Обслуга

 

 

 

На опушке леса одиноко стоял величественный каменный особняк, выполненный в стиле постмодерна. Если бы ни пристройка сбоку, которую забыли при строительстве, а потом впопыхах прилепили в первом подвернувшемся месте, дом можно было считать верхом архитектурного изящества. Петрович предпочитал работу на свежем воздухе с москитами и кротами. А Варвара – внутри дома, где можно было до основания утолить любопытство и неистребимую женскую тягу к перебиранию барахла и наведению порядка.

Несуразный аппендикс все портил, но был самым функциональным органом дома. Ибо в нем обитали живые люди.
Это была обслуга: ключница Варвара со своим мужем-садовником. Петрович казался дурачком, запаянный в длинный прорезиненный плащ, высокие сапоги и женский платок, обматывающий голову и шею «от москитов», он без конца что-то бормотал себе под нос, не расставался со шлангом и садовыми ножницами и в отсутствии хозяина исправно закладывал за воротник. Если бы не жена, вряд ли его стали бы тут держать.

График дежурства «сутки через трое», установленный хозяином при устройстве семейства на работу, претерпел значительные изменения, раз и навсегда распределив между супругами обязанности по уходу за территорией и домом.

Хозяин шикарного дома на опушке был известен в светских кругах как Григорий Орловский. Он возглавлял ведущую депутатскую фракцию и, кроме загородной недвижимости, имел шикарную жилплощадь в центре, пару-тройку «крутых» тачек, костюм, тянувший по стоимости на небольшой свечной заводик, взвод телохранителей и красавицу-жену последней модели. Точнее, она и была последней моделью, завоевавшей титул «Мисс города N» на прошлогоднем конкурсе красоты.

От первой альма-матер (физкультурного техникума на улице Энтузиастов) в Орловском остались незначительные намеки на атлетическую фигуру и сломанный нос. От второй (академии управления) – двойной подбородок и внушительных размеров «сгусток нервов», который когда-то именовался брюшным прессом, но теперь заметно округлился и провис под бременем благополучия.

И все, казалось, было у нашего героя в порядке. По последнему слову техники и самого взыскательного вкуса. И жить бы ему да радоваться, наслаждаясь дарами благосклонной фортуны. Только в последнее время посетила богача странная привычка уединяться и тосковать.

Он оставлял жену на попечение ленивого далматинца и тревожных видений одиночества и приезжал ночевать за город.

Снарядив ключницу Варвару в ответственный вояж по бесчисленным переходам большого дома, хозяин особняка запирался с ее мужем в маленькой комнатушке аппендикса и с завидным постоянством наркомана, присевшего на какую-то «дурь», предавался там неведомым утехам.

Какого рода «наркота» обреталась в нелепой пристройке, портившей архитектурную стройность его загородного особняка, знали только два человека. И никто из них не спешил предавать гласности историю своих темных взаимоотношений.

Но все тайное когда-нибудь становится явным…

Однажды молодая жена Орловского, которой до жути надоел ленивый далматинец, решила сделать мужу подарок. И явилась как раз, когда Григорий входил в тайную комнату.

Красавица в недоумении уткнулась в закрытую перед её носом дверь. Требовательно постучала в неё еще и еще раз, и, не дождавшись ответа, пошла искать другой вход.

Она весьма дурно ориентировалась в пространстве, мало смыслила в архитектурных особенностях постмодерна и очень редко бывала за городом.

Столь вопиющее отношение к своей нежной натуре восприняла крайне неблагосклонно. Последние пару месяцев её бессовестный муж совсем забыл о своих предсвадебных обещаниях, бросил «свою кисоньку» на произвол судьбы и не собирался возвращаться в лоно семьи. Вот и сегодня он нагло растворился прямо перед её носом, затаился где-то и делает вид, что его тут нет.

Захлебываясь от негодования и обилия свежего воздуха, не признанная собственным мужем, она трижды обошла вокруг особняка, страшно устала и решила занять выжидательную позицию где-нибудь в тени высокого забора возле розовых кустов.

«Пусть мне будет хуже!» – мстительно думала красавица и чувствовала, как в желудке созревает план оглушительной вендетты в виде жирного куска свиной отбивной, в которой она отказывала себе с тех самых пор, как вышла замуж за «олигарха».

С бокового крылечка четвертого, тщательно задрапированного волнистыми бетонными пилястрами входа, спускалась ничего не подозревающая ключница. Она только что обнаружила в бумагах хозяина завалившуюся за обложку американскую десятку и была весьма довольна собой.

– Батюшки, Марья Сергеевна! – воскликнула Варвара, вдруг испугавшись возмездия за прикарманенные баксы при виде невесть откуда взявшейся хозяйки. – А где вы тут? – невнятно выразилась она и бросилась было обниматься, но вовремя притормозила. – А где Григорий Андреевич?

– Вот и мне хотелось бы знать, где Григорий Андреевич? – сурово и слегка угрожающе промолвила Марья Сергеевна.

Варвара поспешила перевести разговор в привычное хозяйственно-бытовое русло.

– Да вы, наверное, с дороги устали, кушать хотите. Я сегодня такие котлетки по-киевски смастерила, пойдемте-пойдемте, накормлю вас, – она приговаривала, как сказочница.

И брошенная на произвол судьбы Марья Сергеевна решила, что свиными отбивными она отомстит Григорию в следующий раз, а сейчас и котлетки по-киевски будут достаточной мерой пресечения.

Они сидели в гостиной, обессиленные обильной и преступно калорийной едой, допивали большую бутылку дорогого марочного коньяка и были уже почти подругами, когда в комнату вошел блудный муж.

Он сиял от счастья! Однако, увидев жену, внезапно помрачнел и скривился, как от зубной боли.

– Маша, что ты тут делаешь? – укоризненно сказал он и подошел к столу, на котором в вопиющем гастрономическом беспорядке теснились тарелки с остатками киевских котлеток. Дамы основательно накушались.

Маша взволнованно икнула, встала и неуверенно шагнула к мужу:

– Дорогой, я забыла, как ты выглядишь. Хотела освежить воспоминания. Ты мне не рад? – Она обиженно скривила губки и артистично заревела.

Варвара тихонько встала, бесшумно собрала со стола посуду и, покачиваясь от крепости коньяка, который так хорошо «зашел», поплелась на свою половину.

Петрович, в отличие от жены, был трезв как стеклышко, прилежно сидел за чашечкой чая и сиял глазами.

Она посмотрела на него подозрительно, но в дискуссии вступать не рискнула, боясь выдать свое нестабильное состояние. Умылась и легла спать.

Петрович не заметил. Он был счастлив!

Когда вдоволь отомщенная красавица города N притихла, уткнувшись носом в мужнин бок, а утомленная коньяком ключница громко захрапела, обняв одинокую подушку, мужчины, не сговариваясь, оставили жен досматривать сны и вышли из дома.

Над их головами дружно сияли Медведицы и бродили беспризорные облака. Было тепло и тихо, как бывает погожей летней ночью, не обремененной тяжестью раздумий о судьбах человечества.

– Петрович, а ты не хочешь попробовать совсем без одежды, чтоб контакт был лучше? – спросил Григорий.

– Да ничего, Григорий Максимыч, я и через футболку чувствую. Даже через куртку. А вы? – он подошел к Орловскому и погладил его по спине.

– Я тоже. А все-таки давай попробуем. Я лягу на стол, чтоб тебе удобнее было.

Они прошли в пристройку и закрыли за собой дверь.

Один из охранников, случайно подслушавший этот разговор, присвистнул…

 

*  *  *

Талант Петровича обнаружился случайно.

