Внезапный тупик

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за октябрь 2023:

 

На чтение потребуется 4 минуты | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Максим Вознесенский проклинал тот день, когда его родной наглухо засекреченный НИИ Кой-Каковских Измерений – сотрудники называли его только так, совпадение аббревиатур, кто-то пошутил, и всем понравилось – хоть отчасти приоткрылся. Можно, конечно, успевать работать старшим научным, преподавать в местном филиале столичной технической академии, писать статьи в десяток журналов по просьбе редакторов. Можно. Но с тех пор, как Самохвалов стал вице-мэром, житья же не стало. Комитет по экологии, слушания по вопросам образования, постоянно действующее совещание по промышленности, и прочая, и прочая. Что – без Макса Вознесенского уже и люстру не сделать? А будь родной НИИ закрыт, как прежде, неоткуда и Самохвалову было бы взяться…

Пиндосы пишут, что полезно улыбаться самому себе. Попробуем. Максим подошёл к зеркалу, висевшему возле шкафа для одежды. Из зеркала смотрел густоволосый тёмный шатен с лёгкой искрой седины, усы и «разночинская» бородка чуть светлее, не то карие, не то зелёные глаза, довольно-таки ввалившиеся, под нависшими тёмными бровями. Щёки тоже втянуты, но хоть выбриты нормально. И виски идеально косые, ровно в меру, не полубачки. Хвост морковкой, Макс! Чётко очерченные губы изобразили улыбку, усы шевельнулись, как у довольного кота. Ну, давай, давай. Вернулся за стол. Сосредоточиться не удавалось. Будто что-то висело в воздухе, помимо летевшего в окно тополиного пуха.

Др-р-рынь! Звонок в дверь. Максим нажал кнопку под столешницей. Тр-р-р – замок сработал, дверь открылась. О-о. Что бы это значило? Шеф отдела режима. А эта серенькая физиономия – не из института, явно.

– Вознесенский Максим Ильич? – спросила серенькая физиономия. Голос был тоже серый. Стальной. Спокойно, Макс. Как у классика: от службы не отказываться, на службу не напрашиваться. Максим отодвинул влево клавиатуру компьютера и принял позу доброжелательного внимания, положив локти на стол.

– Он самый.

– Попросим вас пройти с на-ами, – почти пропел серенький, заученным движением доставая из нагрудного кармана красную книжечку и раскрывая её. Максим почувствовал: судьба едет по нему обеими гусеницами. Юность его пришлась на так называемый застой, кое-что он слыхивал, но живьём ничего подобного, конечно, не видал никогда. Так вот как оно бывает. Дверь опечатывается, чёрная лестница, внизу облупленный ижевский «москвич»-фургон, его открыли перед Максимом и подтолкнули туда. Успел только разглядеть в глубине коротко стриженного субъекта потяжелей его самого раза в полтора. Двойной хлопок – дверца фургона, дверца кабины – и «москвич» взял с места. Фургон изрядно накалился на солнце, было душно, на неровностях дороги подбрасывало, в кромешной тьме на узкой лавочке вдоль стенки приходилось держаться изо всех сил. Ехали долго, со многими поворотами и без единой остановки: светофоры, видимо, игнорировались. Наконец фургон остановился и распахнулся.

 

А однако, не начнут же они сразу с мордобоя? В восьмидесятые, по слухам, было уже не принято. Идя за сереньким и слыша за спиной шаги стриженого, Максим поправил галстук, одёрнул пиджак. Правда, сразу последовал окрик: «Руки назад!». Но, когда поднялись на четвёртый этаж и вошли в один из кабинетов, выглядел пристойно и соображал нормально.

Хозяин кабинета, седоватый, сероглазый, в серой пиджачной паре, не смотрелся, однако, сплошной серостью. Было за что зацепиться глазу: нос, сломанный когда-то. Особая примета. И голос особый – основательный такой.

– Здравствуйте, Максим Ильич. Вы знаете, где находитесь?

– Полагаю, что в управлении ФСБ по нашему городу. А можно узнать…

– Спрашиваем здесь мы, – перебил сломанный нос, – а вы будете отвечать, и только правду. Вы родились…

Перебрал всю Максимову анкету, ни в какие шпаргалки при этом не заглядывая. Дойдя до послужного списка и перечисляя совмещаемые Максимом посты, дважды переводил дух.

– Вам не кажется, Максим Ильич, что у вас многовато мест работы?

– Товарищ сотрудник ФСБ! – по возможности задушевно сказал Максим. – Я ведь не просился на все эти места разом. Их мне предложило руководство института, а потом и города – я полагал, что так надо…

О благословенные мэнээсовские годы. Сколько подписей вымучено для родной лаборатории благодаря творческому освоению этого стиля.

– А почему «товарищ сотрудник»?

– Вы не представились. И сесть не пригласили.

