HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Константин Строф

Лесные лакомства

Обсудить

Рассказ

На чтение потребуется полчаса | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск
Опубликовано редактором: Вероника Вебер, 24.08.2014
Иллюстрация. Название: «Prinsessen som sanker myrull» (1913). Автор: Theodor Kittelsen. Источник: http://www.perunica.ru/raznoe/5567-skazki-dlya-malyshki.html

 

 

 

Шаман подошёл к Лиле вплотную и, глядя куда-то ей в волосы, провозгласил: «Ыыыааах». Все вокруг, кроме Лили, тотчас засуетилось, и горбатые тени быстро забегали по её лицу и обнажённой груди. Две луны морщились с багрового от костров неба. Лиля была крепко привязана за запястья и щиколотки к паре скрещённых слег и при всём желании не смогла бы принять участие в общей беспечной пляске с подвываниями. Плясать она страсть как любила, а вой была способна поднять почище всех беснующихся у её ног человечков, из которых не каждый доставал ей приплюснутой макушкой до плеча. Лиля отчаянно заплакала, отыскав новый источник влаги в уже иссушенном добела организме. Оставалось думать лишь о букве, к которой её прикрутили с неясной целью.

За каким ветром её потянуло в эту поездку, способную, пожалуй, соревноваться в глупости со всеми остальными затеями Владимира? Лиля не чувствовала в себе ни капли знакомых сил. Сначала всю энергию из нее вытянул поезд, тащившийся без конца, словно попал где-то на закольцованную линию. Когда же остановился, все вагоны скопом опустели: дальше дороги не было. Ну а блуждания пешком все последующие дни, сон в мешках, еда из зловеще ощеренных консервных банок – окончательно вытравили из Лили всю волю к жизни. Когда вокруг неё задвигались кусты и послышалось жутковатое улюлюканье, оставалось только встать на колени и закрыть грязными ладонями лицо.

Ком чего-то тёплого и полужидкого, пропитанный пеплом и пряностями, угодив Лиле в щёку, вывел её из забытья. Она запоздало спрятала птичьим манером голову на плече, и на её правую грудь закапала с подбородка перелётная жижа. Несмотря на то, что середина лета ещё не успела скрыться из виду, с наступлением ночи в этих проклятых краях безбожно холодало, и Лилин сосок немедленно сжался, стыдливо прикрытый стынущим коричневым колпачком.

Лиля была так вымотана, что уже не пыталась бояться или вырваться. Если бы её развязали, умыли и перенесли домой на чистую безмолвную постель, она и тогда, кажется, от усталости не смогла бы даже уснуть. Шаман снова подскочил к ней, чтобы проблеять очередной куплет. Хоть и была на его голове маска медведя, Лиле, весьма смутно видящей окружающее, он отчётливо вырисовался козлом. Такое же примерно откровение источал и Владимир, не мывшийся почти неделю, но не потерявший ни капли воодушевления; даже когда семенил прочь, в то время как её схватили. Лиля не винила его. Она, должно быть, поступила бы так же. Ко всему она прекрасно знала, какой он ветреный. И отчаяние её, по временам каплющее из уголков карих глаз и заставляющее мелко дрожать тонкие изогнутые губы, было лишь дитя предельного утомления, холода и боли в запястьях, истёртых до крови кожаными верёвками.

 

Вот наконец пляска подошла к завершению. Все в изнеможении попадали на землю. Одна Лиля продолжала возвышаться над ними, стараясь разглядеть в расплывчатом пейзаже устройство селения, внутри которого она уже провела добрую половину дня. Ужин ей никто, по-видимому, не готовил, и Лиля пыталась по каким-то одной ей известным признакам определить, не собираются ли отведать блюда из неё самой. То, что посреди её родной страны ещё остались подобные дикости, продолжало удивлять её вопреки апатии, постепенно спадающей на виски вместе с сибирской ночью.

Где-то в вышине протяжно затрубил рог. Звук оказался неожиданностью не только для вспугнутых воронов, поплывших с недовольным карканьем к горизонту, но и для Лили, больно ударившейся затылком о слегу, и для всех танцоров, подскочивших в смятении в воздух и заметавшихся у Лилиного рогатого приюта. В их смазанных лицах Лиля к своему удовольствию разглядела страх. Они больше уже не щупали наперебой её волос, ног и живота, а даже сторонились, словно зачумлённую. Сейчас они напоминали ей детей, пойманных за недозволительной забавой. Лиля бы с радостью притопнула на них ногой, если бы хоть одна из двух не была привязана. Шаман – и тот удалился от неё на порядочное расстояние и, задрав шкуры, намечал когтистой лапой вокруг себя орбиту. Из остальной толпы, сбившейся в лохматую кучу, отделились пятеро самых рослых (вполне условно, конечно) мужчин и направились к Лиле. Она их встретила с совершенным равнодушием, пребывая в странной убеждённости, что игры закончились и её теперь отпустят, накормив кедровыми орешками. Четверо, под наблюдением пятого, действительно отвязали её руки и ноги, не дав сделать и шага, повернули и принайтовили на прежнее место, так что теперь Лиле стал виден один частокол изгороди с пляшущим по нему рыжим отсветом, а её груди легли на чешуйчатую сосновую кожу.

На какое-то время о ней все будто бы позабыли. Даже стало немного обидно. Дым красиво оседал на небо. Звёзды всплакнули, и небесная чернь помутнела от их слёз. Чуточку очарованная Лиля на секунду отвлеклась и заметила, что к ней приближается, переваливаясь с боку на бок и ширясь с каждым шагом, кривоногая тень. Тяжко пыхтя, тень закрыла собою весь забор. Лиля зажмурилась и принялась читать про себя детский стишок, но долго не выдержала. Сзади всё странно притихло. Лиля повернула голову, однако ничего не увидала. И тут из-под руки заглянула прямо ей в лицо предревняя старуха. «Рльехх», – приветствовала она её. Не предавая воспитания, Лиля сдержанно улыбнулась одними уголками губ. Старуха ещё что-то прошамкала моллюсковым ртом и стала обмазывать Лилю из деревянной плошки чем-то тёмным и ещё теплым. По запаху Лиля догадалась, что это кровь, и едва смогла подавить в себе брыкливые зачатки рвоты. Обильнее всего старуха намалевала бёдра, и вот четверо подняли Лилин постамент и поволокли его за ворота, торжественно открытые и убранные горящими факелами из связанных пучками лучин. Очень спешно пленницу воздвигли на небольшой поляне, второй раз протрубили над её головой, и ворота закрылись – дело сладилось. На каждой из створок Лиля, лишённая иных занятий, с трудом различила плохо нарисованного ишака с рогом во лбу. Оба животных тупо смотрели друг на друга.

Лиля уже устала от висения, а ещё больше – от затишья вокруг. На празднестве, пусть и по неведомому ей случаю и проходящем без деятельного её участия, было всё-таки несколько веселее. И от костров шло хоть какое-то тепло. Почему-то Лиля вспомнила, как первый раз играла в салочки, как упивалась до головокружения новой забавой. Сравнительно поздно ей открылись все прелести осаливания и ягнячьей прыти, подстёгиваемой завываниями за спиной. По меньшей мере странны иные нюансы детской романтики. Первым Лилиным словом была «сурдинка».

 

Нежданно вдалеке послышался странный шум. Некто словно выл и ржал одновременно. За изгородью вскрикнули, зашуршали. Кто-то, кажется, отпрянул от ворот, и они еле зримо закачались, лишённые наседавшей на них силы. Лиля слышала о людях, умеющих многое воображать, спасаясь в тех краях от разгулявшегося мира. Есть, наверное, и такие, что наоборот – сбегают в царство бесплотных теней. «Лилька-мантилька, глазки закрывай», – говорил на ухо дядя Леопольд, играя с ней. Может быть, слишком часто прибегала она к этой уловке впоследствии.

Вычурные звуки позади Лили, не пытавшейся повернуть голову, а притворившейся вместо того мертвою, медленно нарастали, обогащаясь время от времени новыми неожиданными интонациями, сохраняя в целом взятый изначально рефрен. Вскоре она смекнула, что подобная нелепая звуковая смесь не подвластна ни одному животному, и в ней проснулось любопытство. Постепенно она уловила за однообразно повторяющейся околесицей шуршание осторожных шагов. Странное воодушевление почувствовала Лиля, вообразив тяжёлые руки Владимира, и вот её действительно коснулась чья-то ладонь. Пальцы ощупали мягкий бок и стали спускаться вниз. Захрустели ненавистные путы – и одна нога почувствовала лёгкость свободы; за ней пришёл черёд и другой. Через несколько секунд, на протяжении которых в уши Лили оглушительно лилось ржание и напряжённое человеческое кряхтение, она стояла на земле. Вся совокупность освободительных манер отчего-то привела в восторг весёлую от природы Лилину натуру. «Пошли», – шепнули ей на ухо. Силуэт с неё ростом повернулся и тяжко побрёл первым по едва различимой в темноте тропинке. Не раздумывая, Лиля запахнулась и поспешила следом.

Человек был обвешан замысловатым оборудованием, предназначенным, как догадывалась Лиля, для создания дурацких звуков. Последние, кстати, очень скоро смолкли, и среди восстановленной в правах тишины Лиля различила журчание собственной сладковатой крови. Тропинка шла глухим лесом, но кое-где расширялась, и Лиля старалась поравняться со своим спасителем, чтобы заглянуть в его лицо. Она смутно разобрала в пробивающемся сквозь кроны звёздном свете, что рядом с ней мужчина с усами, крупным носом и в очках. Он шагал, не поднимая головы, вероятно, сильно утомлённый и уже немолодой. «Кто вы вообще такой?» – немного вызывающе спросила Лиля, придерживая рукой вихляющийся бюст. Тропу кое-где прорезывали древесные корни, и ноги каким-то загадочным чутьём сами прокладывали себе путь. «Да что, собственно, – по-юношески высоким голосом вдруг заговорил человек, а Лиля чуть не прыснула со смеху, – считать вы вольны меня хоть единорогом, – её живот уже исходил спазмами, – как, например, эти дикари. А зовут меня, если угодно, Витальей Маркычем». Лиля остановилась и, опершись о дерево, часто задышала, чтобы не расхохотаться, потому как последнее казалось ей неприличным в свете избавления пусть и столь комичным персонажем. «Вы устали?» – вдруг спросил совсем рядом неслышно подкравшийся спутник. Лиля рывком поднесла ко рту руку и, прослезившись, издала нечто напоминающее спёртый кашель. «Вы, верно, больны, бедняжка», – уже настоящим фальцетом пропел Виталья Маркыч. Лиля лишь дробно закивала растрёпанной головой и махнула свободной рукой, дескать, всё в порядке. Только сейчас она заметила, что её кожа под ладонью чем-то выпачкана, – и в один непристойно короткий миг вспомнилось все произошедшее. Лиля быстро согнала с себя захиревший от женского неудобства смех и кое-как утёрла рукавом лицо. «Хорошо хоть не Осип Меерович», – подумала она напоследок и улыбнулась сама себе в темноте. Они снова двинулись в путь.

 

Прошло, должно быть, не меньше трёх часов. Очень деликатно начинало светать, однако всё более где-то вдалеке, едва серебря верхушки вековых сосен. Лиля вконец выбилась из сил. Запястья ныли, перекликаясь с лодыжками, замаранную кожу стягивало, словно рубцом, пустой живот урчал так откровенно, что ей даже неудобно становилось от своего провожатого. Наконец заросшая тропинка привела к большому деревянному дому с освещённым крыльцом. Озарённый Виталья Маркыч напомнил Лиле какого-то грызуна. Впрочем, с тех пор, как дикари лишили её очков, видела она очень плохо. Вот, к примеру, и роговая оправа на носу Витальи Маркыча ей привиделась, а был вместо нее какой-то короткий странного вида козырек, будто бы выкраденный с плеши счетовода. Вот ведь бывает, что вывернет память что-нибудь из-за пазухи и настырно суёт под нос, смущая и зля. Лет Виталье Маркычу было на вид уже порядочно, он сильно сутулился при невеликом и без того росте, одет был в очень поношенный серый костюм с двубортным пиджаком, – в целом мало вязался с Лилиным представлением о романтических избавителях. На топорщащихся плечах его несимметрично были надеты лямки, тянущие то самое оборудование, ответственное за душераздирающие звуки. Сзади, чуть ниже воротника была прилеплена некая бумажка, надпись на ней Лиля при всём желании различить не могла.

Виталья Маркыч натужно запыхтел, пытаясь высвободить плечи из-под узких лямок, и Лиля дружелюбно поспешила на помощь. Пока совместными усилиями путники избавлялись от ноши, блузка, не сберёгшая ни единой пуговицы, оживлённо распахнулась, и Виталье Маркычу под козырёк заглянули застенчивые девичьи груди. Довольно захихикав после часов щекотливого сдерживания, Лиля похлопала своего почтенного сопроводителя по плечу и ловко возвратила себе благопристойный вид.

Виталья Маркыч долго тёр ноги о циновку, что-то бормоча и двигая усами, Лиля же прошла вперёд него прямо так – благо от обуви она была уже давно свободна. Войдя наконец, он приставил к губам палец и рукой пригласил следовать за ним. Лиле всё было в диковинку. Дом внутри оказался велик, стены были завешаны настоящими масляными картинами в золочёных рамах, миниатюрными акварелями, гобеленами со сценами псовой и соколиной охоты и уходили высоко вверх, растворяясь в утреннем сумраке. От двери хозяин сразу провёл к деревянной лестнице, полого вьющейся на второй этаж. Удивлённая, почти обворожённая Лиля, задрав голову и кружа с распростёртыми руками, едва не отправила в пронзительное черепковое небытие шикарную вазу, вовремя подхваченную немногословным Витальей Маркычем. Он ещё раз приложил палец к толстым женственным губам и замахал руками, подгоняя Лилю, словно курицу. Ковёр на лестнице был закреплён бронзовыми штангами, Лиля поднималась легко и бесшумно, позади пыхтел её проводник, на ходу стаскивая пиджак. «Вот проказницы, – звонко произнёс он, снимая бумажку, замеченную ранее Лилей. – Карбыш, значит… хомяк, так-так», – читал вслух и приговаривал он с подчёркнутой насмешливостью, не подозревая, как плохо видит Лиля. Он остановился перед дверью с керамической табличкой, изображающей банные принадлежности. «Здесь вы можете привести себя в порядок и выбрать в шкафу, – он ткнул пальцем в скрипучие створки, встроенные в стену, – наряд по вкусу и размеру». Только теперь Лиля почувствовала, сколь непрезентабельный вид имеет, и в лёгком смущении скрестила ноги. «Кстати, было бы закономерным узнать ваше светлое имя, раз я уже имел честь представиться». «Я Лиля», – просто ответила наша героиня. «Будете, значится, Леелой, коль скоро иллюзиями полнится наш мир», – задумчиво произнёс, удаляясь и мутнея, силуэт Витальи Маркыча.

 

В совершенном восторге растерев своё белое тело пухлым махровым полотенцем, доходящим до пят, погладив игриво полусферы малахитовых вентилей, Лиля смело вышла в коридор и открыла платяной шкаф. Выбор её пал на канареечный сарафан, украшенный кружевами и двумя тряпочными ромашками возле устий бретелек. Полотенце было отброшено в сторону, а сарафан надет на голое, не совсем местами обсохшее тело. Рассматривая люстры и тёмные панели на стенах, Лиля неспешно приблизилась к парапету, тянущемуся от лестницы вдоль закрытых однообразных дверей, как появился неизвестно откуда Виталья Маркыч. Он был в прежнем сером жилете, заменившем собою пиджак, а на шею повязал нежно-голубой в чёрный горошек платок. Оглядев Лилю, с удовлетворением подвигав влажными губами, он молча стал спускаться. В стене за чуть не опрокинутой намедни вазой была узкая дверь, первоначально не замеченная Лилей. Виталья Маркыч подошёл к ней и с торжественностью взялся за блестящую ручку засова. За ним последовательно отщёлкнулись косые запоры по углам, и дверь с протяжным скрипом отворилась. Толщиной она была в локоть и напоминала двери на старинных ледниках, врытых до половины в землю. Лиля бы могла, пожалуй, спрятаться в такой двери целиком, когда бы та была полой. Держалось это дубовое чудо на трёх кованых массивных петлях, каждая из которых размером была сравнима с Лилиной голенью.

«Здесь будет наш дортуар, – крикливо молвил Виталья Маркыч с фальшивым раскатом, напирая, точно подросток, на твёрдые согласные и немного ломаясь. – Надеюсь, вам понравится». Лишь только открылась дверь, Лиля почувствовала странно знакомый сладковатый аромат. Виталья Маркыч взял её за голый локоток и довольно сильно потянул за собой. Лиля поддалась и после небольшого коридорчика и ещё одной, на этот раз совсем жалкой, почти картонной двери оказалась в просторной комнате, занимавшей, должно быть, в доме почти весь первый этаж. Вдоль стен стояло около дюжины одинаковых, в большинстве своём чисто прибранных кроватей, царил тусклый свет, висели по стенам маленькие рукодельные пейзажики – не чета коллекции хозяина дома, имелась пара столов, табуреты, старенький ковёр в центре, занавески с какими-то цветочками; и главная деталь – повсюду были женщины. На глаз – в количестве, приблизительно соответствующем числу кроватей. Они сидели, разговаривали, раскладывали карты, лежали, суетились вокруг самовара, смотрели в окна, кто ещё вообще спал, – но всё это до того, как принарядившаяся парочка явилась их вниманию. Как по команде, все обступили вошедших. Такого оборота Лиля, признаться, не ожидала. Она отодвинулась немного в сторону, дав женщинам дорогу к пастуху. На одной худенькой, заспанной, державшейся с краю девушке в длинной ночнушке, она заметила очки и, не тратя сил на знакомство, попросила примерить. Девушка охотно сняла очки и отдала Лиле. Цветочки на занавесках оказались лубочным подобием флоксов всевозможных фантастических раскрасок, часть девушек превратилась в глубоких дам, а на лоб предводителя выползла дружная пара толстых бородавок.

Тем временем на самого Виталью Маркыча наседали и терзали нещадно. «Будет вам, будет, мои голубушки», – отбивался как мог он от их уколов и щипков. «Где блудил, старый плут?» – подступала с одной стороны толстая колченогая баба в косынке. «Не видишь, что ли, – вилась у его плеча, словно принюхиваясь, другая, востроносая, похожая на левретку, – бегал снова наш козелок рожком трясти». «Виталья-Виталья, петушок-несун». «Ну хватит», – вдруг строго сказала женщина в возрасте, на полголовы выше стояла она над верещащей толпой. «Это Наденька, наша Старшая», – благоговейно указал на неё взглядом растрёпанный красный Виталья, обращаясь к Лиле. Неожиданно все голоса смолкли, а удивлённые лица повернулись к Лиле, словно она только что вошла. «Ну, девоньки, думаю, вы разберётесь», – прошептал радостно Виталья и спешно стал пятиться задом. Лиля слышала, как щёлкнул засов и застучали копытца перепуганного «козелка» по деревянному полу.

 

Все словно ждали, пока кто-то произнесёт первое слово, и молча приближались к застывшей, похожей на цыплёнка Лиле.

«А ну, Лиска, живо забрала свои стёкла», – Старшая вызывающе шагнула к Лиле и сняла очки. Чужие, пахнущие чесноком пальцы бесстыже коснулись кончика чуть веснушчатого Лилиного носа, и та почувствовала, как по сердцу пробежала мышь. «Разглядеть, значит, нас получше захотела? – морщась, грубо говорила Старшая. – Может быть, девочки, нам стоит устроить показ ради дорогой гостьи?» Все довольно загалдели, похлопывая для пущей убедительности крыльями. «Вы гляньте-ка, она и подкраситься не забыла», – и, послюнив большой палец, Старшая провела им по тёмному Лилиному веку. Никакого результата этим притиранием она не добилась и недовольно нахмурилась. «Они с детства у меня такие», – смущённо потупилась Лиля. «С детства, значит? – осклабилась Старшая. – А сюда, на головы наши, тоже из детства свалилась? А нам что прикажешь, напевать? Лучше хором?» Лиля пожала плечами, не находя, что сказать. Перебранка не задавалась. «Может, заставить её что-нибудь сделать, а мы подпоём», – протиснулось вдруг вперёд остальных существо с брылами и завитыми волосками на подбородке. «Ты ещё, дрянь, мне советы будешь отдавать», – сквозь зубы отрядила Старшая и с пережжённой брезгливостью поглядела на незадачливую советчицу. Та мгновенно растворилась в толпе прочих женщин и больше словно и не возникала, явив собой некую разновидность местной химеры. Постепенно интерес к Лиле стал увядать, и женщины понемногу разошлись на свои прежние места, оставив её одну.

 

Не будучи от рождения робкого десятка, Лиля стала прогуливаться по комнате, избегая излишней близости и ни на кого прямо не смотря. Постепенно она пересчитала всех присутствующих и определила, что наличествует минимум две лишние кровати и ей можно быть спокойной по меньшей мере за свой сон. В дальнем углу комнаты, как оказалось, имелась ещё одна дверь. Она была не заперта и выходила на улицу. Лиля набросила на плечи свободное одеяло и спустилась по ступеням на росистую подстриженную траву. Возвращённый ноздрям свежий утренний воздух пьянил, словно в нём растворился при рассвете кусочек начадившего солнца. Лиля усмехнулась сама себе и присела на одинокую лавку, повернувшись спиной к лесной стене, обносящей полянку, и осматривая, сколь позволяло зрение, домовой круп. За то недолгое время, что очки побывали на её переносье, Лиля не без удовлетворения отметила, что, пожалуй, будет самой молодой среди здешнего сообщества, за исключением, возможно, двух любопытных близняшек и той, что одолжила Лиле немного зрения и за что-то была безжалостно окрещена Лиской. Впрочем, сёстры были желты с лица и костлявы, а добрая душа – рябой и начавшей уже мало-помалу лысеть.

«Вы нас простите, – услышала вдруг Лиля раздвоенный звонкий голос. – Простите-простите. Мы не хотим навязываться, но мы так рады». То были близняшки. Как по зову. В одинаковых непогожих платьицах, с четырьмя незамирающими косичками и шестью стеклянными пуговицами на двоих. Лиля молча кивнула им. «Мы так рады вам, вы такая молодая», – сказала первая сивилла и тотчас уступила место второй: «Молодая-молодая. И красивая. Очень нет слов». «Спасибо, девочки», – по-матерински улыбнулась им Лиля. В ответ они представились: каждая назвала другую, склонив голову в её сторону и качнув косичками. Слипшиеся в их двуголосице имена Лиля сразу же дала себе забыть, поскольку всё равно не умела никогда различать близнецов. Имев неосторожность назвать собственное имя, Лиля получила на свою тяжёлую от всего произошедшего голову морось восторгов и любезностей. Она предложила сестричкам сесть подле неё на лавку, но те категорически отказались, оставшись стоять перед ней, словно ученицы на ответе. «А куда попадёшь, если идти прямо?» – Лиля махнула за спину. «А никуда и не попадёшь», – ответила одна из близняшек. «Там за елями большущий овраг», – вторая широко открыла глаза, выражая испуг. «А там что?» – Лиля указала поочерёдно в стороны, где от дома шла изгородь, тонущая в буреломе. «И там овраг, – ответили сёстры хором. – Глубокий, как колодец, совсем непроходимый». «Не бывает непроходимых оврагов», – засмеялась Лиля. «Бывают-бывают, – затараторили наперебой возмущённые близняшки. – Ещё какие бывают, вы просто не видели, вы просто там не были. И водится, ползает там всякое. Старшая, да, Старшая, сама рассказывала, как видела на дне его огромную змею. И вой слышится иногда по ночам из лесу…» «Довольно-довольно», – смеясь и слегка задоря, замахала на них руками Лиля, поняв, что сёстры, скорее всего, никогда не видали былинного оврага.

День промелькнул незаметно. Лиля задремала, сидя на пригретой взошедшим солнцем лавочке, а когда очнулась, уже было давно за полдень. Нехотя её пустили за общий стол, указав на жалкий табурет, задвинутый до сей поры в дальний угол, очевидно, за собственную страховидность. После скромной трапезы Лиля заняла свободную кровать и, не раздеваясь, провалилась в непроницаемый водянистый сон.

 

«Ваши здешние родственницы, – кокетливо пропел Виталья, прикладывая к напрягшейся Лилиной груди пук больших, алых с жёлтыми подпалинами цветов. – Lilium speclabile, сарана лесная», – серьёзно пояснил он. Было раннее утро, но многие уже встали, когда женскую обитель навестил её приземистый владыка. Он поприветствовал всех, но сделал это робко и наспех, сразу направившись к кровати Лили, которая лишь приподнялась на локте в сонном удивлении. Сегодня Виталья показался совсем иным. Он словно постарел за ночь и, как причудилось Лиле, напудрил широкий лоб. Пахло от его блестящих щёк старомодным одеколоном, каким ещё пользовался отец Лили, когда-то живший на нашей земле. Вручая цветы и врачуя обиды, Виталья отчего-то прослезился и по-бабьи отставил зад. Лиля усмехнулась, а Витальины глаза – еле голубые, с жёлтыми склерами – ещё больше замутнели.

Послышались озабоченные перешёптывания, и Виталья улизнул, как всегда незаметно, что, в общем, мало шло его кряжистой коротконогой фигуре. Напоследок он просунул в дверь свою большую голову и, распушив усы, послал растрёпанной Лиле, поднявшейся в поисках вазы, влажный поцелуй.

На общем столе Лилю уже ждало угощение: на блюде из какого-то неизвестного ей пурпурного самоцвета было самое великолепное, что доводилось ей видеть, ассорти всевозможных ягод. На жёлтом полотне морошки была выложена сказочная стрекоза; с глазами из жимолости на земляничной голове, с членистым телом из облепихи и голубицы, от которого простирались огромные брусничные крылья, испещрённые смородинными жилками, – когда бы какой-нибудь маг вдохнул в них жизнь, они смогли бы запросто унести одну из худосочных близняшек. Вот, кстати, и они подоспели со своим извечным участием на удвоенном лице. Тёмно-синие, с сизоватым налётом сёстры жимолости, на вид больше напоминающие малину, оказались здешней ежевикой. Из них был составлен толстенький, словно вспененный хвост. Приятно матовые на вид и на ощупь, они стали первым уроном картине, отправленным в Лилин рот. От хвоста шли отдельные, похожие на чернику, крапинки шаловливого помёта. Лиля погрозила кулаком топчущемуся над головой Виталье и получила подсказку от одной из близняшек, пока вторая сосредоточенно заплетала ей косичку. Звали неразгаданную отхожую ягоду шикшей. Лишь из одного любопытства перед незнакомым именем Лиля протянула руку, повертела с сомнением ягоду в руках и задумчиво раскусила. На поверку шикша предстала почти безвкусной, но с лёгким будто бы знакомым ароматом. Лиля оценила утончённость шутки и принялась за остальное, уничтожая по одной ягодке и смотря зорко по сторонам. Всем, впрочем, не было до её мелких утех никакого дела. Такие кушанья, вероятно, способны быстро опротиветь, а потому девушки равнодушно поглядывали на Лилино торжество да прихлёбывали неизменный чай с можжевеловыми шишками.

Лиля была крайне удивлена: как это получилось, что, промытарившись столько по лесу, они с Владимиром не повстречали всех этих яств. Близняшки словно тоже ждали от него каких-то объяснений, но Лиля, не обращая на них никакого внимания, пировала в полное своё удовольствие от начавшегося дня. Лиска аккуратно взяла оставленный букет и медленно, словно ждала в любой момент окрика, пошла к вазе, стоящей на подоконнике за занавеской. В задумчивости Лиля проводила её взглядом, отбрасывая пальчиком ненавистный с детских лет шиповник, который составлял алую кайму таящей мозаики и в котором она видела что-то неприятное, с непотребными волосками на гузне.

К обеду Лиля уже не чувствовала никакой тяжести на животе, привычной для неё в прошлой жизни. Была подана запечённая целиком куропатка при брусничном соусе. Сервировкой стола занялась молчаливая женщина по имени Милена, бывшая, как оказалось, когда-то поваром и заблудившаяся во время одного служебного пикника. Своими выгнутыми ноздрями она напомнила Лиле мать. Относительно последней память была неизменно скупа. Отчётливо лишь звучал сквозь года гортанный голос, бранящий отца, когда он мешал её игре на фортепьяно. Куропатки, кстати говоря, на всех не хватило: Лиля получила ножки, Старшая – грудку, от которой она милостиво отломила кусок и отдала близняшкам, закашлявшимся тут же в благодарностях; крылья поделили меж собой колченогая и её вертлявая антитеза. Бывшая повариха кротко отдала Лиске шейку, а себе и всем остальным наложила гороху. Правда, Виталья приволок, кряхтя, ветхий граммофон с оббитым раструбом и завёл какую-то пластинку. Для Лили вся классическая музыка звучала примерно одинаково, так и в этот раз: кроме упоминания некоего Сергея Васильевича, память её вынесла из обеда лишь хруст костей да закулисный топот по потолку беспокоящегося и чего-то словно выведывающего Витальи.

 

Тёплыми вечерами любого порядочного человека разбирает благая лень. Лиле же ни разу в жизни не закрадывались в душу сомнения касательно самой себя. Вместе с Надеждой они курили в синих сумерках на сером крыльце дортуара, лишь по краям ступеней сохранившем жёлтую краску; курили и бесцельно созерцали плодящиеся тени и глухие еловые заросли. «Знаешь, Надя, – произнесла Лиля, неумело пытаясь свинтить губами из выпускаемого дыма кольцо, – ведь хуже всего для меня вот такая вот скука. Она всегда и везде одинакова. От неё я и согласилась на этот нелепый вояж». Лиля, не оставляя сигареты, большим и безымянным пальцами принялась расправлять на плече смявшуюся ромашку. Ей в общем-то не было нужды прятать глаза, но они сами как-то скользнули к цветку. «Вот дурёха, – покачала большой чалой головой Надежда, – заскучать, видишь ли, успела». «Ну ты погоди, погоди, – мягко успокаивала её Лиля. – Я говорю так, вообще. Ты вот не поверишь, – она замялась, прикусив губу, – но что-то было даже в тех ужасных скачках в селении дикарей». Она загадочно улыбнулась, сделав незрячей рукой неопределённый жест и сбив о ступеньку седую гриву окурка. Предвестный холодок приятно наползал со стороны леса, освежая тело. Лиля сидела, широко расставив колени, так что подол сарафана провисал меж ними трепетным шатром.

«Ну, отсюда тебе всё равно не сбежать, иначе как через ту деревеньку, – пожала плечами Надежда. – Одна тут во все стороны тропинка». Постепенно становилось по-настоящему зябко. Обе женщины похоже ежились, кутая плечи в пуховых платках. Огоньки их сигарет гасли, но вскоре сменялись новыми.

«Какой он?» – мечтательно протянула в темноте Надежда. «Высокий, крутолобый, сильный, – спешно перебирала Лиля с томным, лишь ей подвластным придыханием, – подбородок твёрдый, глаза влажные, как у молодого бычка. Длинные толстые пальцы. Часто глупая мелочность, если хочет обидеть, и до смешного суровый взгляд из-под низких сведённых бровей. И больно может укусить, если над ним посмеёшься. А как плачет, когда стонешь через стенку от него, – точно обиженный ребёночек смотрит, как раздают сласти». Было слышно, как Старшая облизнула сухие губы.

Снилось Лиле, как на её старой квартире собралась уйма народу. Одни мужчины – все, кого она видела, пусть даже мельком, за свою жизнь. Уже были заняты все диваны, кресла, стулья, сидели прямо на полу, на столе и под столом. Она стояла посреди комнаты, весёлая и растерянная, с веером бокалов в одной руке и бюстом Владимира в другой. Вот раздался треск, и кто-то пал в обнимку с оторванной шторой. Лиля наконец поставила невесомый бюст на книжную полку, передала бокалы в чьи-то цепкие руки, пока к её собственным кто-то припал холодными губами, и повалилась с беззвучным смехом на диван, мгновенно освобождённый для неё. А новые всё прибывали и прибывали.

 

«Так как же всё-таки отсюда выбираются?» – вернулась Лиля к прошлому разговору, лишь только после завтрака они остались с Надеждой наедине. «А с чего ты, милочка, взяла, что это вообще происходило хотя бы однажды? – с насмешкой посмотрела на неё та. – К тому же я никак в ум не возьму, чего тебя здесь не устраивает». «Да всё хорошо, – отмахнулась Лиля, – слишком хорошо, чтобы жить было не тошно. А спрашиваю я потому, что сам Виталья как-то же выбирается, нужно же ему что-то покупать, что-то чинить там или менять». «Ты сама, кажется, не понимаешь, что говоришь, – ответила Надежда, закуривая и печально осматривая отжившую сгорбленную спичку, – Виталья и так запасся здесь так, что вековать можно. Иногда мне приходит в голову, что сам он помирать не собирается. А потом, даже если бы город был в двух минутах ходьбы, он… забрался бы, наверное, ещё глубже в чащобу. Что-то его пугает в людях. Видишь, он и нас-то боится выпускать в свою половину дома». «Так что же, нет никакого способа выйти хотя бы на тропу, по которой все мы сюда пришли?» «Вот неуёмная бестия, – всплеснула сухими руками Надежда. – Сиди, говорят, да посиживай». «А вот я её понимаю, – внезапно совсем рядом оказалась Лиска. – Мне точно так же, бывает, вдруг так запросится на волю, вот здесь, – она приложила бледные пальчики к тому месту, где должен бы располагаться бюст, – в школу свою сходить, к матушке заглянуть, деток нарожать». «Ах ты, чёртова курва, подслушивать…» – накинулась на неё с кулаками Старшая. Едва успела Лиля их разнять, иначе собирать бы Лиске свои клочки под ёлками. «Ниже бери в следующий раз», – напоследок крикнула ей Старшая.

«Попадешь ты к нему, в неприкосновенные хоромы, будь спокойна, – сказала чуть погодя Надежда, оглаживая волосы. – Хомяк наш называет это Правом первой ночи. Правда, ночь будет эта далеко не первая, да и Виталье она, скорее, в обязанность», – Надежда хрипло захохотала, придерживая прыгающую грудь. Лиле, как девочке взрослой, пусть за свою жизнь и ничего не прочитавшей, не требовалось долгих разъяснений. Единственное, что занимало её теперь, кроме предстоящей встречи, – позволил ли себе их затворник маленькую диетическую вольность во время новоселья близняшек.

 

Лиле не пришлось ждать долго. Виталья собрался с силами и сделал ей приглашение. Однажды утром, нежась в кровати и перекатываясь с боку на бок, она обнаружила кончиком носа острый уголок, как оказалось, принадлежащий карточке. На кремовом фоне были аккуратно выведены чьей-то детской рукой знакомые инициалы, а на обратной стороне самыми слащавыми оборотами просили ее «днесь сделать удовольствие своим свиданием». Лиля не скрывала своей радости. Ей до чёртиков уже опостылел этот прокопчёный дортуар, унитаз в неистребимых извивах волосков, доброхотный щебет сестричек. От ягодной браги болела не только голова, но и ломило спросонья всё тело. А сам Виталья со своей бессонницей должен был уже протереть до дыр весь потолок.

Как всегда, день начался с чаепития. Интерес к Лиле заметно посвежел, и многие лица были – какие украдкой, какие с простодушной откровенностью – обращаемы к ней. «И всё-таки, – вдруг подала голос толстуха в косынке, когда Лиля безмолвно подсаживалась к столу, – никуда это не годится. Он приходит, когда мы спим, делает, что хочет, и все спокойны». От негодования она даже залила чаем подбородок, тут же резво утёршись рукавом бессменного халата. «Формулируй мысль, Любовь», – неожиданно мягко обратилась к ней Старшая. «Чего же формулировать, – всё больше краснела колченогая. – У нас ведь тоже есть права. А он является, значит, как тать, рыскает тут промеж коек, вынюхивает. Вот так и насилуют», – заключила она и неожиданно замолчала, понурив голову и словно боясь не проснуться вовремя. «Ну-ну», – заметила в сторону Старшая, она тронула под столом Лилино колено, и та хихикнула от щекотки. Все как-то призадумались, каждая по-своему, но все примерно об одном же.

После завтрака Старшая объявила, что Лилю необходимо «приготовить». Все бестолково забегали, на ходу додумывая, что же от них требуется. Старшая тем временем лично подвела Лилю к шкафу и вынула оттуда белое, как будто бы даже подвенечное платье. «Его всегда надевают по такому случаю», – пояснила она. «Что, все одно и то же? – удивилась Лиля, с любопытством просовывая растопыренные пальцы в сборчатые рукавчики. – Какой ужас», – подвела она итог и пожелала остаться в прежнем своём наряде, который она теперь на ночь любовно развешивала на спинке стула возле кровати. Для неё не было тайной, сколь сильны в мужчинах обжитые стереотипы, однако ещё вернее она знала, какую власть имеют над любым животным первые впечатления.

Денёк выдался по-настоящему жарким. Небо, собрав остатки сил, точно решило подогреть намечающееся событие. Дабы любимый сарафан не пропотел, Лиля всё время ходила в одной ночнушке. На улице было свежее, и она ещё с утра устроилась на лавке со своими думами и мечтами. В дополнение к наряду она при помощи ловких рук близняшек и Лискиных очков сплела себе прелестный венок. Приладив его к голове и не желая уже снимать, она села загорать в приятном одиночестве, но и это ей быстро наскучило. Из дортуара доносился привычный послеобеденный храп, будто бы сулящий дню бесконечность в забытых тропических декорациях. Спасаясь от зноя, Лиля забрала подол до того самого места, где кожа совсем не знала света, и бесстрастно оглядела свои начавшие терять свежесть ноги, подставляя их лучам. После прошедшей скромной (кое-кто догадывался, что прощальной) трапезы было решено во избежание лишней суеты всем лечь подремать. Мало нашлось возражений, но Лиля, чувствующая с той поры, когда ей ещё заплетали длинную косу, отвращение к дневному сну, долго не вытерпела между ворочающейся Лиской и гудящей на все лады Надеждой.

Недолго поляна, сторожимая вечнозелёными гигантами, оставалась освещена, и вот уже оголённые Лилины плечи осенили еловые лапы. Слабый ветерок вяло колыхал занавеску, защищающую от гнуса вход в дортуар. За спиной, словно нехотя, что-то выпевала неизвестная птичка. Кроме неё свидетелей не было, и Лиля вдруг усмехнулась на саму себя. До сих пор она ни разу даже не попробовала выбраться отсюда каким-нибудь иным способом – не мудрила, поджидая обещанной Надеждой развязки. Хватает девам в жизни сложностей с собственным телом, чтоб множить их помимо того, – любил говаривать дядя Леопольд.

 

Как-то Лиле всё-таки удалось скоротать на лавке в полном бездействии, подобающем празднику, большую часть дня и вымолить у солнца быстрое окончание. Виталья явился в тёмно-синем бархатном фраке. Усы его были чем-то смазаны, а на руки он даже натянул перчатки. Все в комнате так и ахнули, и Лиля догадалась, что отнюдь не перед каждой он облачался подобным образом. Она впервые видела живьём мужчину в настоящем фраке и готова была на многое. Виталья казался несколько смущён, краснел, не зная, куда деть руки, потому как не захватил ни трости, ни цилиндра, и по-просительски горбился. В заключение Лиля без слов окинула всех торжествующим взглядом и погладила себя по тёплым бокам, определяя контуры вынеженной солнцем фигуры. Всё было на месте; в том числе и щекотание пёрышек по влажным внутренностям. Лиля удовлетворённо ухмыльнулась и как только могла манерно (это ассоциировалось у ней с «хорошими манерами») подала согнутую клювом ручку своему кавалеру. «Знаем мы, какие ягодки самые сладкие», – вспомнила Лиля слова всё того же дяди.

От нее самой, представшей законченной наядой, хоть поблизости не шумело ни единого ручейка, Виталья пришёл в восторг, издав при этом какой-то своей частью вящий скрип. Он так хищно округлял глаза, поглощая фактуру своей дамы, и так шумно раздувал ноздри, что Лиля поспешила его увести, боясь преждевременного утомления или сердечного приступа – собственное же её сердце билось почти ровно, изредка срываясь, выуженное очередной грёзой.

Дверь прощёлкала по очереди всеми запорами, как хрустят пальцами иные остряки, а Лиля послушно стояла, ожидая ухаживаний. Немного красный Виталья снова взял её под руку и провёл в просторную столовую, где в почётном карауле дюжины стульев и стольких же свечей на длинном столе был уже приготовлен ужин. Коротко улыбнувшись всему хрустально-фарфоровому многообразию, расставленному специально для неё, Лиля впилась расширенными глазами в тумбочку, стоящую на гнутых лаковых ножках возле входа: на ней верхом, на белой кружевной салфетке сидел, словно застывший пёс, длинношеий телефон. Лиля подняла трубку и, умело скрывая под маской шутки неистребимую женскую надежду, прошептала протяжное «Алло». Тяжёлая трубка непонимающе молчала в ответ.

Виталья провёл Лилю к столу и галантно усадил на красивый венский стул, взмахнув фалдами, подленько изобразившими его в роли обрюзгшего нелетучего эльфа. Но Лиля не видела того и жадно припадала к бокалу, наполненному превосходным, на её взгляд, вином. Пара глотков – и она была готова остаться на этой половине верной спутницей и доброй помощницей Витальи в содержании дичающего понемногу дортуара. Виталья же был увлечён кормлением себя и гостьи. Этой части вечера он придавал, по всей видимости, первостепенное значение и делал всё с редким вкусом, источая сладость умащённой души. Лиля всё ждала, когда же появится прислужник-мавр, немой и сумрачный, достающий кофейной макушкой до хребтов поддерживающих балок, но Виталья царствовал единолично, наполняя бокалы, причмокивая и отпуская иной раз престранные тосты. Чем только ни потчевал умудрённый волокита свою гостью. О происхождении некоторых яств Лиля могла лишь смутно догадываться. Застолье перевалило за полночь, а он всё никак не собирался покинуть насиженное место. Он заметно повеселел, но развязность его не выходила за пределы нескончаемых воздушных поцелуев.

В итоге он, качаясь, всё-таки поднялся из-за стола и приладил руки к талии подступившей Лили, а носом бессильно зарылся в её подтаявшем бюсте, щекоча усами. Лиля в ответ захохотала и дёрнула невольно плечами. Виталья что-то слезливо шептал, на глазах слабея. От него крепко пахло потом и парами испитого. Быть дароносицей уже почти не хотелось, и одно природное Лилино любопытство отвело от почтенного мужа грубый отказ в виде удара по носу. Лиля проводила его наверх. Интуиция её безошибочно определила спальную, невзирая на то, что все двери были одинаковыми. Вне фрака, в одних натянутых до пупа трусах Виталья решительно проигрывал. Присев на край кровати рядом с расплывшимся телом, Лиля почему-то представила его мёртвым. Она положила подбородок на сцепленные руки и с минуту осматривала, клоня голову то в одну, то в другую сторону, волосатый Витальин живот и тонкие бледные ноги. Словно нарушая ход её мысли, Виталья хрюкнул и хиленько захрапел. Лиля расцепила пальцы и сунула ему в рот его же скомканный носок. Где-то в глубине ушей лёгкой пульсацией ожили голоса страдающих бубнов, треснули нитки у одной из сарафанных ромашек, и её плоское тельце легло на прикроватный столик прощальным украшением.

 

 

 

Трубецкая Дача, 2014

 

 

 

508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!