Азбука Сотворения. Глава 6.

Ну, разве это не чудо, не шедевр примитивного возвышающего обмана! Разве это не костюмированная иллюстрация – буфф младенческого сознания, триумфа семидесяти, или скольких там ещё, кило плоти над эфемерными полутора серого мозгового вещества! Парадокс заключается в том, что физиология человека совершенна: взаимосвязи, молекулярный обмен, структура тканей, кости, печень, рецепторы, нервные окончания, кинематика, управление, реакции… На это природа ухлопала несколько десятков миллионов лет, а его сознанию, философии – в нашем теперешнем понимании – пяток с гаком тысяч лет, не более. Это если вести историю непосредственно цивилизации с первых памятников письменной культуры. Оттого и бесконечные заносы, перекосы, крайности животного, рудименты звериного, что сознание наше очень молодо, или даже непростительно – оскорбительно юно. Оттого и далеко, очень далеко пресловутое «обнуление», равновесие потенции и результата, о котором приятно думать на сон грядущий, удобно мостя подушку под эволюционно зелёную голову… Такие, наверное, мысли посетили Н под впечатлением от последних персонажей, нырнувших в записную книжку его памяти… Они своим существованием наглядно показывают разрыв между гениальной увертюрой физиологии и дрянной опереткой примитивного сознания. Но какие ещё опусы, скажите, может извлечь самодовольный неуч, колотя грязными пальцами по клавишам концертного рояля?! Физиологию здесь надо понимать буквально, как биомеханическое совершенство тела, а не метафору произвола низкого, подавления слабого, насилия во вне. Именно ей и призвана противостоять гипотетическая душа – то есть развитое, подвижное, гуманное сознание индивида, составляющее в сумме идею общества «будущего», либо гражданского, как угодно. Всегда вызывают улыбку попытки исчислить «коэффициент умственных способностей» неких исторических или эпизодических фигур. Это сродни нетленной «чёрной кошке в чёрной комнате». Вы посчитайте-ка лучше созидательное «кпд» личности, коэффициент использования сознания на благие дела – тогда и относительность чисел изменится. Достиг или не достиг человеческий мозг пика своего развития – вопрос, скорее, риторический, при его мизерной сегодняшней загрузке. Компьютер, способный творить чудеса прагматизма, – пока инструмент жалкой хронофагии, игры в серьёзность, очередной кредит прогресса, ибо человек по-прежнему стремится животно взять от жизни «большее», а не добиться большего в себе. Ты прав, художник. Но ты схватил наугад не самые худшие образцы человеческой породы – это так, жалкие насекомоядные, устилающие телами путь в будущее для свежих порций устилающих. Они плодятся, жрут, срут, орут, чтят «общечеловеческие ценности», попутно презирая или попирая право единицы быть похожим только на себя. Так во имя чего же мы все – умные, глупые, откровенно дурные, чёрно-белые, амбивалентные, цветные, талантливые и бездарные – живём? Не родился ещё гений чётко представляющий это и способный внятно, кратко, убедительно сформулировать метафизическую и практическую цель. Поэтому остаётся держаться старой, проверенной мысли, что человек живёт во имя надежды «стать человеком», «прожить по-человечески» в рамках одной жизни – одинаково – и в рамках тысячелетнего эволюционного процесса. Человеку, потерявшему реликтовый, инстинктивный разум, предстоит поднять на уровень великолепной, тонкой физиологии своё сознание, выправить диалектический перекос потенции и результата. Это можно назвать, в его случае, циклическим возвратом к тому же реликтовому, жизнетворному мышлению, но уже на более высоком сверхчувственном уровне – уровне ума.

Вымыть голову и «уложиться» для женщины – значит, сделать один микроскопический шажок к внутреннему совершенству. Л вышла из салона, сияя, и не, потому что процедура омолодила или приукрасила её – она, попросту, добавила комфорта.

