Рехнуться вовремя

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за март 2024:

 

На чтение потребуется полчаса | Цитата | Скачать файл | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Действующие лица:

 

1. Тарзан Семёнович Скоринов.
2. Мария, жена Тарзана.
3. Иван, их сын.
4. Анастасия, их дочь.
5. Пётр, муж Анастасии.
6. Мия, внучка Тарзана.
7. Ксения, жена Ивана.
8. Наталья Михайловна, главный врач санатория.
9. Борис Борисович, директор санатория.
10. Психиатр.

 

 

 

Картина первая

 

 

Дом Скориновых. Мария собирается в магазин. Тарзан что-то читает в мобильнике.

 

Мария (вздыхая). Теперь у нас только пенсии, а цены! Как жить? (В комнату влетает муха). Муха! (Тарзан, отложив мобильник, машет рукой, пытаясь сбить муху. Муха уворачивается). Постарел!

Тарзан. А так? (резким движением сбивает муху)

Мария. О-о!

Тарзан. Купи-ка вина.

Мария (испуганно). Вина? Зачем? Ты его не пьёшь уже лет пять. Тебе вредно – печень. Помнишь, как тебе стало плохо.

Тарзан. Мне семьдесят лет, я пятый день на пенсии. Мне уже пятый день хорошо. Всё можно и всё полезно. Уже пять дней ничто человеческое…

Мария. Вспомни соседа, не пил, не пил – выпил – инфаркт.

Тарзан. Тоже неплохо: скромный подарок государству. Естественное уменьшение хлопот – всем остальным.

Мария. Да с чего вдруг такое? Что в тебе происходит?

Тарзан. Подведение итогов. Объективный умственный процесс. Ну, и прочий анализ действительности, для дальнейших оперативных действий.

Мария. Каких действий? Ещё вчера заметила, что сходишь с ума. Вот ещё и вино! А зачем, если ты и так?..

Тарзан. Как раз, чтобы не сойти с ума в смутное время. Так сказать, для эмоционального равновесия с действительностью.

Мария. Какое ещё придумал равновесие?

Тарзан. Не вдавайся! Но для равновесия – вина купи побольше.

Мария. Сколько это – побольше?

Тарзан. Сколько унесёшь, по максимуму.

Мария. Одному?

Тарзан. Но если ты откажешься, из неуважения, тогда – одному.

Мария. Нет, я не понимаю: чего тебе не хватает? Скажи прямо. Вроде, всё есть. Чего нет?

Тарзан. Чего нет, тебе уже не догадаться.

Мария. Чего это?

Тарзан. Любви. Ты же меня не любишь. Нет, ты, конечно, за мной ухаживаешь, я для тебя что-то значу. Вот, сейчас мне купишь вина. Но наши души – отдельно. Нет единения.

Мария. Какого единения? Ты – того!

Тарзан. Единенья волнений, единенья тел.

Мария. Понятно: всё-таки, рехнулся – мне шестьдесят семь, тебе семьдесят – вспомнил! Каких ещё волнений? Единений тел! Чего это?

Тарзан. Любви.

Мария. Какой ещё любви?

Тарзан. Сексуальной.

Мария. Всё – кукушка съехала. А не поздно вспомнил-то?

Тарзан. Вон, только что прочитал в интернете, есть такое средство: принял – и в любом возрасте, как в тридцать.

Мария. Почему не как в восемнадцать?

Тарзан. Ну, есть ещё в медицине всякие моральные ограничения.

Мария. То-то смотрю: читал-читал и задумался (смеётся). Оказывается, вспомнил, запереживал! А уж поздно спохватился.

Тарзан. Не отвлекайся – купишь средство.

Мария. Сдурел. Какое средство?

Тарзан. Спросишь в аптеке, вот название.

Мария. Ополоумел, как я спрошу в аптеке, какими словами?

Тарзан. Ткнёшь пальцем на витрине. Дел-то.

Мария. Пальцем? Я ещё в своём уме.

Тарзан. Всем кажется, что у них свой ум, а это шаблон всеобщей недоразвитости. Ладно, пока ты такое не понимаешь, купи вина и нормального жирного мяса, а не дохлую курицу.

Мария. Жирное нельзя.

Тарзан. Мне уже пятый день всё можно. Но больше всего хочу курить трубку. Иначе не вынесу пустоты.

Мария. Ты никогда не курил. Знаешь же, как вредно для лёгких.

Тарзан. Для лёгких вредно, для человека полезно, а мне – необходимо. Завтра куплю себе трубку. С детства мечтал закурить. Пора жить настоящей жизнью.

Мария. А какой жизнью жил?

Тарзан. Ужасной. Начнём с того, как с какого-то перепоя родителю вздумалось назвать ребёнка Тарзаном. Какой я Тарзан? Я метр шестьдесят шесть ростом, мой вес меньше четырёх пудов. Надо мной измывались в школе, подсмеивались в институте. И несмотря на то, что работаю в дальней лаборатории, весь пятитысячный завод знает, что есть такой – Тарзан. Мало того, мои дети – Тарзановичи. Дочь не смогла преподавать в школе, потому что дети обзывали её Тарзанкой. А я хотел курить и не курил семьдесят лет. Терпел!

