HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Евгений Топчиев

Красное и белое

Обсудить

Рассказ

 

Купить в журнале за сентябрь 2017 (doc, pdf):
Номер журнала «Новая Литература» за сентябрь 2017 года

 

На чтение потребуется 27 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Опубликовано редактором: Вероника Вебер, 8.10.2017
Иллюстрация. Название: «Face in red». Автор: не указан. Источник: http://68.media.tumblr.com/9acd9333330693172fd6b890468ced35/tumblr_ovg08w2VSh1r63isgo1_1280.jpg

 

 

 

Она была из тех, что здорово получаются на аватарках, носительница каких-то старых и, несомненно, аристократических кровей. Удлинённое лицо, светлые волосы, спадающие дождём по щекам, изумрудные глаза, в которых – насмешливый ум и бойкость, идеальный профиль для «Фейсбука», у такой будут тысячи подписчиков!

Вся неспокойная, вызывающая – весенняя река, несущаяся ломать всякую обветшалость. И фамилия-то речная – Донская, Мария Донская, его бывшая беспечная и нагловатая студентка, Маша...

Впервые он увидел её у себя на лекции; Донская была самой неблагодарной из одарённых студенток, часто гримасничала: неинтересно ей, видите ли!

«Ты что же, презираешь профессию, на какую учишься?» – раздражённо думал он, читая в её глазах скуку и досадное небрежение.

Едва окончив вуз, Неверов уже работал в фирме, где заведовал святая святых – денежными потоками. Он знал не понаслышке, чему учит студентов, и был весьма уверенным в себе преподавателем. Пока не встречался глазами с зевающей в первом ряду студенткой с речной фамилией.

 

Однажды, когда он разглагольствовал про имущество предприятий, Донская спросила:

– Как вы относитесь к приватизации 90-х?

Он пожал плечами:

– В целом отрицательно... Она была несправедливой... Она была сильно... хм... несправедливой... – совсем не так уверенно, как бы он желал, ответил Неверов.

– Вы знаете цифры? – вскинула брови студентка.

– Что именно вызывает у вас вопрос? – опомнился он и попытался перейти в атаку. – Вы не согласны с тем, что залоговые аукционы проводились по заниженным ценам?

На словах «залоговые аукционы» что-то похожее на уважение промелькнуло в глазах у девчонки, и она немного сбавила пыл.

– Вы как-то очень уж мягко говорите: «несправедливая», а, по-моему, так она была просто преступной!

Аудитория с сонным интересом наблюдала за их спором: ясно, молодым неучам было любопытно, чья возьмёт, надо же понимать, есть ли стержень у препода – от этого зависит, чего ждать на экзамене.

Если честно, он слабо разбирался в политике, его не интересовали общественные мозоли, и он уж точно не ожидал нарваться в этой дыре на кого-то, кто может побить его в экономических спорах.

– Вы правы, преступной, это было в девяностые...

– А сейчас, можно подумать, во власти другие люди? – хмыкнула выскочка.

– Позвольте, мы отклонились от темы, – сухо проговорил он, жестом ладони, словно топориком, обрубая возникшую не ко времени дискуссию.

Донская передёрнула плечами, однако возражать, по счастью, не стала, а уткнулась ланитами в свой ноутбук (она была единственной на курсе, кто для конспектов использовал продвинутый девайс).

 

Потом была летняя сессия, и Мария едва не провалила экзамен. Он несколько раз заворачивал её, и она отправлялась готовиться «на камчатку» – к горцам с коньяками, впервые узревшим препода в самый день экзамена.

Он старался вытянуть её на четвёрку, что казалось ему унизительным. Ему – но никак не Донской, заявившейся на экзамен неподготовленной. И только когда он прикрикнул на неё, Мария ответила пристойно. Хмурясь, он вывел в бордовой книжице «отлично». Она бросила небрежное «спасибо» и унеслась прочь.

Покончив со студентами, он вышел в летнюю улицу и направился к берёзовой роще. Пахло свежей листвой, было начало лета.

У метро он заметил ребят, что час назад сдавали ему экзамен. Они толпились в летнем кафе и шумно заказывали водку и хавчик. Ясно, теперь они это дело хорошенько отметят.

Казалось, ещё вчера он сам был одним из них. Так же выпивали с сокурсниками. Не в кафе, потому что денег особо не водилось, а прямо у палаток, или же, ещё приятнее, в лесу за коробкой метро. И сейчас он туда шагал – гулять-дожидаться Леночку с работы.

В пакете имелся коньяк, всученный ему горцами за трояк на экзамене, оставалось только купить одноразовые стаканчики.

