Тамро

 

 

Как-то слишком уж оплыла и обрюзгла когда-то стройная и фигуристая Тамро. Куда подевались прежние, властно влекущие формы, завораживающие, порывистые движения, веселое бешенство во взгляде и темный жаркий румянец на тонком цыганистом лице?

Опавшая задница, жалкое подобие прежней, задорно торчащей попки, висит где-то там, внизу, у лодыжек, а насчет грудей и говорить-то не приходится: все, что осталось от них, уныло плещется чуть ли не под резинкой колготок. Вот так-то! От всего-то этого и пребывает Тамро в основном в препакостном настроении. А как же иначе? Кто же сейчас, узрев в людском потоке Тамро, прилепится к ней, как в былые времена, замаслившимся взглядом? Куда уж там! Давно обошли ее другие. Другие заполонили эту арену, которая никогда не обезлюдеет, но и никого не потерпит на себе дольше положенного срока. Однако ж... не на такую напали! Еще чего! Уж ей-то, надо отдать должное, настырности не занимать.

Старательно подмалевав свою физиономию, она каждый божий день, с утра пораньше, уже тут как тут. А, толку-то?.. Никто ведь уже взгляда на ней не останавливает, пусть хоть даже и на мгновение. Ну, а чтобы этак, с ленцой и томностью, прошвырнуться, повиснув на руке кое у кого, или удостоиться приглашения посидеть со вкусом в каком-нибудь уютном уголке, так об этом даже и мечтать-то нечего. И ведь не старуха же: до небытия еще добрая половина впереди. Вот одно и остается: высунув язык, утюжить тротуары.

В основном, разумеется, влечет стервозу в сторону Плехановской. И это естественно! Район-то знакомый, родной, можно сказать. Не только у тех, кто и по сей день считает своей важнейшей обязанностью и себя показать, и на людей посмотреть, и посему фланирует по проспекту с постоянством, достойным лучшего применения, даже у здешних платанов какой-то пиетет по отношению к ней – еще на памяти у них то доброе старое время, когда Тамро с грацией лани совершала свой стремительный пролет по проспекту, а проносящиеся мимо машины начинали беспорядочно вихлять на мостовой, выскакивая порой на тротуары и застревая в немыслимых пробках, заканчивающихся иной раз легкими автоэксцессами. Более того: ее ведь и светофоры помнят, ей-богу, помнят, все до единого – это уж будьте уверены, не говоря уж о тех крутых ребятах, что раньше тусовались у университета, ну, того вон, что сейчас платным заделался. Потом-то они все перебрались на новое местечко, к Дому железнодорожников. И тут без вопросов! Тотчас же узнают ее, несмотря на то, что от прежней Тамро остались одни руины. Стоит ей только появиться, мгновенно их небритые физиономии, увенчанные взлохмаченными полуседыми космами, расцветают улыбками, в которых всего хватает с лихвой: и пестрого калейдоскопа из смутных, путаных картин собственной бесшабашной юности, и воспоминаний о Тамро, разумеется не в ее теперешнем потрепанном обличии, а той, прежней, щедро обволакивающей окружающих какой-то необыкновенной свежестью и сокрушительным, валящим с ног обаянием, о чем теперешним красоткам, стайками проплывающим по тротуарам сегодняшней Плехановской, остается только мечтать. Куда им!.. Стоит только увидеть нашей плутовке сгрудившихся кружочком этих пожилых мальчишек, лениво перебрасывающихся короткими фразами или уставивших отрешенный взор в свои мобильники, будто вдруг высветилось на них что-то этакое, чертовски важное, то тут же неслышно подберется к кому-нибудь из них со спины и сзади ладонями прикрывает ему глаза. Затем, искусно имитируя девчоночью, не так уж и давно вошедшую в моду, протяжную гнусавость в голосе, пропоет манерно:

– А, ну, угадай, кто я?

Жертва розыгрыша, разумеется, тут же впадает в приятное заблуждение, что с ним кокетничает одна из этих молодиц-акселераток, крутые попки которых он частенько провожает оценивающим взглядом, и... начинается:

– Эка?

– Не-а...

– Мака?

– Не-а...

– Тика?

– Не-а...

– Лика?

– Не-а...

– Анка?

– Не-а...

– Натка?

– Сказано же, нет...

– Ох... уж точно ведь не жена... Кто ты?..

Остальные с нескрываемым удовольствием упиваются зрелищем, подталкивают друг друга и хихикают, колыша внушительными животами, нависающими над низко сидящими на плоских ягодицах брюками. Внезапно Тамро снимает ладони с глаз пузатого дядечки, голову которого украшает густая седина, и отнюдь не спешит спрятаться, наслаждаясь неописуемым выражением на его физиономии и разинутым в изумлении ртом. Остальные уже хохочут в полный голос.

– Ребята, да ведь это же Тамро!

– Ха-ха-ха, Тамро! Хо-хо-хо!

К всеобщему восторгу и умилению искренне присоединяется и жертва розыгрыша. Только Тамро молчит, лишь в уголках глаз таится смех, трепеща и грозя вырваться наружу. А ведь до чего же талантлива эта чертовка! Любой голос сымитирует – это ей раз плюнуть: хоть зрелой задастой и ухоженной матроны, хоть старушечье шамканье. Да чего уж там: и мужика передразнит, точь-в-точь, и мальчишку, а потом вдруг тут же загнусавит протяжно, по-девчоночьи... Ну, а когда же принимается за известных артистов или политиканов здешних, мужчин или женщин – один черт, то тут только держись: слушатели хватаются то за живот, то за сердце, задыхаясь от смеха... Короче говоря, по-всякому может насмешница, что немедля и демонстрирует, легонько похлопывая по пухлой и небритой щеке жертву розыгрыша и хрипло баритоня, ну, в точности, как он – никак не отличишь:

– Эх, ты-и, тетеря, как же ты меня-то не узнал? Да быть мне шлюхиной дочкой, но... чтобы так опростоволоситься!..

Мужик тоже хохочет, хохочет до слез, но, однако ж, надо сказать, и дело не забывает наш джентльмен с Плехановской: потихоньку вытаскивает из кармана десятку, заранее припрятанную, скажем уж прямо, и, смяв ее в комочек, пытается незаметно пропихнуть в карман Тамро. Поначалу начнет сопротивляться немного Тамро, но это – часть ритуала, всем давно уж известного. Какое уж там сопротивление – все это фигня, конечно... просто так, для вида. Не только он, все отлично знают: именно ради этого мятого комочка и было разыграно маленькое представление...

И на этом, уж поверьте, все: кривыми дорожками никогда она и не ходила. Чтобы отсвечивать с полуприкрытой задницей и грубо размалеванной рожей на пятачке у моста?! Ну уж, нет! Ничего подобного никогда себе не дозволяла. Этого еще ей не хватало, быть подстилкой какой-то немытой деревенщине. Только так вот и предпочитала: прошвырнется раз-другой по проспекту, искоса поглядывая на свое отражение в сверкающих витринах, красиво и изящно выкурит сигарету, внимательно читая афиши, и так добредет пешочком до больницы. А уж там, разумеется, как всегда, длиннющие очереди за российскими визами. Гул, гомон, мгновенно вспыхивающие и тут же гаснущие перебранки, мельтешение и шнырянье взад и вперед различных личностей. Тут же откопает в этом людском месиве знакомую физиономию. А уж та-ам!.. Чтобы ввязаться в оживленную болтовню – нашей мастерице ума не занимать, да так дело повернет чертовка, что даже последний тупица все поймет и, без долгих словопрений, без всякой корысти и сожаления, расстанется с той мелочевкой, что оттягивает ему карман. Разворачивается тогда Тамро и пускается в обратный путь. Пройдет мимо метро, рассматривая выставленную тут же на лотках всякую мелочь, выпьет газировку и, разумеется, непременно найдет, с кем еще поболтать. В основном, конечно, все-таки с продавцами всего этого барахла. Они отлично ее знают, да и не только ее, но и всю ее подноготную, во всех подробностях, вплоть до самых дальних родственников. Здесь народ понимающий, свойский, хлебнувший лиха: любой из них отыщет для Тамро пару приветливых слов. Но чтобы кто-нибудь из них позволил себе сорвать на ней раздражение или злобу, или даже взгляд кинуть неприветливый? Ни-ни! Такой скотины безродной среди них сроду еще не бывало.

Разумеется, совсем другой, можно сказать, был бы коленкор, если Тамро жила одна и только о себе были все ее заботы и ухищрения. Живет она вместе с младшим братом, от рождения обезноженным калекой-«колясочником», да, к тому же еще, и слепым. Вот так-то! Целыми днями сидит он в своей коляске у включенного телевизора и от всего этого сидения и слушанья буквально напичкан разнообразнейшими сведеньями – куда уж тем, кто вещают с экранов, им и близко не подступиться. Слушает все самым внимательнейшим образом и запоминает. А что ему еще остается? Кроссворды заполняет с молниеносной быстротой. Ну, не сам, разумеется, просит Тамро, чтобы ему прочитывала, в чем, конечно, она никогда ему не отказывает. Более того, бывает, что она днями напролет читает вслух какую-нибудь толстенную книгу, только лишь ради него, поскольку, по правде говоря, ей-то самой все это до лампочки. Но, уж поверьте, ей и в голову не придет считать это обузой. Это уж – как пить дать! Книги эти она выпрашивает на время, дня на два или на более длительные сроки, там же, у метро, в магазине «Журналист». Выбирает преимущественно старые книги, предпочитая классику, поскольку у брата к новомодному чтиву стойкое отвращение. Как говорит он, большей частью – это дерьмо и идиотизм. Вот и не ленится Тамро притаскивать из магазина то Анатоля Франса, то Чехова и Достоевского, а то и Джавахишвили и Ивлина. Вот и читает их брату, а он-то слушатель о-го-го какой пытливый: его своеобразным оценкам поразились бы многие, но не Тамро. В такие моменты она сидит молча и вовсе не потому, что ей нечего сказать: давненько усвоила, чего уж там скрывать, не по зубам ей его суждения – не тот уровень! Просто в эти мгновения она, говоря по правде, слушает его в пол-уха: слишком уж далеко уносят ее в это время мысли...

Живут они в «итальянском дворике». Занимают две узенькие комнатки, кухня и уборная общие с соседями.

Изо дня в день довольно поздно возвращается Тамро домой – работает в Гидрометеорологическом вроде уборщицей, или кем-то там еще. Работает без продыха, с утра до вечера, на износ: содержать брата-калеку – это вам не фунт изюму, а то давно бы послала этот Гидрометеорологический куда подальше.

Каждый вечер приносит она для брата или книгу, или новую газету, чаще литературную, иной раз и спортивную, но обязательно с кроссвордом. Сперва прочитывает ему несколько страниц из книги. Частенько, делая перерыв, перемежает чтение с уличными новостями, разумеется, «горячими», пересказывая их брату с мельчайшими подробностями.

– Гио, слыхал, Баса «улетел», Баса Квициани...

– Куда улетел?

– Да какое там «куда»! Перебрал с кайфом и отбросил копыта.

– Ой-ой! – горестно восклицает Гио, хлопая ладонями о колени. – И чего только не услышишь... Ну, ну... что там дальше-то, чего остановилась?..

Тамро продолжает чтение книги с прерванного места:

«Пришел ко мне один милостивый человек и принялся расспрашивать о моем житье-бытие. Я обо всем ему поведал. – Брат мой, – сказал он. – Скажу тебе пять истин, и запомни ты их накрепко: не раскрывай сердца глупцу; не позволяй наглецу увериться в твоей беспомощности; в любое мгновение будь настороже и оберегай свой дом; не набивайся в гости к голодному; не принимай подношений от нищего...».

Внезапно Тамро вновь прерывает чтение и выкладывает брату очередную уличную сенсацию:

– Темура знаешь, Гио?.. Ну, того... хромого... Его будку вчера, под утро, обчистили...

– Да что ты!.. А чьих рук дело, известно?

– Нахаловских, говорят... Ничего не оставили, все выскребли. Да к тому же еще навалили на стол... видимо, перед тем как убраться... целую кучу говна и воткнули посреди вилку...

– Ой-ой! – вновь горестно взывает Гио, впрочем, довольно хладнокровно, – что это ты мне сказала, неужто так и было...

– Представь себе!

– Ну, чего ж ты... давай дальше, на чем прервалась-то?

И Тамро продолжает чтение.

«Был я на охоте. Поднял красавца фазана, и я сразу выпустил на него сокола. Но тут же взлетела и самка, и мне ничего не оставалось, как бросить в нее плетку. Плетка обвилась вокруг ее шеи, и с ней была она такова. На другой год проходил я теми же местами и поднял стайку птенцов той самки: у всех на шеях были маленькие плетки...».

Пожалуй, сейчас в самый раз спросить: уж не вообразили ли вы, что Тамро знает этого самого Басу или хотя бы Темура? А может, вы думаете, что Гио знает, кто они такие? Ничего подобного! Все это Тамро выдумывает. Не существует никакого Басы, как, кстати, и Темура, не говоря уж о лихих ребятах из Нахаловки. Все это плод буйной фантазии Тамро, всего лишь тема для беседы: о чем-то надо говорить с братом? Не будет же она ему рассказывать, как часами утюжит тротуары, высматривая знакомых и пытаясь зашибить какие-то гроши или допоздна драит полы в коридорах и туалетах Гидрометеорологического... Знает, что этим в самое сердце тяжко ранит беднягу, а ему предостаточно и того лиха, что выпало на его долю.

По воскресеньям вывозит Тамро своего брата на инвалидной коляске прогуляться. Целый день проводят они на проспекте. По дороге частенько заезжают в небольшой парк и проводят какое-то время у фонтана. Иной раз позволяют себе посетить «Сачашнике» – там Тамро угощает своего брата лобио в глиняных горшочках, хачапури и лимонадом. После этого непременно заедут или на велотрек, или покатят в сторону стадиона. И все это время, целый божий день, не умолкая, тараторит и тараторит Тамро:

– Гляди-ка, Гио, Степа нам рукой машет, Степа-верзила.

– Ну-ка, ну-ка, где он?

– Справа от тебя, на другой стороне улицы.

И Гио, повернув в ту сторону голову, тоже высоко поднимет руку, машет ею и улыбается. Надо ли говорить, что и этого дылды Степы в природе тоже не существует. Выдумщица и хитрюга эта Тамро: точно знает, как согреть его сердце.

– Гио, – шепчет она ему в ухо через минуту, – только что две девчонки прошли мимо нас... Ну-у, я тебе скажу, уж такие девки аппетитные, такие кобылки породистые... дальше некуда... и думаю, ты им точно понравился...

– Правда? – Гио не может скрыть восторга, он явно польщен и даже оборачивается назад, тараща слепые глаза... Много он ими увидит!

– Скажи, какие они были, Тамро, а? Уж наверняка все у них было на месте...

– Точно!.. ... Одна из них высокая... Почти моего роста... Длинноногая и с большими грудями...

– Правда?

– Буду я тебе врать!.. Волосы длинные, прямые... Задница так в брючки упакована, глаз не оторвешь...

– Правда?

– Ну, вот еще... сказано же!

– А та... другая?

– Другая – светловолосая... голубоглазая... с пухлыми губами. Ростом, правда, поменьше, но выглядит более привлекательно, тут уж ничего не скажешь...

– Правда?

