а уже слышу: тук-тук-тук... Наверху стучит молоток. Опять, наверху. Ритмично, волнообразно. Тук-тук-тук... Тук-тук-тук... Просто дятел какой-то. Отклеиваю язык, расклеиваю глаза, с отвращением включаюсь в реальность.

В окне – тёмная синь. На часах – начало одиннадцатого.

Что?! Одиннадцатый час вечера?!

Хватаю первое, что подвернулось, и ожесточённо клацаю по ребру батареи.

Дятел затаился... На время… И вскоре опять: тук-тук-тук...

Да что же это такое! Неужели неясно?! Клацаю, луплю, стучу, бью в набат. Мой протест несётся по трубам, оповещая и вовлекая общественность. Общественность откликается, присоединяется – и вот уже вся отопительная система подъезда грохочет содружественным стальным возмущением.

Наконец, стихло. Осторожно извлекаю затычки. В уши вплывает фоновый гул. Всего лишь вечерний город. Привычная монотонность. Бестревожная норма.

Но эти-то, сверху, ну хороши. По-моему, они ненормальные. Просто-таки настоящие сумасшедшие. Многие думают, что сумасшедший – это шальные глаза, невнятное бормотание, ажитация, слюни, всклокоченность, дрожь, вонь и смирительная рубашка. Это не совсем так. Современный городской сумасшедший может обладать приятной наружностью, одеваться с иголочки, знать набор вежливых фраз и даже занимать какой-нибудь ответственный пост – но вернувшись домой, может взять молоток и в одиннадцатом часу вечера начать методично долбить по мозгам всем соседям!

Между прочим, это не первый случай. Надо решительно что-то делать. Если сумасшедшему не сказать о нём правду, он будет и дальше жить, полагая, что он – нормальный. Надо сказать ему. Негрубо, интеллигентно. И при этом – чтобы он понял. Каким-нибудь образом доходчиво намекнуть.

 

Утром на двери подъезда появилось следующее объявление:

 

Граждане жильцы!

В соответствии с законом, шуметь в квартире разрешается строго с 8.00 до 22.00.

 

Всяк входящий задерживался, читал, кивал, после чего тянул ручку двери весьма деликатно. Я тоже полюбовался объявлением в компании старушенций, затеявших обсуждение. В целом посылом я остался доволен, хотя про себя и отметил, что шрифт, пожалуй, следовало выбрать чуть покрупней.

 

Должен сказать, человек я очень миролюбивый. То есть, терпеливый. Ибо что такое миролюбие, как не терпение к окружающим?

К сожалению, мне всё чаще кажется, что терпение – это сон разума.

Вот я в своей комнате, за столом. Всё разложил, включил, настроил как надо и сам настроился на работу. Но что-то меня отвлекает, никак не даёт начать. Вдруг понимаю: звук.

Размеренный звук шагов. Сухой костяной цокот. Упругая поступь моей драгоценной, которая, надев туфли, расхаживает, печатая стук каблучков по чуткому голому полу.

– Ты с ума сошла! – шёпотом ужасаюсь я.

– А что такого?

– Стучишь шпильками по ламинату!

– Не пострадает твой ламинат.

– Да, но он грохочет, как барабан! Сейчас все соседи сбегутся!

– Ничего не знаю, я у себя дома...

Ладно, замнём, потерпим. В некотором, узком смысле она права. Чем бы ни тешилась, только бы работать мне не мешала.

Однако драгоценная настроилась поболтать. Разгуливая по комнате, поясняет, что хочет разносить эти новые туфли, чтобы потом, на улице, мозоли не натереть. Я замечаю, что нельзя стучать в столь позднее время, ведь в тишине всякий звук усиливается многократно. Она отшучивается, что это проблема производителя ламината. Я уточняю, что соседи снизу могут иметь и другое мнение. Она смеётся, называя меня невротиком и занудой. Я завожусь, обвиняя её в бесшабашности, эгоцентризме, самолюбовании, нравственной глухоте, акустической тупости, кощунственном пренебрежении нормами человеческого общежития, и что-то ещё, и ещё, и ещё...

– Гюроцкий, хватит! – обрывает она, швыряя под ноги свой ремень.

Ремень грохнул о ламинат, словно выстрел. Повисла звонкая тишина...

Оказывается, помимо туфель она «разнашивала» ещё и ремень, гламурный такой модный пояс, в блёстках и клёпках, с гигантской брендовой бляхой. Да ни черта она не разнашивала, а попросту красовалась в новом наряде от какого-то там известного ей кутюрье, я это понял мгновенно, остро и зло, как понял и то, что за несколько скорых минут наш разговор достиг градуса перепалки.

Тишина повисла недобро...

И тут в прихожей раздался звонок.

 

Это был сосед снизу. Он стоял за решёткой дополнительной двери, на лифтовой площадке и, вонзив палец в кнопку, яростно нам звонил. Даже когда я перед ним появился, он прекратил не сразу, а подавил кнопку секунду-другую-третью, чтобы меня уж наверняка звонком пробрало.

– Мужик, ну ты чё, совсем?! – промычал он, таращась.

