Ноги и луна

У Леонида Степановича отказали ноги. Всю жизнь свою Леонид Степанович ходил. В юности он был курьером, потом стал почтальоном, потом занял на почте другую должность, но продолжал ходить. Летом он ходил за грибами, зимой помогал дворнику разгребать снег во дворе. Когда вышел на пенсию, то развел на газоне под окном небольшой, густо засеянный садик, и, сидя на балконе, строго наблюдал, чтобы в садик никто не забирался. Если это происходило, то грозно кричал. Еще Леонид Степанович любил ездить к своей сестре и разговаривать с ней о жизни всех знакомых и незнакомых людей. А теперь у него отказали ноги, и энергия Леонида Степановича оказалась запертой внутри неподвижного тела. Сестра звонила Леониду Степановичу, но он не хотел говорить и вешал трубку, раздувая ноздри. У Леонида Степановича был внук Василий. Василий был утонченный семнадцатилетний мальчик, начинающий живописец и поэт. Когда у деда отказали ноги, он стал ежедневно вывозить его на коляске в сквер и давал ему с собой каждый раз какой-нибудь томик стихов. Леонид Степанович стихов не читал, а швырял в птиц мелкими камешками. Ему было больно видеть, что птицы, спасаясь, взлетают, трепеща крыльями.

Однажды Леонид Степанович поехал на коляске навестить своего внука в соседнюю комнату и застал Василия в женском платье. Леонид Степанович рассердился и бросил в него палку. Вернувшись к себе, он целый день плевал на пол, а к вечеру в комнате старика образовалась слякоть.

Василий ходил на чердак, где встречался со своей подругой Аней. Аня приносила с собой марихуану, и они с «Василем», как она называла его, курили там и мечтали, лежа на стогах сена, которое Ане привезли на грузовике из деревни. Василь читал Ане стихи, а она актерствовала: изображала «маленьких петухов» и «зеленых человечков». И друзья были счастливы. После того, как дед швырнул в него палкой, Василь пожаловался Ане. Подруга посоветовала угостить Леонида Степановича марихуаной.

Был прекрасный солнечный день. Леонид Степанович был у окна и наблюдал подвижный мир. Он чувствовал себя вычеркнутым из жизни. В опустошенной душе его накипала горькая злоба на все живые физические объекты этого мира.

В соседней комнате на окне сидел Василь и перебирал в пальцах конопляный порошок. Он любовался, как легкий ветерок, налетая на него, поднимал золотистую пыль столбом и развеивал в пространстве. Когда ветерок стих, Василь сдул остатки марихуаны на головы прохожим.

Деду было плохо, и он хотел помириться с внуком. Он чувствовал, что, если это произойдет, то на душе у него станет теплее. Он брал свою палку и стучал в стену. Василь несколько раз откликался на этот сигнал и приходил, но, как только Леонид Степанович видел перед собой бледного, полупрозрачного отрока, путаница чувств заставляла его гаркнуть голосом подбитого ворона какое-нибудь ругательство, и Василь безмолвно удалялся.

Однажды Василя не было дома, и Леонид Степанович поехал в его комнату. Посреди нее пребывал живописный набросок, прикрепленный к мольберту. На холсте был изображен лик прекрасной дамы. Леонид Степанович подъехал ближе и вгляделся, прищуривая веки. Возвращался в свою комнату Леонид Степанович, держа в руках изображение незнакомки и еще кипу листов, которые прихватил со стола. Вернувшись в свою комнату и плотно притворив дверь, старик начал изучение творчества своего внука. Кроме загадочной красавицы, Василь изображал звезды, из которых сочилось, по всей видимости, молоко, потому что ангелоподобные обезьянки с пухлыми губами, с которых оно капало, вытягивали острия светил наподобие сосцов. Также были обнимающиеся коряги и рождающиеся из замочной скважины гермафродиты. Среди рисунков Леонид Степанович увидел птицу с женской грудью на голове. Этот набросок он смял и бросил в окно. Уже был вечер, когда в комнату к Леониду Степановичу залетела муха. Она долго приставала к старику, и он безуспешно пытался ударить ее палкой. Наконец, он понял, что палка – неподходящее орудие, и взял телефонную книгу. Ею он вскоре и прибил муху, севшую на лик прекрасной дамы. После этого старик отправился в комнату Василя. Он решил, что будет справедливым положить рисунки на место. Когда он подкатил к столу, то увидел не замеченный им в первое посещение набросок. Это было изображение сморщенного, как сухофрукт, лица злого уродца. На листе стояла надпись: «Гомункулус». Тело у существа было маленькое, а голова – большая. Леонид Степанович смотрел на рисунок, будто что-то припоминая, а потом стал вертеть головой, словно кого-то отыскивая. У Василя в комнате было большое зеркало, перед которым он нарциссировал, и Леонид Степанович встретился взглядом со своим отражением. Сходство с чертами гомункулуса поразило его так, что целый вечер до полуночи по щекам старика катились слезы. Они не падали и не высыхали, а собирались в морщинах. К полуночи на лице Леонида Степановича образовалась слякоть.

В полночь Леонид Степанович поехал на чердак. Он знал, что туда ходит Василь. Когда старик выехал из лифта на последнем этаже, он увидел помещение за решетчатыми стенами. На полу чердачной комнаты был ворох сена и горел костер. Вероятно, кто-то ушел, забыв потушить окурок. Василий Степанович смотрел на костер и думал. Если бы его спросили, о чем он думает, он бы ответить не смог.

Утром обнаружилось, что Леонид Степанович ночью умер.

До похорон гроб с телом Леонида Степановича был поставлен в комнате Василя. Василь сам так захотел, он не боялся мертвецов. Ночью он ставил диск с реквиемом Кабалевского и писал с натуры портрет своего деда.

Когда Василь рассказал Ане известные ему подробности о смерти Леонида Степановича, девушка беззвучно заплакала. Она утверждала, что это Василь виноват в случившемся, что старику нужна была помощь, что он приехал на чердак, чтобы найти там ответы и достичь просветления. Когда Василь признался, что не дал Леониду Степановичу «дунуть», она рассердилась, села у изголовья мертвеца и долго на него смотрела. Через полчаса молчания, нарушаемого только скрипом карандаша, Аня вспомнила, как она варила баранью голову, чтобы у нее дома стоял череп. Было очевидно, что Аня задумала что-то сделать с головой Леонида Степановича. Но это было немыслимо, труп должен был остаться целым. Через час Анины глаза высохли, и они с Василем любовались на луну, медленно проплывающую мимо окна его комнаты.