В тот вечер Гришка Орловский от неконтролируемой тоски жизни принял на грудь гораздо больше того, что она могла вынести. За руль своей «Акуры» не сел, доверившись личному водителю. Тот осторожно довез его до особняка, сдал из рук в руки садовнику и поспешил домой. Охрана, зафиксировав акт приема-передачи хозяйского тела, совершенно не учла того факта, что Петрович сегодня тоже принял на грудь, но гораздо больше, чем Орловский. Не дойдя до парадного крыльца, они дружно свалились у стены дома, которая не попадала в сферу видео-наблюдения. Крепко обнялись и проспали так до утра.

С рассветом Петровича накрыло страшное прозрение и раскаяние, а Орловского – глобальный прострел, напрочь сковавший поясницу. Садовник перекинул хозяина через плечо, словно это был бездушный манекен, и понес внутрь аппендикса, чтоб замести следы своего должностного преступления.

Отпустив жену на сутки пошататься по вещевому рынку, теперь он остался наедине с чужой бедой.

Хозяин был жалок и молчалив. Его перекосило основательно.

Петрович положил ижицу его тела на стол и, пытаясь расправить неуклюже задравшийся на нем пиджак, погладил по спине. Горячая волна мощно прошлась по позвоночнику, и Орловский почувствовал, как разомкнулся обруч боли, и его замороженные члены ощутили свободу. Он пошевелился и замычал:

– Еще…

– Что – еще? – не понял тот и в недоумении и робости отошел от стола.

– Еще рукой по спине проведи! – прохрипел приходящий в себя депутат, досадуя на угловатость электората.

Петрович потянулся к хозяйской спине. Но какая-то страшная боковая догадка противно царапнула тугие от похмелья мозги, и он моментально отдернул руку. И даже спрятал её за спину для верности.

– Ну! – багровея, проревел депутат. – Я кому сказал!

Садовник зажмурился и, подавляя догадливую брезгливость, провел рукой по спине хозяина. Больной заскрипел, как новые тормозные колодки, расплылся в идиотской улыбке и распрямился.

Он схватил оторопевшего Петровича за покрасневшую от волнения конечность и дотронулся ею до своей бритой головы. От счастья улыбка растянулась за пределы его щек. Орловский дергал садовника за руку и попеременно приставлял её к своим больным местам, не переставая закатывать глаза и деградирующе улыбаться.

– Ты что, ничего не чувствуешь? – радостно спрашивал он его после каждого прикосновения.

– Ну, я не знаю. Может быть… И правда, что-то покалывает…

Так обнаружились чудодейственные качества золотых рук целителя Петровича.

– Готовься, брат, будем клинику открывать. Я спонсирую. Человеком станешь. Да сними ты платок с башки, как баба, ей Богу, – говорил хозяин и бодрячком прохаживался по маленькой комнатушке.

За несколько сеансов мануальной терапии Петрович почти вылечил и застарелый остеохондроз Орловского, и намечающуюся грыжу, и все остальные тайные недуги, о которых больной и не подозревал, ведя крайне вредный образ жизни. Впервые за всю свою непутевую карьеру получая колоссальное удовольствие от работы, Петрович говорил без умолку, мечтательно прокручивал в мозгу моменты своего будущего и был счастлив.

Счастлив был и Гришка Орловский. Выздоравливая телом, он молодел и освежался душою, найдя в Петровиче, кроме всего прочего, отличные от общих собирательных качеств «народа» черты индивидуальной человечности.

Он вдруг отчетливо осознал, что каждому человеку необходим смысл. Иначе он превращается в обслугу. Кого бы при этом не ублажал: хозяина, жену, ленивого далматинца или капризный электорат. Какая разница!

Совершенно неожиданно в нелепом архитектурном аппендиксе своего загородного дома депутат Григорий Орловский нашел САМОРОДОК. Петровича! И давно утраченный вкус и смысл своей собственной жизни.

А утром, за поеданием вчерашних котлеток, мужики признались женам в своих грандиозных планах по спасению человечества от остеохондроза. И почувствовали, как тупая бессмысленность их существования, под действием магического мануального рукоприкладства, незаметно лопнула, словно мыльный пузырь, и растаяла где-то над верхушками ни о чем не подозревающих сосен.