Самое заветное

* * *

О, эти рощи и лесные склоны!
За речкой луг, подобный изумруду!
Как долго вашу боль и смех зелёный
В мечтах и грёзах ночи слышать буду?

Нектаром ваших сот благоуханным
Я вдоволь упиваться мог когда-то,
Но в этом море, море разливанном,
Увы, как мало выпито и взято!

Как часто, тайной жаждою томимый,
В разгар цветенья лип, в часы досуга,
Я равнодушно шёл с друзьями мимо
Искать во сне лекарства от недуга.

Когда зима и вечер на пороге
И речь идёт о заморозке скором,
Я часто вижу взгляд ваш грустный, строгий –
Он молчаливым служит мне укором.

Ноябрь 1970 г.

Самое заветное

Тобой наполнен мир. Ему, дивясь, как чуду,
Смотрю вокруг себя – Тебя встречаю всюду.
Как ни был бы Твой дом ни страшен, ни велик –
Во все углы его Твой зоркий глаз проник.

Как Ты велик, из дел понять могу легко я,
Но как могу я знать, кто Ты и что такое?
И было б дерзостью мне большего желать,
Как в проявлениях Твой образ осязать.

Сирены грозный вой, треск воробьев на крыше
Мой поражают слух – Твой возглас в них я слышу.
Взгляд солнца из-за туч ценю я с давних лет
Как твой прощальный знак иль утренний привет.

Осмеян и прибит? Покипячусь для виду,
К Тебе же отношу и ласку, и обиду.
Всё дело рук Твоих. Как дар небес беру
Всё, что дарует жизнь, и знаю – всё к добру.

Одно лицо – не два – у солнца-пилигрима, –
Во всём его двойник присутствует незримо.
Так, в недрах вечности свой водрузив престол,
Ты в каждый дом, как брат и верный друг вошёл.

Прилягу на кровать, подумать в кресло сяду,
Поддерживать мой стан готов Ты до упаду,
Я сплю, а Ты в трудах проводишь день и ночь,
И я не знаю, как и чем Тебе помочь.

Ноябрь 1966 г.

* * *

Без Тебя, как пылинка, я был бы ничтожен и мал,
Что бы в жизни я смыслил? В законах Твоих понимал?
Как бы мог нерождённый, о счастье лелеять мечту?
О возвышенном грезить, Твою предвкушать красоту?

Точно камень в ущелье, вдали от проезжих дорог,
До скончания мира я в бездне от стужи бы дрог,
Без хозяина даже и мощного грифа крыло
Из бездушного лона извлечь бы меня не могло.

Это Ты - кто ж иначе! И мне ли не помнить о том! –
Дал зародышу крылья, чтоб к небу подняться потом.
Верный отчему зову, черчу я над бездной круги,
Невозможное будет! Только Ты, только Ты помоги!

Если я ещё мыслю и дожил до этого дня,
Значит, что Ты ещё любишь, что Ты ещё помнишь меня.
Стоит зодчему в небе забыться на миг за трудом,
Я немедленно рухну, как лишённый фундамента дом.

Январь 1968 г.

* * *

В небе, снега белее, Твой высится вечный престол,
Но о детях жалея, к нам, смертным в долину сошёл,
Чтоб, спасаясь из бездны, где гения ум изнемог,
К этой мантии звездной рукою коснуться я мог.

В форме матери нежной, вот тут же, средь белого дня
Ты в объятиях нежил, в коленях баюкал меня,
Как отец, вечный труженик, ночи не спал напролёт,
Чтоб избавить от стужи и снедью наполнить живот.

Где, болезный и хилый, я гнулся от бед и тревог,
В форме девушки милой, из страданий извлек.
Ныне с детской улыбкой стучишься мне в сердце и дверь,
Сам Ты знаешь, как шибко к Тебе я привязан теперь.

Март 1968 г.

* * *

Кто мог бы знать другой, насколько глубока
Та рана, что на склоне дня когда-то
Твоя врачующая нанесла рука
Невыносимо тяжкою утратой?

Ещё не гасло пламя, но уже над ним
Слой пепла намели метель и стужа,
Когда одной лишь фразой, окликом одним
Ты вызвал вновь священный огнь наружу.