 

...

 

– Ох, здрасте! – раздалось совсем рядом из лиственной гущи.

Он прищурился, и в той, что на скамейке, узнал Донскую.

– Аа-а, это вы... Что ж, здрасте! – Он остановился в нерешительности.

Студентка отложила в сторону неведомое устройство, вероятно, электронную книжку.

– Что же вы не отмечаете со всеми? – Он кивнул в сторону метро.

Донская повела подбородком, что могло означать: «не хочется», или что-то в этом роде.

Ему захотелось объясниться.

– Долго же пришлось вам мучиться... вам или тебе... Можем на «ты».

– Ага, попробую.

– Долго, а главное – бесполезно.

– Бесполезно, это точно, – улыбнулась девушка.

– Но неужели сложно было подготовиться? Думаешь, мне интересно торчать тут до вечера?

– Ну, не тянули б меня, влепили трояк, испортили зачётку!

– А в чём проблема? Я же разрешаю пользоваться конспектами.

– Честно? Неинтересно! И дело вовсе не в вас… не в тебе… а во мне. Экономическая наука, все эти способы преумножить… это всё не моё, меня просто выносит от этого!

– А что – твоё?

Внезапно ему явилась смелая мысль.

– Мария, ты как насчёт... выпить? Ты когда-нибудь пробовала коньяк? – пошутил он.

 

Спустя минуту они уже чокались на скамейке «хрустиками», потяжелевшими от огненной влаги. Донская качала головой:

– Ну даёте, товарищ преподаватель! У меня просто нет слов.

Ещё через минуту она говорила:

– ...Я хочу совершить переворот хоть в чём-то! Ну хоть бы революцию в моде или в женских умах, или в мужских трусах (шучу, конечно), хочу менять общество, уклады, ну, хоть бы и стать журналистом, правозащитником, крутой феминисткой – боже мой, да хоть кем! Только не серой массой. В идеале – поменять власть в этой стране...

– Она недавно поменялась!

– Это называется «поменялась»?! – поморщилась студентка.

– У нас новый президент, и, в отличие от прежнего, адекватный!

– Ах, не смешите! Это же гэбист! Его поставил Ельцин для безопасности клана, охранять награбленное и воровать дальше!

– Он направил нефтедоллары внутрь страны!

– Не будьте так наивны! Вот увидите, кому достанется нефтяная рента.

– Он взял реванш во Второй чеченской...

– Ценой Беслана и «Норд-Оста»! Ей богу, такое впечатление, будто с вами специально беседуют, чтоб не распространяли опасные мысли.

Он снова наполнил стаканы.

– Ай-ай-ай, товарищ преподаватель...

 

От второй порции коньяка где-то в солнечном сплетении привычно распустился горячий цветок.

Он поглядывал на Донскую: она казалась хрупкой в верхней части: узкие плечи, тонкая шея, а талия и вовсе болезненно тонка, будто стянута нитками, – и вдруг белейшая, большая, будто поролоновая грудь, это чудо, не дававшее ему покоя теперь (а на самом деле с самой первой лекции), пусть и скрытое спокойными одеждами – вот сию минуту бирюзовым жакетом – всё же ни на секунду не давало о себе забыть.

– Я сейчас читала «Остров Крым» Аксёнова.

– О чём это?

– Представь себе: красные в гражданскую обломали зубы о Крым, а белые удержали его, и возникло новое государство, демократическое, просвещённое. Такой модерновый, притягательный мир, вот прям читаешь и... хочется в нём жить!

Девушка причмокнула языком и, прищурившись, посмотрела на стаканчики.

– Ещё нальёте, товарищ преподаватель?

Радостной рукой он взял бутылку, и янтарная струя опять пригвоздила стаканчики к скамейке.

 

Задышали после третьей алкогольной атаки; Донская тихо смеялась, почёсывая переносицу:

– В носу защекотало!

Ему захотелось её поцеловать. Но приближаться было страшно. Почему-то казалось, что этим он всё испортит. Он пока не мог определить, где Мариины границы. Ему мечталось, чтобы всё закончилось каким-нибудь волнующим эпизодом, как, например, поцелуй или прикосновение.

Вот-вот должна была позвонить Леночка, выйдя из метро.

Набравшись храбрости, он взял её руку и перетянул к себе её мягкую ладонь: у Донской – насмешливый интерес.

– И что это мы делаем?

– Приятно вот так держать незнакомую женскую руку в лесу, в оживлённом городе, не имея на то никаких оснований.

– Ха! Коньяк – разве не основание?