– А в чём, собственно, дело? – миролюбиво полюбопытствовал я, оттягивая объяснение, суть которого неприятно предчувствовал.

– Сколько можно! Всё стучишь и стучишь! И днём и ночью! Бум-бум-бум, бум-бум-бум!

– Извините, но это не я.

– Смотри, ты меня доведёшь! Я не буду терпеть! Смотри!

Сосед имел внешность зубра – немолодого, дремучего и свирепого. Встреча с таким на открытом пространстве не оставляла мне шансов спастись. Но в данном случае нас разделяла железная решётка дополнительной двери, и некоторый шанс быть недостигнутым всё же имелся.

– Но это правда не я. Это ошибка, недоразумение, у нас действительно упал на пол ремень, с бляхой, а пол ламинатный, и такой звук, но это был единственный громкий звук, а то, о чём вы толкуете, так это соседи сверху, они регулярно стучат молотком, мне это тоже жутко мешает, но я терплю, а что делать, что делать...

– Меня достал твой ремонт! – взревел зубр. – Когда ты его закончишь! Тебя не было, и жили нормально, а как ты вселился, и началось! То музыка, то топот, то стуки, то грохот! Когда, скажи мне, когда всё это закончится?!

– Возможно, вы что-то путаете, я вселился семь лет назад, и тогда же сделал ремонт, и музыка была тогда же, всего один раз, по случаю новоселья, я пригласил гостей, немного выпили, ну и, конечно, музыка, а вы тогда прибежали, и мы познакомились, и я сразу вас понял, и с тех пор нет ни музыки, ни гостей, ни тем более ремонтных работ, вот уж семь лет как полная тишина...

– Милицию на него надо вызвать! – вклинился неожиданный вопль.

То была зуброва, как видно, жена, его женский аналог, почти вылитый он, только масштабом малость помельче. Она высунулась из сумрака нижней лестницы, по-животному осторожно и по-бабьи задиристо. Тут-то уж я вконец струхнул не на шутку.

– Успеется... – проворчал сосед, удовлетворённый моим столбняком. – Обойдёмся пока без милиции... – сказал он, медленно отступая. – Если что, и без неё разберёмся... – пообещал он, потирая кулак. – Но учти, мужик, я предупредил. Ты меня понял?

 

Ночь... Тишина... Не работается... Размышляю... Семь лет. Я живу здесь целых семь лет. Как быстро летит время… В ту пору я верил: наконец-то покой. Купил квартиру, сделал ремонт – и всё, просто жизнь, без тревог, без надрыва, без цели. А вон оно как получилось.

На меня, неприметного, тишайшего обывателя – и милицию!..

Что есть терроризм?.. Разве только боевики? Разве только заложники, шантаж и взрывчатка?.. Сосед снизу терроризирует меня вот уж семь лет. Один раз прицепился – и не отстаёт. Сразу понял, что может побыковать. Он чувствует во мне мягкость, интеллигентность. Я для него – красная тряпка.

А ведь я как никто дорожу тишиной.

Поэтому и притягиваю скандалы.

Но уж милиция мне совсем ни к чему. Едва ли они ограничатся топтанием в прихожей. Захотят и прочий интерьер обследовать, раз уж пришли. И будут приятно удивлены, обнаружив в одной из комнат секретную мою творческую лабораторию.

 

В детстве я придумал считалочку. Будучи взрослым уже молодым человеком, я нет-нет да и вспоминал об этой милой забаве. Звуки города по-прежнему убаюкивали, но засыпание растягивалось надолго. Каждый звук будоражил ассоциацию, незатейливый ритм усложнялся, весь мотив играл переливами, обретал глубину, многогранность, ветвистость симфонии.

Голоса с остановки звенели юностью, пивом, хохмами, анекдотами... Урчащий автобус рисовал водилу с жилистыми руками, прокуренными усами... Из легковушки вылезал солидный мужчина, отец семейства и тайный любовник... Лающая собака рвалась от хозяйки, выгуливающей хроническое одиночество... Лифт, стройка, часы, каблуки; всё было непросто, во всём звучала судьба... И конечно, конечно, тот невидимый, нескончаемый поезд дальнего следования, уносящий пассажиров в мутную ночь с романтическим флёром; и я был уже среди них, и входил в назначенное мне купе, и сидела в полутьме таинственная незнакомка...

В последнее время мой сон стал каким-то уж слишком чутким. Всё ворочаюсь да ворочаюсь – и всё звуки да звуки. Вата давно мне не помогает, и я купил фирменные беруши. Городской телефон отключил, в мобильном оставил только вибрацию. А клиентам разослал циркулярную эсэмэску: звонить в строго отведённое для них время.

Как-то раз, ворочаясь в полусне, задел пульт телевизора. Пульт грохнулся на пол, из него выпали батарейки. Как же долго они катились по ламинату!..

 

Дёргаюсь и мгновенно осознаю: дрель! Др-ррррр, др-ррррр... На время затихла. Опять начала. Др-ррррр... Кажется, что не в стену, а в самый мой мозг. И ещё молоток, электролобзик, опять молоток, и опять дрель. Тук-тук-тук, вж-жжж, тук-тук-тук, др-ррррр...

