Басни

Заяц

Голодный Заяц снедь искал в лесу.
И на полянке увидал Лису.
И съесть её решился с голодухи.
Остались от косого только уши.
Не всё, что видишь, можно кушать.

Барашек

Барашек, встретив Волка за рекой,
Мучительно стал думать: кто такой?
И размышлял, пока его не съели.
Порой склероз смертелен.

Медведь

Медведь боялся спать в лесу впотьмах,
А потому жёг лес, презрев зверей протесты.
Теперь пустыня на лесистом прежде месте.
Лень – мать пороков, а батяня – страх.

Глупый Заяц

Подумав: хватит прятаться от Волка,
Оленьи Заяц нацепил себе рога
И серого решил пугнуть. Без толку.
К чему корове пятая нога?

Карась

В жару от зноя разморило Карася,
Он погрузился в сладкую дремоту.
Явилась Щука, голод свой неся...
Дремать в опасности – быть полным идиотом.

Истина в вине

Порою Истина взбрыкнёт и вскачь помчится,
На должности не глядя и на лица,
Но, протрезвев, опять вернётся в стойло.
Вина коварней нет на свете пойла.

Солнце и Сосулька

Себя Сосулька сильно уважала,
Поскольку лихо Солнце отражала.
Она сияла россыпью огней,
И все в округе любовались ей.
– Что Солнце без меня? Желток яичный, –
Она любила часто говорить. –
Кто красоту способен оценить,
Тем сравнивать нас даже неприлично.
Оно сияет, мне благодаря.
Вот ночью сплю – и что с его лучами?
– Позволь, – вмешался Лист Календаря, –
Но ведь его и нет ночами!
– Конечно, нет. Как без меня светить?
Вот и спешит оно стыдливо скрыться.
А впрочем, в этом грех его винить:
Не всем с огнём в груди дано родиться.

Тут Лист Календаря на снег упал:
Быть может, обморок, а может, вышло время.
Сильнее воздух нагреваться стал.
Сосулька вдруг почувствовала бремя
Прожитых дней и неустанных дел.
Температура вверх пошла помалу,
И кончик носа всё сильней потел.
Потом без сил Сосулька с крыши пала.
А что же Солнце? Странно, но оно
И без Сосульки светит всё равно.

Хоть критики поэтов вечно поправляют,
Стихи живут, а все поправки тают.

Аэроплан

Аэроплан летел меж облаков,
Но сильно, видимо, земля его манила.
Он рухнул тысячью сверкающих кусков.
Тоска по родине – убийственная сила.

Пёс

Бездумный Пёс от голода болел.
Часами он скулил, просил у бога пищи.
В конце концов, бедняга околел.
Находит тот, кто ищет.

Гнёт

Работал Гнёт в номенклатуре
И сам себя превозносил,
Бюрократические бури
Спокойненько переносил.
Давил он профессионально
На всех, над кем поставлен был,
И в результате гениально
Всё лишнее давно забыл.
Одно он знал: его работа
Следить, чтоб вверх никто не лез,
И, если всё же вылез кто-то,
Знать, нужно увеличить вес.
Но вот однажды забродили
По Гнётом в бочке огурцы,
Они на митинги ходили,
Кричали: «Довели, отцы!
На совесть раньше нас солили,
А нынче экономят соль!..»
Короче, непорядки всплыли,
И Гнёт был брошен на фасоль.
Навряд ли это – пониженье,
Фасоль ведь – царская еда.
Когда ж и там пошло броженье,
Гнёт вспомнил про свои года.
И был на пенсию с почётом
Отправлен, чтоб дожить свой век.

Бывает очень схожим с Гнётом
Иной известный человек.