Они расстались на краю рощи позади метро; Донская удалялась беспечной походкой, чинящей болтанку её прожорливой сумке, наполненной гаджетами; напоследок она оглянулась и, кинув ему улыбку, пропала за углом. Зато теперь у него был её номер.

 

 

Через пару лет, в приступе тоски по любовной новизне, он вспомнил про норовистую студентку.

Они встретились зимой в ресторане на «Пушкинской», где был её дом.

Неверов сразу расклеился от её нового, взрослого стиля. Новая Донская являла собой синтез природной красоты и наведённого лоска. Наверное, огромную роль играла одежда, хотя... во что она была одета, описывать бессмысленно. А просто эта девочка вызывала довольно тоскливое чувство: «Я должен защитить её от других мужчин, но, боже мой, как?».

В тот вечер от Донской он впервые услышал словосочетание «ЖеЖе». Вообще, говорила главным образом она, а он довольствовался ролью стены, отбивающей мячики. Она говорила про Интернет, про какие-то электронные дневники и всё время ввёртывала непонятное – «ЖеЖе».

 

«...ЖеЖе...» – а он почему-то всякий раз думает о её заднице, которую успел увидеть в зеркале гардероба...

Пока она увлечённо говорила о новой эре, о блогерах и постах, о будущем в сети, – её «ЖеЖе» ёрзала по стульчику-жирафику, и он, вместо того чтобы слушать, только и делал, что завидовал этому стульчику...

Ему хотелось покуситься на шикарную Мариину попу, но он ума не мог приложить, чем таким зацепить саму Марию? Он мог бы, конечно, похвастаться своими успехами в карьере, но вот беда, службу в офисе она презирала...

Ему наскучило «умное» свидание. Он не встретил в прогрессистке никакой взаимности. Это как голодному вместо куска мяса дать жетоны для игрового автомата. Если повезёт, выиграешь сандвич. А нет – так не обессудь. Через пять минут голодный скажет: «Да пошли вы!» – двинет кулаком по автомату и швырнёт вам жетоны в лицо, и будет прав.

В общем, он что-то наврал, спешно расплатился и, не дав девушке опомниться, спровадил её домой.

 

 

Он точно знает, что Донская в свои тридцать пять стала блогершей, и её страничка в «Живом журнале» насчитывает полтысячи подписчиков; правда, о чём она пишет, он толком не знает, потому что сам неохотно пользуется социальными сетями.

Ещё он знает, что Донская живёт со Скоропадским, его коллегой и приятелем, вернее сказать, неприятелем, потому что отношения у двух мужчин только внешне благожелательные, втайне они не переваривают друг друга.

Страничку Марии он видел лишь единожды, но этого хватило, чтобы понять, что Донская – по-прежнему оппозиционер и «белоленточница», правда, пролетевшая.

Почему пролетевшая – а очень просто: когда гремели главные события и люди образовали угрожающее море перед Госдумой, а потом и море на Болотной, а затем на Сахарова; когда маршировали с писателями и бубнили непонятное: «Оккупай Абай», – Донская в то время была кормящей матерью и сидела дома, а мужем её (и отцом дочери) был один известный блогер, начинавший у истоков ЖЖ-движения.

 

 

В интернет-магазине пряжи и товаров для вязания «Ажур» можно купить разные виды пряжи в любом количестве, даже от одного мотка. Система скидок позволяет делать коллективные закупки особенно выгодными. Многие товары для рукоделия АЖУР представлены в шоу-руме в Санкт-Петербурге.

 

А спустя два года, когда она уже была разведена, то умудрилась очутиться с ним – своим бывшим преподом – в одной московской фирме, куда устроилась работать пиарщиком.

Донская устроилась на работу в уязвлённых женских чувствах.

После рождения дочери все трудности новоиспечённой роженицы легли на её плечи: блогер-муж пропадал на митингах, а от пожилых родителей толку было мало: гуманитарии, интеллигенция, им бы за собой проследить.

А тем временем политическая жизнь проснулась и всерьёз волновалась: главный снова стал президентом и теперь цыкал на возмущённую прослойку, именуемую «креативный класс», а заигравшийся во всякие либеральности Д. А., симпатяга и чемпион по неловким ситуациям, теперь всего-навсего рулил хозяйством, то есть, в сущности, стал никем.

Так вот, после рождения дочери муж утонул в своих блогах и протестах и где-то там, в гуще новой жизни, обзавёлся девчушкой, провинциалкой, влюбился в неё и ушёл из семьи.

Сначала он придирался к внешности (а, знаете, самое обидное – когда твой мужчина указывает места, где плохо... И тогда начинает казаться, что в этих не очень тонких щиколотках, растянутом от родов животе, предательски лезущих волосах – в этих местах и есть... ты. В них больше тебя, чем... где бы то ни было). Так вот, сначала он придирался к внешности, а затем разом взял и вышагнул из её жизни.

О разлучнице Мария кое-что поняла по фейсбуку: нежное создание, ничуть не интереснее Марии, но в ней была женская покорность, которой она сама отродясь не имела. Готовность принять брачную архаику и восхищаться своим львом, даже когда он превращается в свинью или носорога.

Так вот что ему по правде не хватало! Мария не жила своим мужчиной, её помыслы не крутились вокруг него, и она была не готова, подобно большинству женщин, признать в своём спутнике божество.

Это было тем более обидно, что женские блоги (а она читала самых искусных мастериц текста) твердили ей, что она на правильном пути, нельзя растворяться в мужчине – потеряешь его и себя. Ты должна быть личностью – душевно поджарой девчонкой, в которой бродят токи счастья, – только тогда мужик будет кайфовать, и ты станешь нужна ему как воздух.

Она не стала. А блогерши всё рождали свои волнующие тексты про мужчину, который ценит в женщине самодостаточность и, на взгляд пишущих эти тексты, находится с тобой на равных правах. А вот, оказалось, ни фига!

Что сами эти блогерши не замужем, их ничуть не смущало: замужество и не ставилось целью. Лучше быть одной, чем жить с уродом. Кто бы спорил.

 

На работе бывший препод первым из мужчин покусился на неё.

На новогоднем корпоративе он взял её руку и не отпускал до самого конца, всё гладил и гладил её ладонь и говорил... От его слов у неё кружилась голова; Неверов говорил так правильно и точно и, сам того не ведая, врачевал её рану: именно её руки невероятно красивы, а щиколотки имеют милую особенность быть чуть толще, чем полагается, но это и хорошо, это и возбуждает!

Жаль, что он напился после этого как свинья!

На следующий день его поедал стыд: пьянка начисто стёрла из памяти весь финал; чего там он мог наговорить или наделать – он не знал. А знал лишь то, что показал Донской, какой он пустомеля. Вместо обещанного полёта он больно уронил девушку на землю – и сам рухнул в лужу, чем, естественно, начисто убил в ней всякий интерес. Он твёрдо знал, что уважающие себя бабы не терпят в мужиках пустословие и фейковость.

Так думал он, но в женской головке всё было капельку иначе: его необычные комплименты затронули в сердце девушки важные струны, и теперь там тихонечко играла мелодия наслаждения. Мария простила его.

 

 

Выездное совещание проходило в подмосковном отеле. В утренний мороз Мария застряла на своём «ауди» в снегу на стоянке отеля. Она вцепилась в руль и нервно газовала, переключая скорости, но безуспешно – автомобиль только глубже зарывался в снег.

Она начала всерьёз беспокоиться, потому что её доклад шёл первым, а начальница была вспыльчива как порох и могла запросто накричать при всех.

Мария трижды вылезала из авто и беспомощно озиралась вокруг; в последний раз, плюхнувшись на сиденье и желая закрыться, она не убрала ногу, и тяжёлая дверь что есть силы ударила ей в щиколотку – так, что от острой боли на глаза вмиг навернулись слёзы.

Она тихонько заскулила и, скинув сапожок, принялась ощупывать ладонями стреляющую ногу. Надень она утром другую обувь, дверь точно поломала бы ей кость...

 

 

На следующее утро она лежала в кровати и перебирала в памяти события минувшего дня. А затем и ночи, которую она, если уж говорить всю правду, провела с ним.

Вчера утром именно Неверов спас её из ловушки – явился, взял на руки и отнёс туда, где она могла быть просто раненой мышью, от которой ничего не зависит, – сам же весело занялся железным делом. И через пять минут её лошадка уже с лёгкостью катила по наезженному глянцу снега.

Она смотрела, как молодой мужчина ведёт её машинку, то и дело запуская в виражи – зачем? – порисоваться перед ней, конечно! «Вот дубина, у меня нога раздроблена, а он смеётся! Тоже мне, пилот «Формулы-1»!» – досадовала Донская. Но понемногу боль унималась, разбитые кости чудесно срастались, и ей волей-неволей передавалось беспечное настроение бывшего препода, а ныне бравого клерка.

 

А днём за блестящий доклад Неверова девушка уже готова была его расцеловать. Какой-то цветок распускался в ней: как важны ей, оказывается, в мужчине ясный ум, ироничность, умение видеть суть вещей!

Вообще говоря, до совещания она думала, что Андрей – «ватник» и ярый «путинец». В обеденных спорах ей подчас хотелось плюнуть ему в тарелку. Пару раз, было дело, она жестоко троллила Неверова, только что не высмеяла прилюдно, а так почти до этого дошло. Короче, она успела записать его в «ура-патриоты» – категорию, откуда не так-то просто выписаться.

И тут вдруг такой доклад! Андрей держался так уверенно и – о боже, какой секс! – чуть-чуть иронично к невидимому оппоненту – российскому государству: доклад был посвящён экономической ситуации в стране. Он как бы подводил слушателей к обрыву, куда каждый заглядывал сам – представлялось, что там окажется наша экономика.

Слова и мысли в этом докладе были упруги и нежны, как при правильном съёме мужчиной женщины – странно это сравнивать, но, видно, такая она ненормальная, оказалось, это близкие для неё вещи. К концу выступления она почти захотела этого прозревшего мужика, способного, как выяснилось, на тонкие наблюдения и глубокие выводы.

 

Вечером они гуляли по территории отеля, прихватив с собой бутылку бордо, и он катал её на качелях, точно ребёночка, и читал ей «Шагане ты моя, Шагане». Вино казалось Марии очень вкусным и после каждого глотка сразу падало в низ живота, и там что-то натягивалось от сладкой тревоги. Мария хохотала, лёжа на гамачной паутинке, и, закинув голову, смотрела, как туда-сюда прыгает, перемещается звёздное небо, а когда её сапожки взлетали до пика – видела снег и деревья, растущие вверх тормашками.

«…Жаль, он не знает Бродского, всё-таки он «ватник», Неверов, Емеля, а ни фига не европеец! Всё равно он крестьянин, и нет в нём ни капли дворянского, но, с другой стороны, что ж тут такого, он талантливый, целеустремлённый, всё равно он – цвет народа! Каков народ, таков и цвет...»

На крыльце спального корпуса он держал в руках озябшую, пьяненькую революционерку и думал, что сегодня она какая-то чересчур кроткая, и что кротость эта – странная. Новая, покорная Донская будет, пожалуй, ещё поопасней прежней. Она целовалась отрывисто, как бы постепенно входя во вкус, и совсем не закрывала глаз.

 

...

 

Она не пылала от страсти, но её тело было переполнено тёмным весельем, и вот пришла пора его выпустить. Был довольно забавный зуд под кожей, появляющийся то здесь, то там, везде, особенно на сгибах, невыясненный и отчего-то мешающий жить. Почему-то сегодня ей было не жалко отдать себя этому мужчине, пусть бесконечно чужому и немножко презираемому ею за что-то – так сразу не объяснишь, за что.

 

...

 

Они лежали в её постели: он на спине, ладони под голову, а она – привстав на локте и глядя на него сквозь сумеречный утренний свет. Иногда он приподнимался и водил носом по её большой, прохладной груди. Или же целовал её в губы – её дыхание было кислым от выпитого вина и одновременно свежим, как срезанный огурец – тонкий женский алкогольный выхлоп, – можно было потерять голову, купаясь в нём.

Но ещё никогда они не были настолько чужими. Они чувствовали себя жителями разных планет, запертых в боксе неведомым учёным. Должно быть, этот учёный изучал способы любви на разных планетах, – что ж, как выяснилось, способы ничем не отличались, но люди в боксе почему-то не выглядели счастливыми. Интересно, если их теперь отпустить, захотят они когда-нибудь вернуться и всё повторить?

 

 

– Твой доклад был просто супер! Молодец! – сказала Донская за завтраком.

– Да уж, напугал так напугал! – проскрипел Скоропадский.

В ресторане отеля за столиком собрались члены обеденного кружка. Между собой было принято всё говорить как есть.

– Это был заказной доклад. Он ничем не отличается от того, что делает, к примеру, наше телевидение, – ответил Неверов, жуя омлет.

Донская перестала ковырять шоколадный мусс и непонимающе уставилась на него сквозь стильные очки.

– ...ставилась задача показать, как всё плохо в экономике. Я её решил.

– Но в докладе же всё – правда? – не понимала Маша.

– Разумеется, только однобокая. Видишь ли, сейчас везде правда, по телевизору, в сети, в устах власти и оппозиции... Нынче редко кто прибегает к откровенной лжи. Потому что зачем лгать, если можно спокойно подобрать нужную тебе правду?

– А в чём смысл показывать, как у нас всё плохо? – спросил Скоропадский.

