HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Марина Рябоченко

Сашка

Обсудить

Рассказ

Опубликовано редактором: Карина Романова, 2.04.2010
Иллюстрация. Автор: LaPlusFragile. Название: «Автопортрет». Источник: http://www.photosight.ru/photos/3395580/

 

 

 

Она сидела на Сашкиной постели и беспрерывно плакала. Нос ее уже побурел и распух, белоснежный платок не единожды взмок, а она все не могла унять слез.

Постель была не прибрана: подушка комком, простынь в ногах задралась, одеяло наполовину свисало с дивана... От мутно-белого белья невыносимо воняло потом и виной: «И почему я так редко меняла ему белье?» – промелькнула у нее дикая в своей новизне мысль. И хотя уже все было навсегда кончено, и хотя она многие годы страстно ждала этой минуты, когда он исчезнет из ее жизни, именно теперь у нее не поднималась рука собрать грязное белье, прибрать диван, да и всю комнату.

Две недели, как увезли врачи Сашку. До этого он неделю лежал, не вставая, лицом к стенке, что-то мычал и ничего практически не ел и не пил. Когда приехали санитары и сказали, что нужно его быстрей в больницу, принесли носилки, Сашка вдруг ожил. Рычал, как дикий зверь, хватался руками за углы шкафа, косяки дверей… Два здоровенных санитара еле справились, еле вывели и усадили в «Скорую», а ее с младшей дочкой трясло от рыданий – до боли жалко все-таки было Сашку.

Господи, как же она ненавидела его! Все эти двенадцать лет! Все эти годы, что Сашка жил в ее доме, в их семье, были для нее как наказание, мука – постоянно терпеть человека, нет – получеловека…

Сашка, младший брат мужа, был даун. До тридцати лет жил он при маме, ее свекрови. Свекровь – царствие ей небесное! – золотая была женщина. Родная мать никогда не помогала ей столько, сколько она. Когда родилась первая дочка, свекровь сама собой поняла, что помощь ее необходима. Несколько раз в неделю приезжала с другого конца Москвы, и не с пустыми руками… И это при ее-то больном сердце, больных ногах!

Сашку оставляла одного. А его и можно было.

Когда при рождении Сашки врачи «выдали» диагноз, горе было страшное, сколько слез было выплакано, казалось, что и быть их так много не может в одном-то человеке… Да куда денешься? Видимо, что-то со здоровьем у самих родителей было не в порядке: старший сын от рождения – диабетик, а этот… Но что изменит знание причины – задним-то числом? В роддоме, конечно, предлагали оставить неполноценное дитя, но разве это по-божески? Разве можно отдать свое, кровинушку, больную и беззащитную, в чужие, холодные руки? Свой крест только самому и нести… Да и кто сказал, что этот крест так уж плох? На Руси – раньше-то – таких людей называли блаженными. Большим грехом было обидеть такого человека – считалось, что семья, в которой появилось такое дитя, отмечена Богом, да и вся деревня тоже. Писал об этом и Серафим Соровский, что семья, в которой родился блаженный, призвана на особый путь для особых даров.

И приехал Сашка из роддома в свой родной дом полноправным хозяином, да еще на особом положении.

Нельзя, конечно, сказать, что мать любила его сильнее, чем старшего сына, но жалела, уж точно, больше. Был Сашка, как и любой даун, не очень красив лицом, но зато одет всегда красиво и чистенько. Кушал всегда хорошо, но мать не успокаивалась, пока не отдавала ему самый вкусный, самый сладкий кусок. Во дворе, на улице на Сашку косились, а дома мать буквально осыпала его ласковыми словами и похвалами, словно хотела своей любовью заслонить от неприятия целого мира… А как она волновалась за его жизнь! Что будет с ним, кому он будет нужен, когда кончится ее век? Вот ведь отца его, мужа своего, уж несколько лет как похоронила… И потому себя не жалела, наизнанку вся выворачивалась – и добилась-таки почти невозможного: обучила своего больного сына нехитрой грамоте. Мог он прочесть простой текст, мог – хоть и коряво, неразборчиво – написать что-то элементарное.

Так что был Сашка образованным, а еще, как и все дауны, ласковым, доверчивым, открытым, неспособным на зло. И послушным – можно было не волноваться, что сунет пальцы в розетку в ее отсутствие или подожжет дом. Оставляла мать ему на столе еду: в тарелке бутерброды, в термосах чай и суп, сажала перед телевизором – а сама к невестке, помогать.

У невестки работой не гнушалась, могла и приготовить, и убрать по закоулкам, и погулять с колясочкой, и постирать… Через пять лет родилась и вторая внучка, забот прибавилось, и радости тоже: любила бабушка своих внучек крепко, почти как Сашку.

И вот пришел конец ее веку. Совсем занемогло сердце, увезли свекровь в больницу, из больницы она не вернулась. И чувствовала, что не вернется. Когда навещала ее невестка, разговор о Сашке с ней даже не начинала, а сыну старшему все же сказала на прощание: «Отдай его в интернат, не нагружай ее…» «Ты только не волнуйся, мама! Все будет хорошо…» – пообещал сын. Мать с тихой благодарностью погладила его руку и отвела полные слез глаза: какой душевной боли стоили ей эти слова, никому не понять. То ли действительно не хотела нагружать невестку чужой бедой, то ли чувствовала, что Сашке после ее ухода будет уже все одно: что в интернате, что в «родной» семье?

И как же так получилось, что оказался-таки Сашка в родной семье? Уже потом, много позже, узнала она о наказе свекрови, а тогда, после похорон, муж ни словом не обмолвился о материнском завещании – не посмел отдать родного брата в чужие, холодные руки. О смерти матери Сашке сказали аккуратно, нежно. Совсем не сказать было ведь невозможно. Он несколько дней был сам не свой: сидел в своей комнате, смотрел в одну точку, и выл, страшно выл, с такой тоской, что кровь стыла в жилах. А потом… Сколько же было нервов, забот о том же Сашке, бытовых неудобств – и вспоминать не хочется, но получилось в конце концов так, что сделали они сложный обмен, и из двух маленьких двушек по окраинам получили одну огромную трешку в доме на лучшем проспекте столицы. И комнаты большие, и потолки высокие, и кухня как каток, и ванная комната с окном…

Всем досталось по комнате: Сашке, дочкам, ей с мужем. Хороший ремонт сделали, конечно, во всей квартире, но гнездышки обустраивали по иерархии: дизайн общей и, по совместительству, спальни и девичьей комнат радовал и вкусом, и цветом, и светом. У Сашки поставили старую мебелишку из старой квартиры. А может, так и надо? Старое, привычное – оно же греет душу. Да Бог с ней, с мебелью!

Стал Сашка, как будто бы, полноправным членом их семьи, а по сути – никем не стал. Пока жил с мамой, был он главным человеком в их крошечном мире на двоих. И хоть мало понимал Сашка, а это он хорошо чувствовал. Когда мама была дома, они все время проводили вместе. Пока она хлопотала около плиты, Сашка сидел на кухне же, за столом. Мама все время что-то рассказывала – что видела, где была, кого встретила. Сашка иногда и не вникал до самой сути, но зато часто смеялся – то ли слово какое казалось ему смешным, то ли просто было тепло и радостно. Жили они скромно, на две пенсии: ее – по возрасту, и его – по инвалидности. Иногда помогал деньгами старший. Но Сашка бытовых трудностей не ведал, всегда он был сытно и вкусно накормлен, чистенько одет. Телевизор тоже смотрели вместе, и мама часто ему растолковывала увиденное, так же и с книжками было. Гулял Сашка тоже с мамой. Гуляли, в основном, по соседним магазинам, потом вместе несли сумки домой, а во дворе присаживались на пол часика на скамеечку.

А тут… Племянницы, пока были поменьше, странного дядьку своего побаивались, когда повзрослели – стало просто не до него. Старший брат и любил, и жалел, но сидеть-то с ним, как мама, не мог – у него ответственная работа от и до, да и сам не очень здоров. Она – конечно же, она стала теперь главной для Сашки, и от нее, только от нее, зависела вся его жизнь.

Господи, как же она ненавидела его! Эти жадные шлепки ложки по борщу, эти жирные губы и подбородок во время еды, этот жадный взгляд, рыскающий по столу в поисках еще чего-то – повкуснее и послаще… Сашка этих «недостатков» за собой не замечал, да если б ему и сказали – вряд ли понял. Впрочем, один ли Сашка? Многие вполне здоровые ведут себя так же, и им тоже объяснить трудно…

Она вовсе не была злым или с испорченной душой человеком. Было в ее сердце место и обычной человеческой жалости, и состраданию. Пока Сашка жил с матерью, он – толстый, наивный, беспомощный в огромном мире – вызывал у нее смешанные чувства: острую жалость в единении со страшной брезгливостью, и даже страхом. Страхом о том дне, когда кончится свекровий век. Так хотелось ей, так надеялась она в душе, что минует ее эта чаша, что либо свекровь будет жить лет до ста, либо Сашка не окажется долгожителем, ведь для даунов каждый год идет за два.

Не миновала…И теперь, когда он входил на кухню, ее начинало трясти от раздражения, негодования, обиды, вечного вопроса – за что?

Когда все-таки открылась истина о словах свекрови, она готова была ударить, убить, растерзать своего мужа – как он смел нагрузить ее таким? Да ничего ей не нужно, лишь бы не было его рядом. И никакая квартира ей не нужна! Не нужна… Не нужна?

А как хорошо жилось дочкам в большой, в 20 метров комнате. И боками не толкались, и друзей могли позвать. А у нее с мужем? Не комнатушка, а целый зал, где за большим столом могли уместиться и родственники, и друзья, и сослуживцы… Только Сашке места за ним не было. Стеснялась, не звала она его. Но Сашка сам, по простоте душной – или из вредности? – мог зайти в любой момент, и пошарив жадно по столу, спросить бутерброд с икрой или кусок торжественного торта. На следующий день она не то что коллегам, любому встречному готова была с возмущением почти кричать, как стыдно ей было. Только вот за Сашку, или за себя?

И только сейчас, сидя в Сашкиной пустой комнате, на его грязной постели, она вдруг поняла, призналась себе в сокровенном – ненавидела она его за самою себя – за свою нелюбовь к нему, больному, за свою жесткость, брезгливость, жалобы… И друзья, и сослуживцы ее, конечно, жалели, сочувственно качали головами: «Да, и за что такое?..»

Был Сашка, конечно, толстоват, не пах французским одеколоном, а чем-то совсем наоборот, говорил иногда – что бредил… Что еще? Кормила она его, поила. Но готовила-то на всю семью! А особых деликатесов, как свекровь, для Сашки никогда не припасала, да и вообще, со вкусами его никогда не считалась – пусть ест то, что дали. И ел-то Сашка всегда отдельно, тихо, на кухне, тогда как вся семья по вечерам любила собраться в зале, за общим столом, за общим разговором. Одевала, но новой одежды почти не покупала, донашивал Сашка и брюки, и рубахи за старшим братом, порой тесноватые, слегка застиранные, кое-где подштопанные. Обновки у него случались редко, хотя дармоедом Сашка не был: работал в артели, мастерил картонные коробки, а за сообразительность и знание грамоты даже был назначен мастером в группе, обучал новичков. Обществом своим Сашка не нагружал: стоял в его комнате его собственный телевизор – сам включал, сам смотрел, сам выключал…

Конечно, был он в чем-то не разумнее ребенка, и можно сказать, что жили они на пороховой бочке: Сашка ведь часа в четыре возвращался с работы, открывал дверь самостоятельно, сам обедал – тем, что оставляли для него в термосе на столе. Мог ведь, как ребенок, и случайно пустить кого в дом, мог и специально привести – тех же дружков из артели.

Не сочувствовал ей только самый близкий человек – ее муж. Поначалу очень обижался за брата, и даже несколько раз заводил неприятный разговор. «Ну не могу, не могу я его любить, принять!.. Умру, наверное, раньше него» – кричала она со злостью, и такое отторжение исходило от нее, что муж будто все понял и будто перестал замечать…

И случилось однажды так, что не вернулся Сашка с работы. Искали его по дворам, заходи в артель, заявили в милицию… Две недели все ждали Сашку или известий о нем, а потом… Как она расслабилась, вдохнула полной грудью, казалось, что воздуха в доме стало больше, и стал он чище… С работы просто летела домой, и – не выдавая своих чувств родным – ликовала, пела душой. А через два месяца нашелся Сашка, сам пришел домой, грязный, потрепанный, похудевший. Муж заулыбался, вздохнул облегченно, дочки ласково поздоровались с дядькой, одна она не смогла сдержать слез, а чтоб не видел никто, заперлась в ванной и просто билась в истерике. Оказалось, что обретал Сашка у какого-то дружка из соседнего двора, в котором находилась артель, одинокого забулдыги. О чем они говорили, что ели-пили, чем занимались – ее не интересовало. Возмутил Сашкин – слабенький такой – но протест:

– А что? Что хочу, то и делаю. Может, я еще и женщину приведу!

«Он еще издевается надо мной! В гроб меня хочет загнать» – кричала она родне.

И опять потянулось это наказание, эта тихая пытка, когда капелька воды – да по темечку…

Только, казалось, кончились слезы, и вспомнилось опять, как уводили Сашку, как выл он и цеплялся руками за мебель… И не за мебель вовсе, а за свою жизнь. Было ему за сорок. Да, долгую для себя прожил Сашка жизнь. Только вот какими чужими, холодными оказались руки в родной семье!

А он – кем и зачем он послан был ей? Только сейчас задумалась она над глубинным этим вопросом, и будто током ее тряхануло – а вдруг неспроста? Бывает ведь так – смотришь на дом, и какая-то деталь в нем кажется тебе такой лишней, даже уродливой. А убери ее – рухнет все здание, потому что только главный архитектор знал, что задумана она была как главная, опора.

Может, и в ее жизни так? Была ее жизнь со стороны устроенной и благополучной. Муж, хоть и не очень здоров, но работал, занимал пост. Дочки обе уже выросли. Старшая была и хороша собой и умница – уже отучилась, работала. Младшая и вовсе модельная красавица, творческая личность, училась. У нее самой и работа была интересная, и должность ответственная.

Ну а если смахнуть маску довольства с лица и копнуть до сердцевины, сколько тревоги, недовольства всплывало в душе. Старшей было уже за двадцать пять, а ни своей семьи, ни жениха даже, все работа, работа до обморочной усталости. Младшей двадцать, а в женихах сорокалетний, дядька, уже поживший, пошаливший, разведенный… Сама она в свои постбальзаковские годы еще яркая красавица, еще женщина, любящая нравится, еще желающая любви, а муж только и того, что умен, воспитан, спокоен, заботлив, а так – уж давно больше друг, а не мужчина. Вроде и мелочи это, царапины на общем достойном фоне. Конечно, еще молоды девчонки, и все может измениться в их судьбе, а ей пора утихомиривать свои страсти.

Но как же тонко все, зыбко в этой жизни! А она не берегла, не чтила, пинала свой оберег.

И ей стало страшно.

 

 

 

508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Актуальные букмекерские конторы для профессионалов для ставок на спорт
Поддержите «Новую Литературу»!