Сломанный нос посмотрел с интересом.

– Фёдор Степанович. Садитесь. – Максим нарочно шумно отодвинул от стены один из стульев и плюхнулся. – А как вы познакомились с Самохваловым Андреем Ивановичем?

О-го-го. Максим знал, что его лицо не осталось неподвижно, и поэтому с откровенным любопытством воззрился на собеседника. Правду так правду.

– В институте. Он начинал там работать в группе, которую возглавлял я.

Вопросы сыпались в убыстряющемся темпе. Основательный, как боксёр-тяжеловес, эфэсбист оказался далеко не флегматиком. Отвечая, Максим осознал, что ответы выстраиваются во вполне определённую логическую цепочку. В самом деле: Андрюха тогда был нулём, Максим разжёвывал ему буквально всё, в рот клал! А годика через три тот выдвинулся, и программист-то он неплохой, и математик неслабый, но неожиданно бросил институт, пошёл в бизнес: Центр НТТМ, омут фирм и фирмочек, потом вынырнул в горадминистрации; его, Макса, Андрюха не забывал никогда, но это подчас тяготило. Все эти решения, преображавшие облик города – так ведь писали в газете, а? – возникали и воплощались только после совместных посиделок. Снятие секретности, таскание иностранцев, встраивание в истеблишмент шумных неформалов – от «зелёных» до казаков. Никто не верил, что так можно. Самохвалов – пробивал. Как? Видно было одно – что он, Макс, зачем-то нужен Самохвалову, зачем-то тот суёт Макса во все дырки. Зачем?

– Отвечая на ваши вопросы, Фёдор Степанович, я увидел вытекающую из моих ответов закономерность, и позволю себе высказать догадку: я нахожусь здесь в связи с чем-то, что сделал Андрей Иванович якобы по моей подсказке?

На сей раз тяжеловес не перебил. Помедлил. Стриженый в углу перестал строчить. О стекло билась муха, будто отсчитывая время.

– Наблюдательность – это неплохо, Максим Ильич. Надеюсь, она ещё нам поможет. А как вы встретились с Купцовым Евгением Петровичем?

Ещё веселее. Это ведь первый его, Макса, дипломник. С самого начала не скрывал больших связей, студентом был неважным, диплом писать его пришлось заставлять – буквально заставлять, тыкая носом как котёнка. Но на защите Женька смотрелся неожиданно здорово, язык оказался хорошо подвешен, потом пошёл по административной дорожке, сейчас депутат, возглавляет какой-то там комитет в областном законодательном собрании…

Фёдор Степанович продолжал. Городские и областные воротилы, депутаты, чиновники – да, всех их Максим знал, был их наставником или начальником. Хотя начальником по должности не бывал никогда. Только возглавлял группы, создававшиеся под решение определённой задачи. Задача решена – группа расформировывается. Люди, которыми интересовался бывший боксёр, не умели решать задачи. Даже когда Максиму удавалось их этому научить – а удавалось, чёрт возьми! – вкуса к этому не появлялось. Они хотели быть начальниками. И становились. Чем он, Макс, продолжал их привлекать?

– Подпишите здесь и здесь, – властный палец ткнул в типографские бланки. Неразглашение и подписка о невыезде.

Вниз по лестнице Максим не шёл – ковылял. Гараж, чёрный «УАЗ-Патриот». На углу возле своего дома Максим вылез, нет, выпал на тротуар. Подъезд, пятый этаж. Свет. Уф. Ладно хоть не взломали и не разорили. Позвонить начальнику и попросить отгул… На том конце провода сонно-удивлённо буркнули «хорошо». Диван. У-у-уфф…

 

Когда Максим проснулся, было около полудня. Голова гудела. Звонить, само собой, нельзя. Вчерашний боксёр наверняка вчера и узнал про отгул. Лестница, двор, улица, автобусная остановка. Сунуться в автобус – и тут же назад, будто передумал внезапно. Ага, вот этот серо-синий в мелкий рубчик. Максим пошёл в сторону мэрии, в двух кварталах свернул во двор, зашёл в подъезд, посмотрел в окно между этажами. Так и есть. Сидит на лавочке и читает газету.

Самохвалов был у себя. И не удивился просьбе выйти прогуляться.

– Андрюха. Я тебя заложил.

– Умгу.

– Сейчас мы свернём… Вот тот серо-синий – это «хвост».

– М-м-м?

– Я заложил ещё с десяток человек. ФСБ. Ты меня слышишь?

Самохвалов поднял на Максима серо-голубые, слегка покрасневшие глаза и сказал:

– Пойдём в «Погребок», Макс. Есть о чём поговорить.

В «Погребке» гремела из колонок попса жестокого блатного разлива. Бармен оттопырил губу – ну, быстренько пива и в уголок, за столик.

– Ты знаешь, что Ерванд разорился?