Мария. Когда, при знакомстве, ты назвал себя Тарзаном, мне понравилось необычное имя.

Тарзан. Это было временным проявлением. Потом ты его не произнесла ни разу! Всё, пора одуматься. Взять реванш.

Мария. Сдурел. Пора подумать о душе.

Тарзан. О ней и думаю. Ладно, купи пока только вина и мяса, раз ещё не всё понимаешь, до чего же непрогрессивная женщина.

Мария. Я понимаю всё что надо, а ты понимаешь что-то уже не то.

Тарзан. Считай, тебе удалось сказать правду.

 

 

 

Картина вторая

 

 

В доме собрались все вышеперечисленные родственники, кроме Тарзана.

 

Иван. Мама, что за срочный повод собрать нас сегодня в четверг? Нельзя было подождать до субботы?

Мария. Нельзя!

Анастасия. Мам, да что такое случилось?

Мария (в слезах). Случилось!

Все. Что?

Мария. Отец рехнулся!

Пётр. Не верю. Тесть был умнее нас всех. Даже когда мы вместе выпивали, он никогда не пьянел, и я ловил каждое его слово.

Мария. Спятил твой тесть.

Пётр. Да в чём это видно?

Мария. Запил. С утра сразу опрокидывает стакан портвейна. Потом ещё.

Пётр. В чём здесь сумасшествие? Человек долго не пил, а теперь у него накопилось – стресс. Это нормально. В пределах разума.

Анастасия. Помолчи, алкаш, в пределах разума.

Мия. Не обзывай папу! Сама ты…

Пётр. Спасибо доченька, ты одна меня любишь.

Анастасия. Петь, не до тебя! А ты, мама, преувеличиваешь. У папы удар свободы, то есть, свободного времени.

Иван. Мама, действительно, что за паника. Отец вышел на свободу, то есть, на пенсию – у него шок. А ты всё преувеличиваешь.

Мария. Не преувеличиваю! Он заставляет на старости лет купить в аптеке таблетки для мужской силы! Это, по-вашему, нормально?

Пётр. В семьдесят лет! Это восхитительно!

Мария. Ещё один чокнутый. Дочь, уйми мужа.

Мия. Не трогайте папу!

Мария. А ещё он требует настоящего мяса!

Пётр. Опять же, разумно.

Иван. Я тоже пока не верю в папино сумасшествие.

Мария. Но он начал есть сало!!

Иван. Чего переживать: печень заболит – успокоится.

Мария. Тогда отгадайте, где он сейчас.

Иван. Где?

Мария. Пошёл по магазинам искать, где можно купить непременно красивую курительную трубку.

Ксения. В подарок?

Мария. Не угадали – папа решил курить!

Иван. Он же никогда не курил. И мне не давал, даже отшлёпал, когда после школы от меня пахло табаком.

Мария. Слышали бы, что он говорит.

Пётр. Что?

Мария. Курить, говорит, конечно, вредно, но не курить – глупо!

Пётр. Как сильно сказано! Но это поворот.

Мария. Я не могу говорить всего, но мне с ним страшно. Я боюсь. Он несёт такое… У него какие-то ненормальные слова. Я прошу: заберите его от меня, сегодня же, пока я сама не свихнулась. Мне невыносимо понимать, что он тронулся.

Анастасия. Мама, неужели невыносимо?

Мария. А то!

 

 

 

Картина третья

 

 

 

Появляется Тарзан, он слегка навеселе.

 

Тарзан. О! Сбор поколений. Какое дополнение к жизни!

Анастасия (с иронией). Здравствуй, папа!

Тарзан. Чем я и занимаюсь. Здравствую. Семьдесят лет не здравствовал, вот только теперь.

Анастасия (в отчаянии). Папа! Неприлично выпивать с утра и у всех на виду так ходить по городу.

Тарзан. Приличия. Ещё, помню, Стендаль говорил, что приличие испортило нравы. И прошло столько времени, чтобы наконец это понять.

Мария. Что он несёт!

Пётр. Классику!

Мария. Не вникаете – он заговаривается.

Тарзан. Я так понимаю, вы хотели меня видеть. Вы так неожиданно соскучились все сразу!

Иван. Мы ждём тебя уже два часа.

Тарзан. Чем вызвана такая терпеливость среди белого дня, в четверг? Впервые вижу вас в будни.

Иван. Ну…

Тарзан. Оказалось, в наше время трудно купить красивую вещь. Мы оскудели эстетически. Не могу же я себе в рот заталкивать что попало. Современное производство курительных трубок – просто гадость. Чуть не отбросил желание курить. По всему городу еле нашёл две трубки (показывает).

Пётр. Две-то, зачем?

Тарзан. Пленили! Семьдесят лет не курил. Как дурак. Столько всего упустил.