– Правда... Да, к тому же и слегка полненькая... В общем, аппетитная девка...

– А как... как они на меня посмотрели... опиши... Сказали что-нибудь?

– С улыбкой... с улыбкой посмотрели... Затем что-то прошептали друг дружке... думали, я не услышу, ну, а я все-таки услышала...

– А что... что они сказали, Тамро? Ну, говори же, чего томишь-то!

– Какой, мол, парень симпатичный... Сразу видать, умница...

– М-м... Так и сказали?.. Точно?

– Точнее некуда. Благо, своими ушами слышала...

У Гио заметно улучшается настроение, и это будто подбавляет Тамро энергии. Прогулка продолжается. Вот так и толкает целый день перед собой коляску Тамро и, походя, время от времени, дурачит брата, вешает ему лапшу на уши, любя, разумеется, а как же иначе. Потом вкатывает его в кинотеатр, в тот, что у базара, и смотрят они какой-нибудь из индийских фильмов. Смотрит-то, конечно, Тамро. Гио только слушает – куда уж ему, а Тамро тихо нашептывает брату на ухо все, что происходит на экране:

– Во все белое одет этот мужик... и, видать, влюблен в девку... ту, у которой посреди лба пятно... Отец ее чего-то там кочевряжится: видимо не хочет отдавать дочку за него... Ну, вот он и поет... не по-нашему, ясно... страдает, наверное, из-за этого... Похоже, и девчонка его любит, потому что тоже поет... Э-ге-е, гляди-ка, слуг своих прислал ее отец, чтобы они ее забрали домой... Они тоже поют... непонятно только, почему... Вот те на! Слуги-то не только ее умыкнули, но и еще повытаскивали дубинки и собираются его отдубасить... Ну и ну-у... тут сейчас такой мордобой начнется...

И Гио изо всех сил таращит глаза, будто хочет все увидеть воочию, да где уж быть такому-то?..

Вечереет, когда они тихо катят домой. Но, водворившись в своей комнатушке, Гио и не собирается укладываться спать – слушает телевизор. Тамро в это время хлопочет на кухне – смывает краску с лица. Затем ставит чайник на плиту, и уже поздней ночью они начинают пить чай. Но и во время чаепития слух Гио полностью обращен в сторону телевизора.

– Ну чего там... о чем говорят-то? – рассеяно спрашивает она брата и, протяжно зевая, готовится ко сну.

– О клонировании говорят... о сканировании еще... – нетерпеливо и сбивчиво, боясь пропустить слово, отвечает ей Гио и барабанит пальцами о колено.

– Все... ложусь я... – Тамро выходит в свою комнатку. – Понедельник завтра...

– Ладно, – рассеяно отвечает Гио, все внимание которого по-прежнему приковано к телевизору. – Я немножко еще послушаю...

Засыпает Тамро и видит себя во сне, почему-то в образе мужика. Будто расселась у какой-то торговой палатки, а рядом навалена целая куча сновидений, и она только-только начала торговать ими оптом и в розницу. Небольшая палатка прилепилась в одном из закоулков ярмарки, в которой и предлагает она своим клиентам цветастые и оптимистические сны, по сходной цене, разумеется. Первым у нее сон покупает Гио. Только в том сне, который видит Тамро, Гио представляется ей в образе женщины, да, к тому же, он еще и зрячий. Ну, а сновидение, из-за которого торгуется Гио с Тамро, вот оно:

...Широкая и пустынная улица, конец которой теряется где-то вдали. Со всех сторон слышится воронье карканье, ты же спешишь по улице, шагая уверенно и напористо, и вдруг видишь высохшее дерево, на котором висит всего лишь одно красное яблоко. Ты подходишь к дереву, дотягиваешься до яблока и срываешь его. Какой-то назойливый шум изматывающе давит на уши. В то же мгновение дерево исчезает, и на его месте появляется одетая во все черное старуха с темным, покрытым глубокими морщинами, лицом. Она простирает к тебе руки и шамкает что-то непонятное, едва шевеля иссохшими губами. Не обращая на нее внимания, ты смотришь на яблоко и изо всех сил сжимаешь его в ладони. Между твоими пальцами струится и капает на землю красный, как кровь, сок. Внезапно ты поднимаешь глаза и видишь, как старуха, протянув руки и растопырив скрюченые пальцы, устремляется к тебе. Резко поворачиваешься и бегом срываешься с места. За спиной слышится быстрый топот. На бегу лихорадочно, кусок за куском, откусываешь от яблока, наскоро прожевываешь и бросаешь за спину огрызок. Топот за спиной мгновенно стихает. Останавливаешься и оглядываешься назад. Ни старухи, ни улицы – все исчезло, а перед тобой расстилается покрытое яркими цветами поле с множеством разбросанных по нему там и сям куп, усыпанных белыми и розовыми цветами, яблонь. Слышится тонкий звон стрекоз и деловитое гудение пчел. Насыщенный запах цветов пьяняще ударяет в нос. Старухи больше не видать, да и той пустынной улицы тоже...

На следующий день Гио, который по-прежнему, разумеется, в женском обличье, заявляется на ярмарку к Тамро, пребывающей опять-таки, естественно, в образе мужика, торгующего снами, и возвращает ей обратно купленный накануне сон.

– Вообще ничего не было! – брюзжит он недовольно.

– То есть, как это – вообще ничего? – изумляется Тамро.

– Эту хреновину я и так каждый день вижу! Или деньги возвращай, или сон давай другой!

Где ей их взять-то? Деньги, в смысле. Когда это было, чтобы они у Тамро в кармане задерживались. Да к тому же еще кому, как не ей, знать, что Гио от нее сейчас точно уж не отцепится. Ничего не поделаешь, приходится Тамро отстегивать ему новый сон, такого вот содержания:

...Ты заходишь в ярко освещенный разноцветными огнями зал, по зеркальному паркету которого плавно скользят под праздничную музыку тесно прижавшиеся друг к другу пары. Застыв на месте, вглядываешься в центр зала, где на возвышении расположились оркестранты. Оркестром дирижирую я. На мне черный смокинг. Заметив тебя, широко улыбаюсь; спускаюсь с возвышения и, не переставая размахивать дирижерской палочкой, приближаюсь к тебе. Беру тебя свободной рукой под руку и возвращаюсь с тобой к оркестру. Оркестранты продолжают играть, но, тем не менее, каждый из них каким-то образом ухитряется поцеловать тебе руку, когда мы проходим мимо. Не останавливаясь, я веду тебя за кулисы. Там мгновенно расстегиваю пуговицы на твоем платье, срываю его, и, принудив тебя стать на четвереньки, ввожу тебе сзади член, с упоением трахаю в такт веселым танцевальным ритмам...

Чуть только заря окрасила небо, Гио уж тут как тут – у палатки Тамро. Физиономия его сияет восторгом.

– Даже и вообразить себе не мог, что ты способна такое выдать! – признается он Тамро, кокетливо морща покрытые толстым слоем помады губы.

– Да ладно, чего уж там... – смущенно бормочет польщенная Тамро, кося глазом на мужской ремень на своих бедрах.

– Сон, что и говорить, был классный, но... – Гио многозначительно умолкает, обмахивая веером лоснящееся лицо.

...Что еще остается бедняге... Сунув под мышку наспех отобранный сон, Тамро вешает на палатку замок и плетется вслед за Гио.

Неделю не выпускает Гио из дому Тамро. Добро хоть разочек разрешил бы ей глотнуть свежего воздуха, да где уж там – из дому ни на шаг! Даже всю ее одежду припрятал. Вот так и проводит Тамро дни и ночи напролет, распластавшись навзничь на кровати.

В начале следующей недели не выдерживает и едва выдавливает из себя, в изнеможении кося глазами:

– Больше не могу...