Эти верхние жильцы сводят меня с ума. Неужели ремонт может тянуться столько? Неужели его делают так? Вообще непонятно, чем они там занимаются. Ясно только одно – меня жёстко терроризируют.

Можно ли террором чего-либо достичь?..

Не думаю. По-моему, это просто один из способов потратить избыток денег. Когда денег нет, люди в тоске. Но когда деньги есть – впадают в психоз. Смена правительств, лихорадка на бирже, инфляция, стагнация, тревожность жизненных перспектив – деньги срочно нужно потратить! На что угодно! Хоть на что-нибудь да пустить! – на гламурный ремень с брендовой бляхой, на музыкальный центр с актуальным дизайном или на ремонт квартиры по новейшей отделочной технологии с тотальной заменой всех потрохов.

 

Утром на двери подъезда появилось следующее объявление:

 

ГРАЖДАНЕ! СОСЕДИ! ДРУЗЬЯ!

Что за мудозвон завёл такую привычку: каждый день, с утра до ночи, сверлить, пилить, стучать и производить прочие бодрящие звуки?

Людям хочется, однако, поспать!

И ладно бы в этих звуках угадывалась цель и желание поскорей цели достичь. Так нет же: посверлит, попилит, постучит – и курит бамбук... Посверлит, попилит, постучит – и курит…

Складывается впечатление, что таким оригинальным манером человек просто пытается скрасить глухую бессмысленность своей тупиковой жизни.

 

Объявление подействовало. Ремонтная какофония из фона исчезла. По всей видимости, быть мудозвоном никто не хотел.

Приподъездные старушенции ликовали. Я же скромно лучился радостью.

Ведь это я писал и клеил те объявления.

 

Одно время я работал сейлз-менеджером. Этим новомодным и гордым словом называлось прозябание в стеклянном павильончике на Митинском радиорынке. Только вот ведь какое дело: любовь к музыке и втюхивание фуфла китайской штамповки – не одно и то же. Я осознал это очень скоро. И занемог.

Ведь по профессии я радиоинженер.

Душа изнывала, но время стояло на месте. Пока однажды случай меня не свёл с деловыми парнями, которые взяли меня в свой бизнес. Они занимались модернизацией персональных компьютеров. Ничего особенного, если не считать микросхем, воруемых с отечественных оборонных заводов. Даже при скромных объёмах заработок выходил ощутимый.

Ещё они были аудиопиратами. Но не банальными, а творческими. Лицензионный вариант интеллектуальной собственности они загоняли в компьютер, расчленяли на звуковые дорожки, разволокняли до ниточек, а затем сплетали всё в кружево и придавали неузнаваемый вид. Тиражи выпускались немалые, и прибыль росла баснословно.

А ещё они были хакерами. Нет, они не взламывали банковские счета и не хохмили с баллистическими ракетами. Вели себя тихо, по-взрослому, ограничиваясь выуживанием из Интернета оригинальных программ и по Интернету же их продавая.

В Интернете-то их и вычислили.

Я чудом спасся, залёг на дно, ушёл в никуда, растворился в тиши. С тех пор прошло тревожных семь лет.

Сегодня я человек приличный. У меня своё дело и большой в деле опыт. Я оброс плотной сетью постоянных, надёжных клиентов. В сущности, я кустарь, объёмы работ небольшие, но зарабатываю я неплохо, ибо работаю исключительно творчески. И только под псевдонимом. И только на личных контактах. И с Интернетом не связываюсь.

И для чужих я неуловим.

 

Объявление вскоре сорвали.

Звуки сверху возобновились, и ремонт отныне буйствует ежедневно. Без передыху. Да ещё и затягивается после одиннадцати. Лишение сна – кажется, это называется «депривация»? Весьма утончённая, надо сказать, просто садистская пытка.

Нынче вечером – только дрель. Соло. Ни молотков, ни электролобзиков. Лишь она, одинокая: др-ррррр...

Не знаю, как насчёт поработать, но уснуть не удастся, это уж точно. Шлёпаю на кухню выпить для бодрости кофе.

Любопытно, этот чокнутый наверху хоть иногда поглядывает на часы? Или он настолько выше других, что его время, как в космосе, течёт по-другому? Хам!

Пока чайник вскипает, размышляю о принципе относительности: батарейки по ламинту могут катиться целую вечность, а вот затишье на недельку-другую почему-то длится всего только миг.

Сверление прекратилось. Облегчённо вздыхаю. Надолго ли?

Насыпаю в чашку шуршание кофе, наливаю журчание кипятка, тщательно размешиваю позвякивание ложечки. Эти нежные звуки поют чистой музыкой. Тишина. Вожделенный покой. Приближение полночи под гармонию малозвучия.

Уж не знаю, что за бес толкнул мою руку – я случайно смахнул ложечку со стола. Та спикировала и врезалась в ламинат.

Падение прозвучало так, будто ложечка – одна в целом мире...

Дрель как назло затаилась...

Мгновенье спустя раздался звонок.

 

Мой «любимый» сосед снизу одной ручищей трезвонил, а другой в бешенстве тряс решётку.