Ксения. Дорогой мой свёкор, мы тебя понимаем.

Тарзан. Свёкор! Драгоценная невестка, чтобы меня понять, надо хотя бы не курить семьдесят лет. А вы так быстро меня понимаете, так сразу?

Мия. Дед, ты правда будешь курить трубку?

Тарзан. Правда, птичка моя.

Мия. Как паровоз?

Пётр. Как Шерлок Холмс.

Мия. Класс! А дашь мне попробовать?

Тарзан. Непременно, моя девочка!

Мия. Дед, они говорят, что ты съехал.

Тарзан. Завидуют, им-то пока нельзя.

Ксения. И всё-таки, мы понимаем, что на тебя обрушилась свобода в форме пенсии. И надо найти, чем заняться.

Анастасия. Я тоже думаю, что тебя, папа, несёт с непривычки. Надо найти занятие.

Тарзан. Я определился: буду пить портвейн и курить трубку, предаваясь раздумью о недоступности более приятных благ любви.

Мария. Все слышали? Благ любви!

Иван. Я придумал. Тебе надо заняться рыбалкой.

Тарзан. Какая мысль! Не ожидал такого умственного совершенства от родного сына. Рыбачить! То есть, склониться над водой и неподвижно замереть, держа в руке удочку. И долго ждать, когда клюнет малюсенькая рыбка! Ну и глупость. Ждать рыбку!

Ксения. Не обязательно рыбачить. Можно купить садовый участок.

Тарзан. И разводить тыкву!

Ксения. В саду, с внучкой… витамины.

Тарзан. Дались вам эти витамины, кто из вас их видел? Все помешались. Если они такие мелкие, что они могут против мяса? Понятно, девушки: они едят, чтобы худеть. Но вы взрослее этих глупостей.

Иван. Какая мысль. Трезвый ты бы так не думал.

Тарзан. Правильно. Трезвый не способен думать в принципе – он задушен всякой мелкой чепухой. Он не может абстрагироваться. Непрерывная трезвость глупа сама по себе. У неё нет зеркала.

Пётр. Отец, ты не человек, ты – кафедра философии.

Тарзан. Это я ещё не допил.

Анастасия. Папа, тебя больно слушать. Разве об этом ты мечтал?

Тарзан. Я мечтал вступить в общество анонимных алкоголиков, где самые интересные люди. Но пока не дотягиваю до их уровня. Семьдесят лет скуки. Все эти лозунги, собрания, призывы. Мне скучно, господи!

Ксения (неожиданно). сейчас по телевизору столько каналов. Искусство.

Тарзан. Какое искусство по телевизору? Эстрада – музыкальная трясучка, рэп. Театр – метание в клетке сцены. Где любимые: Даль, Быков, Броневой? Перформансы из мусора! Чудо!

Иван. Тогда чем…

Тарзан. Я вас уже ознакомил со своей программой. И вообще, я пошёл спать. Меня семьдесят лет утомляла глупость (уходит в другую комнату).

 

 

 

Картина четвёртая

 

 

Там же, без Тарзана. Долгая молчаливая пауза.

 

Пётр. Да, чего-то он немного того.

Ксения. Да, он какой-то экстравагантный.

Мария. Экстравагантный! Это только часть айсберга, открытая вам. Мне страшно с ним. Он съехал. Это он ещё не допил. Думаете, он пошел спать?

Он сейчас читает лёжа. Любит читать в подпитии, лёжа. Говорю, портишь глаза. Он – не полностью. Как это, говорю, не полностью? Так, говорит, читаю только одним глазом.

Пётр. И что он читает?

Мария. Всё, что попадёт под руку. Говорит, если талантливо – порадуюсь, если глупость – посмеюсь. Но, говорит, в основном, такая глупость!

Помню, когда он увидел по телевизору, как «болваны» соревнуясь катают со «швабрами» эти круглые камни, с ним от хохота случилась истерика. Прихватило сердце. А когда заговорили про трансвеститов, сказал: это правильно, и надо менять пол, минимум раз в четыре года, для разнообразия.

Но сейчас, поверьте, он сходит с ума. Нельзя смеяться над всем безнаказанно. Думайте, что делать, пока он не свихнулся окончательно. А я больше не могу с ним оставаться одна. Мне страшно – заберите его к себе.

Иван. Ну…

Мария. Что, не желаете? Мне одной…

Ксения. У него стресс, нервное перенапряжение, и пока не поздно, надо подлечить. Что-нибудь в виде диспансера, санатория на море. Как раз наступает август.

Иван. А он согласится?

Мария. У моря – согласится.

Иван. Попробуем устроить. У меня сокурсник командует этим на юге. Поможет. Но сначала его надо показать какому-нибудь местному доктору. Психиатру.

Пётр. Как показать-то? Проблема.

Ксения. Нанять специалиста, заплатить. Ну, чтобы он пришёл на дом, под каким-нибудь предлогом. И скрытно оценил профессиональным взглядом состояние свёкра.