– Ну, как! – Муза, щёлкнув каблучками и поигрывая коленкой, стояла перед отсутствующим «мыслителем».

– Нет слов! Не упал, потому что сижу.

– Да ну тебя! Звонила Ж – они заказали столик в ресторане, но просили немного подождать: задерживаются.

– Где подождать?

– Можно здесь, можно у входа в заведение.

– Это унизительно.

– Не поняла?

– Унизительно ждать, будто мы каким-то образом зависим от них. Чтобы не вертеться на игле, айда сразу в кабак – попьём сочку, насладимся видами – там есть виды?

– Да, панорама неплохая.

– Значит, веди меня к пределу. Наша точность будет первым ударом, независимость – вторым, пофигизм – третьим.

Ровно в семь они сидели за столиком у окна, а спустя ещё пять минут потягивали сок, курили, умильно наблюдая пастельную агонию дня. Закат в этот вечер не задался: солнце, не успев покраснеть от гнева, нырнуло в плотный задник туч высоко над морем. Однако ещё долго где-то над головой, в невесомых, словно перья от подушки, облачках теплилась розовая испарина, поэтому прибрежная часть зданий внизу и кусочек порта окрасились едва различимыми вкусными оттенками…

– А вы давно знакомы с Ж? – неожиданно спросил Н.

– Да, больше десятка лет – как обычно, работали вместе, сдружились.

– Она журналист?

– Филолог, но выше квалифицированного корректора не прыгнула: не амбициозна. Усидчива и… абсолютно равнодушна «к работе».

– Ты упомянула о её неудачной личной жизни…

– Да, она по неопытности вышла замуж за музыканта, а он оказался немного не в себе: то запой, то душевная сумятица. Приступы подозрительности сменяли волны альтруизма, в общем – нелады. Ребёнок родился нездоровым, потом муж неожиданно погиб. Была пара попыток устроиться в жизни – вновь неудачи.

– А ребёнок как?

– Сейчас ничего – перерос, наверное, болезнь, хотя для своих лет он излишне эфемерен.

– Перекормили вниманием, скорее всего. А стихи, случаем, не пишет?

– «Случаем» пишет и, поверь, неплохо.

– О, нашего полку прибыло!

– Не иронизируй, это нехорошо. Да, а поступил, кстати, почему-то на исторический факультет и движется по жизни странными рывками.

– Дурная наследственность?

– У тебя на всё есть заранее готовое мнение.

– Скорее версии. Ой, подожди минутку, мне срочно надо вымыть руки – совсем забыл!

– А в чём дело?

– Пришлось «поручкаться» с одним злостным бациллоносителем.

– Зачем?

– Помнишь, я тебе рассказывал сон, в котором впервые угадал твои глаза? Сон – марафон, вернее – бегство за свободой. Так вот там одно препятствие состояло из прокисшего бомжа на остатках моста. Я по ходу сюжета рыкнул на него, он от испуга свалился в воду и мне пришлось его вытаскивать, схватив за вонючую ладонь. А сегодня я расплатился с его собратом, пожав сдуру болезненную лапу.

– Очень нужно было?

– Нет, конечно – по аналогии… И потом, отвергать протянутую руку мне показалось слишком высокомерным. Хотя, вру – я пожал её, скорее, автоматически.

– Ну, так беги скорее, пока микробы не расползлись по всему телу.

– Нетушки! Они перемещаются в пространстве делением в благоприятной среде, но от греха подальше всё же потороплюсь.

Когда Н вернулся, Л сидела уже в другом месте напротив Ж, за пышно сервированным столом, а перед ними, стоя, рассыпался любезностями М. Как будто против воли, Н искренне обрадовался встрече, проглотив некоторую установочную агрессивность, – М и Ж ответили симметричным радушием. После нескольких великосветских реверансов мужчины сели рядом с дамами и обсудили меню на вечер. Заказали в итоге нечто малокалорийное, обещающее пару часов аскетического чревоугодия. После закусок, под винцо, М разоткровенничался:

– Надоело отдыхать… – он сквозь бокал посмотрел затейливую люстру, – так всегда, приезжаешь на курорт в предвкушении праздника, а через неделю – другую уже тянет домой к делам.

