Самка скорпиона

дилогии «Скорпионья сага»
На чтение потребуется 7 часов | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Весь следующий год я упорно работал.

Порода скорпионов последовательно улучшалась. Их интеллект достиг столь высокого уровня, что для селекции мы стали использовать «метод обходного пути» и «метод проблемной клетки».

К сожалению, наши научные достижения все менее находили поддержку в целевом финансировании. Выделяемых средств едва хватало на простейший «Т-лабиринт». Лаборатория хирела.

К весне 96-го финансирование иссякло.

Аналогичная ситуация сложилась не только у нас. Бóльшая часть зоопарка пребывала в состоянии экономического упадка. Животные отощали. Люди прозябали без надбавок и премий, на голом окладе бюджетного малоимущего. Все чаще заводились разговоры о том, что за такую зарплату вкалывать смысла нет. Кто нашел возможность, подрабатывал на стороне. Романтики митинговали. Прагматики увольнялись.

На этом фоне некоторые лица из высшей администрации стали появляться в новеньких автó, именуемых «иномарка». Для нас это было недосягаемым, нереальным словом. В итоге «административной реорганизации» мы поняли главное: каждому – свое.

Соломоныч начал сникать. Правда, крепился, виду не подавал. Продолжал изображать активное руководство, приходя в лабораторию с видом умным и оптимистичным. Его несгибаемость никого не обманывала. Все знали: раздав указания, он замкнется в своем кабинете, и до конца рабочего дня будет убивать время нескончаемым разгадыванием кроссвордов.

Я не выдержал и спросил его напрямую: «Зачем мы приходим на эту работу?». Он не понял. Я уточнил: «В нашей селекции скорпионов смысла не больше, чем в разгадывании кроссвордов». Он улыбнулся: «Однажды наступает такое время, когда работа превращается в хобби. Кроссворд – это хобби. А хобби – это такое искусство находить радость в бессмысленном, казалось бы, занятии. Радость – сестра красоты. В любом из кроссвордов красота, безусловно, содержится. Ты только представь: в нагромождении случайных понятий, на перекрестке случайных букв, вдруг полыхнет прозрение – слово, – и воссияет великий смысл!»

Я ретировался. По-моему, он спятил. 

→

В начале лета повстречал в зоопарке отца.

На работе мы редко пересекались. Нам хватало домашних свиданий по поводу Малыша, которая жила с бабушкой. А в зоопарке каждый занимался своим делом.  

– О-о, надежда нашей науки! – приветствовал отец, похлопывая по плечу.

Его задор мне был неприятен, я поспешил от руки увернуться.

Бросалось в глаза его одеяние: тенниска, брюки, стоптанные сандалии. Эти же вещи я видел на нем еще в пору трудоустройства в «Террариум». На работу он ездил в давке метро, а старенькие «Жигули» трепетно сохранял в гараже-ракушке, используя машину исключительно для поездок на дачу, которая на моей памяти облика не меняла. По всей видимости, отец, в отличие от кое-кого, существовал на законную, жалкую зарплату.

Мне вдруг подумалось, что мой отец – порядочный человек.

Мне подумалось: порядочность – не то свойство, которое способствует выживанию.

– Как диссертация? Когда защита? – Отец был сама жизнерадостность. – Кажется, четвертый год уже пишешь?

– Да, папа. Пишу... Вот только...

– Что?

Я запнулся. Не знал, как сформулировать то, что давно уже...

– Что-то не так?

– Понимаешь, папа... Я сомневаюсь... не уверен... что стоит продолжать.

– Ты о чем?

– О профессии... О жизненном выборе... который сделал за меня... ты.

Его жизнерадостность сдулась, осунулась.

– Сынок... Я подготовил тебе карьеру...

– Папа, папа, ты сам-то в это веришь? Раскрой глаза, оглянись! Вот это ты называешь карьерой? Все нищает, деградирует, рушится на глазах, никому ничего не надо, никто ни во что не верит, живем сегодняшним днем, нет и малого проблеска перспективы, все стремления свелись к самым примитивным инстинктам, каждый думает, где бы срубить деньжат, попросту говоря, выжить – и это ты подготовил для меня?!

Я раскинул ладони. Отец помрачнел.

Мы стояли посреди зоопарка. Беспощадно палило солнце. Животные взирали на нас с любопытством. Посетители проходили без интереса.