– Как – зачем? Чтобы никто не требовал повышения зарплаты. Чтобы вкалывали и не выпендривались.

 

Она возвращалась домой, не замечая за стёклами автомобиля ни дороги, ни других участников движения. Звуки клаксонов не отвлекали девушку, мир застыл в тишине, словно в непосредственной близости от неё секундой ранее ухнула шумовая граната. В сущности, и не было ничего такого, от чего она могла бы отвлечься: бывает так, что нет мыслей, нет и всё!

Поздно вечером, уложив дочь, она зачем-то включила телевизор, хотя почти никогда его не смотрела. Показывали «Утомлённых солнцем». Там Никита Михалков, легендарный комдив в отставке, трахал посреди дачного благолепия красавицу жену – утончённое существо, униженное революцией, живой эротический трофей его, героя гражданской.

Почему-то от этой сцены ей стало стыдно, и ещё она почувствовала не только героинино, но и своё личное унижение. И вдруг горькая догадка пронзила её сердце: она увидела в ней себя, а в усатом комдиве – своего бывшего препода. Сидя с ногами в кресле, она закрыла лицо ладонями и заплакала.

«Зачем ты пошла на эту работу? Ах, что за наивный вопрос! В этом чёртовом мире всем нужны деньги, и ты не исключение. Итальянская жрачка, приличный фитнес-клуб, нянечки, репетиторы, клининг, премьеры сезона, волшебный Тай, ухоженное лицо, причёска, ткань шмоток, туфли и кроксы... Жить современно – как без денег?

Пусть ты и не совершила переворот в женских умах (и, пожалуй, что уже не совершишь), пусть и «болотные» мечты сдулись, как свадебные шары наутро после торжества (а нынешние несогласные – как битые оборванцы против регулярных частей Красной армии) – но, боже мой, разве можно вот так сдаваться-позориться?!

Пошлость мира обступила тебя и норовит затянуть с головой – и нельзя мириться с этим, а что же тогда ты терпишь?

Как комдив – жену, как приспособленец-муж в Аксёновском «Крыме» – потрясающую Татьяну, так и этот... тебя...»

 

 

Несмотря на данное себе обещание, Мария никуда не ушла, а, поостыв, осталась в фирме.

После выездного совещания Неверов писал ей нежные смс, в которых угадывались первые ростки нежной привязанности, и несколько раз пытался устроить свидание.

Она заставила себя держаться с Андреем так, словно та особенная ночь – не более чем засвеченный кадр в фотоплёнке событий, словно и не было никакой особенной ночи. Она держалась по-дружески, доброжелательно, на дистанции приятельства, никак...

А вскоре наступил момент, когда жизнь поставила под их отношениями жирную точку (растёкшуюся кляксой в форме известного полуострова).

 

В августе четырнадцатого фирма праздновала свой день рождения. Мероприятие проходило в яхт-клубе, на зелёной площадке, предназначенной для корпоративных игрищ. Поляна занимала место между лесом и поймой реки. Генеральный директор выступал на сцене шатра, возле которого собрался актив компании.

– ...И ещё одна причина, почему нас ждут нелёгкие времена, – говорил он, переключая слайды, – это Крым. – Тут все увидели на белом экране зазубренное пятно, знакомое каждому, кто хоть раз в это лето смотрел телевизор или заходил в Интернет.

Докладчик объяснял, почему присоединение полуострова – удар по всей экономике и, в частности, по бизнесу, «который мы делаем вместе с вами, дорогие коллеги».

Работники фирмы уважительно слушали шефа и, хоть по-разному оценивали слова «Крым наш», но понимали, что за директором есть своя правда. В том смысле, что он управляет фирмой не первый год, а значит, знает, что говорит. Но генеральный не бросит людей на произвол судьбы, в этом тоже все были уверены, и потому большинство всё-таки втайне радовалось тому, что Крым – наш.

Большинство, но только не Донская.

 

– Скажи, Андрей, а если бы у тебя был доклад, ты бы тоже сказал про Крым? – спросила она, когда уютная компашка погрузилась в лодку, чтобы кататься по реке.

Она отхлебнула из фляжки Скоропадского и одарила того улыбкой, тёплой, как южное солнце. Донская и её новый кумир разместились на корме, лицом к Неверову, который сидел на вёслах. Ему сделалось больно от этой улыбки, но ещё больнее – от её вопроса.

– Так что? – настаивала девушка.

Андрей отпустил вёсла, чтобы передохнуть. Лодка немного проплыла и остановилась, покачиваясь на середине живописной поймы. Компанию молодых людей окружила прохладная тишина.

– Ну да, сказал бы про Крым. – Он пожал плечами.

– То же самое?

– Почти. А что в этом такого, говорилось же в основном про экономику, – заволновался он, сам не зная, отчего.

– Да чё ты оправдываешься? – скривился Скоропадский.

– И тебе не помешало бы то, как ты сам об этом думаешь? – лёгким голосом уточнила Донская.

– Так же, как я, думает большинство россиян...

– Э-э-э, ты не туда уводишь, – заметил Машин фаворит, вызвав у Андрея приступ глухой ненависти.

Донская же продолжала звонко, как птичка:

– Большинство и Стаса Михайлова слушает и смотрит Малахова! Хотя... что я такое говорю. – Она шлёпнула себя ладошкой по губам. – Ты же наверняка Стасика слушаешь!

– Признавайся, возишь диск со Стасиком в машине? – противно засмеялся Скоропадский, примеряясь, чтобы сделать очередной глоток рома.

– Чего вы на него набросились? – вступился Чугунов, главный инженер, дремавший на носу.

– Да никто не набросился, просто по-дружески троллим Дрона, – добродушно возразил Скоропадский.

– Мы же правда по-дружески, а он обижается! – воскликнула Мария.

– Я не обижаюсь, – густо покраснел Неверов, – просто вы... Ах, ладно. – Он махнул рукой и поднялся с места, желая поменяться с Чугуновым. Тут он потерял равновесие и, если б не инженер, ухвативший его за ремень, точно свалился бы за борт. Гребцы резко осели на край лодки, опасно раскачав судёнышко.

– Иииии-ии! – в весёлом ужасе завопила Донская.

– Но-но, сумоисты! Щас потонем! – сердился Скоропадский.

Мало-помалу шлюпка успокоилась. Донская с чувством сказала:

– Извини, Андрюша, если тебя чем-то обидели, мы больше так не будем. Ты только не плачь и не падай за борт.

Неверов сидел на носу и, отвернувшись, глядел в коричневатую воду зацветшей реки, источавшей аромат летнего угасания. Садилось солнце, и его красноватые лучи отражались в лёгкой ряби, подёрнувшей гладь речной поймы.

Ему хотелось убежать, спрятаться от этих людей, но он не мог унизиться перед ними, попросившись на берег. Оставалось лишь мысленно умолять Чугунова побыстрее править к шатрам, где был спасительный алкоголь и уже выкладывалась по столам закусочка.

 

 

Я уже говорил, что катализатором конца послужил зазубренный полуостров: в 2014 году украинский вопрос несколько раз переехал российское общество, словно колесо кулинарного ножа – горячий пирог, причём, в довольно разных направлениях. Сначала был гнев недоумения от Майдана, потом слёзы и гнев от одесской расправы, потом ликующий, рвущийся в небе салютами Крым, а потом затрясло Донбасс, пришла весна, названная русской, выплюнула первые листочки, которые тут же сожрал огонь, но тут же опять появились новые, и теперь уже никто не брался предсказать, чем всё это кончится.

 

 

– Да ты бандеровка, – припечатал он Донскую, дымя сигаретой возле танцевального шатра. Он вылакал две бутылки вина, и его порядком развезло. – Бандеровка! Ха-ха.

Чернело небо, гремела музыка, а по краям поляны кустарник трещал так, будто сквозь него продирались дикие звери.

– Ты дурак? – тихо отреагировала Донская, однако в курящем кружке услышали.

– А как тебя ещё назвать, если ты на стороне карателей из АТО? Маша, подожди...

Он догнал её и взял за плечи.

– Не обижайся, я же пошутил.

Она повисла в его руках и долго не оборачивалась. Потом обернулась, смеясь:

– Да брось. Я в порядке. Иди празднуй. Ваши, кстати, уже в Луганске. Видишь, Путин не бросил шахтёров на поругание правосекам.

– Можно тебя поцеловать? – он притянул её к себе.

– Поцеловать... – рассеяно повторила Донская. – Поцеловать? – очнулась она, – Нельзя, конечно! Ну всё, пока.

Она высвободилась и растворилась в темноте.

Он постоял минуту, шатаясь, потом резво преодолел расстояние до ближайшего танцующего островка и под одобрительные вскрики и улюлюканья нырнул в самый центр пульсирующего круга: «О боже, какой мужчина, я хочу от тебя сына!».

 

...

 

Утром, комкая в руках полотенце с эмблемой яхт-клуба, он выскочил из номера, разулся на берегу, и, не чувствуя холода, бросился в туманную реку. Остывшая вода охватила горячее тело, полное тяжёлой, вспученной алкоголем крови.