– Ты чё, бля, сверлишь! Совсем крыша съехала!

Решётка грохотала на весь подъезд.

– Ты, бля, ваще оборзел со своим ремонтом!

Стальная решётка стонала, петли качались, замок дребезжал, а забитые в стену штыри плевались цементной пылью.

– Я тебя, бля, предупреждал! Давай, открывай, открывай, я сказал, щас я тебя, бля, размажу!

Открывать мне совсем не хотелось. Но, как ни странно, это был шанс – шанс наладить добрососедские отношения. Я вставил в замочную скважину ключ, зубр слегка отступил, и я радостно улыбнулся ему навстречу.

– Очень удачно, что вы пришли...

Он сощурился, и я щёлкнул ключом.

– Вы пришли как раз вовремя, именно о вас я сейчас и думал...

Он втянул голову в плечи, изготовившись к нападению – и я распахнул настежь решётку.

– Вот, извольте сам убедиться. Никакого ремонта у меня нет. Пожалуйста, проходите, да не стесняйтесь...

Не знаю, что толкнуло меня на авантюру гостеприимства, ведь бешеный зубр мог разнести в щепки весь интерьер, я осознал это сразу, чуть запоздало, когда он швырнул меня к стенке, а сам шагнул в внутрь – но тут заработала дрель.

Дрель работала не в моей квартире…

Зубр чутко подвигал ноздрями, повращал глазами, попыхтел, потоптался на месте, трудно смиряясь с такой очевидностью, и вынужден был признать:

– Во, бля... Правда...

Раздосадованный, что не за что меня убивать, и не зная, что теперь с бешенством делать, он озадаченно вертел головой и зыркал по сторонам.

– Это там, – подсказал я ему, – этажом выше. Слышите, дрель? Слышите? Уже давно, каждый день, несколько месяцев, не дают никому покоя. Вот, опять, слышите? Слышите?..

Я договаривал уже на бегу, поспевая за зубром, который топал наверх, печатая поступь тяжких шажищ. Мы приблизились с ним к квартире, расположенной над моей. Остановились, прислушались. Дрель всё так же бодро работала, но звук исходил не из этой квартиры, а рождался, кажется, выше.

Мы поднялись ещё на этаж. Оказалось, и сюда звук стекает сверху. Ещё один подъём выявил тот же феномен. Восходя, пролёт за пролётом, мы убеждались в невинности каждой квартиры. А дрель всё сверлила, всё буравила сонную ночь – др-ррррр...

На площадке последнего этажа мы пришли к заключению, что звук дрели здесь слышится глуше и доносится будто бы снизу. Переглянувшись, мы двинулись вниз. Двойная разведка, при всей тщательности и азарте, увы, не дала практически ничего.

– Чудеса... – подвёл я итог у двери своей квартиры. – Где ж они, всё-таки, сверлят? Может, вообще в соседнем подъезде? А что, почему бы и нет? Такое вполне вероятно. По бетонным панелям звук из одной точки может разноситься на весь дом. Звукоизоляция не входила в задачи массового строительства.

Бешенство соседа не то чтобы усмирилось, но улеглось в неудовлетворённость. Я видел, как ему трудно, трудно уйти, никого не размазав. Но ещё трудней ему дались слова, те, что он промычал на прощание:

– Ну ладно, мужик... Ты это… того… извини...

 

В детстве я придумал считалочку. Это была игра.

Теперь я веду свой подсчёт с яростью. Каждый звук – разряд, вспышка, молния, судорога сознания. Игры кончены. Всё – всерьёз.

Чуть ночь – за моими окнами разворачивается концерт. То орут какие-то идиоты... То трещат и рвутся петарды... То каркает мегафон дорожного патруля... То завывает скоропомощная сирена... И даже если всё бывает спокойно – когда спокойно, то непременно, – вдруг начинает верещать сигнализация чьей-то машины, на разные ноты, с различными переливами, в разных модальностях и регистрах, но с одинаково мерзкой, оглушительной силой.

Результат – устойчивая бессонница. Порой так и тянет вскочить из постели и запустить в окно чем-нибудь таким отменно тяжёлым. Нет, нет, надо держаться. Мои нервы клокочут, но я терпеливый. Чёрта с два они доведут меня до срыва в психоз!

 

Утром на двери подъезда... не появилось никаких объявлений.

Выстрелив дверью, я направился в магазин «Спецзащита». Я знал, что они продаются, я давно их уже заприметил – суровые и надёжные, используемые в тирах для отработки стрельбы.

Они были, к счастью, в наличии, и я их купил – специальные звуконепроницаемые наушники.

 

Однажды я забыл их надеть. Всего один раз лёг спать беззащитным.

Витаю во сне – и вдруг слышу: вррры-н-н... Вррры-ыннн! Вррры-ы-ы-ыннн!!!