– Ничего, сынок. Ничего... – Он сощурился, глядя вдаль. – Переживем. Надо верить. Наука вновь будет востребована.

– Не знаю, папа, не знаю... Знаю только одно: заниматься этим из любви к искусству – абсурд.  

→

На двадцатое июня взял билеты на поезд. Накануне привез Малыша от родителей. Предстоял отпуск на родине жены. Ее мать все названивала, мол, хочет понянчиться с внучкой. Иными словами, я ехал развлекать тещу.

За последний год Малыш из детеныша развилась в человечка. Довольно резво бегала, периодически шлепаясь. Увлеченно ломала игрушки. Смеялась беззубым ротиком. Нормальный, такой, ребенок.

Единственное, что смущало: ей минуло два года, а она все молчит...

За тот же год жена преобразилась в яркую даму. Она теперь работала в аптеке, где, по ее словам, требовалось «выглядеть». В квартире росла стопка глянцевых журналов. Этим исчерпывалось ее участие в домашнем хозяйстве...

Да нет, все было хорошо: семья в сборе, бубнил телевизор, копошилась Малыш, я стоял у плиты, стряпал ужин.

Вот только жена периодически мне мешала.

Перетряхивая гардероб, она выбирала наряды для отпуска, напяливала и всякий раз справлялась о моем впечатлении. Я решительно одобрял. Мне нравилось все. Только бы она не затягивала сборы. Изредка на нее поглядывая, я с тоской понимал: в ней произошло изменение самомнения, и во что ее ни ряди, не превратится она в трогательное существо, которое я некогда сентиментально нарек Бедняжкой.

Малышу я варил кашу. Параллельно, жарил картошку. Решил добавить лучку, полез в коробку выбрать луковицу. Не проросшие луковицы были золотисты и гладки, а проросшие – неаппетитно сморщены. Я призадумался...

Неожиданно она закричала:

– Быстрей, быстрей, смотри-ка!

Я ринулся, думал, что-то с ребенком... Ну надо же так напугать: всего-то ажиотажа – выпуск новостей в негасимом телеэфире.

Главная новость в тот вечер была такая: члены предвыборного штаба президента страны, затеявшего остаться у власти на второй срок, задержаны охраной Белого дома при попытке вынести коробку от «ксерокса», в которой оказалось 538 тысяч долларов наличными...

– Смотри, какими деньгами ворочают настоящие мужики! – произнесла она с мечтательным восхищением.

– Ты хотела сказать, настоящие воры?

– А тебе так лучше быт альфонсом.

– Я не альфонс, я ученый.

– А чего ты стоишь, ученый? 

– Пока неясно.

– Тебе неясно... А мне предельно ясно. – Она продефилировала по комнате, покачивая бедрами, и остановилась напротив меня. – В наше время каждый стоит ровно столько, сколько за него дают!

Я понимал, о чем она. Моя стипендия аспиранта, плюс полставки в «Террариуме». Особо не разгуляешься. И все же зря она на меня так смотрела, будто я ниже самого низшего насекомого. Она теперь, конечно, работала. Но это не давало ей права взирать на меня с высокомерием, с высоты эмансипированной жалкой аптекарши.

– Да... Для науки сейчас трудное время... Но когда-нибудь...

Тут она взорвалась:

– Не хочу ничего слышать про «когда-нибудь»! Хочу жить сегодня, сейчас! Мне плевать на науку, плевать на ученых и на все эти красивые слова! Я женщина, я замужем, у меня муж, здоровый мужик, и если он мужик, он должен зарабатывать!!!

Раскраснелась, глаза били молниями. Я смотрел в ее изуродованное гневом лицо и осознавал: никакая она не Бедняжка. Просто Бедная. Бедна приземленной, корыстной бабьей душонкой.

И еще я вдруг осознал, что дело совсем не в аптеке. И не в зоопарке. Не в количестве денег, которые зарабатывает каждый из нас.

А дело в том, что между нами давно уже нет... любви. Нету больше такого слова...

Это открытие меня поразило. Жена что-то еще говорила, но я не слышал, не отвечал, и вскоре она иссякла.

Последнее, что меня добило, это первое слово дочери, которое та, наконец, изрекла в гробовой тишине:

– Па-па...