– Обойдешься!.. Ослиная шкура все выдержит, не впервой! – у оседлавшего ее Гио лицо отталкивающе искажается, чем-то напоминая своим выражением медузу.

– Ну, знаешь... – бессильно бормочет Тамро. – Не тебе говорить... Отдай одежду-то!

– Ишь чего захотела!

– Да вернусь я... Палатку же нужно мне открыть... Клиенты будут жаловаться... Мне бы один-два дня поторговать, больше и не надо.

– А мне неинтересно! – упорствует истекающий потом Гио.

– Если не веришь, сон тебе оставлю один... Бесплатно!..

– Это какой же?

– Такого ты и не видывал. С собой он у меня. Один тип с небес приволок... От яви нипочем не отличишь.

– А ну, покажи...

– Сперва одежду! – не теряется Тамро.

– Ну и стерва же ты! – капризно выпячивает нижнюю губу Гио.

– Говорят тебе, вернусь...

Гио отбрасывает колебания: отдает спрятанную одежду Тамро и тут же нетерпеливо выхватывает из ее руки сон.

– Учти, жду тебя через два дня! – угрожающе роняет Гио.

– Сказано же...

– Заткнись... Обойдусь без твоего пиздежа! Давай, отправляйся поскорее... двух-трех дней, чтобы оправиться, тебе за глаза хватит, и смотри... без всяких там... главное – побольше сметаны и грецких орехов... И постарайся не угрохать все деньги в казино!

– Деньги?! О чем ты? – изумляется Тамро.

– Забыла, с кем имеешь дело?! Я тебе не какая-нибудь там свинья неблагодарная! – физиономия Гио покрывается пятнами праведного негодования. – Плата за неделю лежит в левом кармане твоих брюк.

– Ух ты, – Тамро явно не может скрыть удовлетворения.

– Запомни: день-два – и тут же обратно!

– Да, да... сколько раз повторять-то!

– Опоздаешь – пеняй на себя! – предупреждает ее Гио, сурово грозя пальцем и... именно в этот момент просыпается Тамро, дрожа и плавая в поту. За последнее время каждую ночь омерзительный сон, стоит ей только сомкнуть глаза, он уж – тут как тут, будто подстерегает. Каждую ночь видит она Гио в женском обличье. С чего бы, спрашивается, будь все это проклято?! И удивительнее всего то, что сон неизменно заканчивается одинаково – угрозами Гио. Это настолько ее удручает, что Тамро со страхом ожидает каждой последующей ночи.

Чересчур уж устаешь на работе, в очередной раз выслушав ее, предположил Гио, потому, мол, и видишь во сне всякую пакость.

Что ж, очень может быть, что так оно и есть. Но тем не менее все это никак не укладывается в потерянной голове бедняги. Да и, говоря по правде, совсем и не об этом сейчас мысли Тамро: та мятая десятка, увы, целиком была сегодня потрачена во время прогулки и завтра все придется начинать по новой. Эх!..

 

*  *  *  

Рано утром Тамро, заглянув по привычке в комнатку Гио, едва не завопила от страха, застав его валяющимся ничком на полу с взъерошенными и спутанными волосами. Сильнейшая дрожь сотрясала его тело.

– Что с тобой, Гио... Что случилось? – Едва не срываясь на крик, потерянно повторяла раз за разом Тамро. С неимоверным усилием приподняла Гио, посадила на кровать и тут же с облегчением поняла, что на этот раз, впрочем, как и в прежние разы, все обошлось: время от времени с ним случалось такое.

Присела рядом с ним, ласково провела ладонью по голове, обняла.

– Н-нет... н-нет... н-нет ... – едва проталкивал сквозь стиснутые зубы Гио, и из глаз его струились слезы.

– Сон увидел плохой? – в голосе Тамро еще трепетал пережитый страх.

– П-п-плох-хой... п-п-плох-хой...– едва ворочая языком и заикаясь, выдавливал Гио. – П-п-плох-хой... С-страшный...

Она заставила его прилечь, ласково успокаивая.

– Ерунда... ерунда все это...

– К-как так?

– Да вот так... Ты должен хоть немножечко уставать... физически... Повкалывать чуть-чуть, как я, к примеру, и ни хрена во сне не увидишь... А если и увидишь, то не запомнишь...

Гио по-прежнему всхлипывал, и плечи его содрогались не переставая.

– Ус-с-ставать... ус-с-ставать...

– Вот, вот... об этом я и говорю... именно – уставать...

– Но к-как... чем же?!

Тамро встала с кровати.

– Может, выпьешь стакан чаю, а?.. Чаю, говорю, выпьешь?..

Гио кивнул головой в знак согласия.

– Посадить тебя? – спросила Тамро, но получила в ответ отказ. Затем вышла на кухню. Подойдя к зеркалу, привела себя в порядок. Прежде чем закипел чайник, успела подкрасить глаза. Закончив с макияжем, вернулась в комнату с двумя стаканами чая и один поставила перед Гио на стул, пододвинув его к кровати, поближе к брату. Второй стакан поставила на стол. Насыпала в оба сахар. Намазала на кусок хлеба масло и положила его на стул рядом со стаканом. Гио продолжал лежать, лишь плечи его изредка вздрагивали – пережитый во сне кошмар медленно отпускал скованное страхом тело. Вновь присела Тамро на кровать, приподняв, посадила Гио, дала ему отхлебнуть глоток из стакана и тут же поднесла к его рту кусок намазанного маслом хлеба, от которого Гио вяло откусил.

– Чего захватить тебе на сегодня? – спросила она его и поцеловала в лоб. Гио, опустив голову, вздернул поочередно сперва одно плечо, потом другое.

– Книгу ведь мы еще не закончили... думаю, прихвачу тебе еще и газету... с кроссвордом... Хорошо? – не дождавшись ответа, предложила она.

– Ладно, – кивнул головой Гио, и Тамро тут же, не теряя времени, вновь поднесла к его рту намазанный маслом кусок хлеба, чтобы он еще раз откусил. Не отстала до тех пор, пока не заставила Гио допить стакан до конца. Сама тоже наскоро прожевала и проглотила какие-то крохи. Затем напоследок что-то там себе подправила, готовясь к выходу.

– Сегодня я допоздна... Понедельник.

– Ладно...

– Вставать не думаешь?

Гио отрицательно качнул головой.

– Вообще не собираешься? – удивленно спросила Тамро.

Гио опять отрицательно покачал головой.

– Тогда включу я тебе телевизор... – пробормотала Тамро и нажала на кнопку.

Едва слышно зазвучала музыка.

– Пошла я.

Только развернулась Тамро в сторону двери, как ее остановил дрожащий голос Гио.

– Тамрико...

– Да... – не поворачиваясь, она оглянулась на него.

 – А где они живут, Тамро, ну... те самые? – едва слышно пробормотал Гио, уставив глаза куда-то в сторону.

Тамро растерялась, лихорадочно пытаясь сообразить, о чем он говорит.

– О ком ты?

– Да-а... я о них... о вчерашних... – смущенно пробурчал Гио, в смятении ломая пальцы. – Про ту... высокую... помнишь? И вторую... блондинку, о которой ты сказала: аппетитная, мол... Ну-у... о той парочке я, что вчера прошла мимо нас... Неужто забыла?

Тамро улыбнулась и, не задумываясь особо, брякнула то, что внезапно пришло ей в голову:

– А хрен их знает... По-моему, в доме над метро.

– Метро? – переспросил Гио. – Какое? Ты о нашей станции, что ли?

– Вроде наше метро... Да, думаю, наше... – сказала Тамро и вновь направилась к двери, но Гио опять остановил ее.

– А-а... это... Ты случайно не знаешь, кем они друг другу приходятся?

– Друг другу? – Тамро на секунду задумалась. – Да, по-моему, никем... Похоже, что никем... Подруги, наверное... Скорее всего, однокурсницы... Думаю, просто снимают на пару комнату и все.

Гио замолчал, глубоко погрузившись в невеселые мысли. Лицо его помрачнело. Затем опять начал нервно ломать пальцы.

Стоявшая у выхода Тамро притворила было открытую дверь, повернулась, вновь подошла к кровати и присела на ее край рядом с братом.

– Понравились они тебе? – спросила с улыбкой.

Гио засмущался и стыдливо кивнул головой.

– А какая больше?.. Ну, давай, давай, выкладывай! – она шутливо пихнула в бок сидящего рядом Гио и опрокинула его навзничь на кровать.

Гио прыснул со смеху.

– Ну, чего ж ты, говори... Какая же из них, а? – не отставала от него Тамро, игриво пощекотав по ребрам.

– Хи-хи-хи, хи-хи... – захихикал Гио. – Да обе же... обе понравились!

На короткое время в комнате воцарилась тишина, вроде даже и неловкость какая-то повисла. Спустя минуту, нарушив молчание, Гио с видимым усилием выдавил из себя:

– Это...

– Ну?..

– А ты бы не могла... пригласить... этих... э-э... вчерашних?.. Не смогла бы, а?

– Куда? – изумилась Тамро.

Гио повернулся в кровати набок и свернулся в калачик. Полежав так немного, медленно распрямился и, перевалившись на спину, подавленно пробормотал:

– Сюда... К нам... Куда же еще?.. Сюда, на чай.

– Обеих? – игривость в голосе Тамро потухла.

Гио еще больше засмущался.

– Да-а... Как тебе сказать... не знаю...

– А все-таки?

– Ну-у, одну... хотя бы уж.

– Блондинку?

Гио снова задумался.

– Гм... Знаешь, Тамрико... лучше другую... высокую, а?

Тамро рассмеялась.

– Да вы только поглядите на этого бабника... на этого сластолюбца... Ска-а-жи-ите, пожалуйста, ему оказывается высокие девки по душе... Высокие, да? – и вновь ласково провела по его голове ладонью. Затем поднялась и, в который уж раз в это утро, направилась к двери. Прежде чем выйти, она оглянулась на Гио и с улыбкой сказала:

– Ну уж если я ее отыщу-у-у... видать, задашь ты ей жару...

– Найди ее, прошу тебя, Тамро, найди... очень прошу... – молящие нотки настолько явственно прозвучали в голосе Гио, что сердце Тамро непроизвольно сжалось.

– Надо бы поискать... Ладно, потерпи до вечера... Если найду их, конечно...

– Уж ты постарайся, Тамро... Постарайся, а?.. – Гио нервно заерзал в кровати, и Тамро ответила:

– Ладно.

 

*   *   *

 

Тот день мало чем отличался от прежних, проползших тошнотворной чередой за последние несколько лет. Долго ходила Тамро, облазила, можно сказать, всю Плехановскую, прочесала из конца в конец, наверное, раз девять. Шагала гордо, независимо – слова не скажи и не подступись! Ни-ни! Лихо, с каким-то особым шиком, выкуривала одну за другой сигареты, зорко косясь по сторонам. Проходя мимо старых знакомцев-продавцов, стоявших за лотками со всякой мелочевкой, поднимала в знак приветствия руку. Иногда около некоторых из них останавливалась поболтать. Те с удовольствием пускались в оживленный обмен сплетнями: кто же не знал Тамро, да и у всех всегда находилось что-то свое, сокровенное, о чем бы хотелось с ней переговорить!.. Однако, справедливости ради, следует отметить, что этот день был некоторым образом особый, не такой, как в прежние разы: ведь она, помимо всего прочего, высматривала также и тех двоих! Высматривала тех двоих?! Позвольте, кого же это она могла высматривать, когда ни той, высокой и черноволосой, также как, впрочем, и ее подружки, белобрысой, полненькой и более соблазнительной, вообще не существовало. Нет, не подумайте, что фантазии Тамро были такими уж беспочвенными: похожих девчонок на проспекте было предостаточно, Плехановская, можно сказать, кишела ими, но... обнаглеть до такой степени и обратиться к какой-нибудь из них с необычным, да какое там с необычным, а скажем прямо, с дурацким предложением?! Да-а... этого, пожалуй, ей было не осилить... Кто-то оделил Тамро кое-какими грошами, у кого-то она позаимствовала жвачку, и зашагала она, смачно двигая челюстями и гордо выпрямившись, с газетой, сунутой под мышку, в сторону площади. Однако стоит ли говорить, что дрожащий подбородок Гио и умоляющее выражение на его лице все еще продолжали стоять перед ее внутренним взором и мучительно сжимали сердце. Именно таким он ей запомнился, когда оставила его лежащим в постели, уходя из дому. Выйдя на площадь, Тамро поприветствовала знакомую братию: продавцов жареных семечек, пьяниц, нищих, попрошаек... Кого-то даже ущипнула за щеку. Обойдя всю эту компанию и никого не обделив своим вниманием, направила свои стопы в сторону посольства, насвистывая элтонджоновское «ONE». Уже на подходе многоголосый гул коснулся ее ушей: у посольства, как обычно, толпилась внушительная очередь желающих получить российские визы. Некоторое время внимательно вслушивалась в беспорядочные обрывки фраз, долетевшие до нее с разных сторон, и не выудив ничего интересного для себя, начала прогуливаться вдоль бурлящей толпы, выдувая из жвачки пузыри и рассеяно разглядывая украшенные мозаикой стены здания. Под конец удалось выдуть такой гигантский шар, что он, с треском лопнув, облепил ей все лицо. На звук множество голов обернулось в ее сторону, и вид Тамро, судорожно сдирающую белую маску с лица, вызвал гомерический хохот окружающих.

Тамро готова была провалиться сквозь землю, но, разумеется, виду не подала. Быстро подлетела к зеркальной витрине какого-то магазина и, приблизив лицо, принялась отщипывать клейкую массу, осторожно и не торопясь, каждый раз внимательно исследуя достигнутый результат. Это заняло у нее много времени. Как только лицо приобрело первоначальный вид, успокоилась и сделала шаг назад, чтобы еще раз оглядеть себя с головы до ног. Тут вновь всплыло перед ней лицо Гио, и печаль холодным ужом проскользнула в сердце. Но вдруг она замерла на мгновение, глаза ее просияли, и она немедленно пустилась в обратный путь. Шла торопливо, будто какая-то неотвязная мысль подгоняла ее. В ушах эхом отдавались призывные вопли мацонщиц. Быстро прошла под балконом, на котором, выставив необъятное пузо, по-лошадиному раздувал ноздри какой-то толстяк, шумно вдыхая еще не загаженный перегаром утренний воздух. Дворники усердно размахивали растрепанными метлами и с ожесточением скребли тротуары и мостовую. Когда проходила мимо станции метро, она опять вспомнила Гио и лицо ее вновь мрачно насупилось.

Надо же было ей сболтнуть – над станцией метро, мол, квартиру снимают! Нет там вообще никаких квартир – только редакции и еще какие-то офисы, будто она не знала этого. Кто ее за язык-то тянул? Да никто и не тянул: в который уж раз вот так она вешает Гио лапшу на уши, лишь бы скрасить невыносимую тоску бедняги.

Показался валютный киоск, в котором сидел старый знакомый Тамро. Он уже издали ее заметил и поманил к себе рукой. Тамро как раз это и нужно было, не теряя времени, она подошла.

– Стареем, Тамро, а? – не вынимая руки из карманов, меняла-валютчик вылез наружу из своей клетушки. На лысой голове блестели крупные капли пота: несмотря на утро, в тесном киоске, видать, было жарковато.