Какой-то идиот завёл среди ночи машину и газует, не давая заглохнуть. Я знаю, такое бывает, я тоже автолюбитель и тоже, бывало, глох – но!.. Во-первых, надо следить за техническим состоянием своей машины. Во-вторых, если она, бедняжка, глохнет на холостых, следует попытаться ехать. И в третьих, коль уж она, гадина, не желает трогаться с места, надо глушить двигатель, вызвать эвакуатор и тащить её в сервис, а не газовать во всю дурь, стоя на месте в ночной тишине, в спящем дворе многоквартирного дома!

Выскальзываю из-под одеяла, набрасываю халат, недобрым призраком плыву на промозглый балкон.

Белая «Волга» в неоновом свете от фонаря. Она выглядела шикарно. Лет двадцать назад. Сейчас – ржавая баржа с замасленным карбюратором. Выхлопная труба плюёт чёрным дымом. Эту вонь я чувствую даже здесь, на шестом. А всего этажей – девять. И в каждой квартире – люди.

На улице осень, туман, желтизна, дремотная меланхолия...

В углу балкона – коробка, полная яблок...

А он всё газует: вррры-н-н!!!

Беру вдумчиво яблоко, легонько замахиваюсь и пускаю лететь. Между мною и «Волгой» раскинулось дерево, и яблоко падает, не пробившись сквозь крону. Увы, недолёт... Прицеливаюсь чуть повыше, навесиком. Перелёт... Третий снаряд точно ложится в цель.

Идиот прекратил, и мотор захлебнулся. В лобовом стекле появляется физия с опасливой печатью немого вопроса: с чего это вдруг на капоте взорвалось неясно что?.. Не найдя, как видно, ответа, физия исчезает во тьме. Стрекочет стартёр, и опять на весь двор – вррры-н-н!!!

По уже пристрелянной траектории пускаю снаряд за снарядом. Яблоки падают, то с сочным шлепком, то с металлическим грохотом. Кучность, конечно, не очень, но главный эффект достигнут – идиот наконец-то уловил связь явлений.

– Э! Э-э! – отзывается он, приоткрыв свою дверцу, однако же не решаясь выбраться под обстрел. – Нахуя яблоками кидаться?!..

Его артикуляция не оставляет сомнений: пьян вдрабадан, и при этом на взводе.

– Ты всю машину мне исхуячил!..

Понимаю, он может меня засечь и припереться выяснять отношения.

– Моя машина! Не имеешь права кидаться! Я ментов вызову!

Мне бы исчезнуть, но я тоже на взводе, я – праведный гнев, я – народный герой, и вместо того, чтоб по-тихому смыться, перегибаюсь через перила:

– Придурок! Глуши шарманку! Ночь на дворе! Люди спят! Будний день! С утра на работу! Ты чё, не врубаешься?!

С людьми надо говорить на их языке. Я в этом опять убеждаюсь, глядя как «Волга», надсадно газуя, ретируется из двора, выруливает на дорогу и отправляется на поиски новых, весьма вероятных, боюсь, в данном случае, приключений.

 

Способен ли террор изменить этот мир к лучшему?

Нет. Никогда.

Но он заставляет задуматься. Просто задуматься...

Я пытался поговорить об этом с моей драгоценной, но её сморил сон, и она отвергла мои размышления – повернулась ко мне спиной, округлила свой зад и вскоре засопела с вопиющим безразличием к поднятой проблематике. Она спала, а я мучился. Уши потели, чесались. В конце концов, пришлось наушники снять.

И тут возник этот звук.

Сперва зародилось что-то вроде жужжания, словно летела стайка шмелей. Жужжание близилось, крепло, росло – и вот накатил жуткий рёв. Они неслись, проносились, простреливали, предельно раскручивая моторы. Сколько их было, этих резвых спортбайков? – пять? семь? сотня? орда?..

Я перестал их читать, ибо неожиданно осознал, что дело вовсе не в звуках, а в городе. Чем больше, громаднее город, чем больше людей, втиснутых единицу пространства, тем глуше наш слух к голосу совести, тем безразличней к проживающим рядом. Город жмёт, город прессует, город учит бежать от толпы, город каждого награждает тоской одиночества, город запирает всех скопом по клеткам отдельных квартир, мы дичаем... дичаем... дичаем...

Бешенство... Бешенство... БЕШЕНСТВО!!!

Долго ещё я лежал, размышляя, как нам всем сосуществовать – так, чтоб однажды друг друга не начать убивать.

Бессонница вынуждает разум не спать. Я это понял на собственном опыте. Но неужели для того, чтобы просто задуматься, надо напрочь лишиться сна?!

 

Я мог бы купить загородный дом. Продать квартиру и поселиться в тиши. Ничего не слышать. Ничем не тревожиться. Сталь улиткой, моллюском, глухим слизняком. Медитация. Созерцание. Запредельность. Нирвана.

Что меня держит – что? Гуща событий? Бремя работы? Свалка культурной жизни? Пульсация движения по артериям города, всё чаще забитых тромбами? Ритуальные встречи с друзьями того, кем я давно не являюсь? Суета каждодневных рутинных забот, наяву превратившихся в сон?

Вот и моя драгоценная переросла свой гламур и всё чаще вздыхает о грядках. Вот и я позабыл телевизор и радио – и полюбил смотреть и слушать пустой горизонт.

