Дмитрий Зуев
Рассказ
На чтение потребуется 9 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf
1
Агенту Малдеру тогда было лет тридцать или, возможно, тридцать пять. Но выглядел он здорово. Носился по прериям Среднего Запада в поисках пришельцев, и никак не мог поцеловать сознательную Скалли, которая всюду следовала за ним в сером костюме а-ля Дэвид Боуи, мотая каре рыжих волос, слишком длинным для такой миниатюрной женщины. В воскресенье ночью возвращался с недельной вахты отец и делал выводы о моём личностном росте. Целые сутки приходилось слушаться как шёлковому. И не только потому, что я рисковал лишиться своего Polaroid’а. Просто в понедельник вечером показывали очередные «Секретные материалы». Включали их по две серии подряд, и каждая шла около часа. А так как начиналось все в девять вчера, конец сеанса накладывался на время, когда я уже должен был спать десятым сном. Начинайся серии в шесть – я вырос бы куда менее послушным мальчиком. И мой средний выпускной балл тоже вряд ли оказался бы таким высоким. Готовиться я начинал заранее: уговаривал маму пожарить сковородку вкусной свинины или копил в тумбочке с радиодеталями маленькие упаковки чипсов со сметаной, которые выделялись мне в течение недели. Учитывая, что на базаре видеокассеты с сериалами не продавали, а Интернета ещё и в помине не было, заработать дисквалификацию на вечерний показ было равносильно смерти. В кухне сталинского дома на холодильнике лежал поднос, расписанный под палех, которым никто не пользовался. И я приспособил его для пижамной вечеринки в компании агентов ФБР. Нарезал сыр, колбасу, хлеб, смазывал это всё майонезом из стеклянной банки. Наливал в новогодний бокал, хранящийся в старом серванте, колы, которую тогда ещё приходилось покупать в замороженном виде на уличном рынке, укладывал ужин на поднос и нёс к телевизору. Перламутровая льдина болталась внутри двухлитровой бутылки. И каждую рекламу я бегал на кухню, чтобы наполнить бокал. В те времена реклама не раздражала, как сейчас. Она была информативной. По коротким роликам я усваивал основы западной культуры, женской анатомии и макроэкономики. Мелькали на экране загадочные «тампоны», напоминающие авиационные бомбы, пиктограммы финансовых пирамид и красочные упаковки достижений пищевой промышленности. Тогда-то я и увидел впервые рекламу фастфуда. Ролик про «счастливый» детский обед почему-то повторяли по два раза подряд. Межблоковых отбивок в сетке телевещания не было. И выглядел этот дуплет концептуально, как тиражные картины Энди Уорхола. Задвоенность придавала полуминутному зрелищу какой-то особый смысл, который нужно было раскрыть любой ценой.
2
Как-то сестра рассказала мне, что у каждого есть девять жизней. Или девять было у кошки, точно не помню. Ещё она говорила, что в прошлой жизни была поварихой на Юкатане, но это меня не заинтересовало. В детстве, если помните, ставки очень высоки, когда дело касалось вопросов мироздания. Скажут тебе, что солнце это пушистая птица, которая взлетает над землёй в огненном свете, и будешь ты в это верить. Или, например, что люди зажгли его сами. Или скажут, что если помешать чай без сахара сто раз, он станет сладким, – будешь мешать. Будет жить в твоей голове уверенность, пока не пойдёшь в школу, и там тебя обсмеют за твои заблуждения, а потом начнётся другой, систематический обман. Короче, я уловил, что жизней у меня будет несколько. И сомнений эта истина не вызвала. Зато возникли закономерные вопросы. Главный из них, конечно, – когда должна начаться другая жизнь? Я почему-то не понимал, что для этого по правилам игры мне надо сначала умереть. О смерти со мной не говорили. То ли не хотели расстраивать, то ли думали, что я сам хоть немного соображаю. Но этот вопрос насчёт «переселения» меня волновал конкретным образом. Мне ведь нужно было доделать кучу дел. Во-первых, узнать, чем закончится сериал. Во-вторых, как-никак попрощаться с родителями. Эти заблуждения, наверное, должны были рассосаться с возрастом, но они почему-то не рассосались. Зато появились страхи. Как-то раз я посмотрел вместе с сестрой фильм. Там один человек приехал в город у блеклого моря, где все люди были как обычные люди, но немного другие. Что-то в них было не так. Мысль, что окружающее может оказаться ненастоящим, поразила меня. Другой мир по моим представлениям абсолютно точно существовал, но, так как я не понимал, как можно попасть туда, я решил, что перемещение произойдёт не в пространстве, а во времени. Мы ведь постоянно перемещаемся во времени. Вчера было вчера, а сегодня – уже сегодня. Тогда, в детстве, я стал задавать вопросы родителям, чтобы проверить, настоящие ли они. Я спрашивал: «какой сегодня день?». Задавать вопросы сложнее я не решался, чтобы не показаться подозрительным. Однажды родители решили показать меня психиатру. К тому моменту у меня успел появиться самый главный страх. Я заметил, что обозреваемый мир полностью исчезает, если я вхожу в замкнутый периметр. То есть любая рама, по обе стороны от которой открытое пространство, полностью отделяет существующий мир перед рамой от того, что за ней. Если ты входишь в лифт, ты попадаешь из одного пространства в другое. Всё по-честному. Но вот эти бессмысленные ворота внутри одной среды казались мне полнейшим абсурдом. Во все рамки я заходил боком, так, чтобы один глаз смотрел по одну сторону, а другой – по другую. И однажды я с ужасом обнаружил, что самый простой, но вместе с тем и самый опасный замкнутый периметр – горло футболки. Надевая футболку, я смотрел в пройму, а потом сразу задавал родителям свой коронный вопрос. Какой сегодня день? Я был воспитанный и вдумчивый мальчик и, естественно, допускал, что даже при таких мерах предосторожности мог допустить просчёт. Короче, я боялся, что мир подменился в какой-то момент и подстроился под утерянную мной реальность. По стечению обстоятельств тогда мне и подарили фотоаппарат. И я стал фотографировать себя в наполовину надетой на голову футболке. У меня остались сотни этих снимков с футболками на полголовы.