Погремушка и Пианино

Погремушка поучала Пианино:
– Нужно проще и доходчивее быть.
Простота – ведь это та же глина,
Из которой можно целый мир слепить.
В разных там сонатах или фугах
Вовсе не нуждается народ.
Я тебе советую как другу
Не лететь стремительно вперёд,
А остановиться,
Поучиться,
Ну, хотя б у Бубна иль Свистка,
Мастера, каких на свете мало.
А когда-нибудь ты их видало
За значками нотного листка?
Всякое стаккато иль пиано
Только портят изначальный вкус.
Нет, коль хочешь стать любимцем Муз,
Играть нужно просто, громко, рьяно.
Хочешь, я учить тебя возьмусь?
– Соловья учил вокалу Гусь, –
Пианино бросило в ответ, –
Только что-то результатов нет.

Часто те, чей дар природный тих,
Обожают поучать других.

Змея

Красавица Змея влюбилась в Попугая,
Ей нравилось, как он зверей ругает.
Бесстрашно дураками всех зовёт,
На когти невзирая и на зубы,
И, хоть порой бывает слишком грубым,
Ему идёт.
Змея, от страсти изнывая,
На пне лежала чуть живая,
Следила за предметом грёз,
Который ахинею нёс
И, лихо прыгая по веткам,
Змею провозгласил кокеткой,
Чем и довёл её до слёз.
Любовь и ненависть способны
Легко переходить друг в друга,
И это, в принципе, удобно,
Поскольку всё идёт по кругу.
Змея вдруг сразу ощутила
Такую злость на Попугая,
Что вмиг его бы проглотила,
Будь он в то время досягаем.
Решив зов сердца превозмочь,
Отныне жить лишь головой,
Змея отправилась домой
От бессердечной птицы прочь
И уползла, хвостом играя,
Но в зубе затаила яд.
Теперь кусает всех подряд,
Хоть держит зло на Попугая.

Мораль здесь, к сожалению, не нова:
Мы часто платим за деяния другого.

История Реки

Река текла среди предгорий.
Тиха, спокойна, глубока.
В неё ныряли облака
И тоже уплывали к морю.
Спеша Большой водою стать,
Журча, вливались то и дело
В спокойную речную гладь
Ручьи, несущиеся с гор.
Река сначала их терпела,
Потом ей это надоело –
Она решила дать отпор.
И заявила:
– Эй, ручьишки!
Вода в коротеньких штанишках!
Что предо мною мельтешите,
Что портите мою красу?
А ну немедля прочь спешите,
Не то всех в брызги разнесу.
Коль влиться в море захотели,
Ищите-ка свои пути
И нечего меня мутить –
Что я вам – нянька, в самом деле?
Своих забот по берега:
Вредят мне люди то и дело.
Всё норовят, чтоб агрегат
Я им то там, то здесь вертела.
Но от людей хоть польза есть:
Глядишь – в гранит тебя оденут.
А вам, ручьишкам, что зачесть?
Что вы даёте мне?
Лишь пену!
От вас реке одна морока,
А пользы нету ни на грош.
Ручьи в ответ Реке:
– Ну, что ж!
Коли ты в нас не видишь прока,
Коль пользы нет от нас ни в чём,
Изволь: мы сами потечём,
Твоей красы не беспокоя.
И ручейки свернули прочь,
Чтоб Реку не лишать покоя
И в том хотя бы ей помочь...

Река текла среди предгорий.
Тиха. Спокойна. Глубока.
А где теперь сия Река? –
Десяток грязных луж у моря.

Орёл и Комар

Орёл Ягнёнка ввысь унёс,
И зря Пастух кричал,
Орёл, усевшись на утёс,
Его не замечал.
Грозя бессильно кулаком,
Ушёл ни с чем Пастух.
– Я хорошо с Орлом знаком, –
Похвастался Петух.
С Орлом мы старые друзья, –
Чирикнул Воробей, –
Вот, помню, как-то он да я
Гоняли голубей.
Тут гордо Коршун произнёс:
– А я с Орлом в родне.
Ягнёнка бы и я унёс,
Да неохота мне.
Кругом был что ни разговор,
То об орлиной силе,
Его ведь птицы с давних пор
Уже превозносили.
Комар себя ударил в грудь:
– Чем, собственно, я хуже?
Я не слабей Орла ничуть,
Да и умней к тому же.
Сейчас с Орла собью я спесь
И корма вам достану,
Да не Ягнёнка – что там есть? –
А целого Барана.
Преграды нет для тех, кто смел.
Сегодня я в ударе...
Сказал и тут же полетел
К пасущейся отаре.
Здесь жертву выбрал покрупней,
Взревел на тонкой ноте
И храбро устремился к ней
На бреющем полёте.
Удар о рог был краток, но
Осталось мокрое пятно.
Баран траву свою жевал,
Не огорчась нимало,
Он даже не подозревал,
Что смерть над ним витала.

Мы часто в жизни ношу выбираем,
Под тяжестью которой погибаем.

Кочегар

Котёл на совесть грел дома,
В своём нутре дрова сжигая,
А Кочегар сходил с ума,
Приказы свыше исполняя.
В холодный зимний вечерок,
Что ни минута, Кочегару
Идёт ответственный звонок:
– Поддать немедля пара!
Замёрз товарищ Иванов,
А ты сидишь, мышей не ловишь.
Чтоб сей момент, без лишних слов
Было тепло... Что прекословишь?
Что? Стар котёл? А мне плевать!
Какое, к чёрту, там давленье!
Как хочешь, но тепло мне дать.
Или готовься к увольненью.
Затем ещё, ещё звонки,
Грознее раз за разом.
От страха стынут позвонки
И отшибает разум.
Решился, вентиль отвернул,
Течёт пар в трубах с громом.
Но в этот миг котёл рванул
Так, что разнёс полдома.

Теперь лежит в квартирах лёд,
А Кочегар – в больнице.
Когда же вышел он, народ
Ведёт его судиться.
Доказана его вина,
Срок присуждён немалый...

Мораль здесь явственно видна:
Зловредны кочегары.

Ананас

На грядке с морковью случайно пророс
Заморский продукт – Ананас.
Какой его дьявол на грядку занёс,
Останется тайной для нас.
Однако он выжил и корни пустил
В чужой и холодной земле,
Хотя временами, бывало, грустил
По жаркой своей стороне.
И время пришло урожай собирать,
С волнением ждал Ананас
Хозяев, пришедших плоды его рвать,
Как видел во сне он не раз.
И вот в огород заявился мужик
Нарвать для закуски морковь.
Но вид Ананаса привёл его в крик,
Казалось, вот-вот брызнет кровь.
В угрозе зловещей сощурился глаз,
К лопате рванулась рука.
И он на куски покрошил Ананас
Под крики «Война сорнякам!»

Надеюсь, мораль ясно видится вам:
Ненавистно чуждое жалким умам.

Червяк

Червяк навозный, корчась на крючке,
Жалел о спрятанном когда-то пятачке.
«Имей его сейчас, я смог бы откупиться,
Ведь человек всегда к деньгам стремится...»

Мораль: зарытые богатства бесполезны,
Коль ты в оковах, а они железны.

Функционер

Енот был без ума от басен
И тем для общества опасен.
Поскольку по номенклатуре
Он числился в литературе,
Без басен он не мыслил дня:
С утра штук пять настрочит
И всем до самой ночи
Читает и хохочет.
Давно с ума сошла родня
От надоевших строчек,
А он в глубины басен зря
Не тратит времени зазря
И всех зверей врачует,
Нещадно зло бичуя.
Затюканные звери
Дрожат, его завидя,
И прячутся за двери.
Енот, хоть и в обиде,
Но, у дверей пристроясь,
Бубнит, как через вату:
Не позволяет совесть
Зря получать зарплату.
Коль числишься поэтом,
Считает он – трудись.
Что ж, что таланта нету,
Зато я знаю жизнь.

И средь людей таких немало.
Иной откроет только рот,
Как из него потоком льёт
Рой фраз, скреплённых как попало.
И должен им внимать народ,
Хоть в этих фразах смысла мало.

Кенгуру

Возмущалась Кенгуру:
– Что за безобразие!
Пишут всякую муру,
Тратят зря фантазию.
Про мартышек, про собак,
Про пивные бочки.
А про нас – ну как же так? –
Не найти ни строчки.
Чем мы хуже Муравья
Иль навозной кучи?
Откровенно говоря,
Мы гораздо лучше.
Возмущенья вопль проник
Баснописцу в душу,
И к бумаге он приник,
Бросив бить баклуши.
Не прошло и пары лет,
Басня появилась.
И, вздохнув, сказал поэт:
– Вроде, получилось.
В басне было восемь строк.
Знать, сестра таланта
Посетила сей листок...
Выпив чашку фанты,
Баснописец пригласил
Кенгуру на чтенье
И с надеждою спросил,
Как, мол, впечатленье.
Кенгуру прочла о том,
Что она с работы
В сумке всё таскает в дом.
– Эй, поэт, да что ты?
Разве ж я когда-нибудь?..
Ты чего тут пишешь?
– Поспокойней, крошка, будь.
И ори потише.
Коль ты прыгаешь с сумой,
Кто ж тебе поверит,
Что не тащишь ты домой,
Как другие звери.
И напрасно ты кричишь,
Слёзы льёшь напрасно.
На тебя не угодишь,
Ты ж просилась в басню.
И краснея от стыда,
Кенгуру смолчала.
Но отныне никогда
Басен не читала.

Мораль: к известности стремясь,
Попасть рискуешь часто в грязь.

Ягнёнок и Волк

Однажды Волк сошёл к ручью напиться.
Ему понравилась студёная водица,
И он не торопился уходить.
Была у Волка странная привычка:
От жажды загорался он, как спичка,
И мог тогда что хочешь натворить.
Волк, зная за собой сию причуду,
Старался уподобиться верблюду
И пил, когда придётся, про запас,
Чем занимался он и в этот раз.

Вдруг мимо Волка с видом важным
К ручью Ягнёнок прошагал.
“Эге, какой нахал отважный! –
Волк в изумленьи заморгал. –
С жары малец свихнулся, что ли?
Ведь не слыхали дол и лес,
Чтобы обед по доброй воле
Так дерзко прямо в зубы лез.
Ну молодёжь! Иль он хиппует
И проповедует любовь?
Пожалуй, ближе подойду я”, –
Подумал Волк, скрививши бровь.
Ягнёнок, выбрав спуск удобней,
Стал безмятежно воду пить,
А Волк, решив его смутить,
Надумал тонко пошутить
И пробурчал: – Смотри, не лопни!
Ягнёнок смерил взглядом гордо
Грозу овец с ушей до ног
И, глядя прямо в волчью морду,
Непререкаемо изрёк:
– Прошу заметить, сударь мой,
Что по теченью ниже вас я,
А, значит, скажет вам любой,
Претензии ко мне напрасны.
Когда б я даже захотел,
То вам мутить не в силах воду:
Течь сверху вниз – таков удел
Определён ручьям природой.
Теперь второе: до сих пор
Встречаться нам не приходилось,
И ставить прошлое в укор
Мне невозможно, ваша милость.
И наконец: родни моей
Здесь нет, и прежде не бывало.
Я – иностранец. Тут пять дней,
Что, согласитесь, очень мало.
И хоть мне жаль вас огорчить,
Но сами видите: придраться До лампочки, малыш.
Ко мне и в чём-то уличить Сказал и без дальнейших слов
Не стоит даже и пытаться... Унёс Ягнёнка в лес.
Тут Волк, оскаля пасть, сказал:
– Да что ты говоришь? Финал печален, но таков,
А мне всё это, чтоб ты знал, Как в жизни: без чудес.