Иллюзорный мир под названием «город» вполне обойдётся и без меня.

Но не означает ли это бегства?..

Не похоже ли это на воровство – взять у города всё, что он мог мне отдать, и свалить за бугор эгоизма? Ну а вы уж, сограждане, живите как можете, доставайте друг друга, терроризируйте, негодуйте, беситесь, свирепствуйте, убивайте.

Нет, нет, я так не могу – не могу быть слизняком и предателем. Главный мой звук, мой внутренний голос, настойчиво мне говорит: «Ты – творческий человек. Ты – созидатель. Ты – радиоинженер. Ты призван, и ты должен свою миссию выполнить».

И я понимаю: да, должен. Должен попытаться этот мир изменить. Попытаться изменить этот мир к лучшему.

 

Больше – никаких объявлений. С оголтелостью явного хамства я буду сражаться тишайшей своей незаметностью.

Я удалюсь, удалюсь в тишину – но отплатив им их же монетой. Я врублю им такой звук, что они все посходят с ума. И пусть это будет музыка, музыка – против какофонии. Я даже знаю, какая, я давно её заприметил, я найду её в Интернете и скачаю к себе на рабочий стол. Я размножу на тысячи копий, я доведу до критической массы, я заставлю со мною считаться, я устрою им кузькину мать!

Люди должны задуматься. Просто однажды задуматься. Люди должны. Рано или поздно, должны…

 

Прежде всего, я твёрдо решил: закона не преступать. Есть такая организация – «Санэпиднадзор», и ей известно, что хорошо, а что плохо. В этой организации я уточнил «допустимый уровень шума для жилого сектора»: ночью – не более 30 децибел для домов категории «А» и 35 децибел в домах категории «Б». Так это звучало на языке нормативного акта, и так это воплотится в моей адской машине.

В схему устройства я заложил принцип относительности явлений: включение будет происходить только в том случае, если какой-нибудь звук превысит фоновый уровень. Днём устройство едва ли сработает. Всё случится глубокой ночью, в самый глухой и сонный для обывателей города час. Мой контраргумент будет звучать в точном соответствии с нормами: тридцать секунд, подобно автомобильной сигнализации. А сколько получится этих включений – это уж от граждан зависит. Здесь будет действовать ещё один принцип – принцип обратной связи. В конце концов, я надеюсь, у людей выработается рефлекс – уважительного сосуществования друг с другом.

 

Опытный образец я сделал за одну ночь. Приёмник сигнала, звуковая карта, простейший усилитель и небольшой, но мощный динамик. Плюс ещё пара датчиков, внутренний и наружный, один будет улавливать звуки внутри дома, другой – со стороны улицы. Таким образом, весь фон – под контролем.

В конце ночи я вышел в подъезд и неслышно взошёл по ступеням. Взломав люк на крышу, я вылез, отыскал вентиляционную шахту и спустил в неё готовое к делу устройство. Ни крепёжного шнура, ни электропровода снаружи заметно не было. Хмурый город дремал в предрассветном забвении, не ведая, что его ждёт.

А дальше потянулась считалочка. В моём доме – четыре подъезда, на них ушло ещё три ночи моей бессонницы... В моём квартале – десяток домов, с числом подъездов от двух до двенадцати... В моём районе – полсотни кварталов... В моём округе... В моём городе...

Каждую ночь я отправлялся на дело и возвращался только к утру. Днём я ездил на Митинский радиорынок для покупки деталей. Вечером паял и налаживал. С опытом скорость росла. Я завёлся, втянулся, стал одержим. Всё свою жизнь я подчинил сверхзадаче.

 

Не обошлось без принесения жертв. Моя драгоценная затеяла истерить и всё чаще и яростей называть меня сумасшедшим. Клиенты звонили всё реже, уязвлённые моей недоступностью. Сон исчез как явление природы, и бессонница меня добивала. В моей груди стоял кол, в животе разросся чертополох, голова заросла буйным бурьяном. Я терпел, всё терпел, и по-настоящему тревожило лишь одно – неумолимое таянье денег. Вопрос звучал так: успею ли я, пока деньги не кончатся вовсе? Драгоценная и клиенты, каждый на свой лад, терроризировали меня необходимостью зарабатывать. Что я мог им сказать?

Тут уж что-то одно: либо зарабатывать, либо менять этот мир к лучшему.

 

Я успел. Промелькнул год. Бессонница добить меня не смогла. Я был всё ещё жив и даже бодр и воинственно весел.

Полностью заряженный город чутко ждал моего сигнала.

Денег осталось только на билет дальнего следования.

 

– Значит, уходишь... – вздохнула моя драгоценная, когда я стоял уже у двери.

– Как видишь.

– Может, передумаешь?

– Нет.

– Ты сумасшедший.

– Да.

Я поднял дорожную сумку и закинул её за плечо. Взялся за ручку двери.

Драгоценная усиленно задышала. Дрогнули, потекли слёзы.

– Так нельзя, невозможно... Просто взять и уйти? А как же я? Как же всё?.. Столько лет... Столько дней и ночей... Мы были с тобой так неразлучны!..

