Осколки. О Бытии и Ничто литературного творчества

 

 

 

«"Ну хорошо, у тебя будет 6000 десятин в Самарской губернии, 300 голов лошадей, а потом?.." И я совершенно не знал, что думать дальше. Или, начиная думать о том, как я воспитаю детей, я говорил себе: "Зачем?" Или, рассуждая о том, как народ может достигнуть благосостояния, я вдруг говорил себе: "А что мне за дело?" Или, думая о той славе, которую приобретут мои сочинения, я говорил себе: "Ну хорошо, ты будешь славнее Гоголя, Пушкина, Шекспира, Мольера, всех писателей в мире, – ну и что ж!"»

 

Это откровение, полное недоумения, тупика, излагает в своей «Исповеди» великий русский и мировой классик. Формально, на тот момент он находился в зените своей славы и всего того, что называют успехом. Имя классика – Лев Толстой.

Далее он пишет:

 

 «Если бы пришла волшебница и предложила мне исполнить мои желания, я бы не знал, что сказать. Если есть у меня не желания, но привычки желаний прежних, в пьяные минуты, то я в трезвые минуты знаю, что это – обман, что нечего желать. Даже узнать истину я не мог желать, потому что я догадывался, в чем она состояла. Истина была то, что жизнь есть бессмыслица.

Я как будто жил-жил, шел-шел и пришел к пропасти и ясно увидел, что впереди ничего нет, кроме погибели. И остановиться нельзя, и закрыть глаза нельзя, чтобы не видать, что нет ничего впереди, кроме обмана жизни и счастья и настоящих страданий и настоящей смерти – полного уничтожения».

 

И, наконец:

 

 «Мысль о самоубийстве пришла мне так же естественно, как прежде приходили мысли об улучшении жизни. Мысль эта была так соблазнительна, что я должен был употреблять против себя хитрости, чтобы не привести ее слишком поспешно в исполнение... И вот тогда я, счастливый человек, вынес шнурок из своей комнаты, где я каждый вечер бывал один, раздеваясь, чтобы не повеситься на перекладине между шкапами, и перестал ходить с ружьем на охоту, чтобы не соблазниться слишком легким способом избавления себя от жизни».

 

Профессия врача, которую мне довелось некогда получить из необходимости социальной адаптации, диктует констатировать в словах великого классика клиническую картину банальной депрессии. Но писательская экзистенция, однажды возникшая во мне независимо от условной привязки к способу зарабатывать хлеб, выкручивает душу трагическим ощущением: да ведь это все, в сущности, – о тебе.

В принципе, депрессией может заболеть любой человек. На каком-то этапе жизненного пути главные ориентиры и точки опоры обнаруживают свою иллюзорность, и разверзается бездна бессмысленности усилий. От обычного человека писатель отличается только тем, что по способу существования он бóльшую часть времени проводит в раздумьях, постигает жизнь на существенно бóльшую глубину – и потому больше рискует приблизиться к самому краю. Не будет преувеличением в этой связи утверждать, что писательство – дело депрессогенное. И практически всякий писатель – разумеется, если он мыслит всерьез – однажды подходит к критической точке. «Зачем?..»

Этот вопрос, от которого нельзя отмахнуться, и ответ на который каждый ищет для-себя сам, в данном рассуждении, помимо общечеловеческой драмы, обретает прицельный контекст: зачем быть писателем?

Нет, я – не о ловких, бестрепетных оптимистах, которые множат развлекательные поделки, издаваемые массовыми тиражами, – и тем зарабатывают на приличную жизнь. Я – о безумцах, для которых писательство – мука, самокопание и расчленение жизни, постановка трудных вопросов, взятие острых ракурсов рассмотрения, проведение страшных разрезов и тошнотворных исследований.

Зачем эта сумрачное, ничем не оправданное Бытие, где простое и ясное пребывание в массе людей, постепенно замещается на нелюдимость отшельника с погружением в бред умозрительных построений? Зачем, вместо развития профессиональной карьеры и относительно досягаемого благополучия Обывателя, пускать свою жизнь в непролазные тернии, надеясь однажды достигнуть славы Художника? Да и, собственно, слава, еще находясь в отдалении, по мере вызревания в писателе личности, все более обнажает скучную подоплеку пиара, и в качестве цели становится суетной, то есть, ничтожной. Зачем?..

Хочешь сказать миру свое слово? И до тебя говорили. Что с того, если ты скажешь каким-то необычным манером?.. Мечтаешь открыть новые горизонты в понимании жизни? И до тебя открывали. А в человеческой жизни ничего не меняется... Надеешься оставить свой след на земле? Зацепиться за вечность? Повисеть, поболтаться в памяти следующих поколений? Так ведь память – только пустая абстракция. Единственная реальность – это здесь и сейчас.

Зачем же все эти годы мучительного изнурения? Зачем отказ от разумного проживания нормальной судьбы? Зачем безумие бессонных ночей в дыму сигарет и злой бодрости крепкого чая, под свист прокуренных легких и жмущую тяжесть невечного сердца? Писательство как способ существования творческой мысли, как путь, уводящий на самый край доступного осознанию, тот самый край, за которым открывается пропасть Ничто. Зачем?..

Неужели затем лишь, чтобы это дело тебя убило?