– Не дождешься... – презрительно, с упрямым вызовом, бросила Тамро и лихо крутанулась на остреньком каблучке. – Что, видал?.. Или ты это о себе?..

Меняла махнул рукой и кисло усмехнулся.

– Что, по-прежнему шныряешь взад и вперед? – спросил у Тамро. Оскорбительная насмешка кривила его лоснящиеся губы, но Тамро будто и не заметила сарказма в его голосе.

– Что ж, такова, видать, моя судьба, – просто ответила она и прислонилась спиной к прохладной стене. Тяжелое молчание повисло между ними.

– Говорил же я тебе тогда... А ты – нет да нет... – завел меняла по старинке. Эти тексты с небольшими вариациями Тамро постоянно приходилось выслушивать при каждой их встрече, поэтому равнодушно и пропустила его стенания мимо ушей. Промолчала.

– И это, по-твоему, жизнь, да? – бубнил свое меняла, теребя нижнюю пуговицу на сорочке. – Задирать-то нос мастерица была... Ну, и чего добилась?.. Э-эх... А согласись ты...

– Что тогда?

– Что тогда? Да вот такого хотя бы не было...

– А как было бы?

– А-а, оставь! Давно уж сплыло, как было бы... Матерью была бы моих детей, ма-а-те-рью!.. Вот так-то... И не рыскала бы сейчас по проспекту, высунув язык. Сидела бы вот здесь... пристроенная... спецом бы тебя сделал... Да ты хоть помнишь, как дело-то было, а?

Тамро печально кивнула головой и опять посмотрела в сторону станции метро.

– Ты помнишь, как я тебя уговаривал? Как же я тебя просил? – меняла говорил, устремив отрешенный взгляд в пространство, полностью отдавшись воспоминаниям. Казалось, он даже не замечал Тамро. – Нет, мол, и дело с концом... Как отрезала! И даже ни на секундочку ведь не призадумалась... Хотя, поверишь, иной раз я вот чего думаю: не было у тебя тогда на это времени – глянуть в мою сторону повнимательнее, да и желания, говоря по правде, наверное, тоже. Ведь все они как мошкара вились вокруг тебя... туча-тучей... До меня ли тебе было! Да и кто был я тогда?.. Ведь никто же...

Тамро тихонько вздохнула и, отвернувшись от здания метро, прямо посмотрела ему в глаза.

– Никто, – как бы про себя, проговорила она, и было непонятно – ответила ли она валютчику или самой себе. Меняла отвел глаза.

– А сейчас ты меня больше уже не хочешь? Не так ли? – внезапно спросила Тамро и... меняла, остолбенев, мгновенно замолчал: вопрос Тамро так его изумил, что руки по локоть покрылись темно-красными точками гусиной кожи.

– Сейчас?!

– Да, да... сейчас...

– Как это?..

– Да вот так... в качестве жены, конечно! А как же еще?.. – усмехнулась Тамро.

Медленно, с какой-то недоверчивостью во взгляде, меняла качнул отрицательно головой.

– Ушел наш поезд, Тамро, – печально ответил он, опустив голову и еще глубже зарывшись руками в карманы брюк.

Тамро не отрывала от него пристального взгляда.

– Ладно... Проехали... Нет, так нет... А денег не одолжишь мне... на несколько дней? – спросила она после короткого молчания.

– Сколько? – ошеломленно пробормотал меняла и, вытащив руку из кармана, машинально провел ею по лысине.

Тамро, оттолкнувшись от стены, сделала шаг в его сторону.

– Не знаю... подбросил бы двадцать, что ли... А вообще-то, можно и больше... Я верну, ты же меня знаешь... – проговорила она и прежняя задорная улыбка озарила ее лицо.

Валютчик суетливо и неуклюже влез в свою будку. Через несколько секунд его потная физиономия вновь показалась в дверях. Еле протиснувшись, подошел к Тамро и протянул ей две десятки.

– Вот все, что есть... Рано еще... Если бы подошла чуть попозже... – не закончив, меняла смущенно замолчал.

Тамро выхватила из его протянутой руки купюры и начала внимательно их разглядывать на солнечном свету.

– Чего ты это? – обиделся меняла. – Вот дура-баба!.. Настоящие же!.. Тоже мне, выдумала... Когда это было, чтобы я...

Не дав ему договорить, Тамро влепила в его лоснящиеся губы такой сочный поцелуй, что у того глаза вылезли на лоб.

– Спасиба, братуха, спасиба! – помахав в воздухе двумя бумажками, Тамро, не оглядываясь, устремилась по одному ей ведомому пути. Сердце торопливо стучало у нее в груди. Она любила сад АРТО и частенько туда захаживала посидеть, передохнуть. Но сейчас ей было некогда: она торопливо прошла мимо него, даже не повернув головы. Оставив за собой банк и отделение полиции, на минуту задержалась у пирожковой. Покопавшись в карманах, наскребла мелочь и купила один – «мцхетский». Пирожок был с пылу, с жару, и обжигал пальцы, даже через бумажку, в которую был завернут. Не останавливаясь, Тамро чуть отогнула ее, и с придыханием, чтобы не обжечься, не умеряя быстрого шага, начала осторожно откусывать кусочек за кусочком. Прикончила его уже на подходе к Дому железнодорожников. Метко швырнув комок засаленной бумажки в урну, оглянулась по сторонам. «Биржа» была пуста. Никого из ее старых мальчиков не было видно. Да Тамро и не рассчитывала встретить их: когда это было, чтобы братки выползали в такую рань: утро с его лихорадочной суетой – не их время. День-то ведь едва начинался, и до полудня было еще далеко. Только голуби, воркуя, рассыпались на этом месте, что-то торопливо склевывая: видимо, вчера ее ребята слегка там наследили. Тамро даже и не приостановилась. Не снижая скорости, понеслась дальше. В одном лишь месте задержалась на мгновение, чтобы глотнуть воду из фонтанчика. Только завидев знакомую аптеку, замедлила шаг и, поравнявшись с нею, открыла дверь. Вошла.

– Привет, Луиз...

– Тамро, ты?

– Что нового, Луиз?

Продавщица, выставив вперед ладони, затрясла ими в знак отрицания: ничего, мол.

– Ну, как там торговля, идет? – просто вежливости ради, лишь бы что-то сказать, спросила Тамро.

– Да какая уж там торговля...

– А, иди ты! Скажешь еще сейчас, что сегодня я у тебя первый клиент!

– Так и есть, – кивнула головой одетая в белый халат женщина.

Внезапно жаркая волна стыда залила Тамро лицо, она почему-то ужасно смутилась перед аптекаршей.

– Послушай... – еле выдавила она, пряча побагровевшее лицо. – Я хочу вот это... две штуки, – и коснулась безымянным пальцем стекла витрины.

– Клубничный... или может бана-а-новый? – пропела с двусмысленной игривостью заинтригованная Луиза, нарочито высоким голосом, буквально на уровне «фа» второй октавы.

– Все равно... – пробормотала как бы про себя Тамро и, не дожидаясь сдачи, выскользнула из застекленного пространства. Очень торопилась. Через несколько минут оказалась около фонтана в виде гриба. Там она тоже попила воды, остудила пылающий лоб мокрой ладонью и, повернувшись, посмотрела в сторону моста.

Там стояли бляди.

 

*   *   *

 

Когда приблизительно в полдень Тамро влетела домой, глаза ее полыхали. Гио она застала в той же позе: сидящим на кровати с взглядом, обращенным как бы внутрь, в мир окружающей его пустоты, в его собственное, только для него отведенное пространство. На экране телевизора прохаживались взад и вперед в прозрачных комбинациях роскошные девки, с потрясающими ногами и изломанной походкой.

– Тамро? – удивился ее внезапному появлению Гио.

Никому еще не удавалось застать Тамро врасплох.