– Значит, вы тоже отдыхать не умеете? – спросил Н.

– Почему – умею, но люблю с большей фантазией что ли и меньшими периодами: сегодня охота, завтра рыбалка, послезавтра грибы, потом озёра, лыжи и так далее, а здесь всё как-то слишком обездвижено, приторно – во рту всё время ощущение сладкого.

– А мне всегда казалось, что на периферии возникает ощущение отсутствия смысла в жизни, чувство, что она бежит где-то рядом, не там, где находишься ты.

– Но в столице люди разве более осмысленно живут? Впрочем, давайте смысл жизни оставим в покое, иначе придётся перейти на водку для ясности, а это чревато. Так вот, ощущение, что жизнь «рядом», свойственно любому слабому человеку – куда его ни кинь, а в столице к тому же оно усиливается мнимым разнообразием выбора. Но что может выбрать обыватель при его скудной фантазии и шубообразной невежественности? Только духовную скуку, а её везде хватает.

– Это верно… – томно вздохнула Ж.

– Понимаете, Н, периферия разная бывает. Возможно, где-то «и скучно и грустно», но уверяю – только не у нас, потому что мы находимся рядом с делом живым, энергозатратным, перспективным. Сообразно задаче и люди у нас подобрались умные, подвижные, не отягощённые бесцельностью. Да и прямо скажу, средства позволяют жить интересно, с выдумкой, раздольно. Не всем это доступно? Я согласен – есть некий лотерейный момент в моём нынешнем положении. Но ведь свобода выбора сейчас, так или иначе, доступна каждому – дело только в наличии целеустремлённости. Мне, чтобы добиться теперешнего достатка, всякого пришлось хлебнуть: годами по колено в грязи горбатить, унижения сносить, по трое суток не спать, жить в лачугах… Поэтому у меня не возникает чувство, что я пользуюсь чем-то не по праву или живу не в линии своей максимально точной судьбы.

– Это вы к той моей ребяческой реплике о замкнутом мирке?

– Отчасти. Повторюсь: наш достаток нельзя ставить нам в вину, потому что за ним стоит усилие и вполне легальное, моральное даже, желание жить качественно.

– Я не оспаривал этого, я говорил о том, что пирог слишком большой, для существующей вокруг него малой части населения, и поэтому надо рационально им делиться.

– Согласен, но это не ко мне вопрос, а к ним… – М поднял палец к небесам, – то есть вопрос в пустоту. Дисбаланс есть, да. Но ведь так было всегда: ближе к проезжему тракту сытые сёла, а чем дальше от артерий, тем кровь хуже – беднее кислородом. Хотя, ведь именно там больше самостоятельности, возможностей проявить силу характера, меньше всяких властных самодуров и указок. А люди, напротив, – впадают в спячку, живут полудико и дико пьют, куксятся, спят на ходу, гибнут и ждут не то чуда, не то сильной руки или дубинки. Я это знаю не понаслышке – сам жил в таких вот гнилых весях.

– А почему же вы сами уехали в город, не стали «проявлять характер»?

– Были совсем другие времена. И потом, я ведь не законный крестьянин – моих довольно респектабельных родителей попросту сослали в тайгу. Вот и пришлось мутировать в крестьян.

– А вы «во власть», как сейчас говорят, не пробовали «ходить»?

– Спаси и сохрани! Что там делать – бумаги плодить, мух на планёрках гонять, имитировать телодвижения, штаны просиживать?.. Увольте от подобной загробной жизни. Хотя, понятно, предлагали и не раз – ведь там жуткий дефицит на деятельный интеллект, но я всякий раз хитро выкручивался, ну а теперь и возраст на моей стороне.

Между тем, женщины, ожидавшие бескомпромиссной дуэли, и удивлённые внезапным миролюбием кавалеров, сошлись поближе, чтобы обменяться перспективами личной жизни. Вскоре на небольшой сцене объявился дуэт музыкантов, взбодривший заведение приличной музыкой.

– Смотрите, а место пользуется успехом! – Н вкусно раскурился.

– Да, в округе с пяток, как вы заметили, мирков, и поэтому здесь всегда в избытке желающих отдохнуть от отдыха.

– Но шоу явно не тянет на размах.

– Подождите, здесь администрация с выдумкой: то иллюзиониста пригласят, то мини – варьете, конкурсы караоке устраивают, игры, ещё что-то… Словом, стараются, чтобы посетители расставались с наличными, смеясь, легко и своевременно.

Неожиданно принесли с пылу с жару аппетитное рыбное филе усыпанное кулинарной экзотикой, градус настроения резко подскочил, атмосфера в зале предполагала, а вино в меру пьянило. Расхрабрившись, М и Ж осмелились даже выйти потоптаться под какую-то ностальгическую мелодию, а иначе говоря, потанцевать. Н язвительно прокомментировал устаревшую методу эротических контактов, но когда на паркет выскочила парочка профессиональных танцоров и стала выдёргивать осовевшую публику на огневой рок-н-ролл, то он и сам, неожиданно для себя, схватил удивлённую музу за руку, вытащил в круг и выдал такие «па», что сорвал её заслуженные аплодисменты. Потом, словно в калейдоскопе, проскочила череда тостов, плясок, остроумия, и вконец обессиленный квартет, при мягком свете перешёл к десерту: заказали кофе, коньяк, фрукты, мороженное. Вдохновлённый «загулом», Н ненароком рассказал несколько пикантных эпизодов из хмельной богемной жизни… Л, поняв это как производственную тему, живописала писательские нравы и феерические фигуры молодых авторов, штурмующих литературный олимп. М, соотнеся писательство с дичью, сдержанно бросил на стол ворох заливистых охотничьих баек… Через некоторое время Ж, после рюмки коньяка стало плохо – она побелела, глаза уплыли, и Л пришлось сопровождать её в туалет, а затем на открытую веранду ресторана, где в сиреневом мареве ночи стояло несколько пустых столиков.

– Перебор… – лаконично прокомментировал конфуз М. – Она ещё таблетки какие-то гормональные принимала – вот и упало давление.

– А у вас со здоровьем как, простите? – стараясь быть интонационно деликатным, спросил Н.

– Не жалуюсь, хотя возраст – практически пенсионный. Но мой образ жизни и умеренность этого дела… – М постучал ногтем по рюмке, – позволяют с оптимизмом смотреть в будущее. Впрочем, понятно, что самое лучшее, да и самое худшее уже позади.

– А мой девиз: лучшее всегда впереди!

– Безусловно, в вашем возрасте позволительно иметь подобные оптимистические иллюзии.

– Девиз заключает в себе верность определённому идеалу, то есть уже иллюзии вне зависимости от содержания, поэтому сказать: лучшее всегда впереди – значит, стиснуть зубы и упрямо двигаться именно вперёд. Так иллюзия становится жизнью.

– Не потому ли общество и недовольно художником, что он стремится двигаться вперёд наугад, лишь бы двигаться, лишь бы вперёд, плодя, таким образом, вокруг одной прагматической единицы – полчища нулей?

– Если общество и художник будут взаимодовольны, то они вскоре синхронно деградируют. А что до нулей?.. Да, их немало, я согласен, но ведь в том и задача творца: предлагать альтернативу – от этого и перебор иллюзий, их клонирование эпигонами. Понятно, что выбирать среди «многого» – для обывателя процесс слишком обязывающий, скучный, но можно и так взглянуть на вещи: к перечню необязательного в жизни добавляются некие терапевтические, отвлекающие моменты. Добавляются, заметьте, а не удаляются – уничтожаются, как в междоусобицах, корыстной возне и религиозных драчках. Я считаю, что только искусство и культура вплотную занимаются состоянием человеческого сознания, поэтому смотрите на перелив как на дидактический маневр усилий творца. Мне кажется, что искусства по факту в реальной жизни обществу не хватает: поколения рождаются и умирают вне высокого – в бездари, оставляя после себя лишь жалкие камни на могилах.

– Вы слишком строги к человеку – какое-то движение есть, неужели всё так плохо?

– Мне не нравится ни общественный процесс, ни его результат, увы. Противоречие в том, что каждый человек рождается талантливым, ищущим, открытым миру, но затем в течение жизни он захлопывается, словно устрица, и живёт внутри себя, окисляясь, бесконтрольно мутируя в примитивный механизм для сбора мусора. Таковы правила игры, и они мне тоже не нравятся. Человек создал мир, в котором у него нет востребованности «лучшего», он лишний в своей собственной жизни, оттого что сам не инициативен, слабоват по всем пунктам, но силён в невежестве и солидарном хамстве. Соответственно, не распоряжаясь собой, на уровне потенции, он слепо ищет неких навыков рациональности во вне и ждёт определённых указаний куда идти. Это психология раба, а точнее сказать именно общественного животного, пусть и достаточно одомашненного. Это, кстати, отлично понимают «сильные мира сего», а на выверку – тоже слуги и рабы своего иррационального порыва «первенствовать». Вот уж кому не занимать самостоятельности, правда, такого знаете ли, дурного толка, а можно сказать и круче… Выбросит такой руку вперёд на историческом перекрёстке, завертится флюгером и годами вопит: я знаю куда надо идти, лентяи!.. За мной, братья! Я загоню вас железной рукой в светлое будущее, только доверьте мне свои мозги!.. И пошло развесёлое житьё: строй, ломай, воюй, снова строй… Востребованность личности, в этом случае, становится стопроцентной, но ведь это лишь эволюционно абсурдный бег на месте, или даже назад, без кропотливого приращивания к уже хорошему – лучшего. Разве не так?

– Что же, один порочный пастух в состоянии загнать огромное неповоротливое стадо на край пропасти, без его на то воли? Знаете, Н, дайте-ка мне сигарету, я давно не курю, но сейчас чертовки захотелось…

– Пожалуйста! – Н протянул пачку, вспомнив П.

М пригубил коньяк, запил холодным кофе и элегантно задымил:

– Как приятно всё-таки портить себе жизнь! Пакости оттого и живучи, что приятны.

– Да, – Н ограничился глоточком коньяка, – деятельная хронофагия тоже приятна и даже выгодна как цель – она отвлекает массу от понятия качества. Верно, один пастух ничего не может, но он быстро формирует вокруг себя кружок таких же «острочувствующих выгоду подавления» сторонников. Ложь – а вы заметьте, что все их идейки по результату всегда оказываются лживыми – ошарашивает и резко поляризует другие свободные радикалы общества, превращая в своих пропагандистов всё новые слои населения. Ещё немного – и вот практически все сегменты общества уже думают лживо, чувствуют выгоду лжи, верстая под неё тактическую мораль, право, и даже эстетику. Ну а далее – после захвата власти над умами – начинается той или иной степени террор, уничтожение, подавление думающих иначе, чаще всего людей проницательных, образованных, то есть интеллигенции… В ситуации подобного произвола даже среди нормализованной части населения появляются те, кто запятнал себя предательством, доносительством, кровью. И выйти из этого гибельного тупика можно лишь посредством смены поколений, когда более молодая, сравнительно чистая смена, уже не хочет тратить себя на чужие да ещё и бредовые идеи, так как им нужно обслуживать свои, впрочем, мало чем отличающиеся от прежних. Так я понимаю безальтернативность механического движения «задом наперёд» всего современного мира и противостоящего этому абсурду, призывом к свободе выбора, творца.

– Радикально.