– Слушай, не начинай, не надо, прошу тебя. Понимаешь, я должен, должен это сделать, наконец, сделать это. Я много думал, давно к этому шёл, и вот теперь время настало. Я должен, просто должен и всё.

– Изменить этот мир к лучшему?

– Выспаться.

Я нажал ручку, дверь отползла. Потянуло сквозным ветерком. Оставалась решётка, я завозился с досадным замком. В последнее время он заедал, всё чаще щёлкая вхолостую, но сейчас в моём кармане лежал билет дальнего следования, я не мог терять ни минуты. Я возился и тряс решётку, словно рвущийся зверь, а замок щёлкал и щелкал, никак не желая сдаваться.

– Вот она, правда жизни... – всхлипывала драгоценная. – Вот она, женская доля. И ради чего? Ради чего я с тобой столько мучилась? Скажи мне, ради чего? Чтобы в результате остаться ни с чем?!

Решётка, наконец, распахнулась. Я шагнул за порог.

Обернулся – и тут моё сердце сжалась.

– Я оставляю тебе лучшее, что может дать один человек другому. Я дарую тебе покой от меня.

Скрипнув молнией, я порылся в сумке и протянул моей драгоценной самую главную мою драгоценность – звуконепроницаемые наушники.

 

Лифт где-то полз, я заспешил вниз по лестнице. Шесть этажей промелькнули под шелест. Писк домофона, грохот двери – и вот тут-то пришлось задержаться.

Мой «любимый» сосед стоял у подъезда. Точнее, сидел, развалившись на лавке, но едва меня углядел, тут же поднялся и грозно набычился. Его масса шатко качнулась. В руке сверкнула бутылка. Искривилась багровая морда.

– Слышь, мужик... Ты меня заебал.

Он промычал это с мрачной решимостью. Ещё несколько бутылок от пива торчали из урны и валялись вокруг. Пригнув голову, он двинулся на меня.

Нас разделяли всего пара-тройка шагов, но преодолеть их пьяному зубру было непросто: с каждым шагом вперёд его бросало назад, он отбегал, перебирая шажками; затем снова вперёд, и снова крен, в непредсказуемую, валкую сторону...

– Зато я к вам испытываю самые тёплые чувства, – оскалился я. – Вы даже представить себе не можете, какие.

Моя колкая дерзость отразилась на его лбу мучительной складкой мысли. Он замер, раскачиваясь – а я шагал уже в направлении метро...

Знал бы он, знал, как мои руки чесались. Ох, как же они чесались – поместить динамик в вентиляционной шахте аккурат напротив его квартиры. Но я передумал. Я много чего передумал с тех пор, как напрочь утратил сон. Я понял главное: каждый из нас должен однажды проснуться, и истинное пробуждение от круговой глухоты – забытая практика милосердия.

 

– Ваш паспорт, пожалуйста...

Выскочив из метро, я бежал к выходу на перрон, когда он перекрыл мне дорогу. Серый, как законная неприятность, патрульный милиционер. Я суетливо ему предъявил.

– Фамилия какая-то у вас странная, – сказал он, уставившись в документ.

– Что же в ней странного?

– Как-то она звучит... подозрительно.

– Какая уж есть.

Включив свою рацию, он запросил «базу данных» и принялся этой «базе» по слогам и по буквам, поглядывая на меня искоса, диктовать мои данные. Он делал это с ленной неспешностью. Рация неспешно шипела, насвистывала. Я же беззвучно, поглядывая на вокзальную башню, весь клокотал.

– Товарищ сержант, у меня вот-вот поезд, я опаздываю, нельзя ли выяснить побыстрее?

– Билет... – подчёркнуто сухо потребовал он.

Я протянул, он стал изучать. Спустя целую вечность, спросил:

– Куда едем?

– Там, в билете, написано.

– Шутим? Ну-ну... Сумку откройте.

В сумке ничего такого страшного не было, и зря он её потрошил. Стрелки на башне близились к времени отправления. Страж порядка не торопился. Всё шуршал и шуршал, перемешивая несчастные мои вещи.

Наконец, добрался до телефона, заурядного с виду мобильника, который я затаил на самом дне сумки, под всем барахлом. Ничто – ни билет, ни фамилия, ни даже буйная годовалая борода, – не являлись во мне криминалом. И только этот неброский прибор мог для меня обернуться щелчком на запястьях.

– А у вас ус отклеился, – брякнул я.

– Что?.. – всполошился въедливый страж и потрогал щётку под носом. – Да вы что! Это мои!

– Извините, мне показалось...

Сверкнув на меня глазами, он брезгливо вернул мои вещи и с неудовольствием козырнул:

– Счастливого пути!

Я ринулся на перрон, сжимая всё кýлем – и багаж, и билет, и мобильник, и паспорт с неблагозвучной фамилией. Мельком оглянувшись, увидел стража порядка. Он стоял в том же месте, где немилосердно меня задержал. Стоял и задумчиво гладил под носом своё неблаговидное украшение.

Задуматься, просто задуматься... Люди должны... Однажды должны…

 

Подбегаю к вагону, смиряю свой топот, останавливаюсь, жарко дыша. Протягиваю взмокший билет. Сине-белая проводница, взглянув, любезно приглашает войти.