– Да, Гио... Выскочила вот на перерыв... – сразу ответила Тамро, тщетно пытаясь отдышаться, однако Гио уловил нечто странное в ее вибрирующем от нервного напряжения голосе и смутно догадка замерцала в его голове:

– Не удалось найти, да?

Тамро замерла около стола. Какое-то мгновение напряженно всматривалась в пустые глаза Гио, как бы силясь проникнуть в них взором.

– С чего ты взял, что не удалось?

Гио, до этого неподвижно сидевший на кровати, тут же нервно заерзал.

– Ты хочешь сказать... – недоверчиво начал он и, не закончив, спросил с внезапно сверкнувшей сумасшедшей надеждой. – Неужто нашла?

– А ты как думал?

Мертвая тишина повисла в комнате.

– А какую ты разыскала, – спросил дрожащим голосом Гио, нарушив ее наконец.

– Какую?

– То есть... я хочу сказать... Какую же ты нашла – высокую или... другую? – едва выдавил Гио: любопытство заставило его преодолеть смущение.

– Высокую, Гио, вы-со-ку-ю... – ответ у Тамро был готов заранее. – Да и не я ее нашла... Она сама меня остановила на улице...

 По лицу Гио пронеслась ярко-красная волна смущения.

– Сама-а?!

– Сама, сама... представь себе! – накал эмоций не позволял Тамро расслабляться: она врала с вдохновением поистине артистическим.

– А, ну тебя... – отмахнулся Гио.

– Это еще что за новости? – обиделась Тамро. – Ну, ладно... мы поглядим, что ты скажешь, когда она придет...

– Придет?! – вид у Гио был полностью обалдевший.

– То есть, как это не придет?.. Позволь... я не поняла... Разве ты не сам этого хотел?.. Ведь хотел же? – налетела на Гио внезапно рассвирепевшая Тамро. – Ровно через час она пожалует к нам в гости... через час!.. Я должна успеть приготовить чай... вскипятить и... немного прибраться... А ты, будь добр, изволь встать, пока я все это сделаю. Давай, давай, вставай. Ты что, собираешься встретить ее в кровати, что ли?.. Не позорь меня....

Не переставая говорить, Тамро вытащила из шкафа чайный сервиз, которым еще ни разу не пользовались, и накрыла на стол. Только на двоих. Затем развернулась в сторону кухни и ринулась туда. Гио одевался – одна нога у него уже была просунута в штанину, когда в комнату вновь ворвалась Тамро с чайником в руках. Она буквально дымилась от распиравшей ее чрезмерной активности.

– Я опять убегаю... – тяжело дыша, торопливо проговорила она. – Ну, ни пуха тебе… Пока... Остальное ты сам знаешь!

– Уходишь уже? – Гио едва проглотил слюну в пересохшем от нервного напряжения горле и просунул ногу во вторую штанину.

– Да, Гио... – Тамро поставила чайник на стол и обтерла мокрые ладони об юбку.

Гио промолчал; встал на ноги и начал шарить вокруг рукой, нащупывая свою коляску. Когда обнаружил, подкатил к себе поближе и опустился в нее.

– Телевизор оставляю включенным... – сказала Тамро. – Музыка все-таки... пусть будет... – и двинулась к двери.

Только успела шагнуть через порог, как ее остановил голос Гио.

– Но я же не знаю...

– Чего?.. Что ты не знаешь, Гио? – обалдевшая от изумления Тамро была застигнута врасплох, но мгновенно взяла себя в руки. – Да что там знать-то... Пригласи ее сперва к столу... Угости... Попьете чаю... Поговорите кое о чем... ну... и все такое...

В комнате вновь воцарилась тишина.

– Да, но... о чем мне с ней говорить-то, а? – нарушил молчание Гио.

– Откуда ж мне знать... о чем-нибудь... обо всем... – не раздумывая, ответила Тамро.

– А... если о нем поговорить?.. Ну... о Басе... Квициани, можно?.. – тут же подхватил Гио.

– Ну, хотя бы о нем... почему бы и нет... – улыбнулась Тамро.

– И еще вот о Темуре... ведь и о нем можно было бы... А, Тамро?.. О том, как его нахаловская братва обчистила?

– Можно... все можно... – вновь повернулась к двери Тамро, но шагнуть за порог медлила. Повернула голову и оглядела безвольно сидевшего в коляске брата. Вид его с бессильно повисшей головой и плечами ей не понравился. – Говори обо всем, что придет тебе в голову... Обо всем, Гио... Она же ведь гость... пойми ты это... А ты хозяин! Ведь ты ее пригласил – тебе и карты в руки!..

– Да, – односложно буркнул Гио и замер. Эту привычку давно за ним приметила Тамро, когда иной раз он задумывался над чем-то, для него чрезвычайно важным.

– Гио, все... я помчалась... У меня уже не осталось и секундочки! – сказала напоследок Тамро и захлопнула дверь. Трудно сказать, ощутил ли это Гио, но комнатка как бы в раз опустела, будто и его не было в ней, будто и не звучала в телевизоре музыка, и не струился пар из стоявшего на столе чайника.

– Да разве ж я знаю... Откуда мне знать-то... – прошептал Гио и закрыл глаза.

 

*   *   *

 

Вечерние сумерки уже сгущались, когда домой, еле передвигая ноги, вошла Тамро и бессильно рухнула на стул.

– Тамро, ты? – спросил Гио, не отрываясь от телевизора.

Тамро промолчала. Немного посидев, с усилием привстала со стула, поплелась к гардеробу и начала переодеваться в домашнее. Справившись с этим, села к столу.

Гио по-прежнему внимательно слушал, что говорили по телевизору.

– О чем они там? – спросила только Тамро и, протянув к нему в руку, слегка провела ладонью по его взлохмаченной голове.

Гио усмехнулся и нетерпеливо передернул плечами.

– Америку разнесли в клочья... сегодня... в полдень! – бодро проговорил он и повернулся в ту сторону, где, по его предположению, сидела Тамро. Лицо его прямо-таки светилось, было ясным и безгранично спокойным.

– Америку? – равнодушно удивилась Тамро.

– Да вот, представь себе – Америку... – сказал Гио, – самолетами...

Тамро безнадежно махнула рукой и затем провела ею по голове.

– Ну если уж разнесли, то ясно – самолетами... а чем же еще?..

Некоторое время оба молчали.

– Покушаешь, Гио? – спросила Тамро. Гио в знак согласия кивнул головой.

С усилием, медленно встала со стула Тамро и вышла из комнаты. Через минуту из кухни донесся стук тарелок. Гио потер руки и заерзал на своем месте. По телевизору показывали кадры дымящихся развалин. В это время в комнатку вошла Тамро, с кастрюлей, тарелками и вилками в руках. Быстро накрыла на стол.

– Лобио у нас сегодня... красное, – сказала Гио, затем подошла к небольшому, вделанному в стену, шкафчику. Вытащила из хлебницы батон и начала нарезать его на куски.

– Газеты не было? – спросил Гио.

– Газету – завтра... Не успела я... все распродала... – Тамро разложила куски хлеба на пластмассовом подносе и положила на стол.

– Книгу тоже не принесла? – вновь спросил Гио.

– Книгу? – удивилась Тамро. – Да ведь мы эту еще не закончили, чего же...

– Какую? – прервал ее Гио.

– Как – какую? Ну... вон ту... о вранье которая...

Гио ничего не ответил. Было видно по его лицу, что о чем-то крепко задумался.

– Знаешь... что-то пропала у меня охота... не будем ее читать...

– Не интересно, что ли? – Тамро присела к столу. Пододвинула тарелку поближе к Гио и вложила ему в руку вилку.

– Просто не хочется... принеси что-нибудь другое... – сказал Гио. Отломил кусочек хлеба и бросил в тарелку с лобио, затем принялся вилкой нащупывать его. Тамро, взяв его за руку, помогла насадить этот кусочек на вилку. Гио поднес ее ко рту, медленно прожевал хлеб, проглотил. Затем все с той же завораживающей медлительностью повернул в сторону Тамро голову. Пустой взгляд немигающих глаз, казалось, рассматривал что-то за ее спиной.

– Почему ни о чем меня не спрашиваешь?.. А, Тамро? – его голос прозвучал странно спокойно.

Лицо у Тамро мгновенно вспыхнуло, но тут же побледнело.

– Да... в самом деле, – внезапно оживилась она. – ну как все прошло-то... Чем занимались?

– Хе-хе... – плутовато захихикал Гио.

– То есть?..

– А чем мы должны были заниматься?.. Чаи распивали...

– Неужели? – протянула Тамро, тихонько постукивая вилкой о тарелку.

– Потом разговаривали...

– Рассказал ей что-нибудь?

– Конечно... Обо всем рассказал... О Басе Квициани... О Темуре тоже, разумеется... ну, о том... о хромом... Еще о Степе... О тех книгах, которые мы прочли... кроссвордах...

– Гляди-ка... да ты, похоже, ни на секунду не умолкал, – рассеяно ответила Тамро и, слегка откинув голову, поглядела на потолок.

– А еще я рассказал ей... о тебе, Тамро... Все рассказал... Все-все...

– Все-е?

– Ну, а как же... Клянусь тебе... Полностью, до конца...

– А что именно?

– Ну-у... О том, как ты заботишься обо мне... приносишь мне газеты и книги... Не отлыниваешь... случая не припомню... читаешь все это мне вслух. Разве кто-нибудь другой был бы ко мне так ласков и внимателен... Потом рассказал еще и о том, как иногда вывозишь ты меня на коляске прогуляться по улице, и как едим мы хачапури и лобио из горшочков, запивая все это лимонадом... Как водишь ты меня в кино и шепчешь на ухо все, что видишь на экране, и, конечно же, о том, какое у тебя доброе сердце... очень доброе и очень большое... о том, что любишь ты меня, так любишь, что ради меня... только лишь ради меня... готова пойти на все, пойти до конца... и нет ничего, что могло бы тебя устрашить или заставить отступить хоть на йоту... Ведь знаю, что ненавидишь эти тряпки, метелки, все это дерьмо вокруг всей душой, но... только ради меня изо дня в день работаешь на износ, упорства-то тебе не занимать, допоздна чистишь и убираешь. Ну и что с того, что уборщицей, может кто думает, что это очень легко?.. И еще... если бы тебя не было... Тамро... если бы тебя не было... Ну вот, к примеру, вдруг взбрело тебе в голову, и вильнула ты хвостом, и выскочила замуж... Разве кто-нибудь может тебе это запретить? Это же твоя воля, ведь только тебе это решать! Или вдруг, случилось что с тобой... А что? Ведь все может произойти... Ты только погляди, что творится в мире... Такие страсти вокруг, такие... Каждый день по телевизору новости – одна хуже другой... Сегодня вот с Америкой так... Завтра, может быть, с Африкой... Ну, а если случится что с тобой?! Ты можешь сказать, где мне тогда искать спасения, куда мне-то деваться? Без тебя нет мне жизни... Ты сильная, Тамро, сильнее всех... А я – кто?.. Никто... если бы не ты...

Тамро сидела, не издавая звука, уставившись немигающим взглядом в тарелку с лобио.

– А потом... это-о... как тебе сказать... – внезапно застыдился Гио. – Да, чуть не забыл: выпили мы чаю... с вареньем... И потом... она... ну... помогла мне, что ли, и... приласкала, этак... не по-нашему... Уж так она все это сделала... так нежно... так ласково...

Гио отвернулся от Тамро и, хотя на его лице играла смущенная улыбка, с какой-то даже гордостью выпятил грудь.

Тамро, кивнув раза два головой, обмакнула в лобио кусок хлеба.

– Хе-хе... – хихикнул Гио. – И как раз в тот момент, Тамро, на Америку-то и обрушились... Хе-хе...

Тамро молча насадила на вилку кусок хлеба. Затем обмакнула в тарелку с лобио, вложила вилку в руку Гио и помогла поднести ко рту.

– Тамро, когда она еще придет? Когда, а? – заерзал на своем месте Гио, не переставая жевать.

Тамро промолчала.

– Когда, Тамро, а?

Тамро, все также молча, медленно перевела взгляд куда-то ему в лоб и рассеяно утерла нос рукавом.

– Сама-то что сказала? – помедлив, спросила потухшим голосом.

– Сама? – обрадовано переспросил Гио. – Когда, мол, ты этого захочешь... вот так прямо и сказала... А, Тамро?

Тамро печально улыбнулась.

– Ну, значит, когда ты захочешь, Гио... Когда ты скажешь...

В телевизоре мелькали кадры – спасатели выносили людей из развалин.

 

 
*   *   *

 

У перил моста, облокотившись спинами, стояли «цирковые» бляди – Зина, Заира, Лали и Вика. Все были одеты с вульгарной, кричащей пестротой. На губах – неровный слой ярко-красной помады. Соответственным образом были грубо заляпаны и глаза: веки и ресницы – черной краски девки явно не пожалели. Все четверо, надрываясь, визгливо хохотали, пихая друг друга бедрами и скаля гнилые, пожелтевшие от курева, зубы.

– Ха-ха-ха, да вдобавок ко всему, не может еще и ходить, мол, и ни фига не видит... ха-ха-ха... – рассказывала, задыхаясь от смеха, Лали.

– Ха-ха-ха, ха-ха-ха… – заходилась в истерике троица.

– Да ты за кого меня сватаешь-то, спросила я ее, за холодильник, что ли... ха-ха-ха...

– Ха-ха-ха... ха-ха-ха... – сипло хохотали шлюхи.

– А эта дегенератка ни фига не поняла и в ответ мне: какой холодильник, о чем, мол, ты... Соображаете? Ну не дура ли?

– Ха-ха-ха... ха-ха-ха... Ну а ты-то, ты-то, что сделала? Пошла вместе с нею? – отдышавшись, с любопытством спросила Зина.

Упершись руками в бедра, Лали скорчила презрительную гримасу.

– Мне только этого не хватало, блиад... Только это и осталось, как возиться со слепыми и глухими... Пошла! Еще чего! Охуела ты, что ли? Какая там двадцатка, да я бы и за сорок не пошла бы... даже за шестьдесят... Что я, чокнутая, что ли?

– Ну, да! Так таки не пошла бы? – сомнение явно читалось на лице Заиры.

– Ха-ха-ха... ха-ха-ха... – продолжали хохотать остальные.

– Ни за что бы не пошла! – упорствовала Лали.

– Ха-ха-ха... ха-ха-ха... – ответ Лали вызвал новый взрыв гомерического хохота.

– Ну, а кто пошел-то с ней? – от смеха слезы градом текли из глаз Вики, разрисовывая одутловатую физиономию грязными ручейками.

– О чем это ты?.. Да никто и не пошел!.. Дуреха!.. Соображаешь, что несешь?.. Кто же пошел бы?!. Да к тому же еще эта недоделанная знаешь, чего сообщила? Девственник, мол, он... девственник! Ха-ха-ха... Так и отчалила восвояси...

– Ха-ха-ха... ха-ха-ха... – раздался новый взрыв хохота.

Город просыпался. Освобождался от дурных снов. Водрузив метелки на плечи, в сторону стадиона гуськом шествовали одетые в оранжевую униформу женщины. Посреди проспекта, вдоль двойной полосы, лениво трусили две, грязно-рыжего цвета, дворняжки.

Пока еще было прохладно.

 

 

 

 

 

 Пер. Гурам Гвинчидзе