– Может быть…

– А разве художники, их талант и мастерство не служат, вчера – механической, сегодня – идеологической экспансии той же силы, грубой лжи в массовое сознание?

– Да, но художник, вольно или невольно уступающий чужой воле, всё-таки слабак, гуманист, певец боли. Он человек до конца ни в чём не уверенный и соответственно производящий нули, единицы идей, но никак не законченный, жизнеспособный образец идеологии подавления. Это удел социал – пассионариев, людей честолюбивых до жестокости.

– Времена меняются… – М, не скрывая удовольствия, пустил тонкое колечко, – поэтому мой интерес к творцу не совсем праздный – дескать рядом с художником хочется поумничать. Сейчас через средства массовой коммуникации человек творчески мыслящий, по-своему амбициозный, постепенно захватывает власть над теми же умами – как вы сказали, мозгами. Вы допускаете, что это уже не хрестоматийный бледнолицый творец, пусть не стремящийся как некий тиран непосредственно карать и миловать, но всё же входящий во вкус власти тип? Мне интересно, как может переродиться его конформизм, интеллект под бременем трусливых, подобострастных улыбок? А его ненависть к несовершенству – во что обратится она при полном захвате власти деятельным творцом и куда он – умница, соответственно идеям ненависти, даже эстетической, глупый мир поведёт? Вот что меня интересует. Как знать, может быть, я проживу ещё лет двадцать – тридцать, а ваши друзья захватят власть лет через десять… И что, мне придётся переживать ещё одну дурацкую диктатуру – теперь диктатуру насаждения прекрасного?

Н тотчас обожгла мысль: «Он даже и не подозревает, насколько прав! Впрочем, никакого насаждения не предусматривается, а предполагается диктатура без всякого к ней понуждения. И всё».

– Хитро вы завернули – начинает попахивать дуэлью. Без секундантов.

– Ну что вы. Это обычная риторика, подразумевающая поиск истины. Хочется, наконец, перестать бояться за свою ничтожную судьбу, и не хочется думать, что ты нужнее кому-то для его глобальных идей, чем себе – во имя идей простых и понятных. Что нам с вами делить? Мы же, как я понимаю, два обычных человека с обычными для своей профессии целями. Не бездарные, естественно, вы по-своему, я по-своему, но всё-таки без планетарных амбиций. Или я ошибаюсь?

– Время рассудит. К вопросу о власти: отвечаю зеркально – полемически, понимая под нашим разговором культурологический практикум. Начнём с того, что те, кто определяет лицо нашей прессы, телевидения, радио, «сети» – это не творческий, инфантильный, а паранойяльный, сильный тип личности. И для них все вышеперечисленные блоки – лишь перспективный путь к власти – финансовой или политической, что почти одно и тоже. То есть это вполне социальный бизнес. Иначе говоря, были одни актуальные механизмы захвата и удержания власти: насилие, страх, армия, вассалы, харизма, а теперь иные: всепроникающая, льстивая ложь, игра в демократию, подлог, гипнотическое порабощение – зомбирование, психологическая наркомания. Но цель-то осталась прежней – владение рычагами управления, и как следствие – финансовые пирамиды, крайнее личное благополучие, роскошь, историческое тщеславие. И какое отношение к этому всему имеет художник – пусть видоизменившийся, выбритый, чуть циничный, и всё-таки выстрадавший свой гуманизм? Он, так или иначе, слаб для долговременного проекта наподобие власти, потому что живёт отрезками короткого интереса. У него амбиции не исторические – спекулятивные, а сразу галактические, творчески растворённые в вечности. Так что вам не грозит пожить под пятой творца и десяти минут – вставайте утром бодрым при том, что имеете. Хотите, называйте своё настоящее отличным, хорошим или удовлетворительным, но мне – для творческого либидо – нужна иная оценка событий, иной взгляд на перспективу. Понятно, что нужно ещё решать собственные проблемы, не оставляя их на будущее, которому предположительно и своих хватит. Но именно мне показано страдать метафизическим несовершенством «завтра», чтобы полнее ощущать жизнь «сейчас».