Через пять минут он вылез, обтёрся и, напялив кроссовки на мокрое, попрыгал в сторону клуба.

Возле входа уродливо громоздился джип Скоропадского. На веранде клуба попивала кофе Донская. Она была в белом халате, поверх которого от холода был наброшен плед. В этом одеянии, без косметики, с волосами, собранными в торчащий, как пальма, хвост, она сияла особенной, домашней красотой.

Он подошёл к ней, оставляя мокрые следы на лакированных досках пола.

Мария сочувственно улыбнулась ему.

Он проковылял к стойке бара и взял зелёный чай.

– Прости за вчерашнее, – сказал он, усевшись за столик.

– Да прекрати, всё нормально.

Вокруг её глаз образовались лучики-морщинки, выражающие то ли брезгливость, то ли сострадание.

– Я вспылил, потому что мне было больно от того, как ты ко мне относишься. Вчера ты целый день надо мной насмехалась. Если я тебе несимпатичен, давай вовсе не будем общаться, только не надо издеваться.

Донская со странным любопытством вглядывалась в него.

– Скажи, – наконец заговорила она, – почему твоя Леночка до сих пор не родила?

Он замялся.

– Бестактный вопрос? Ну, брось, мне можно!

– Не получается. Надеемся на лучшее. Но ты не ответила... Давай начистоту...

– А что отвечать? Я хорошо к тебе отношусь, просто... ты ни фига не мой герой.

– А кто твой герой, Скоропадский?

– Ты не идейный, – продолжала Донская, проигнорировав вопрос.

– А разве для чувств важна идейность?

– Конечно! Ещё бы! Мне, чтобы полюбить, важна цельность, которая обретается только в убеждениях. И в действии.

– Что же в таком случае было у нас той ночью?

Донская пожала плечами и отвернулась.

– Мне показалось, что ты горишь идеей. И разделяешь мои убеждения. Я ошиблась.

– Скоропадский вообще не идейный. Он пустой и ядовитый сноб, презирающий людей...

– Ты знаешь, его цинизм и идея пустоты мне сейчас намного ближе, чем метания диванного патриота. Ведь ты диванный. Что же ты не едешь на Донбасс помогать своим? Живёшь в Москве, на хорошей зарплате у дяди, голосующего, так, на минуточку, за «Яблоко». Лучше уж быть прожжённым циником, чем таким патриотом.

– Твой кумир – разочаровавшийся в жизни человек.

– Что ж, это как раз соответствует моему состоянию.

– Он любит свою собаку и больше никого!

– Ты знаешь, а это не так уж и мало. Зато уж её он любит точно.

Она сказала это так, что он немедленно представил её, красивую женщину, собакой, лижущей хозяйские руки горячим языком. Ему стало сладко и больно, и так невыносимо захотелось любви от этой девочки... но в нём не было ничего такого, за что подобные девочки могут полюбить.

Донская перевернула кофейную чашку и некоторое время созерцала сползающие потёки чёрного напитка на белом фарфоре.

Он достал пачку и, спросив разрешение взглядом, закурил.

 

Он заговорил через минуту медленно и как бы сам с собой.

– Когда ты пришла в фирму, я подумал, будто ты променяла революцию на буржуазные ценности: все эти глянцевые журналы, модные психологи, женские блоги... Но теперь я вижу, что нет, не променяла. Майдан воспламенил тебя, ещё бы, настоящая революция! Когда мы познакомились, ты читала «Остров Крым»; забавно, но именно Крым встал и сейчас...

– Между нами встал не Крым, а... сама не знаю... всё встало! Мы вылеплены из разной глины. Знаешь, бывает красная, а бывает белая... А про Крым... поверишь, я даже плакала, когда поняла, что с ним произошло. Но с Донбассом так не будет, вот увидишь!

Туман разошёлся, но солнце не показывалось; день обещал быть холодным и ветреным. Мимо них незаметно двигалась вода реки; белое небо сообщало ей серебристость; создавалось впечатление, что никакого течения нет – то ли потому что вода была широкой, как спина гигантского ската, то ли потому что возле берега густо зацвела, как это бывает в середине августа.

 

 

 

(в начало)

 

 

 


Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за сентябрь 2017 года в полном объёме за 197 руб.:
Банковская карта: Яндекс.деньги: Другие способы:
Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке:
«Вернуться на сайт магазина»
После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru
Вы получите доступ к каждому произведению сентября 2017 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 

508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

https://bettingcafe.ru/bookmakers/
Поддержите «Новую Литературу»!