Иду по натянутой ковровой дорожке. Скольжу взглядом по номерам. Вот оно, вот, назначенное мне купе. Дёрнув, откатываю вправо дверь с мягким лязгом. Никого. Полумрак, скатки пыльных матрацев, дерматин, алюминий и пластик.

Закрываюсь. Включаю мобильник. Пока ловит сеть, во все уши прислушиваюсь.

Я успел. Теперь уже скоро. Этот город не смог меня задержать. Всё будет как надо. Всё хорошо. Билет – моё алиби.

Наконец-то мобильник настроился. Ныряю в меню и делаю это. Я отправляю в эфир одну-единственную эсэмэску. Которую получит весь заряженный город. Каждой из моих бомб. В каждой из шахт. Они придут в боевую готовность одним сигналом с моего пульта.

Ну вот, я готов. Глубокий вдох...

Пуск!

Секунда... пять... пятнадцать... минута...

И ничего. Привычный монотонный фоновый гул.

Правильно. Я так и рассчитывал. Всё случится не тотчас, а когда город уснёт, и если кто-нибудь покой спящих нарушит.

Эсэмэска дошла, пискнуло подтверждение. Выключаю мобильник и прячу в карман. Прикрыв дверью купе, потихоньку пробираюсь на выход – мимо окон со шторками, копошащихся пассажиров, чемоданов и сумок, печки и бойлера, запаха жара, угольной пыли, стылого гулкого тамбура.

Выхожу на перрон. Он почти опустел. Проводница кидает взгляд на часы – и вдоль всего поезда.

– Заходите давайте, – дружелюбно приказывает она мне.

– Можно я пока на воздухе постою?

– Чего стоять? Через минуту тронемся.

– Я хочу попрощаться.

– Разве вас провожают?

– Надеюсь, что да.

– Ну и кто же вас провожает?

– Город.

Дёрнув бровями, она ступает в вагон и громыхает, опуская порог. Последние курильщики исчезают. Родные и близкие качают ладошками.

По вечернему небу в свете неоновых фонарей беззвучно летят снежинки. Я оставляю город во власти зимы – самой тихой поры...

И вдруг начинается музыка.

С резкой, взрывной помпой, начинает играть оркестр. Маршевый ритм мелодии врывается в шум вокзала, растекается, всё собой накрывает. Стоящие на перроне вращаются в разные стороны, силясь понять, где источник мелодии. Она звучит отовсюду, бравурная и лихая, суровая, грозная и печальная...

И обрывается так же резко.

Я смотрю на часы – ровно тридцать секунд. Я доволен, я так и задумал.

Подхожу к урне, достаю из кармана и наконец-то разжимаю ладонь. Мобильник летит в дымящийся кратер. Завтра всё это будет на свалке. А я буду уже далеко.

В наступившей тиши – стон железа. Поезд трогается, начинает медленно плыть...

– Давайте, быстрее запрыгивайте! – кричит и машет мне проводница.

Взлетаю в тамбур вагона. Проводница встаёт в проёме двери.

Вдруг снова взрывается музыка – всё та же мелодия, тот же оркестр...

– Что это? – удивляется проводница, высунувшись наружу.

– «Прощание славянки», – поясняю я ей с равнодушием знатока.

– «Прощание славянки»?

– Да, это старый военный марш. Времён ещё той, забытой войны. Им провожали уходящих на фронт солдат.

Она стоит и заворожённо слушает, позабыв о необходимости закрывать дверь. Мимо разгоняются и бегут фонари, струится вечерний город. И звучит, зажигает, наяривает невидимый духовой оркестр, провожая меня, неуловимого, нераспознанного.

– А что, довольно красиво, – заключает, наконец, проводница.

– Вам нравится?

– Да. Хорошо придумали, весело.

– Теперь эта музыка будет долго.

Вхожу в купе. Расстилаю постель. Выпиваю вкуснейший чай. Сдвигаю шторку и бесконечно смотрю, как несётся зимняя ночь.

Колёса гудят и ритмично грохочут на стыках поющих рельс. Эти звуки ласкают, баюкают, нежат. Так уютно их слушать, так сладко.

Всё относительно: упавшая ложечка способна устроить взрыв, а тысячетонная монотонность железной дороги может дарить покой.

Я улыбаюсь... Я клюю носом... Я забираюсь под одеяло и закрываю глаза...

Я снова маленький мальчик... Я засыпаю под стук колёс...

 

 

 

Май 2008 г.
Редакция 2015 г.

 

 

 


Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за декабрь 2015 года в полном объёме за 197 руб.:
Банковская карта: Яндекс.деньги: Другие способы:
Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке:
«Вернуться на сайт продавца»
После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru
Вы получите каждое произведение декабря 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 

Автор участвует в Программе получения гонораров.
В соответствии с пожеланием автора, все деньги, полученные от продаж публикации,
пойдут на развитие журнала «Новая Литература».

 


Оглавление

4. Рэкет
5. Звуки города
6. Победитель
517 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 29.03.2024, 12:14 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!