– Волнистая мысль, но, похоже, выстрадано – точная. Ладно, вы меня убедили, особо не убеждая, что беспокоиться о перспективе захвата власти художником не стоит. Но согласитесь, что именно сейчас его ответственность за порабощение общества неким лидером или идеей возрастают многократно. То есть раньше можно было агитировать бездарно, а сегодня уже нет – и значит, тирании без творца не обойтись?

– Верно, но можно ли, не кривя душой, окрестить словом «творец» армию талантливых ремесленников, видящих во всём в первую очередь бабки, общественные амбиции и прочие блага? Всё-таки это звание подразумевает совесть, гуманизм, некоторое бескорыстие, похожее, допускаю, на сброс балласта воздушным шаром, но всё же импульсивное, чуткое к боли, поднимающее щедрую душу до прилагательного «истинный».

– А вы – истинный?

– Сущностно – пожалуй, ситуационно – с натяжками. Пока, надеюсь. Тут мало желания, тут обязан быть путь. Не считайте мой ответ военной хитростью – он сродни девизу о лучшем, к которому стремишься, а достигнешь ли – вопрос…

– Чего вы добиваетесь, Н, простите за дерзость? Откуда некоторая агрессивность, категоричность, несбыточный размах задач?

– Как раз от неспособности жить органично в ненормальном мире, жить по утверждённым порочным обществом правилам, или вернее сказать, по невнятным иероглифам, оставленным на мокром песке птицами разучившимися летать.

– Хлёсткое суждение, жёсткое. Если не сказать – жестокое.

– Какое есть. Мир, где сознание не препятствие для мерзости, где всё изначально животно, потому что легитимно жрёт, простите, друг друга – для меня не-нор-ма-лен. И напротив, мир красивый, умный, гармоничный, гуманный, мир, в котором целесообразность оставляет некий простор для творческой безуминки – этот идеальный мир – моя норма.

– Но где он – в мечтах?

– Нет, он, так или иначе, осуществим.

– Звучит загадочно. Но поймите, Н, жить в вашем идеальном мире согласятся немногие. Сегодняшнему сознанию жить без сверхусилий скучно. Человек вне иррационального сопротивления природе, фактам, обстоятельствам, себе подобным быстрее деградирует. Глупость достаточно энергозатратна и оттого живуча, даже привлекательна. Сообщество нескончаемой сварой поднимает свой боевой дух, укрепляет мышцы, волю, наступательность и тем – движется вперёд.

– Я согласен, но какой ценой! Ценой подавления интеллекта, а не методом взаимодействия с ним – вот отчего этот путь порочен. Эволюция сегодня подсказывает иной шаг в завтра – культ ума, если этого не произойдёт, то в тени компьютерных технологий, мозг – воле, мышцам, духу – будет шептать: спите… Физиология станет разносчиком анемии и человек совершенно незаметно для себя вымрет.

– Но нам-то что с того! Если человек задастся целью «вымирать», ну хотя бы послезавтра, то, как мы с вами можем, воспрепятствовать ему сегодня?.. Наши удочки слишком коротки, чтобы забрасывать их дальше наших представлений, а они ведь, увы – не идеальны?

– Совершенно верно, но без стратегической цели тоже нельзя, иначе мы будем метаться как те же птицы по песку. Когда я ехал на юг, то мне попался замечательный попутчик, и он на мой, подобный вашему вопрос: зачем человеку надеяться на лучшее в будущем, когда можно и без этого сносно жить в настоящем? – ответил: для перспективного, хронического, жизнетворного хорошего настроения. Не болеть завтра – значит, лечиться профилактикой сегодня, правильный диагноз – уже направление. Не поверив, что лучшее впереди, нельзя делать талантливое, позитивное – тире – перспективное, долговременное сегодня, и значит, допустимо жить среди отбросов в жалких развалюхах. Тогда действительно нужно скорее выпотрошить недра, захламить своим прогрессистским дерьмом природу, плюнуть на генетику – то есть начать исторически хамить. На эгоцентризме не построишь капитального хорошего настроения, или, проще говоря, счастья. Ошибки в выборе средств для самоудовлетворения, подчас приносящие скорые, хронически незрелые плоды, обуславливают и столь же быстрый откат в распад – всех и тебя лично.