Устами смертного Ты выдал тайну мне.
Теперь из первых рук – не понаслышке – знаю,
Что Ты не грозный Бог, что явлен в купине,
А любящий Отец и Мать родная.

Ты предпочёл, страду земную небесам
И, как в дремучий лес, невинной ланью,
С когортой верных слуг сошёл на землю Сам
Для подвигов любви и состраданья.


Когда, в семнадцать лет, умом как птенчик мал,
Средь джунглей и болот петлял внизу я,
Ты на крутой тропе меня не покидал,
Перстом к вершине путь мне указуя.

И если, Твоему завету вопреки,
Заблудшего вели к провалу ноги,
Я тяжесть чувствовал отеческой руки,
Нищал, но духом богател в итоге.

Так милостью Твоей спасался я от зла,
И волею божественной Десницы
В конце тропа меня в предгорье привела,
Где спят орлы, гнездятся люди-птицы.

Сколь перечувствовать должна над сыном мать
И увидать недремлющее око,
Чтоб в двух словах уметь полжизни передать
И в душу мне проникнуть так глубоко?!

Декабрь 1968 г.

* * *

Загадочна природа человечья.
Я весь двойной. Так пишут на роду.
Боюсь – как тело – малого увечья,
Сам на заклание – как дух иду.

Как телу – вниз с высокого балкона
Без дрожи ни за что мне не взглянуть,
Как дух – парю над пропастью бездонной,
Бесстрашно к солнцу направляя путь.

Как тело – так крепки земли объятья –
Не сделаю и шага в высоту,
Как дух – по вертикали мог шагать я
До самых глав, к соборному кресту.

Всё плоть страшит и мучит ежечасно.
Ничто не страшно духу моему.
Всё потому, что смерти плоть подвластна,
Мой дух – бессмертный гений – ничему.

Декабрь 1966 г.

* * *

О нет! То не они: не ухо и не глаз
Сейчас внимают вам и созерцают вас,
Нет, я веду беседу на досуге,
Они мои друзья и преданные слуги.

Мне стоит выйти вон и отойти от дел,
Чтоб хлам немедленно оглох и охладел.
Незряч и глух, как пень, и пуст, как дом забитый,
Пусть будет ухо цело и глаза открыты.

Нет силы, что могла б под формою земной,
Дать зрение и слух оставленному мной.
Не вымолвит, – о нет! – ни слова плоть немая,
Когда я действовать способность отнимаю.

Декабрь 1967 г.

* * *

Наш мир подобен балу-маскараду,
Где сущности провидеть не дано.
Где позарез лицо нам видеть надо,
Мы видим только маски, домино.

Декабрь 1967 г.

Прощальный привет

Что тебе скажу я на прощанье? –
До свиданья, только до свиданья!
Чувства, что сроднили наши души,
Их ни смерть, ни время не разрушит.

Даже ярость летних бурь не в силе
Сдвинуть камень на твоей могиле…
Пусть он праху служит верным стражем,
Мы же спать не ляжем, спать не ляжем!

Измеряя сотни жизней взглядом,
Выступим мы в путь, как прежде, рядом.
Рыбе – море, солончак – верблюду,
Мы ж проникнем всюду, всюду, всюду!

Ни разливы рек, ни расстоянья
Не лишат нас радости свиданья.
За сто миль, здесь, рядом – коль не ближе –
Я тебя увижу! Я увижу!

Август 1966 г.

* * *

Нет тебя. И мне на свете белом
Светлого не видеть больше дня.
В доме и в саду осиротелом
Ничего не радует меня.

Где вчера от счастья сердце пело, –
Будто тёмная нависла мгла,
У ромашек, яблонь, вишни спелой
Ты и вкус, и запах отняла.

Сердце пусто, ум в потёмках бродит –
Грозный шквал промчался надо мной,
Что над нежной нивою проходит
Вдруг с пожаром, градом и войной.

Январь 1966 г.

* * *

Хорошо и радостно мне было
Дни с тобою коротать,
Взор покоить на головке милой,
Слух твой песней услаждать.

Не могу тех дней забыть доныне,
Вспомнить образ твой без слез,
Тех цветов, что сжёг холодный иней,
Погубил ночной мороз.

Дней, где всё мне сердце волновало,
Не увидеть мне опять,
Золотой головки, как бывало,
К жаркой груди не прижать.

Мог бы я печаль свою умножить,
Попросить придти во сне,
Только страшно сладкий сон тревожить,
Твой покой нарушить мне.

Январь 1966 г.

* * *

Всё так же май глубок и светел
И грудь земли тепла,
Но вот тропинки так и не заметил,
Что к городу вела.

Где мы, счастливые, шагали рядом, –
Домишек серый ряд,
И вместо твоего, за побелевшем садом,
Чужой встречаю взгляд.

В тоске, как мул под непосильной клажей,
Я чахну день от дня.
Теперь ни даль, ни май весёлый даже
Не радуют меня.

Март 1966 г.

* * *

Сереет снег и блекнет лёд.
Весёлый май не за горами.
Вновь жаворонок запоёт
И сад покроется цветами.

На солнце выйдет стар и млад,
Всё будет сердцу как-то ближе.
Всяк этой жизни будет рад,
Но в ней тебя я не увижу.

Январь 1966 г.

* * *

Когда в глазах твоих последний свет погас
И отдыха от мук сердечко запросило,
Чья нежная рука, тебя на этот раз,
Осиротевшую, у сердца приютила?

В заботах, как ни сох, и сон твой не стерёг,
Как жадно ни тянулся к солнцу светик алый –
Всё рок жестокий смял, морозный ветер сжёг,
И вот – один, как перст, у тёмного причала.

Под солнцем нет от мук лекарств на пользу мне.
Мне дал бы волю к жизни гений твой крылатый,
Когда б привёл тебя хотя бы раз во сне,
Какой была у нас, счастливицей, когда-то.

У вас, как говорят, в гостях у нежных роз,
Царит бессменный май и солнечное лето,
Души не леденит ни вьюга, ни мороз,
Она любовной ласкою согрета.

Любовь! Она и там, как птица над гнездом,
Дрожа за каждого, беспомощного, вьётся,
Там и тебе, дитя, под бдительным крылом,
Местечко на груди её найдётся.

О чём бы плакать тут? Под лаской нежных рук,
Лобзанье наших уст не так уж много значит,
И всё же временами рвётся грудь от мук
И сердце бедное, о чём, не зная, плачет.

Февраль 1966 г.

Свидание

Любимой детки лишена –
Глухую боль под маской скрыла,
В словах сочувствия она
Яд горшей муки находила.

Век показался б горек ей,
Где б жить, бедняжке, сил достало,
Когда б с любимицей своей
Свиданий ночь не доставляла?

Лишь только очи сон смежит,
И станет явью мир незримый,
Дитя доверчиво спешит
В объятья матери любимой.

От мук и скорби далеки,
Сплетаются их жадно руки –
Любви все горести легки.
Она не гибнет от разлуки.

Так голод утолив, шутя,
Любовной ласкою согреты,
Мать и счастливое дитя
К себе домой спешат с рассветом.

Январь 1966 г.

Сыну

Я видел в жизни радостей немало,
Но таковой вовеки не знавал,
Когда, надежд исполненный, бывало,
Я на ночь лоб твой целовал.

Иль спозаранку, приоткрыв глазенки, –
Какое я блаженство тут вкушал! –
Ты бодрым смехом или речью звонкой
Молчанье утра нарушал.

Другой от жизни я не ждал награды
И слушать я, как музыку, привык,
Средь шумных игр за солнечной оградой
Твой неумолчный гвалт и крик.

Давным-давно умолкли эти звуки…
Но стоит мне о днях напомнить тех, –
Простёртые ко мне я вижу руки
И слышу говор твой и смех.

Всё, всё мне в прошлом дорого и свято,
Мне пядь земли безмерно дорога,
Где, в дни блаженства и любви, когда-то
Ступала милая нога.

Ещё стремлюсь к своим я целям рьяно.
Волнуя ум, чего же сердце ждёт?
Всё бесполезно! След ужасной раны,
Нет, никогда не заживёт.

Декабрь 1959 г.

На родном пепелище

Здесь стоял мой дом и сад плодовый,
Где счастливых много знал минут,
Ныне даже ласкового слова
Я, злосчастный, не услышу тут.

Ни цветка, ни яблоньки, ни хаты…
Точно ливнем смыт цветущий род!
В уголке, где рос и цвёл когда-то,
Даже пса не встретишь у ворот.