– Хм? – вопросительно промычал Максим, не отрываясь от кружки.

– Вся схема разом посыпалась. Арендаторы не продлили договоров, живых денег не пришло, поставщики зачесались, натравили проверку – и всё. Цех арестован, на счетах нуль, особняк – и тот пустят с торгов, – Самохвалов выпил кружку залпом.

Ерванд Егиазарян тоже был учеником Максима. Уже тогда – начинающим фирмачом. Диплом – для веса перед иностранцами. Цех, выпускавший люстры, крутился уже пять лет с бойкостью необыкновенной. Ерванд был непотопляем, потому что рождал бизнес-идеи – схемы ухода от налогов – гораздо быстрее, чем власти всех уровней – постановления. И вот тебе.

– А что Доценко под подпиской о невыезде – тоже не слыхал?

– Он же депутат?

– Нет. Не избрали. Медное-то дело и накрылось медным тазом.

Значит, вот ради кого затеяли комитет по экологии. Медный лом – это же золотое дно.

– Слушай, Андрюха, что ты мне вторую серию вчерашнего устраиваешь? – Максим шипел разъярённым котом, силясь прорваться сквозь неизбывное «мальчик хочет в Тамбов». – Ты специально ради этого, – кивок на типа в рубчик за соседним столиком, – называешь тут фамилии?

– Шестидесятник, сын шестидесятника! «Я тебя заложил»! Ах ты, чистенький ты наш, – Самохвалов, в отличие от Максима, говорил в голос. – А что у Мирры убили сына, ты знаешь? А про Микрюкова? Тоже нет? Он уже загремел в психушку, и мне скоро туда дорога, если так пойдёт! – Самохвалов высосал уже три бутылки пива, теперь рядом с ним возвышалась початая бутылка водки. Да, так и до белой горячки недалеко. Как случилось, что Мирру Смелянскую, умную и везучую, не уберёг её иудейский бог? На её острых, залпом читавшихся материалах держалась вся городская газета, и ведь правда – уже месяца три, как это исчезло. А уж психушка – вообще ни в какие ворота, там деревенские алкашей со своих огородов кормят, начисто не тюряга…

– По твоей милости город уже без прессы, без бизнеса и без управления! – Самохвалов обличал всё более заметно пьяным фальцетом. Тип в рубчик потягивал пиво, рядом лежала сумочка-«педерастка», лица не видно было за газетой. – Сначала я думал, что ты хочешь в мэры, и был бы руками и ногами «за». А ты… ты… Это ж всё твои ученики, коллеги, партнёры! Иуда Христа продал. Ученик – учителя! А ты наоборот? Учеников продаёшь?

Пустая пол-литра давно перекочевала под стол, и её место занял крымский коньяк. Максим почти не пил, а распалившийся вице-мэр, казалось, этого не замечал. Громче всех кричит «держи вора» – ясно кто. И Максим пошёл ва-банк.

– Так это твоих рук дело? – Кивок в сторону. – Если я шестидесятник, то ты параноик. Я рвусь в мэры и убил первоклашку? Ты боишься, что тебя посадят в пытошную психушку? Таких, как ты, не сажают. Ты и сам допьёшься. До цирроза. У тебя что-то перестало ладиться, а я виноват? Не написал за тебя чего-то, как раньше программы писал? Буржуи не угостили на халяву, вот и…

– Кто кого угощал, Блошкин разберётся. Да! Ик… я там был!

– Кто это – Блошкин?

– Подполковник… ик… и нос сломан. Фёдор… чеевич, не помню. Да, я! – Самохвалова развозило на глазах, модный узкий полосатый галстук сбился набок, взмокшие соломенные пряди прилипли ко лбу. Стоп, стоп, Макс! А чего это он так – нос красный, как разбит, а лицо же синее совсем, чем его так… Да! Перестало ладиться. Неужели?

Максим не был шестидесятником – точнее, не был конспирологом. Всё имеет материальную причину. Какая причина может двигать Андрюхой? Перестало ладиться главное дело жизни, карьерная движуха, и надо кого-то обвинить в этом? Да, но… остальные, о ком трепался этот недоделок? Опять стоп. Проверить, что сначала, что потом. Если рубчатый даст на это время.

– Андрюха, спокойно. – Максим взял его за руку повыше локтя. – Мы коллеги. Ты помнишь, как работают у нас в институте. Когда погиб мальчик Смелянской? Какого числа?

– Марта… В середине марта.

– Там что, были угрозы? Или? Пошли к тебе уточнять.

Субъект в рубчик хранил нейтралитет. В кабинет Максим приволок Самохвалова на себе.

 

– Звони в полицию! Да не ноль-два. По спецсвязи. И говори: делом занимается ФСБ.

Через десять минут... [👉 продолжение читайте в номере журнала...]

 

 

 

[Конец ознакомительного фрагмента]

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в октябре 2023 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: