HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Николай Семченко

Глупая песня о первой любви

Обсудить

Роман

 

 

А может, мне и вправду следует это сделать: встать лицом на восток или на север, как сказала Марго: это без разницы – на восток или на север, главное: медленно и глубоко вдохнуть («В живот вдохнуть, – уточнила Марго. – Выдохнуть три раза», и я удивился: «Как это – в живот?», а Марго нахмурила брови и махнула рукой: «Не ёрничай! Ты прекрасно знаешь, что мужики дышат животом. Глубоко-преглубоко вдохни…»), потом – встряхнуть несколько раз руками, сбрасывая негативную энергию («А откуда я знаю, энергия – негативная или позитивная, потому что нередко получается: то, что считаем плохим, оказывается хорошим…», и Марго снова рассердилась: «Не философствуй! Отключи свою дурацкую «черепушку», ни о чём не думай – плохая энергия выльется из тебя сама», – и я бы в ответ на эту её ремарку расхохотался, если бы у меня не было так паршиво на душе, а Марго всё-таки искренне старалась мне помочь – и я больше не стал обижать её своими подковырками).

После всех этих манипуляций нужно мысленно произнести: "Высоко-высоко надо мною льется спиралью мягкий Cвет. Спираль Света спускается к Короне головы, и через Корону Свет проникает мягко и нежно, и медленно наполняет все клетки моего тела. Голову, шею, плечи, руки, грудную клетку, спину, живот, ягодицы, ноги («Интересно, если он проникает в ягодицы, то, значит, и в прямую кишку тоже, и ещё кое-куда… светящаяся задница – это интересно, но ещё интереснее святящийся член… Ну, почему мне надо всё опошлить? Что за человек я такой!»). Свет не прекращает литься сверху в моё тело, и через ступни ног спускается к центру Земли, оттуда возвращается ко мне, выходит слева от меня и окружает моё тело Oвалом Света. Свет передо мной, Свет позади меня, Свет справа от меня, Свет слева от меня. Я заполнен Светом и окружен Светом".

Хоть убейте меня, не могу вообразить этот Свет и спираль из него. У меня нет воображения. Вернее, оно есть, но такие глупости не могу представить. Мне становится смешно. «Отнесись к этому серьёзно, – советует Марго. – Тебе нужно расслабиться и впустить в себя Свет, много-много Света, и тогда он откроет тебе глаза. А пока ты – слепой…»

Марго увлеклась какими-то восточными эзотерическими учениями, и ходит на медитации в клуб «Лотос» – вместо того, чтобы прыгать на дискотеках, бегать по салонам красоты, строить глазки парням. Она утверждает, что её посещает просветление и открывается смысл жизни. Правда, в чём он заключается, Марго не сообщает. Эти медитации для неё – всё равно что наркотик. Но я об этом ей уже не говорю, потому что не хочу, чтобы она сострадательно смотрела на меня и вздыхала: «Ты ничего не понимаешь…»

Я в самом деле ничего не понимаю. Ну, зачем мне воображаемый Свет? И зачем во время этой медитации я должен произнести слово "Любовь" и мысленно написать его перед собой буква за буквой: «Л-Ю-Б-О-В-Ь»? А дальше – вообще какая-то мистика… Надо сказать: "Справа от меня Михаил, слева от меня – Гавриил, передо мной – Уриил, позади меня – Рафаил, а надо мной – Божественная Шхина". И тогда я пойму, что такое любовь. Так утверждает Марго. Ещё она говорит, что Шхина произносится с ударением на последнем слоге, и вообще – это женский аспект Бога, мало кто об этом знает, но именно Шхина открывает человеку смысл любви.

Шхина надо мной не витает. Она где-то очень-очень далеко от меня. Наверное, ещё и поэтому я не понимаю, что такое любовь. Произношу это слово – и ничего, пустая серая «картинка» или какие-нибудь глупости вроде двух целующихся голубков, ангелочек с луком в пухлых ручках, переплетённые тела в постели, парочка на берегу моря, но всё это – эскизом, штрихом, размытой акварелью, нечётко и невнятно, как лёгкий весенний дождик, внезапно сорвавшийся с безоблачных небес. Кстати, интересно: откуда он берётся, этот дождик? Чистый, ясный небосвод, ярко светит солнце, беззаботно чирикают воробьи, и вдруг откуда-то набегает одно-единственное облачко, совсем крохотное, и брызгает дождик – как лёгкий смех, как внезапная улыбка, как случайный взгляд. Может, это похоже на любовь?

Когда говорю «нож» или, допустим, «чашка» – представляю эти предметы, но когда говорю «любовь» – не знаю, что представить. А ещё совсем недавно знал. Или мне только казалось, что знал?

 

 

Опубликовано редактором: , 3.07.2008
Оглавление

8. Часть 8
9. Часть 9


Часть 9


 

 

 

В нашем посёлке они появились в начале августа. Мы их ждали, а они всё равно явились внезапно.

Обычно к нам прилетают на маленьких «Аннушках», которые садятся на песчаной косе напротив посёлка. Старенький катер перевозит прибывших пассажиров через реку, и пока он движется к Каменному, дежурная аэропорта успевает обзвонить знакомых: «Встречайте, приехали те-то и те-то… У Ивана, допустим, Пупкина – три огромных чемодана плюс ковер, такой огромный, во всю стену… А Марь, допустим, Петровна купила глобус, так и ходит с ним в обнимку, у неё ещё поклажа есть – книги, скорее всего, для школьников. Ну, что училка ещё может привезти? А Иван, допустим, Андреевич опять без багажа прибыл, при нём только ящик фруктов да пакет с сырокопченой колбаской…»

О Сергее и Кате дежурная ничего не сказала. Не было их и на катере, который через полчаса причалил к Каменному. Следующий самолёт должен был прилететь только через два дня, и мы решили, что наши новые сотрудники, наверное, что-то перепутали, когда прислали телеграмму, что прибудут именно этим рейсом. Впрочем, Марь Петровна вспомнила, что приметила в областном аэропорту высокого молодого человека и симпатичную девушку с серой кошкой на руках. У них был транзитный билет до Каменного, но вроде как мест на самолёт им не хватило, и парень очень нервничал, даже поругался с дежурной по аэропорту. Может, это и были те молодые специалисты, которых мы так ожидали? Впрочем, наша маленькая редакция ждала именно Сергея. Насчёт его жены, Екатерины, договоренность была такая: если она захочет, то оформим её наборщицей – пусть сидит и набирает тексты, но лучше было бы, если бы это делал Сергей, совмещая все компьютерные должности в одном лице – так он зарабатывал бы неплохие деньги. А Екатерину можно устроить в ремонтно-строительное управление, там специалисты тоже нужны.

Компьютерщик нам нужен был позарез. Дело в том, что областное управление по печати выделило несколько компьютеров редакции и типографии. Мы перешли на компьютерный набор и вёрстку, отчего наша районная газета сразу стала выглядеть цивилизованнее. Но техника то и дело выходила из строя, «косячила» и «глючила», к тому же наборщица Галя, которая более-менее сносно разбиралась в Microsoft Wordе и сопутствующих ему программах, влюбилась в одного заезжего геолога и уехала с ним в Питер. Двум корреспондентам газеты и мне, редактору, пришлось осваивать хитрости компьютерных программ по толстенным специальным книгам. Но у нас мало что получалось. И потому, когда мне позвонил из Хабаровска один давний знакомый и спросил, не нужен ли нам дельный компьютерщик, то я заорал благим матом: «Даааааааааааа!»

Приятель сообщил о Сергее немногое. Я узнал, что он недавно женился, заочно учится в институте, хорошо разбирается в компьютерных технологиях, у его жены Екатерины какая-то строительная специальность, но в случае чего она, как современная продвинутая женщина, может и на компьютере поработать – тексты, во всяком случае, запросто набирает. Они, может, ни на какие севера не поехали бы, если бы им не было нужно жильё и более-менее сносная зарплата. «Но, возможно, причина даже и не в этом, – сказал приятель. – Сергей из довольно обеспеченной семьи. Трудно предположить, что его интересуют только северные надбавки и льготы. Может, ему романтики хочется? А у вас там её хватает…»

Время романтиков, увы, прошло. Я меньше всего верил в то, что молодые люди, привыкшие к жизни в большом городе, способны двинуться на край света «за туманом и за запахом тайги». Скорее, им действительно нужно было заработать денег, чтобы потом снова вернуться в обустроенную, цивилизованную жизнь.

В общем, когда самолёт прилетел без них, я даже расстроился, потому что уже неделю ума не мог приложить, что делать со своим «зависнувшим» компьютером. Снова звать Андрея из районного отделения Сбербанка, что ли? Но он за каждый свой визит просил довольно-таки кругленькую сумму. Неужели придётся раскошеливаться?

И тут в дверь кто-то постучал. Я выпрямился в кресле, придал лицу серьёзность и сказал:

– Да. Войдите!

В полуоткрывшейся щелке двери появилось миловидное лицо девушки. Она весело глянула на меня и, ухватив за руку высокого парня, стоящего за её спиной, распахнула дверь во всю ширь:

– Здрасьте! Это мы.

Оказывается, Сергей и Катя не стали дожидаться «борта» до Каменного. В областном аэропорту им подсказали, что есть почтово-багажный рейс до села Манилы – это всего в тридцати километрах от райцентра, куда можно добраться на попутной моторной лодке, а если повезёт, то на рейсовом катере: он курсирует четыре раза в день. Закавыка заключалась в том, что на почтово-багажный «борт» пассажиров обычно не брали, но Катя сумела разжалобить аэропортовское начальство. Её последним, самым впечатляющим аргументом стала кошка Маруська. «Вот, посмотрите, – сказала Катя. – Животное мучается. У неё подходит срок мамой стать. Вы хотите, чтобы несчастная кошка окотилась прямо у вас тут?»

Маруська, не подозревавшая, что находится на сносях, неожиданно громко замяукала. Наверное, ей надоело сидеть на руках у Кати, замотанной в теплую шаль.

– Нет-нет, только не тут! – вскричало начальство. – Ещё чего не хватало! Летите в свои Манилы и делайте там что хотите…

Мы посмеялись, и тут Сергей обратил внимание на тёмный экран монитора:

– Вы, наверное, уже закончили работу. А тут мы – как снег на голову. Извините.

Я объяснил ситуацию. Парень смущённо кашлянул:

– Можно посмотреть компьютер?

– Да ну! Что вы? – я начал не очень уверенно отпираться. – Вы с дороги, устали. Завтра посмотрите.

– Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? – с этими словами Сергей нажал на кнопку «пуск».

Не прошло и пятнадцати минут, как мой электронный капризуля заработал. На радостях я достал из холодильника последнюю бутылочку «Эфес пилзенер» – большой, между прочим, дефицит: в наши северные места пиво завозят небольшими партиями и нерегулярно, так что считается хорошим тоном угостить понравившегося тебе человека этим напитком.

Только после этого я повел молодых показывать им «нулёвку». Так у нас в Каменном называют небольшую комнату, которая первоначально входила в трехкомнатную квартиру. Её отгораживают, ставят массивную дверь – получается отдельное помещение, куда обычно селят одиночек или молодые семьи. Поскольку у такой квартиры нет своего номера, она называется «нулёвкой». Такие помещения есть во многих многоквартирных домах нашего посёлка. Я сам, как холостяк, живу в «нулёвке».

Серёже и Кате их новое жильё понравилось. А может, они сделали вид, что понравилось? Комнатка, где-то около двенадцати «квадратов», в углу – умывальник, рядом – газовая плита и небольшой столик, у стены – допотопная кровать с круглыми набалдашниками на спинке и панцирной сеткой, которую пожертвовала наша бухгалтерша Лариса Ивановна: недавно купила новый диван, а эта кровать стала не нужной.

Я сразу представил, как она будет скрипеть и визжать пружинами (люди-то на ней расположатся молодые), но Лариса Ивановна усмехнулась: «А они подставят под неё свои чемоданы, и всё будет тип-топ…»

Но у Сергея с Катей никаких чемоданов не было. Две большие спортивные сумки, связка книг и рюкзак – вся их поклажа.

На второй или третий день Сергей, смущаясь, спросил:

– Игорь Алексеевич, вы не дадите аванс? Нам диван надо купить. А цены на мебель у вас такие, будто она из золота сделана.

Ясное дело. В наш район эту мебель везут, считай, через всю страну, потом – морем до Питера, оттуда – по разбитым грунтовым дорогам полуострова. Перевоз обходится слишком дорого, да и коммерсанты должны более-менее сносный приработок иметь от своего занятия.

Но, видно, и диван слишком красноречиво возвещал соседям о ночных занятиях новосёлов. По крайней мере, одна моя приятельница, по иронии судьбы жившая с ними через стенку, сказала мне при встрече:

– Твой компьютерщик на работе не дремлет? Не понимаю, когда они вообще спят. То музыка у них играет, то диван ходуном ходит, и так всю ночь напролёт.

– Дело молодое, – усмехнулся я. – А работник он отменный.

– Ага, – ехидно кивнула приятельница. – Стахановец! Хоть на работе, хоть в любви. Брал бы с него пример. Я уже и забыла, когда ты приходил ко мне в последний раз …

С этой женщиной у меня были, скажем так, эпизодические отношения. Я – одинокий, она – тоже, взрослые люди, понимающие, что взаимная симпатия ещё не повод для женитьбы. Ей-то, может, и хотелось обрести наконец статус замужней женщины, а мне – нет.

После того, что у меня произошло во Владивостоке, в большую любовь я уже не верил. Даже вспоминать не хочется, как я переживал, страдал, что называется, «бегал» за однокурсницей Олечкой, дрался с другими её ухажёрами и, в конце концов, она сказала: «Чёрт с тобой, Игорёк! Я – твоя!»

Мы женились. Я постоянно твердил Ольге, что никогда не смогу её разлюбить, что она мне – земля и небо, воздух и свет. Я находился в мире, полном страсти, на меня словно веяло какой-то нездешней, неземной радостью: она охватила меня всего, целиком, без остатка, и я, наверное, походил на наркомана, которого тревожит лишь одно: не лишится ли он очередной порции наркотика. Я клялся в вечности своего чувства, ещё не зная, что эта клятва правдива только в момент её произнесения. Я обманывал Ольгу ровно настолько, насколько обманывался сам: никому не дано знать, сколько времени просуществует их чувство.

Счастье длилось два года, а потом, как в паршивом анекдоте, я вернулся из командировки на день раньше. Хотел, видите ли, сюрприз любимой Ольгуше устроить. Вместо этого сам получил его в виде здоровенного голого мужика, который спрятался на балконе. А Лариса потом, не смущаясь, заявила: «Он мой первый мужчина, и всё то время, что мы с тобой жили, я встречалась с ним. Ты – хороший, надёжный, добрый, а он лишь пользуется мной как хочет, но он – навсегда. Тебе этого не понять…»

Ну да, где уж мне, романтичному имбицилу, осознать все глубины страсти? Ничего Ольге я доказывать не стал, ни делиться – ни рядиться не захотел, всё это было мне отвратительно, и даже квартира, в которой цвела моя якобы счастливая семейная жизнь, вдруг показалась мне мерзкой и отталкивающей. «Желаю удачи!» – сказал бывшей жене и, плюнув на всё, уехал в Каменный, твёрдо пообещав сам себе не поддаваться больше стереотипам неземной любви с её страданиями, драматизмом, пароксизмом чувств и всяческим сумасшествием. Моим любимым афоризмом стало изречение Лукреция Кара: «Влюбленные похожи на сумасшедших, они не видят очевидного, и умудряются увидеть несуществующее».

 

Мне совершенно расхотелось походить на младшего сына предводителя восстания на Кавказе в XIX веке имама Шамиля. Этот юноша воспитывался при царском дворе, в 23 года он влюбился в столичную красавицу Дашу. После пылкого объяснения в любви и неудачного сватовства он в расстроенных чувствах уехал на свою родину, где вскоре умер от тоски по ненаглядной Дашеньке. Ей, впрочем, на это было наплевать.

Душевная мука, которую испытывал бедный сын имама Шамиля, – это, как выяснили циничные учёные, действительно боль нервов, которую вполне можно назвать «адреналиновой тоской». Когда от чрезмерных переживаний в кровь мужчины резко вбрасывается большая порция адреналина, его охватывает гнетущая тяжесть – в результате саднит душа и ноет сердце. Кажется, что каждая клеточка тела стонет и болит, голова кружится, в глазах – туман. Это ломка. Как у наркомана или алкоголика, только – любовная.

Сколько я съел из-за неё шоколада! Наверное, его хватило бы целому детсаду на полгода. Я не мог без него обходиться, особенно мне нравился тёмный горький шоколад, без добавок в виде орехов, изюма и всяких наполнителей. Кто-то гасит стрессы водкой, а я – сладостями. Даже как-то странно, не по-мужски. И я стеснялся этой своей особенности, пока не прочитал, что учёные обнаружили явную закономерность: некоторые люди испытывают непреодолимую потребность в шоколаде, как только у них разрушалась любовная связь. Эта сладость, оказывается, содержит фенилэтиламин: он помогает сладить с ураганом переживаний, подобно тому, как, например, метадон отучает наркоманов от привычки к героину.

Как вам нравится такой заголовок заметки или статьи «Шоколад против привычки любить»? Наверняка бы заинтересовались, да? Но мне такую заметку писать совершенно не хочется. Я написал бы другую заметку. О том, например, что мужчины – вовсе не сильный пол, среди них самоубийств из-за несчастной любви в три раза выше, чем среди женщин. Получив отставку, многие из нас чувствуют себя по-настоящему несчастными, мы испытываем глубокую депрессию, нестерпимое одиночество и даже умираем от разрыва сердца: острый случай адреналиновой тоски может вызвать скачок артериального давления со всеми вытекающими из этого последствиями.

Да. Написал бы я такую заметку. Но, знаете ли, «светиться» не хочется: проницательный читатель непременно воскликнет: «Что у кого болит, тот о том и говорит!» А Каменный – посёлок маленький, районную газету тут читают все, её редактора знают в лицо и по традиции, идущей с советских времён, считают интеллигентным, думающим и, главное, нормальным человеком. А что же это за нормальный человек, который не может справиться с собственными чувствами?

Правда, я всё-таки опубликовал заметку какого-то информационного агентства о случае, произошедшем в Германии. Молодой служащий известной фирмы, получив отказ от своей возлюбленной, буквально занедужил от душевных страданий. Занемог так, так как болели от несчастной любви в индийских фильмах, сказках «Тысячи и одной ночи», в поэмах романтиков 19 века, в европейской рыцарской литературе и в стихах трубадуров. Он не мог, есть, спать, ходить на работу – и в результате владелец фирмы уволил его за прогул. Но парень, оклемавшись, рассердился и подал на него в суд. Судья назначил экспертизу, которая решила: любовное страдание – вид нервного шока, который требует лечения, как и все нервные расстройства. Таким образом, причину прогула признали уважительной, и суд восстановил молодого служащего на работе.

Любовь– болезнь. Любовь – мания. Любовь – выдумка. Любовь – это … А что, собственно, это? И как с ней жить? А без неё – как? Наверное, лучше никогда-никогда не давать войти в сердце женщине, которую когда-нибудь потеряешь: если не сама уйдёт, то судьба вывернет сюжет жизни так, что непременно кто-нибудь встанет между тобой и ею, – и даже если ты никогда не узнаешь об этом, всё равно будешь мучаться от её непроницаемого взгляда и улыбки, не лишенной жалости: она ничего тебе не скажет, всего лишь посмотрит вот так, а твоё сердце остановится, упадёт, разобьётся на осколки и каким-то чудом вновь соберётся, чтобы стучать дальше, – ты сделаешь вид, что, собственно, ничего не случилось, всё хорошо, всё прекрасно, жизнь продолжается. А может быть, начнёшь кричать, материться, бросать посуду и даже распускать руки. Но в любом случае твоя любимая женщина, легонько покачивая головой и смутно улыбаясь чему-то своему, вдруг скажет: «Всё кончилось. Ты – не тот человек, кого я люблю». Ты, конечно, возразишь: «Не выдумывай. Это бред. Это тебе только кажется. Всё пройдет…» И, может быть, даже попытаешься максимально использовать свой член, руки, губы, чтобы доказать: всё, что там, за пределами вашей кровати, – это бред, выдумка, полная ерунда, и только ты – настоящий, живой, сильный, и вам по-прежнему хорошо вместе. Но это не правда. Потому что и тебе уже не хорошо, и ей – тоже. И вообще – всё нехорошо, и ужасно, и нет никакого спасения, как нет спасения от стремительной снежной лавины или бешеного цунами. Хотя, наверное, спасенье есть, но всё происходит так внезапно, что ты бессилен что-либо изменить. Да и надо ли?

Говорят, что время лечит. Может быть. Не знаю, не уверен. «Ничего не помню, забыть не могу…» Кто придумал эту фразу? Мне кажется, что в ней большой смысл. Не надо забывать специально, потому что всё равно ничего не получится: это твоё проклятое сердце (если оно у тебя, конечно, есть) вдруг заноет ночью, накатит тоска и на тебя обрушится смерч воспоминаний. Оказывается, чувства забыть трудно. Лучше обмануть самого себя и сделать вид, что ничего не помнишь, а чувства пусть живут – чувства к женщинам, которые у тебя есть сейчас или остались где-то там. Самое интересное, что эти совсем-совсем разные дамы каким-то удивительным образом уживаются в твоём сознании вместе, никогда не ссорятся и даже относятся с симпатией друг к другу. Но это при том условии, что ты не пытаешься ни одну из них выбросить из своей головы.

А я научился не выбрасывать. Или мне это только кажется? А может, всё гораздо проще: любви нужно сердце, а я стараюсь не тревожить этот орган. Я не мазохист. Потому что если включишь сердце, то можно влюбиться. Чтобы потом мучаться… Лучше использовать только член. Цинично? Может быть. Но кому охота, чтобы человек, которого любишь, равнодушно сказал: «Всё кончилось…»?

Но Сергей и Катя, как мне казалось, ни о чём подобном даже не задумывались. С первого взгляда на них становилось ясно: они влюблены друг в друга. По Каменному они ходили как первоклассники – трогательно держась за руки. При этом Катя и Сергей постоянно останавливались, чтобы поцеловаться, после чего смущенно озирались по сторонам: не видит ли кто?

Даже если на улице никого не было, всё равно это видели многие. Потому что в Каменном есть такой обычай: «включать телеокно» – это означало сесть у окна и смотреть, что делается во дворе. В селе принимаются всего две телепрограммы, и обе – вечером. В их ожидании некоторые жители развлекают себя наблюдениями из окна. Эта привычка появилась у них в те времена, когда телевидения в селе вообще не было – оно пришло сюда лет пять назад.

– Чисто голубки, – умилённо вздыхали кумушки бальзаковского возраста, взирая из-за занавесок на Катю и Сергея.

– Ничего, это быстро проходит, – усмехались циники средних лет. – Поживут тут, пооботрутся, заскучают, и, глядишь, заживут как другие люди – тоже потянет налево.

– Если бы у них всё было хорошо, они бы не попёрлись на край света, – замечали умудрённые жизнью старики. – Сюда обычно едут те, у которых что-то не получилось, не сложилось, не склеилось…

И точно, в Каменном было много одиноких женщин и мужчин, причем, первых раза в два больше. Многие приехали на север после развода или крушения личной жизни на «материке», бежали, куда глаза глядят, надеясь на то, что в дальней стороне всё образуется и, может быть, встретится человек, с которым определится общая судьба. Правда, среди одиночек были и просто романтики, которым хотелось очутиться как можно дальше от больших городов. Для таких тут раздолье: чистые реки и озера, непуганые птицы и звери, высокие горы, просторная тундра, ягодники. Впечатлений для новичка хватало, стоило ему выйти за околицу: на сопках, поросших стлаником, цвиркали бурундуки, столбиками стояли у своих норок рыжие толстые евражки, с шумом взлетали из-под ног рябчики, и куда ни глянь – росли грибы: подосиновики, рядовки, сыроежки, обабки, рядом – рясные брусника, голубика, морошка.

Но если в Каменный приезжали пары, то тут выдвигалось несколько версий. Обычно считалось, что на «материке» им кто-то не давал спокойно жить: может, бывшие мужья-жены, злые тёщи-свекровки и прочие родственники. Не исключалась и другая распространённая версия: пара бежала от кредиторов, наездов бандитов или каких-то других житейских трудностей. Третья версия предполагала зарабатывание денег, но, впрочем, в последнее время она не выдерживала критики: на «материке» без всяких северных надбавок можно получить в несколько раз больше, если умеешь вертеться и обзаведешься нужными связями.

И всё-таки Катя и Серёжа, кажется, подпадали как раз под эту версию. Она сразу устроилась в ремонтно-строительное управление, а он дневал-ночевал в редакции: работал и наборщиком, и верстальщиком, и, само собой разумеется, держал в исправности всю нашу локальную компьютерную сеть. Вместе с бухгалтером мы нашли возможность установить ему приличную зарплату, хотя районный финансист и возражал: газета-то кормилась из скудного местного бюджета, каждый потраченный на неё рубль многократно проверялся и перепроверялся. Но, тем не менее, мы доказали, что хорошие специалисты на дороге не валяются и стоят дорого. Почему-то нормальным людям всегда приходится аргументировать чиновникам очевидное.

С первой же зарплаты молодые купили себе диван, и моя приятельница не преминула это отметить:

– Всё спокойно в Датском королевстве, – и подмигнула. – Сплю сейчас как сурок, никто не беспокоит. Если дело и дальше так пойдёт, то придётся отправиться на конкурс королевы толстоты. Хоть бы кто-нибудь помог лишние килограммы сбросить…

Ну, я, конечно, помог. По привычке. Без особого восторга. Мне хотелось чего-то другого, возвышенного. Но всё получилось, как в анекдоте о поручике Ржевском:

– Ржевский, вы любили?

– Имел-с!

– Поручик, я о возвышенном!

– И я о том же: имел-с рачком-с!

Вот так с некоторых пор и у меня. Всё вроде бы нормально: шманцы-обжиманцы – в кровати повалянцы, в физическом смысле – лучше и не бывает, но секс это всего лишь секс, при котором действуют отдельные части тела, а сердце остаётся спокойно-холодным. Я не даю ему включаться, а без него нет полноты ощущений. Такой вот, братцы, парадокс.

Впрочем, чего уж там темнить? Я и сам не заметил, как стал циником. А став им, пытаюсь найти этому оправдание. Хотя, с другой стороны, никто и не просит меня обеляться. Зачем-то это нужно мне самому.

Глядя на Сергея, который весь преображался, когда в конце рабочего дня за ним заходила Катя, я вспоминал самого себя. Наверное, точно так же и я светлел лицом, расцветал улыбкой, легко двигался, и все вокруг переставали для меня существовать – оставалась только Оля. А для Сергея оставалась только Катя, которая, когда входила, сразу выхватывала взглядом только его и уже не отрывала от него глаз.

Они почти никуда не ходили – ни в кино, ни на концерты самодеятельности в Дом культуры, ни по магазинам, ни в гости. Говорили, что всё это скучно и не хочется тратить время понапрасну, уж лучше позаниматься: Сергей, как заочник, выполнял бесчисленные контрольные работы, готовился к очередной сессии, а Катя заново штудировала учебные пособия по курсу средней школы – её не покидала мечта поступить в архитектурный институт. В районной библиотеке на них нарадоваться не могли: ребята часто заглядывали сюда, брали не только учебную литературу, но и классиков, нашумевшие современные бестселлеры, журналы. Они стали теми читателями, которые впервые за несколько последних лет сделали заказы по межбиблиотечному абонементу, разыскивая какие-то раритеты, хранившиеся в московских и петербургских библиотеках.

Я узнал об этом, когда заведующая библиотекой Нона Иосифовна, дородная дама неопределённого возраста, явилась в редакцию и предложила заметку о системе заказов через межбиблиотечный абонемент.

– Это нужно молодым, уверяю вас! – заявила она, когда я попытался отказать ей в публикации: заметка была донельзя скучной и сухой. – Ваш новый сотрудник подтвердит, что редкие книжные жемчужины доступны и в нашей северной глуши…

Она принялась занудно пересказывать содержание своей заметки, и у меня даже скулы свело, будто откусил кислого лимона. Но тут вошёл Сергей и спас меня.

– Нона Иосифовна, – сказал он, – а что, если сделать из этой заметки детектив? Ну, например, рассказать о банде Пепеляева, которая в гражданскую войну орудовала тут, на северах. У неё были запасы золота, которые бандиты спрятали в тайге…

– Но при чем тут МБА? – удивилась библиотекарша.

– Об этом рассказывается в воспоминаниях участников тех событий, работах историков и журналистов, – объяснил Сергей. – Может быть, в некоторых документах есть подсказки, как искать клад Пепеляева. Но для этого нужно воспользоваться системой МБА…

Подивившись неожиданному ходу, предложенному Сергеем, я попросил его переписать заметку библиотекарши. Это у него получилось неплохо. Я дал ему новое задание, и с ним он тоже справился. Я только радовался такому приобретению: наша газета, хоть и маленькая, была невероятно прожорливой – сколько ни пиши, а материалов вечно не хватает.

Особенно хорошо получались у Сергея заметки о природе. Вместе с Катей по выходным дням они уходили в походы. Бродили по сопкам, в холодных быстрых протоках удили хариусов и чиров, собирали бруснику, любовались оранжевыми листьями рододендронов, пытались приучить к себе любопытных евражек: эти похожие на сусликов зверьки, если не чувствовали опасности, подпускали человека к себе близко, на расстояние вытянутой руки.

Ребята забирались от Каменного довольно далеко. Особенно Сергея привлекала скалистая сопка Шайтан, куда местные жители обычно предпочитали не ходить. Она пользовалась у них дурной славой. Старики утверждали, что в старину шаманы наложили на неё запрет: никто не смел туда разгуливать, потому что в сопке якобы жил злой могущественный дух. Но сами шаманы регулярно отправлялись к этому месту, чтобы совершить камлание и задобрить злого келе.

Говорили, что где-то в сопке есть древняя кумирня с идолами. Может быть, шаманы специально наложили на это место табу, чтобы сохранить святилище в неприкосновенности.

В последнюю субботу сентября, когда над Каменным собрались тёмные тучи и посыпала снежная пороша, Сергей сказал Кате, что пойдёт в поход один. «Ты оставайся дома, – попросил он. – Боюсь, непогода разыграется. Простынешь ещё. А я уж как-нибудь… Хочется всё-таки до Шайтана дойти. Старожилы говорят, что это, может быть, последние более-менее нормальные выходные дни. Вот-вот может начаться снегопад. В октябре тут зима наступает. По снегу до той сопки не дойти…»

Катя его отпустила. Хотя, как потом рассказывала, что-то её тревожило, а когда смотрела из окна, как Сергей вышел за околицу и стал подниматься в сопки, то у неё кольнуло сердце. Но она не придала этому значения. У многих людей, приезжающих в наши северные края, акклиматизация проходит трудно: обостряются старые болезни, поднимается артериальное давление, начинает пошаливать сердце. В старину бывалые люди в этом случае говорили новоселу: «Белая шаманка – хозяйка здешних мест – тебя не принимает. Принеси ей в жертву оленя, выпей его свежей крови, съешь талы из хариуса – всё пройдёт. А не пройдёт – значит, ты не нравишься Шаманке, рано или поздно она тебя уморит – уезжай!»

Ясное дело, Шаманка ни при чём. В свежей крови оленя и в строганине из рыбы много витаминов и других полезных организму человека веществ. Одних такая еда сразу ставила на ноги, другим помогала более-менее сносно жить, а тем, кого север всё-таки не принимал, приходилось уезжать. У Кати, видимо, были проблемы с адаптацией. Врачи посоветовали ей гематоген, «Компливит» и экстракт элеутерококка – для повышения иммунитета. А то, что у неё иногда кололо сердце, так это, как уверяла наша терапевтша Зоя Ивановна, вовсе и не сердце, а некий особенный невроз, ничего, мол, страшного.

Так что Катя поглядела в окно вслед Сергею, выпила от своего невроза настойки пустырника и принялась шинковать капусту. Её завезли в Каменный накануне, и хозяйки использовали выходные с толком: делали из неё заготовки на зиму. Катя решила засолить капусту с брусникой и яблоками. Зоя Ивановна даже дала ей какой-то свой особенный рецепт. А то, что квашеная капуста у терапевтши получалась знатная, об этом весь Каменный знал. Всё дело, наверное, было в тех сушеных травках, которые Зоя Ивановна добавляла в соленье.

Между прочим, Сергей рассказывал, что по просьбе терапевтши они с Катей собирали какую-то траву как раз в районе Шайтана. Зоя Ивановна показала им образец растения – маленькое, похожее на клевер, оно издавало острый перечный аромат.

Из-за этой травы Сергей и Катя не успели подняться на Шайтан. Пока её собирали, начался дождь. К тому же, у Кати разболелась голова – может быть, как раз из-за острого, слишком резкого благоухания травы: свежесобранная, она испускала дурманящий густой дух. Потом я узнал, что местные старики называли это растение шаманским, его использовали в камланиях для того, чтобы узнать будущее. Но Зоя Ивановна умудрялась применять его как приправу.

Как бы то ни было, а получалось так, что у подножия красивой и загадочной сопки Сергей и Катя ходили вместе, однажды даже забрались на неё почти до половины, но покорять её вершину Сергей отправился один. Жаль, что я не знал об этом. Иначе обязательно составил бы ему компанию. В одиночку на севере в путь отправляются редко: погода может резко измениться, порой балуют бурые медведи – нападают на одиноких грибников-ягодников-путешественников, под красивой полянкой иногда скрывается топь – ступишь на изумрудный мох и мгновенно провалишься в зловонную жижу, тут без посторонней руки никак не обойтись. Но хуже всего в скалистых сопках: покрытые густыми, зачастую трудно проходимыми зарослями стланика, они таят неприятные неожиданности в виде неприметных, но глубоких расщелин; осклизлые валуны, поросшие лишайниками, рыхлые глыбы песчаника или гранитные плиты, внезапно уплывающие из-под ног, – тоже опасны. Сергей об этом, конечно, знал, но до того дня Бог его миловал.

Катя особенно не волновалась, когда Сергей не вернулся в субботу: он предупредил её – мол, темнеет рано, и если не успеет посветлу добраться до Каменного, то останется ночевать на сопке. Всю ночь над посёлком ухал резкий, промозглый ветер, он гнул тополя, отрывал их ветви, завывал в дымоходах, а к утру нагнал стада серых, угрюмых туч – зарядил мелкий колючий дождь, перемежающийся снегом. Трудно по такой погоде пробираться по кочкам, сопкам и зарослям стланика, но Катя всё же надеялась, что Сергей вот-вот постучит в дверь. Он не возвратился и к вечеру. Тогда Катя прибежала ко мне:

– С Серёжей случилась беда! Надо что-то делать.

Я попытался её успокоить. Рассказал, как однажды сам блуждал два дня в окрестностях Каменного, никак не мог сориентироваться в густом тумане, куда идти. Всё в порядке, говорил я ей, ничего страшного не случилось, жив твой Серёжа, не волнуйся, он турист бывалый и знает, как поступать в экстремальных ситуациях. Но Катю мои доводы не убеждали. Да и я сам, если честно, в них не верил. Мне всего лишь хотелось её успокоить. Не переношу женских слёз. Никогда не знаю, что ещё сделать, чтобы женщина перестала плакать.

Поиски Сергея начали в понедельник утром. Искать долго не пришлось. Ребята из милиции и местного управления гражданской обороны нашли его на Шамане в глубокой расщелине. Парень, видимо, поскользнулся и упал туда с вершины сопки. Судя по следам, он пытался сам выбраться из западни, но раны были слишком серьезные, к тому же правая нога оказалась переломанной – силы вскоре оставили его, и он потерял сознание.

Когда спасатели вытащили Сергея из расщелины, он ещё был жив. Парни даже подумали, что всё обойдётся, тем более, что вот-вот должен был подлететь вертолёт санавиации, чтобы доставить раненого в областную больницу. К их радости, Сергей открыл глаза, попытался улыбнуться и сказал:

– Всё будет хорошо.

Его поддержали, ободряюще похлопали по плечу:

– Держись. Сейчас вертолёт прилетит.

А он упрямо повторил:

– Очень нужно, чтобы всё было хорошо, – и устало закрыл глаза.

Ему влили в рот немного коньяка, перебинтовали раны, смазали ссадины йодом, но к открытому перелому ноги решили не прикасаться: пусть всё необходимое сделают медики.

Сергей больше не открывал глаз, и спасатели решили, что он снова потерял сознание. Но он вдруг чуть слышно шепнул:

– Скажите им… Я их люблю…

– Кому сказать? Серёга! Поясни: кому это сказать?

Сергей молчал, плотно сжав посеревшие губы. Пульс у него был слабый, дыхания почти не ощущалось.

На вертолёте его доставили в областную больницу. Как мне потом рассказывали, реаниматологи пытались сделать всё, чтобы вернуть Сергея к жизни. Но…

Вспоминать об этом трудно. Я не могу считать себя другом Сергея. Если он и нуждался в друге, то, очевидно, не в таком, как я. Может быть, ему казалось, что я бываю циничен, несправедлив, не люблю сложностей, и если сталкиваюсь с ними, то предпочитаю разбивать их на простые составляющие: хорошо – плохо, любит – не любит, добро – зло и т.д. Нюансы мешают понять цельность явления или вещи. А Сергей, видимо, считал, что как раз в них и заключаются прелесть и тайна, делающие обычные вещи особенными. Он был искренним, и тем нравился мне. Я привык к нему и, может быть, со временем мы если бы не подружились, то наверняка сблизились бы. Но этому никогда теперь не сбыться.

Катя, узнав о том, что Сергея увезли на вертолете санавиации, пришла ко мне. На ней лица не было – серая маска, красные от слёз глаза, распухшие губы. Она даже говорить не могла, лишь стонала – протяжно, на одной ноте, и отрешенно покачивалась на стуле как сомнамбула туда-сюда, сюда-туда.

Я не умею утешать, и не знал, что в таких случаях делать. Я просто обнял Катю за плечи и почувствовал, как мелко-мелко трясётся всё её тело, такое худенькое, маленькое и одинокое. Она прильнула ко мне и мало-помалу успокоилась, лишь иногда всхлипывала.

– Всё обойдётся, – сказал я. В тот момент я в это верил.

– Его спасут? – спросила Катя.

– Конечно, – я постарался придать голосу убедительность. – Медицина сейчас такие чудеса творит!

– Мне нужно лететь к нему, – сказала Катя. – Помогите достать билет на самолет. Он должен знать, что я рядом.

Я пообещал помочь и с билетом, и с деньгами. И даже сам предложил отдать мне на постой кошку Маруську.

– Серёжа её любит, – сказала Катя. – Иногда я даже ревновала её к нему. Понарошку, конечно, – она попыталась улыбнуться, но лишь слабо изогнула уголки губ. – Знаете, он как приходил с работы, первым делом Маруську кормил, потом сам за стол садился. Сначала её гладил, потом меня целовал. А вообще-то, Маруська – это моя кошка…

– Она ваша общая, – уточнил я.

– Моя! – упрямо тряхнула головой Катя. – Я её подобрала, выходила. Она кошка из бедной семьи. А! Вы ведь не знаете, что это такое…

И Катя принялась рассказывать о том, о чём вы уже знаете. Она говорила долго, не останавливаясь, лишь изредка судорожно всхлипывала и сморкалась. Я понимал, что ей нужно выговориться и не останавливал её.

– А ведь я его не любила, – вдруг сказала Катя. – Подумать только: я не сразу полюбила Серёжу! Когда увидела его в первый раз, то закрыла глаза и загадала желание: если он подойдёт ко мне, то будет тем самым клином, которым выбивают другой клин. Вы ничего не понимаете?

Я отрицательно помотал головой, хотя, в общем-то, примерно догадался, о чём речь.

– У меня был парень, я его любила, – продолжала Катя. – Так любила, что ради него готова была сделать всё, что он захочет, лишь бы ему было хорошо. Мне казалось, что и я для него что-то значу. Но одна моя подруга как-то увидела его с другой девушкой. Они шли в обнимку, смеялись и целовались, им было хорошо вдвоём. Я не поверила подруге, а она подсказала: «Сама можешь убедиться, сходи в среду вечером к такому-то дому культуры, эта девица там танцами занимается. Она у него прима-балерина, не то, что ты», – и рассмеялась. Я поссорилась с подругой. Зря поссорилась. То, что она сказала, оказалось истинной правдой. Но я не стала устраивать сцен ревности, я решила отомстить своему парню и найти себе друга не хуже его. Пусть видит, что я тоже кому-то нужна! И вот когда я шла с этими мыслями по парку, мне и встретился Серёжа…

Она ничего не скрывала. Рассказала даже о том, о чём, наверное, и близкой подруге иная женщина не скажет. Тот парень, которого Катя пыталась забыть, оказался редкостным негодяем. Ему не понравилось, что девушка посмела бросить его сама. Он привык уходить первым, без объяснения причин. И тогда он сделал вид, что нынешнее его увлечение танцоркой – это недоразумение какое-то, на самом деле он жить без Кати не может, в общем, ля-ля-тополя и всякое такое. А тут ещё отец Сергея как-то встретил Катю и намекнул, что она не ровня его сыну и чтобы на что-то серьёзное не рассчитывала, он сделает всё возможное-невозможное, чтобы помешать развитию их отношений. «Но если ты хочешь с ним только спать, то – пожалуйста, – сказал отец. – Только не дури мальчику голову!»

Это Катю, естественно, оскорбило. И она решила вернуться в объятия бывшего своего парня, тем более, что он их широко распростёр. Эх, знала бы она, что он задумал!

Парень сказал, что у его друга родители уехали на дачу, так что «квадрат» свободен, и если она не против, то можно пойти туда в гости. Друг не помешает. В квартире три комнаты, одна из них – для Кати с её раскаявшимся возлюбленным.

Всё сначала было прилично: легкий ужин, музыка, приятный разговор. Потом друг включил видеомагнитофон, а там порнофильм: одна женщина и двое мужчин вытворяли чёрт знает что.

– Выключите, – попросила Катя.

– Ни за что! – сказал её парень. – Посмотри, как они кайфуют!

– Мерзость, – сказала Катя.

– Что? Это я-то мерзость? – взбеленился её парень.

– Фильм мерзость, – уточнила Катя. – Не хочу его смотреть!

– Нет, ты будешь его не только смотреть, но и повторять то, что там делается, – заявил парень.

В общем, то, что потом последовало, – это было грубое, жесткое изнасилование. Весь следующий день Катя проплакала, а утром встала, равнодушная, холодно-опустошенная, как после тяжелой болезни, и пошла в милицию: сначала подала заявление на своего парня, потом – на его друга. А тут, как на грех, ей снова позвонил отец Сергея и, особо не церемонясь, спросил: «Сколько тебе дать денег, чтобы ты не морочила голову моему сыну? Пойми, что ты ему не пара». Она ничего не ответила, положила трубку и к телефону больше не подходила. Деньги ей предлагали и родители тех двух парней – любителей группового секса.

Потом, когда двоюродной сестре потребовались средства на операцию, подруга и показала заметку в газете о девице, которая зарабатывала на жизнь шантажом. Схема проста: знакомилась с парнем, проводила с ним ночь, а наутро, предварительно сделав необходимые анализы и получив справку из судебно-медицинской экспертизы, шла в милицию с заявлением об изнасиловании. Приём срабатывал на сто процентов: незадачливый любовник предпочитал заплатить деньги, чем сидеть в тюрьме.

– Не знаю, что на меня нашло, но я решила поступить точно так же, – призналась Катя. – Понимаю, что это ужасно. А насиловать – не ужасно?

Я молчал.

– Вы, конечно, сейчас думаете: а Сергея-то, мол, за что? – Катя опустила глаза. – А за то, что он – другой. За то, что его отец унизил меня. За то, что Сергей не стал для меня единственным…

– Ничего не понимаю!

– Я сама тогда ничего не понимала, – Катя уронила голову на руки. – Мне казалось, что люблю того, другого, а Сергей – просто способ забыть его. Ох, не надо об этом! Не хочу даже вспоминать. Я виновата перед Сергеем. Он любил меня на самом деле. А я сначала играла с ним… Это тяжело вспоминать. Извините.

Утром Катя улетела в областной центр. А вечером мы узнали, что Сергея не стало. Из больницы позвонил врач и сказал, что медицина оказалась бессильной: случай очень тяжёлый, к тому же у пациента обнаружилась непереносимость некоторых препаратов; такое впечатление, что организм отвергал их специально. Ещё он сказал, что вдова пожелала захоронить покойного в городе Ха, ей помогут оформить все необходимые документы и перевезти тело, нужны деньги, – и он продиктовал адрес. Сама Катя так и не позвонила.

Потом, месяца через полтора, из Ха от неё пришло письмо. «Я не вернусь в Каменный, – писала Катя. – Без Серёжи мне делать там нечего. Очень хотела бы забрать Маруську. Если случится оказия, то найдите способ переправить её ко мне. А ещё соберите в нашей комнате фотографии и бумаги Сергея, отправьте их, пожалуйста, мне. Это то немногое, что от него осталось. И я хочу, чтобы оно было со мной…»

Бандероль с фотографиями и дневниками Сергея мы отправили Кате сразу же. А вот с Маруськой приключилась странная история. Обычно я выпускал её на улицу без всякой опаски: кошка далеко от дома не отходила, любила сидеть на завалинке и снисходительно наблюдать оттуда за происходящим во дворе. Когда это занятие ей надоедало, Маруська покидала свой пункт наблюдения, шмыгала в подъезд и царапалась в дверь моей квартиры. Но с очередной прогулки она долго не возвращалась и, обеспокоившись, я вышел во двор, долго звал её – кошки нигде не было. Решив, что она, должно быть, познакомилась с каким-нибудь котом и ей сейчас вовсе не до меня, я со спокойной совестью вернулся домой и лёг спать.

Маруська, однако, не пришла ни на следующий день, ни потом. Никто в нашем маленьком Каменном её не встречал, и все искренне жалели кошку, предполагая, что она могла стать жертвой бродячих собак. Но перед новогодними праздниками ребята из школы-интерната пошли в сопки набрать лапок вечнозеленого стланика для праздничных гирлянд. Разгребая снег, чтобы достать из-под него особенно пышные и крепкие ветви, они наткнулись на замерзшую Маруську. Её мордочка была повёрнута в сторону Шайтана.

Я написал об этом случае Кате, но письмо вернулось обратно с пометкой: «Адресат выбыл». И я теперь не знаю, где она живёт, и как сложилась её судьба.

Что касается Шайтана, то на нём всё-таки побывала экспедиция из областного краеведческого музея. Учёные нашли там два полуистлевших деревянных сэвена – этих идолов шаманы ставили в священных местах. Перед ними был выложен очаг из закопченных черных камней. Здесь, видимо, зажигали жертвенный огонь, в который шаманы бросали угощение для богов – куски оленины, мелких животных, рыбу.

Но, впрочем, экспедицию больше заинтересовали петроглифы. Их было два. Один изображал лицо женщины – круглое, как луна, с большими миндалевидными глазами. На другом камне, стоявшем в стороне, древний художник выбил силуэт мужчины – стройный, с высоко поднятым копьем, он куда-то стремительно бежал. Проследив направление его движения, учёные с удивлением обнаружили: охотник стремился к женщине. Может быть, это простое совпадение, а может быть, и нет. Древняя женщина на петроглифе улыбалась, чуть заметно опустив уголки губ. В этой улыбке была какая-то тайна. И, кажется, я знаю её.

 

 

 

2004 г.

 

 

 


Оглавление

8. Часть 8
9. Часть 9

508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!