Ни души. Печаль и страх отринув,
В тёмный круг последний раз взгляну,
Как купец вперяет взор в пучину,
Где его корабль пошёл ко дну.

Вы! Любимые! Отколь живущим
Силы взять свой кончить трудный путь,
Если не надеяться в грядущем
К сердцу вас прижать когда-нибудь. 

Июль 1967 г.

Она не придёт

Я о ней промечтал всю весну и всё лето,
Бесконечные ночи не спал напролёт,
Ждал её на закате, не придёт ли с рассветом,
Вот и день наступил, но она не идёт.

Ждёт обновы декабрь, я же сохну в разлуке.
Скоро полночь и тягостный кончится год,
С новой силой к любимой потянутся руки,
Буду милую ждать, но она не придёт.


Пройден круг. Отжурчали ручьи по оврагу.
Снова вишни в цвету, чист и синь небосвод.
Снова буду мечтать, – спать, конечно, не лягу –
И к любимой взывать, но она не придёт.

Зеленеющий луг!.. Весь он золотом вышит!..
Переполнит мне сердце, все запруды сорвёт…
Громко крикну от боли, может быть, и услышит,
Но утешить меня не придёт, не придёт.

Значит так суждено. Наши просьбы бессильны.
Рок ни слёз, ни стенаний не примет в расчёт.
Сон её непробуден. Тяжек камень могильный.
Нет, она не придёт, не придёт, не придёт.

Сентябрь 1966 г.

Оттуда

Мало радости мне от безмолвной и тягостной встречи,
Среди каменных плит, у назойливых глаз на виду.
Позови попозднее, я тотчас же на ласку отвечу
И тебя целовать к изголовью приду.

В новом мире, как лань в первобытном лесу я блуждаю,
Где и сказка и быль, как загадочный сон наяву,
Но в заброшенном храме с тех пор не была никогда я,
Никогда, и бездомной бродяжкой слыву.

День прошёл и забыт. Как бы ни был твой жребий печален,
Старых ран не тревожь и уснувших тревог не буди!
Чем клониться к земле и о встрече молить у развалин,
В царстве грёз и видений меня подожди.

Пусть погаснет закат, и утихнут земные тревоги
И таинственных встреч и видений настанет черед –
Позови! Дай мне знать! Верный друг не замедлит в дороге
И как гостья к родному порогу придёт.

Мне ни запертый ставень, ни ливень ночной не преграда.
Моя поступь, как ветер весенний, легка и нежна.
Я теперь уж не та, но мне так же сочувствия надо
И твоя мне улыбка, как воздух, нужна. 

Декабрь 1966 г.

Сновидение

Где тропинка та лесная? Нет тропинки той лесной,
Где к опушке шла одна я. Страшно было мне одной.
Помню, помню – страшно было, потому спросить забыла,
Как он мог, чужой, но милый, оказаться вдруг со мной?

Как посмел он на дороге, не стыдясь, средь бела дня
Глянуть в очи недотроге, а затем обнять меня?
Ни про что при первой встрече, охватив меня за плечи,
Говорить такие речи, речи полные огня?

Нет, спросить я не забыла – мне казалось, что его
Сотню тысяч лет любила, сотню жизней до того.
Веря сердцу, а не глазу, друга в нём узнала сразу.
Как цветок в хрустальной вазе, я б увяла без него.

Не глазами святотатца – как герой и полубог,
Он никак налюбоваться бедной девочкой не мог,
Целовал глаза и руки, говорил о тяжкой муке,
Что без милой в дни разлуки, в сердце любящем берёг.

Что, как дар небес, герою, в целом мире одному
Быть супругой и сестрою предназначена ему,
Властью неба мы едины, пусть весь мир поглотят джины -
Данной небом половины не уступит никому.

Но, увы, кому-то надо было в этот миг и час
Погасить любви лампаду и разнять так грубо нас?
Всё, что связано с любимым, сделать тёмным и незримым,
Будто очи Серафима недостоин видеть глаз?

Где тропинка та лесная? Нет тропинки той лесной,
Где шагала не одна я – он, любимый был со мной.
Не ходить вдвоём нам боле, сердцу милыми до боли,
Чудным лесом, светлым полем невозвратною весной.

Февраль 1971 г.