Иван. Рискнём. Всё равно, что-то нездоровое, вместо возрастной нормальной успокаивающей деменции.

 

 

 

Картина пятая

 

 

Квартира Скориновых. Тарзан один, он только что выпил стакан портвейна. Звонок – он открывает дверь, впускает психиатра.

 

Психиатр. Здравствуйте!

Тарзан. Здравствуйте!

Психиатр. Скоринов Тарзан Семёнович, это вы?

Тарзан. Пока, да.

Психиатр. Позвольте поинтересоваться, почему – пока?

Тарзан. Пока, то есть, временно.

Психиатр. Вы собираетесь…

Тарзан. Ещё нет, но это не меняет сути. Мы все временно. Или вы рассчитываете на исключение?

Психиатр. Нет, я как все.

Тарзан. Я рад, что в этом мы похожи. И в таком случае позвольте предложить вам немного вина, поскольку алкоголь, всё-таки, требует умственного соучастия как сфера отклонений сознания. Вы согласны с благотворностью диалога? Знаете, как трудно пенсионеру найти достойного собеседника.

Печально употреблять одному. Если человек выпивает один, он не получает духовного развития. Согласитесь, что это плохо.

Психиатр. Соглашусь. Вы считаете, что вино способствует духовному развитию?

Тарзан. А как же, разве абсолютно трезвый гражданин станет о чём-то думать! Ни за что не станет. И о чём ему думать? Вот вы, разве думаете о чём-либо без необходимости, когда трезвы? Человек инертен в силу привычности существования и бездумен до тех пор, пока что-то его не вынудит к размышлению. Но вынужденное размышление логично и бесперспективно. Так что прошу к столу.

Психиатр (растерян). Видите ли, по федеральной программе, мы обходим всех пенсионеров, достигших семидесятилетнего возраста.

Тарзан. Вот и прекрасно, есть повод поговорить. Я, конечно, только что немного выпил, но это ни в коем случае не помешает мне выпить ещё с интересным человеком.

Психиатр. Вы уверены, что я интересный человек?

Тарзан. А любой человек интересен. Если он неинтересен, то интересно, почему он неинтересен.

Психиатр. Пожалуй, так.

Тарзан. В таком случае – прошу составить компанию.

Психиатр. Если только чуточку, ради компании. Видите ли, печень…

Тарзан. Понимаю, у меня тоже печень, но к чему я пришёл – надо выпивать регулярно, иначе вредно.

Психиатр. Если я правильно понял – вредно выпивать нерегулярно?

Тарзан. Именно так. Печень должна сохранять тонус функции. Даже машины в бездействии теряют готовность к эксплуатации. Это я вам говорю как инженер по нестандартным системам.

Психиатр. Ну если как инженер (присаживаются за столик).

 

 

 

Картина шестая

 

 

Квартира Ивана. Иван, Ксения, Пётр, Анастасия.

 

Ксения. Рассказывайте, мужчины.

Иван. Рассказываем. Мы с Петром привезли доктора к отцу. Маму предварительно отправили с внучкой на детский спектакль. Сами ожидали в машине, пока специалист пообщается с папашей. Сеанс подлился два часа с четвертью. Потом из подъезда появился доктор, но шагать он не мог – у него заплетались ноги. И, несмотря на то, что его язык не позволял выговорить все слова, мы поняли, что пациент ему понравился.

Анастасия. Вот паразитка!

Пётр. Что ты имеешь в виду, или кого?

Анастасия. Я имею в виду нашу дочь. Мы же, идиоты, разрабатывали план в её присутствии. А она больше, чем нас, любит деда.

Ксения. Думаешь, предупредила?

Анастасия. Теперь-то это мне ясно – помню всю её настороженную физиономию.

Иван. Стало быть, больше осмотр не прокатит.

Ксения. Остаётся санаторий. Пусть отвлечётся. Всё-таки, для нас это необыкновенность – море.

 

 

 

Картина седьмая

 

 

Кабинет главного врача санатория. Приоткрыв дверь, заглядывает Тарзан.

 

Наталья Михайловна. Войдите! (Входит Тарзан). Располагайтесь! Лучше в кресле, удобней.

Тарзан. Располагаюсь.

Наталья Михайловна. Вы, Тарзан Семёнович…

Тарзан. Можно просто Тарзан.

Наталья Михайловна. Тарзан, уже не просто. Смотрю вашу карточку. Вас принимала Фёдорова; она отметила со слов сопровождающего сына, что у вас нервное истощение.

Тарзан. Доктор, разве я выгляжу нервно истощённым?

Наталья Михайловна. Зовите меня просто: Наталья Михайловна. Нет, не выглядите. Но у нас санаторий с лечебным уклоном.

Тарзан. И вам обязательно надо меня от чего-нибудь лечить?

Наталья Михайловна. Нет, не обязательно. Но вы меня чрезвычайно заинтересовали.

Тарзан. Даже не припомню, чтобы мной чрезвычайно заинтересовывались такие яркие женщины. Ни разу никакой чрезвычайности. Чем это я?

Наталья Михайловна. Вам семьдесят лет.

Тарзан. Так себе качество в области достижений.

Наталья Михайловна. Не скромничайте. Как мне доложили, на второй день пребывания в санатории, в одиннадцать часов вечера, то есть, после отбоя, вы спрыгнули со второго этажа и удалились на берег моря. Замечу, что я несу ответственность за ваше здоровье. Вам не страшно в этом возрасте сломать ногу?

Тарзан. Не страшно. На этот случай у меня их две.

Наталья Михайловна (строго). Вы предпочитаете беседовать в шутливом тоне?

Тарзан. Я предпочитаю беседовать с красивой и достаточно молодой женщиной.

Наталья Михайловна. Что значить, достаточно молодой. Сколько это мне лет, по-вашему?

Тарзан. Выбираете истину или комплемент?

Наталья Михайловна (усмехнулась). А совместить?

Тарзан. Скажу прямо: вы, возможно, из-за усталости, выглядите старше своих сорока двух лет, почти на сорок четыре.

Наталья Михайловна. Ну, это довольно неплохо в мои пятьдесят шесть. Я заговорила о возрасте, с тем чтобы вы больше не выпрыгивали со второго этажа. Хоть вы и Тарзан, не надо подтверждать имидж.

Тарзан. Это невозможно: двери запирают, а я невыносимо хочу ощущать море. Мне без этого свидания не уснуть. Я перестану спать, и моё тело окажется на вашей ответственности. Я хочу чувствовать море.

Наталья Михайловна. Море никуда не девается днём. Ощущайте сколько пожелаете.

Тарзан. Ну, какое же море днём! Оно загорожено всякой людской бестолочью звуков. А между тем море лежит в основе настоящей музыки. Если бы Шопен не слышал моря, не было бы Шопена.

Наталья Михайловна. Вы полагаете?

Тарзан. Скажите мне, для чего вы живёте?

Наталья Михайловна. Что за вопрос! Прямо так вам сказать!

Тарзан. Мы же беседуем…

Наталья Михайловна. Чтобы лечить людей.

Тарзан. Не притворяйтесь, что поняли меня так примитивно. Вы не ответили.

Наталья Михайловна. Тогда ответьте вы.

Тарзан. Я, впрочем, как и вы, живу для впечатления. Подозреваю, что из впечатлений состоит душа. Это то, чем она будет осознана в вечности. Вот почему я недавно начал курить.

Наталья Михайловна. В вашем возрасте не советую – опасно.

Тарзан. Для организма – возможно, но не для жизни. А жизнь, повторюсь, это впечатление.

Наталья Михайловна (неожиданно доверительно). Я тоже курю втайне от пациентов и сотрудников.

Тарзан. Не ожидал, но, кажется, мы понимаем друг друга.

Наталья Михайловна. Видимо, да.

Тарзан. Я начал курить сразу, как ушёл на пенсию. Семьдесят лет терпел, но вдруг испугался, что не успею отведать этого особого равновесия ощущений. А как закурили вы?

Наталья Михайловна. А я – когда меня бросил муж.

Тарзан (искренно). Вас?! Это нелогично.

Наталья Михайловна. Что нелогично? Та была красивей и вдвое моложе.

Тарзан. Ничего не логично. Настоящее выше параметров! Оно несравнимо. А вы – настоящая. В вас есть этот кристалл, которого не заметил умственно недоразвитый муж. Кристалл – это лучшее в человеке, а в женщине он генерирует таинственность изящества.

Наталья Михайловна. Ой!

Тарзан. Что ещё за «Ой»! С вами разговаривает серьёзный человек. Инженер по кристаллам!

Наталья Михайловна. Остановитесь! Мне нельзя смеяться. Я теряю характер, необходимый по должности.

Тарзан. А что смешного? Лично я никогда не смеюсь, берите пример с меня.

Наталья Михайловна. Никогда?

Тарзан. Я исключил чувство юмора.

Наталья Михайловна. За что?

Тарзан. Оно мешает видеть всё до конца.

Наталья Михайловна. Достаточно! Пожалейте (вытирает платком слёзы). Что мне с вами делать?

Тарзан. Предлагаю со мной покурить. Вы когда-нибудь курили трубку? Испытайте. Я даже дал внучке попробовать. Вот, у меня их две, обе уже с табаком (достаёт обе трубки).

Наталья Михайловна. Давали покурить внучке! И что внучка?

Тарзан. Сказала – класс!

Наталья Михайловна. Почему вы такой невероятный человек?

Тарзан. Потому что теория вероятности скучна – я за теорию невероятности!

Наталья Михайловна. Скучна теория вероятности! (Опять вытирает слёзы).

Тарзан. Ну что за бабы пошли, чего ни скажи…

Наталья Михайловна. Бабы? Нет, я, наверное, попробую покурить трубку. Хочу дойти до конца. Ведь такое не может повториться.

Тарзан. Разумное решение.

Наталья Михайловна. Насчёт разумности сомневаюсь, но деваться уже некуда. А зачем вы носите две трубки? Чтобы не курить одному?

Тарзан. Возможно, мной руководило предчувствие нашей встречи. Не зря я впервые вздрогнул, взглянув на вашу прелестность. Это кристалл.

Наталья Михайловна. А без преувеличений?

Тарзан. Вторая сторона правды в том, что мне понравились обе, и я, покупая, не смог выбрать одну. Выбирайте!

Наталья Михайловна. Что ж, покурим. (Раскуривают трубки, сидят, молча разглядывая друг друга). Какой аромат, а привкус! – не ожидала. Понимаю внучку.

Тарзан. И это прошло бы мимо.

Наталья Михайловна. Если бы не вы. Но что мне с тобой, с прыгуном, делать?

Тарзан. С тобой?

Наталья Михайловна. С тобой!

Тарзан. Спасибо. Мне с тобой очаровательно.

Наталья Михайловна. Ещё бы! А знаешь, я тоже обожаю ночное море. Ходила, пока хулиганы не сняли с меня часы, браслет, и цепочку.

И что же мы сидим – тебе пора на ужин.

Тарзан. Такой жидкий ужин я, по совету Гиппократа, оставляю врагу, а сам третий раз хожу в соседнюю шашлычную, где дивное вино.

Приглашаю!

Наталья Михайловна. Так ты ещё и пьёшь вино в нарушение санаторного режима.

Тарзан. Я враг любого режима как шаблона существования. Для меня священна неповторимость.

Наталья Михайловна. Считай, я уже поняла.

Тарзан. Ты славная женщина. Очарование тобой было неизбежно.

Наталья Михайловна. Ну, если я ещё поддам с тобой в шашлычной…

Тарзан. Тебе не будет цены. Единственно, что смущает…

Наталья Михайловна. Не верю, что тебя что-то может смущать.

Тарзан. Но теоретически, свидетелей может смущать возраст кавалера.

Наталья Михайловна. Возраст? Пусть кто-нибудь попробует, хотя бы в сорок лет, прыгнуть со второго этажа.

Тарзан. В таком случае, у шашлычной в девять.

Наталья Михайловна. В девять!

 

 

 

Картина восьмая

 

 

Ночь, море, они.

 

Наталья Михайловна. Какой длинный шелест. Эта величавая плавность. Медленность бесконечности. Молчишь.

Тарзан. Боюсь остановить хоть одно твоё слово. Хочу впитать каждый твой звук.

Наталья Михайловна. Почему ты не встретил меня раньше!

Тарзан. Я был занят ожиданием этой необыкновенности.

Наталья Михайловна. Терпел?

Тарзан. Терпел. Но всё искупает твоё присутствие.

Наталья Михайловна. Меня выгонят с работы за превышение полномочий.

Тарзан. Скорей бы! Мы построим хижину в горах, где луна задевает вершины сосен. Когда я был более глуп, я писал такие стихи:

 

Луна рабочею щекою

Повёрнута, как прежде, к нам.

Её туманный свет щекочет

Раздолье сонное полям.

Что нам от этого? Но только

Куда деваться от неё.

Она в окно сияет тонко,

И спать, конечно, не даёт.

 

Наталья Михайловна. Я думаю, это про любовь.

Тарзан. Теперь – да.

Наталья Михайловна. Зачем нам хижина, в моей небольшой квартире тоже видно луну.

Тарзан. Намекаешь на навязчивую реальность.

Наталья Михайловна. Признаёшь, что сейчас – нереальность.

Тарзан. Реальность, но она фантастична. Это её высшее свойство.

Наталья Михайловна. Мы смешны?

Тарзан. Каждый смешон в глазах Господа.

Наталья Михайловна. Раньше любила комедии. Почему современные комедии не смешны, несмотря на смешные ситуации?

Тарзан. Потому что актёры пытаются играть смешно. А надо играть серьёзно, как, например в шедевре: «Высокий блондин в чёрном ботинке», но потом они всё испортили продолжением.

Наталья Михайловна. Действительно, теперь вроде как кривляются заранее.

Тарзан. Как мы добрались до комедии?

Наталья Михайловна. Вспомнила, как ты исключил чувство юмора. Мне почему-то приходят на ум всякие твои слова.

Тарзан. Это нас перелистывает море.

Наталья Михайловна. Как точно. Именно перелистывает. Странно: шагаем, шагаем – и ни малейшей усталости.

Тарзан. Потому что мы идём как дышим.

Наталья Михайловна. Вот бы так жить!

Тарзан. Ещё можно попробовать.

Наталья Михайловна. Ты оптимист.

Тарзан. Ни в коем случае! Оптимист говорит, что всё будет хорошо, а я говорю: пусть будет, как будет. Я за непредсказуемость.

Наталья Михайловна. Помню: ты за теорию невероятности. Кажется, поэтому мне с тобой легко. Я впервые не ощущаю, что живу.

Тарзан. А я впервые живу. Мне было так легко только с внучкой.

Наталья Михайловна. Потому что с внучкой ты был на одной волне.

Тарзан. Это резонанс.

Наталья Михайловна. А у нас резонанс?

Тарзан. Непременно. Искупаемся. (Снимают одежды). Красоты твоей лунный туман, я сияньем твоим ослеплённый!

Наталья Михайловна. Покорена.

Тарзан. А как близко к пошлости.

Наталья Михайловна. Нет, если искренно. Мне кажется, я ещё не была такой молодой.

Тарзан. А меня, вообще, ещё не было.

Входят в море.

 

 

 

Картина девятая

 

Её квартира. Они завтракают.

 

Наталья Михайловна. Бедный мой, Тарзан, ты понимаешь, что попал в мои сети?

Тарзан. Понимаю с удовольствием.

Наталья Михайловна. Я тебя не отпущу. Звони сыну, чтобы зря не приезжал за тобой.

Тарзан (достаёт мобильник, звонит). Звоню.

Наталья Михайловна. Звони.

Голос Ивана. Привет, пап! Как, самочувствие?

Тарзан. Привет, сынок. Самочувствие великолепно, поэтому лететь за мной не надо, я остаюсь здесь. Передай всем привет, но поцелуй за меня только внучку.

Голос Ивана (пауза). Значит, тебя не вылечили…

Тарзан. Разве я болел?

Голос Ивана. Можно считать по-разному. Как ты можешь оставаться – срок путёвки иссяк.

Тарзан. Между нами говоря, а мне хотелось бы с тобой говорить «между нами», в санатории я находился меньше недели.

Голос Ивана. Где же ты был?

Тарзан. В раю!

Голос Ивана. В раю? Я тебя правильно слышу?

Тарзан. Слышать, чувствую, мало – надо понять.

Голос Ивана. Понял – ты рехнулся, и тебя, старика, охомутала какая-то старушка, аналогичная умственно.

Тарзан. Аналогичная – это верно и восхитительно. И больше мне ничего не нужно, объясни это себе и прочим.

Голос Ивана. Ты бросаешь семью, как это предательство переживёт мама?

Тарзан. Полагаю, переживёт с облегчением. А то, что называешь семьёй, больше формальность. Знаешь, кто-то сказал, родина там, где тебя любят.

И не надо считать меня сумасшедшим, хотя я только недавно вышел из этого тупого возраста.

Голос Ивана. А что если я захочу повидать новую маму?

Тарзан. Ради бога, если с открытым сердцем.

Голос Ивана. С сердцем – не знаю, но тянет позырить.

Тарзан. Подумай над своими словами, ведь ты смеёшься над отцом (отключает мобильник).

Наталья Михайловна. Расстроен? Но он же тоже переживает за свою маму. Всё непросто. Я хочу, чтобы он прилетел.

Тарзан. Ну, если надумает.

 

 

 

Картина десятая

 

 

Кабинет главного врача; входит директор санатория.

 

Директор. Здравствуйте, Наталья Михайловна.

Наталья Михайловна. Здравствуйте Борис Борисович. (Иронично). Вы так давно ко мне не заходили.

Директор. Это правда, не люблю отвлекать сотрудников без повода.

Наталья Михайловна. Дайте догадаюсь. Повод – этика?

Директор. Она, зараза! Люди!

Наталья Михайловна. Понимаю, люди – это тяжело.

Директор. Порой невыносимо. Как много их у нас развелось. Всех бы их… сплетничают.

Наталья Михайловна. А если говорят правду?

Директор. Ещё хуже. Будто вы, Наталья Михайловна, с этим…

Наталья Михайловна. Так и есть. Я с этим.

Директор. Но вы же мне годитесь в матери. Простите.

Наталья Михайловна. Разве я так скучно выгляжу?

Директор. Лучше бы выглядели скучно, чем эти разговоры по всему посёлку.

Наталья Михайловна. Да, мало у нас места для популярности. Пришли вернуть меня в унылость.

Директор. Что я слышу? Вы так изменились! Вы никогда не нарушали правила.

Наталья Михайловна. Терпела! Но это исключительный случай. Такое бывает раз на тысячу жизней.

Директор. Вы в своём уме?!

Наталья Михайловна. У нас, видимо, разные представления об уме. Когда вы вступили в должность, у вас была лёгкость остроумия, но вы, кажется, становитесь таким же, как все.

Директор. Каким?

Наталья Михайловна. Трудно сразу подобрать слово, допустим, занудным.

Директор. Вы так легко говорите это своему начальнику?

Наталья Михайловна. Уволите за несоответствие занимаемой должности?

Директор. Ни в коем случае! Вы словно заставили меня очнуться. Я действительно становлюсь таким. Пытаюсь оправдать доверие верхов, ведь дали сладкую должность. Так сказал мой дядя, сын которого работает в шахте.

Наталья Михайловна. Не осуждаю дядю.

Директор. Умеете язвить.

Наталья Михайловна. Как-то сорвалось.

Директор. Нет, вы прелесть. Ладно, путёвка заканчивается, слухи стихнут. Ну, вызовут – покаюсь. Говорят, его не наблюдают в санатории.

Наталья Михайловна. Да. Он живёт у меня.

Директор. Тем лучше. Прошу прощения за беспокойство.

Наталья Михайловна. Уже не беспокоюсь. Спасибо, вы вернулись в моих глазах в своё лучшее состояние.

 

 

 

Картина одиннадцатая

 

 

Кабинет главного врача.

 

Иван (входя). Мне сказали, это сюда. Я – сын.

Наталья Михайловна. Вы не просто сын – вы сын Тарзана.

Иван. Глазам не верю: зачем очень красивой женщине тронутый старикан?

Наталья Михайловна. Вы намерены разговаривать в таком тоне? Любите ли вы своего отца?

Иван (насмешливо). Как любите его вы?

Наталья Михайловна. Как люблю его я. Если бы, то разглядели бы необыкновеннейшего человека. Вы, очевидно, ещё не дожили до понимания важности быть рядом с желанным существом. Хотя бы с кошкой. Один скрипичный мастер сказал: я делаю десятки скрипок, но «звучит» пока только одна.

Иван. Скрипка – мой отец?

Наталья Михайловна. А умели ли вы его слушать?

Иван. Шурин уверяет, что ловит каждое его слово.

Наталья Михайловна. Но не вы. Хотя и слово – не главное.

Иван. А что главное?

Наталья Михайловна. Тарзан бы сказал – вибрация.

Иван. Сознаюсь, вы меня ошеломили. Я, конечно, прибыл его забрать.

Наталья Михайловна. Чтобы обеспечить порядок взаимных отношений.

Иван. Вы против общих норм?

Наталья Михайловна. Да, пусть будут нормы, что мне до них. Хотите вернуть отца в семью, чтобы он планомерно угасал?

Иван (с усмешкой). А он воспылал?

Наталья Михайловна. Он ожил. Мы оба вдруг почувствовали вкус к жизни. Вы чувствуете вкус к жизни?

Иван. Ну, как-то так. Не ожидал, что вы заставите меня сомневаться. Если можно, попробуйте развеять мои сомнения. Расскажите, как, вообще, вы сошлись.

Наталья Михайловна. Вы видели наш двухэтажный корпус?

Иван. Да, я шёл мимо.

Наталья Михайловна. Вы могли бы прыгнуть со второго этажа?

Иван. Я что, сумасшедший, ломать себе ноги!

Наталья Михайловна. Так вот, этот старикан, поскольку корпус закрывается после отбоя, ночью прыгал со второго этажа, чтобы послушать море.

Иван (у него шок). Это правда?

Наталья Михайловна. Чему удивляться, он же – Тарзан.

Иван. Офигеть!

Наталья Михайловна. Полностью с вами согласна. А я всё-таки несу ответственность за здоровье мне вверенных. Но он меня покорил не только физическими данными. Ваш отец чрезвычайно интересен, даже когда молчит.

Иван. Он ещё и молчит!

Наталья Михайловна. Скажите, вы любите свою жену?

Иван. Ну, в пределах…

Наталья Михайловна. В пределах – это не то. Скажите, вы когда-нибудь сидели два-три часа, молча прижавшись друг к другу?

 

Пауза.

 

Иван. Отца оставляю. Мне только увидеться.

Наталья Михайловна. Он сейчас звонил из дома. Ждёт меня. Вот, пишу адрес.

Иван. Спасибо. Возможно, ещё увидимся.

Наталья Михайловна. Непременно. Я хочу, чтобы вы виделись и привозили внучку.

 

 

 

Картина двенадцатая

 

 

Квартира Натальи Михайловны, входит Иван.

 

Тарзан. Наташа, ты раньше! Как я без тебя тоскую.

Иван. Это я, папа.

Тарзан. Ты? Как меня нашёл? Хотя чего я спрашиваю…

Иван. Я говорил с твоей Наташей.

Тарзан. Я понял. И что скажешь по этому факту?

Иван. Я рад за тебя. Кажется, я многое понял.

Тарзан. Это несомненно, раз говоришь такое.

Иван. За предыдущее прости.

Тарзан. Ну, что ты, сынок, разве я мог обижаться? Давай покушаем вместе. Как Мария, хладнокровна?

Иван. Мама – практически, да.

Тарзан. Это хорошо. Знаешь, я её всё-таки утомил. Это жизнь. Странно, но теперь, когда я стал всё больше ценить, вы все стали мне дороже. И что неожиданно – меня совершенно перестали интересовать алкогольные напитки. Мало того, мы оба с Наташей перестали курить!

Иван. Наташа курила?

Тарзан. Да, втайне от окружающих. Думаю, из-за тоски. Оказалось, мы тосковали оба, но не понимали, о чём.

Иван. Я рад за тебя, папа. Искренно рад. Я понял что-то важное, чего не понимал. Что скажешь?

Тарзан. Что мне так приятно с тобой говорить, сынок!

 

 

Конец

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в марте 2024 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: