Охота на отражение

1. – Я все-таки не стал бы столь категорично отметать тот или иной вариант, – заметил Инго. – Но я склоняюсь к тому, что жизнь в деревне гораздо ближе к истинной сути человека. Жизнь в провинции означает возврат к прежним временам, когда мы находились в гармони с природой. В деревне же все гораздо проще, жизнь там течет как будто невзначай. У нас найдется время выслушать голос собственной души. Понимаешь, деревня – совсем другое дело…

2. – Не знаю, что ты, дружище, понимаешь под словом «проще», – возражал Ульрих, отрезая кусочек мясного рулета, – проще-то как раз городская жизнь. Для нас, почтенных бюргеров, бытовые проблемы отошли на второй план, мы не обращаем на них внимания и делаем, чего вздумается. Одежду в прачечную, посуду в раковину, а поесть можно и в ресторане. В деревне каждая из означенных операций заняла бы уйму времени. В деревне бы мы с тобой не посидели за кружкой эля в закусочной!

3. – Зачем ты придираешься к словам, они лишь хрупкие веточки на древе значений и смысла. Слова – не более чем обозначения, вся суть в том, что под ними скрывается. Друзья вполне могут позволить друг другу общаться на языке значений, понимая истинный смысл в силу многолетних привычек. Я имел в виду огрубление жизни, ее спрямление. Когда-то примитивизм спас живопись, также он может показать с новой стороны красоты обыденных церемоний. На завтрак молоко с хлебом. С утра, под нежным утренним солнцем, по проселочной дороге к колодцу за водой. Середина дня занята продолжительными походами по окрестностям. Холодной водой моем тарелки после обеда. Вечером – долгие прогулки за околицу по одной и той же дороге. Тебя не пленяет ласковая размеренность сельской жизни? Нежные прикосновения уездного времени?

4. – Когда мысль надевает наряды, сшитые из слов и предложений, она теряет первоначальный облик, не так ли? Так что я вправе понимать твои слова, как пожелаю. Насчет простоты я понял, можешь не перебивать! Но попробуй представь, как ты заперт непогодой в своей избушке с небогатым багажом развлечений и литературы. Что прикажете делать? Идти в гости, а если не к кому? Перечитывать пыльные журналы? Играть в слова, рисовать пальцем на запотевших стеклах, топить печь? А во владениях цивилизации чувствуется биение общечеловеческой жилки прогресса. Близость музеев, картинных галерей, библиотек внушает непоколебимую уверенность в безбедном будущем, если говорить о культуре. Обширные пастбища информации: информационный голод в отличие от обыкновенного всегда достоин утоления. Города окружены аурой духовности, они – оплоты борьбы со скукой. Широкие проспекты, подземные дворцы метро – жизнь, полная контрастов, заставляет размышлять и развиваться.

5. – Ули, иллюзия причастности к некому умозрительному фонду общечеловеческого блага – не лучший довод. Ты бы еще завел речь о наивных теориях немецких романтиков. Люди волне способны развиваться и творить в одиночестве.

6. – Да черт с ней, с ноосферой. Я прибегну к доводам эмоционального свойства. Я возвращался на поезде из утомительной экспедиции по северной тайге. Путь наш до этого пролегал неподалеку от Байкала, по различным хребтам и долинам. Конец лета выдался достаточно прохладным. Любая тропа казалась нам знаком свыше, наградой за примерное поведение, потому что, в основном, приходилось идти через бурелом. Порой мы поднимались вверх по хребту, покрытому широкими трещинами: каждый шаг был чреват опасностью. На курумниках рос кедровый стланик: карликовая форма кедра, скрученная ветром. Этот кустарник еще более затруднял перемещение. Угрюмое однообразие ландшафта, дурная погода, тоска по человеческому облику утомляли нас неимоверно. И потом, уже на обратном пути я вышел подышать на промежуточной станции. Город промышленного назначения был со всех сторон окружен тайгой, и холмистый рельеф существенно уменьшал область видимого. Шел непрерывный дождь, температура была не выше десяти градусов. Я подумал: «Неужели такая отвратительная погода воцарилась по всей негостеприимной России?» И везде одна проклятая лиственница! Удручающее всевластие природы, ее отвратительное равнодушие лишало меня способности трезво оценивать окружающую обстановку. Я только и мечтал о том, как бы поскорее очутиться во владениях, целиком подчиненных человеку.

7. – Дружище, – начал Инго, отрезая колбасы, – природу необязательно укрощать или украшать. Природа имеет смысл сама по себе, не только в виде ухоженного парка или изумрудного газона. Смысл, скрытый в ненавистной тебе субстанции, заключается в свободе, в стихийности, в волевом порыве. Скажем так, я восхищен твоим выступлением. Восхитительное красноречие докладчика пробрало меня до дрожи. Ты был великолепен в своем пафосе страдания и мученичества. Однако, повторюсь, оно окажется ни к чему, когда окажешься в деревне. Относительный уют, довольство, возможность заняться любимым делом, развеют твою тоску. Кроме того, вспомним Эдгара По: он полагал, природа не лишена чувства прекрасного, некоего элемента искусства, творчества. Великолепные пейзажи возникают и без участия художников со стороны. Эстетически природа ничем не уступает творениям рук человеческих.

6. – Как сказать, как сказать! С такой точкой зрения согласятся не все исторические деятели, любимцы будущих Плутархов. Иной точки зрения придерживался Маяковский, считавший, что человек сам творит собственную среду обитания, не признававший великолепие природы, сотворенной Господом. С его стороны такая позиция была вызовом сложившимся нормам морали, опровержением мифа о Вавилонском Столпотворении. Не понимал восхищения красивыми видами Довлатов – любитель посмеяться над туристами. Ему казалось примитивным находить интересное ли, прекрасное ли в пейзажах, лесах, гремящем оркестре природы. Хотя, не исключено, он просто позиционировал себя, как чахоточного продолжателя скромных традиций Антона Павловича. И эта позиция была лишь элементом выбранного амплуа. Строчку о победе человека в борьбе за красоту мы сможем найти и у Шекспира: более авторитетного представителя культурной отрасли человеческой деятельности нам не найти. Драматург устами поэта из «Тимона Афинского» говорит о штрихе в картине художника:

 «Саму природу учит он! Искусство,
 Заложенное в нем, живее жизни».

Таким образом, я взываю к духам великих предшественников, дабы усовестить и образумить своего невежественного товарища. Почему бы не поверить им, не внять их интуиции, не прислушаться к их опыту, растворенному в глубине веков?

5. – Ули, иллюзия причастности к некому умозрительному фонду общечеловеческого блага – не лучший довод. Ты бы еще завел речь о наивных теориях немецких романтиков.

4. – Если б ты был не жалкий смерд, а кавальеро, – невозмутимо заметил Ульрих, – я бы тебя наказал за твое безрассудство и наглость.

3. – Полно играть словами и придавать им значение большее, чем они того заслуживают! Они всего лишь рабы наших стремлений, чувств, устремлений, а потому не стоит на них полагаться. И самый верный слуга способен преподнести сюрприз, взбунтовавшись. – Оконные стекла задрожали, чуя приближение поезда. Железнодорожные пути проходили совсем неподалеку от ресторана. Инго посмотрел на желтую лампу через стакан с чаем. – В итоге, что мы выяснили по предмету спора. Начну, пожалуй, я. Первая из причин, свидетельствующая в пользу выбора сельской местности в качестве территории, на которой ты желаешь обосноваться – этическая. Как можно, пояснить сей пункт: выбор, сделанный в пользу деревни, свидетельствует о душевном благополучии, уравновешенности, внутренней сосредоточенности. Природа растит нас мудрыми, она в любом случае не превратит нас в монстров. Умеренность ее девиз. На примере сыновей Цимбелина ясно, что природа не искореняет в нас человеческих черт, а, наоборот, предоставляет им возможность произрастать гармонично. Второй довод – эстетического плана…

2. – Впрочем, о втором доводе сегодня уже было сказано и без того немало. А вот интересный вопрос: какая жизнь эмоционально более насыщенна – в городе или на природе? В деревне мы обитаем чинно и размеренно, целомудренно и благостно храним покой. Каждое ощущение строго по расписанию, мы поглощаем настроения согласно распорядку дня. Мы здоровы и крепки, но мы начинаем скучать. Хотя, безусловно, у себя на вилле мы отлично сумеем прочувствовать вкус варенья или вдоволь налюбуемся необычным цветом неба, ведь мы никуда не торопимся. В городе же мы обуреваемы страстями, нас буквально сносит шквал, буран эмоций. Они нападают на почтенных и измотанных горожан без предупреждения. Мы не знаем недостатка в острых ощущениях, даже, напротив, начинаем брезгливо от них отворачиваться.

Какой же из предлагаемых modus’ов vivendi более предпочтителен с метафизических позиций? Честно говоря, непростой вопрос. Метафизический ответ должен содержать непонятного и смутного никак не меньше вопроса на метафизическую тему. Последуем такому рассуждению и вспомним: Париж или Город, как ни крути, это всего лишь метафора. Я бы отказался обитать в метафоре, но мы, к счастью, не обязаны каждый день кланяться Эйфелевой башне. С другой стороны, согласись, Инго: деревня – всего лишь отсрочка, промежуточный этап, попытка закрывать глаза на очевидные факты. Попытка удержаться на склоне осыпающейся воронки.

1. – И тот, и другой вариант неплохи, спору нет. Однако, не стоит омрачать наше бессмысленное пребывание в сем кабаке футурологическими фантасмагориями. Одно я скажу от себя, с большей уверенностью, нежели что-нибудь другое: мы всегда будем убегать из городов на природу, в деревни, на дачи, на виллы, в походы. Также мы всегда будем стремиться назад в свои каменные гробницы. Почему так? – понятия не имею. Должно быть, это подсознательное подражание белке, посаженной в колесо, колесо времени. И когда же нам суждено выбраться из него?