3
Люди теперь считают, что быть странным – немодно. «Делай карьеру, отнеси на блошиный рынок этот Polaroid, прекрати ходить в дурацкое кафе и фотографироваться с эбонитовым клоуном». Так говорят даже те, кто когда-то был очарован моей диковинностью. Я прощаю их и давно не обижаюсь на потухшие взгляды зрителей. Нужно понимать, жизнь – театр, в котором каждый день играешь одну и ту же роль, а не олимпиада, где можно завоевать медаль, добиться интереса и потом греться на солнышке, подставляя босые ноги нежной травке. Я пытался добросовестно играть свою роль, но превратился не в актёра, а в памятник, замерший в странном положении. Да и памятник этот – только фигурка пластмассового клоуна, яркая, с красным носом, в полосатых штанах. И этот клоун исполнил свою лучшую роль в тот день. Точнее, в тот кадр, который никак не выходит из моей головы.
Фотографии, как винные соки в толсто-зелёных бутылках, после тридцати лет забвения на нетёсаных досках лишь набирают силы и провозглашают тайную власть над обветшалым миром. Они, несомненно, портал, возможности которого делают смешной любую попытку завладеть им. Мы заложники честных слуг. Бросайте снимки на асфальт, у них не должно быть владельцев. Что такое снимок? Что это за момент? Бесконечно короткий промежуток? Но в любом снимке – бесконечность мгновений. Во всяком случае, он появляется в промежуток времени, достаточный, чтобы услышать щелчок. Губы на её лице застыли бордовым пятном с низкими стрелками по бокам. Тюрбан из отцовского шарфа навеки объял затылок. Жемчуг на серебряной леске, дерзновенно взяв синие кудри в союзники, отвлёк внимание от тонколепной шеи. Трамвай ударил по рельсам, изображение затряслось крупицами сухой краски, гипнотизируя меня. Я упал в плёнку глянцевого снимка, пролетел сквозь типографские точки и, открывая глаза в вагоне, где всё стонет в белом свете, опустил старый Polaroid от лица. В тот день, когда мы вышли из кафе на Ямской, дул сильный ветер, и на недостроенных зданиях трещали баннеры. Начинало темнеть. Одичавшие таксисты заслонили от нас временную перспективу этого места. – А знаешь, что главное? – сказал я. – Что? – ответила она. – Не пытаться сфотографировать всё. Особенно, когда фотографируешь здания. Не старайся, чтобы всё поместилось. Выбирай то, что привлекает твое внимание. Вывеску, кусок вывески, конкретный абсолютно кирпич. – Кто бы ты ни был, спасибо тебе. Ты спас худший вечер в моей жизни. – Я живу на ВДНХ, – сказал я. – Не люблю ВДНХ, – ответила она, – там возле станции – стенд. На нём написано: V.D.N.Ha. Напоминает дату римскими цифрами или химическую формулу. И почему-то мне кажется, что это одновременно дата и формула яда. В этот день и этим ядом отравили Советский союз. – Глубоко. А ты грустишь по Союзу? – усмехнулся я. – Как тебе сказать. Я его толком не видела, но в детстве мне довелось пообщаться с космонавтом. Так он сказал, что в день, когда распался СССР, наша планета немного потемнела. Почему-то я верю ему. В этот момент к остановке с серебристым графиком маршрутов и кургузым арочным навесом подъехал горящий тусклыми огнями трамвай. В вагоне почти не было народу. Мы уселись на возвышенной задней площадке, я достал из рюкзака Polaroid, и вспышка дублировала нашу память. Карточка вылезла из щели: рамочка и мутное бельмо, которое потом набрало веса реальности. За окном проплыли «Рабочий и колхозница», застывшие в своём неуклюжем танцевальном па. Вагон мягко качнулся, и под его брюхом резко стукнули чугунные колеса. Она стянула шарф, который я дал ей возле кафе, чтобы у неё не замёрзли уши. – И это история, – сказала она с усмешкой, – из-за которой ты таскаешь с собой этот агрегат братьев Люмьер? – Сейчас это всё смешно, – подытожил я, – но эти глупые мысли натолкнули меня тогда на множество интересных выводов. Фотография – всё же единственное подтверждение существования прошлого. – А видео? – сказала она, внимательно разглядывая моё лицо. – Движение не отражает реальность. Вот ты увидела за окном «Рабочего и колхозницу». И ты думаешь, что мы на ВДНХ. А если это место только копия? И вот за этим домом ты увидишь пляж? Фото же – реальность, момент. Оно не претендует на большее. Фото понимает, что одной реальности нет вообще. – А вот это уже банально, – сказала она. – Впечатление оригинальности стремится произвести только пошляк, – ответил я. Она потянулась ко мне, чтобы поцеловать, но... [...]
Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за октябрь 2019 года в полном объёме за 197 руб.:
|
Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 24.03.2024 Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества. Виктор Егоров 24.03.2024 Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо! Анна Лиске 08.03.2024 С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив. Евгений Петрович Парамонов
|
|||||||||||
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru 18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021 Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.) |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
Список лучших букмекерских контор в России |