– Реплика о недрах, надеюсь, не в мой огород камень?

– Конечно нет, это камень в ситуацию: физиология тысячелетиями управлявшая цивилизацией себя исчерпала, но её сменил не ум, а развращённое трусливой агрессивностью сознание.

– И в чём, по-вашему, выход?

– В интеллектуальном очищении от бактерий гибельности, самосовершенствовании, истончении сознания до сочувствия боли «другого», просто живого существа, то есть в повышении качества «сознательной» жизни.

– Мы практически вернулись к нашему позавчерашнему пикированию.

– Как бы вернулись.

– Но вы же не против понятия количества? Ведь именно оно предоставляет человеку возможность выбора, с которого вы начали…

– А как можно разделить монету пополам – это и грубо и глупо! Я о другом: диктат количества устарел, но и качество только как самоцель абсурдно. Поэтому я предлагаю маленький тостик за компромисс – почти невозможный, эфемерный и потому желанный…

– Я не против.

Они хлёстко чокнулись, с чувством опрокинули по «грамульке». М, махнув рукой, закурил, как сам выразился, «последнюю» и, помолчав некоторое время, заметил:

– Один легендарный мудрец говорил: человек не знает, что он может быть хорошим, а как только это узнает, так и переменится к лучшему… За точность цитаты не ручаюсь. Прошло две с половиной тысячи лет, мы узнали о себе многое – даже такое, что волосы встают дыбом! – но до этой простой мысли, больше чем идеи, так и не дошли. И эволюция, по большей части, заключалась в совершенствовании методов насилия…

– Верно, – Н прикурил сигарету, – но сопротивление глупости крепло: тысячи творцов, аристократов духа, добиваясь эгоистических творческих целей, – ибо других не дано! – воздвигали камень за камнем крепость развитого сознания. Это не случайно. Человек как вид сложился, скорее всего, компактно, а потом растёкся, что ли, по планете… Хочется верить, что и ум обречён выйти из компактных образований за пределы крепости исключений и занять территории животного. Довольно отсиживаться за высокой стеной непонимания, чистить пёрышки и любоваться собой – это сегодня уже архаика. Вы говорите, знание… Да мудрец безусловно прав, но где взять среднему человеку знание о необходимости человека в себе?! Чему нас только не учат в детстве и позже, кроме главного – умения распознать в себе личность, так как этот навык и есть материализованный культ ума, таланта, блеска, нетерпимости к серому.

– Почти нереально. Похоже на революцию в сознании, а они – заразы вы же знаете, чем кончаются?.. Тем, что снова становишься в хвост эволюционной очереди…

– Тут есть над чем подумать.

– Вы серьёзно?

– Нет, наполовину. Серьёзность противопоказана творцу, она уже загнала мир в угол: миллионы людей серьёзно собираются на конгрессы, рычат куда-то вдаль, в трубку, в эфир… Серьёзно внушают чепуху потомкам, пускают кровь, тракторами закапывают трупы, серьёзно слушают писателя – сатирика, ищут любви до гроба, бьют поклоны в церкви – лажа какая-то. Надо попытаться нарушить привычный порядок вещей и научиться жить легко, чутко, играючи, несерьёзно… А вот и кранты нашей полемике – дамы возвращаются. Развивая тему несерьёзности, давайте-ка их маленько разыграем…

– Право не стоит.

– Да бросьте вы! Им ведь тоже необходим адреналин или хотя бы его предчувствие.