Шахта

 

Литературное редактирование, примечания, корректура, вёрстка – Андрей Ларин

 

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за ноябрь 2023:

 

На чтение потребуется 15 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Автобус

 

 

Старый советский автобус плавно плывёт по дороге, тёмные занавески, сквозь блеклое стекло мелькают тени, пустые улицы, маленькие дома.

Поздняя весна, пасмурно, солнце ещё не встало, вдалеке наливается рассвет.

На сиденьях – уставшие силуэты. Их молчание разбавляет только редкий металлический звон.

Невольно ловишь взгляд – он без эмоций, тяжёлый и пустой. Его беспрерывность длится, словно монотонная низкая нота. В нём нет вопросов и какой-то цели. Глаза становтся такими от шахтёрского труда.

Сильно качнувшись на большой яме, автобус перетрусил все свои детали, с характерным звуком и туманом из пыли. Из окон вперебежку зашевилились лучи света от уличных фонарей.

На остановке вошла смена, разговор и громкий смех, улыбки на все золотые зубы. Самый активный ведёт историю с большим энтузиазмом, эмоциональной окраской и матом, машет руками, в кулаке – сетка с тормозком, обернутым газетой.

Атмосфера наполнилась каким-то необъяснимым праздником, улыбка непроизвольно лезла на лицо от череды историй и шуток.

Чем ближе к шахте, тем выше темп и ярче сочность острот.

Прибыли. Распахнуты двери, и весь хохот-шум вытекает к проходной.

 

 

 

 

 

Роба

 

 

Серая, тёмная, из грубой плотной ткани, характерный запах прачечной, стирают с ДБ^[1]. Помню, в детстве отец приносил это средство в стеклянной банке. Его же используют при бурении шпуров в проходке, потому что она отлично смачивает угольную пыль. Мы делали из него жидкость для мыльных пузырей, они получались самые лучшие, большие и радужные.

Мотаешь на автомате портянки и удивляешься: нужно в определённой последовательности, иначе слезет и – привет, мозоли, а шагать прилично нужно. Первый раз в 16 лет старый шахтёр показал мне, как надо крутить – сразу запомнил, ловко он утянул, удобно было.

Сапоги со стёртым краем, счёсанный нос, будто кто-то ходил не один десяток километров. Позже оказалось, что подошва правого, да и левого здорово пропускают воду. Мало комфорта от ходьбы с мокрым нутром.

Размер всего комплекта одежды не будет впору, не магазин, подбирают из того, что есть. Штаны великоваты, лишнее – в сапог, ширину поясом подхватим, а там же и коногонка^[2] будет, и поправляешь всю дорогу одно с другим.

 

 

 

 

 

Ствол

 

 

Тяжёлая железная дверь, воздух порывом бьёт в лицо, одинокая лампа дневного света мерцает редкими вспышками, рельсовый путь обрывается.

Четыре сигнала от стволового, и в проёме становится заметно, как устремляется вверх стальной трос.

Смена кучно ждёт в сторонке своей очереди, разговоры, суета возле окошка табельщицы.

Клеть плавно остановилась на уровне, слышны голоса, безликие лица, всё слилось в одной гамме. По одному оперативно выходят чёрные люди, белые у них – лишь глаза и зубы.

Клетевой даёт рукой команду на погрузку, собирает жетоны, плотно упаковываемся, засов, четыре сигнала, спуск.

Холодные металлические листы и свежий поток воздуха пробирают. Темно, шум поверхности исчез, только звуки конструкции при движении. В луче от коногонки видно капёж воды и видимое ощущение скорости по мелькающим блокам ствола.

В душе тревожно, вниз – полкилометра, вспоминаешь истории по ТБ^[3] о падении.

В тесноте начинается диалог двух людей: один с подколками и шуточными оборотами сыпет последовательно вопросы. В поддержку беседы для хорошего настроения, ярко и с матами, выразительно льётся речь оппонента. Всеобщий смех.

Из темноты появляется зеленоватый свет, медленно останавливаемся, сигнал, засов, выходим.

Ярко освещено, сквозняк. Вагонетки пустые и с лесом, крепи и оборудование. По штреку – упорядоченная паутина из кабельных линий. По-над стенкой в ряд – пускатели. Гул сухой подстанции. Повсюду усыпана инертная пыль^[4].

Рельсы и высокие бетонные арки. Временная мнимая свобода светлого пространства успокаивает и приглашает в путь.

 

 

 

 

 

Путь

 

 

Перед дверью нас дружно обогнали несколько человек, со словами: «Скорей! Будете в развалку идти – пешком пойдёте!».

Вокруг облако инертной пыли из-под ног, лучи коногонок. По мере усаживания в вагонетки огни гаснут, много свободных мест, темно.

Холодное сиденье, пронизывающий воздух, тихий шум диалогов, тронулись. По пути разглядываю состояние крепи, обводнение, обвалы. Прикрываю свет ладонью, смотрю лица, отражённо сверкают глаза. Монотонная тряска усыпляет.

Рука по плечу, суматошные лучи, прибыли. Дружно направляемся за всеми, можно идти не задумываясь. Под ногами также толстый слой инертной пыли.

Наклонный штрек, глубина больше километра, огромный барабан лебёдки с намотанным тросом, спускает и подымает необходимые грузы дальше. Садимся в козу^[5], кабина вагона, сигнал, поехали. Идём плавно, уже удобно, можно вздремнуть.

Освещённая площадка разбудила за несколько метров до остановки. Далее местный аттракцион – Баба-яга. Подземная канатная дорога, наподобие горнолыжных. Подвешенный трос, закреплённая изогнутая труба, доска, подножки.

Нужно ловко прыгнуть, держаться и расслабиться. Приятное качение вниз. Местами можно прошагать из-за провисания. Попадаются скрипучие и отбивающие ритм ролики: механическая музыка. Текут обильные ручьи, с порогами и водопадами.

Уклон сменился горизонтом, вдалеке свет, умело встаём. Переходим через несколько выработок, река по колено, плывём по доскам и рельсам, в стороне – вагонетки с грузом.

По пути несколько вентиляционных ляд^[6], под ногами утрамбованные чёрные холмы, местами лужи, скрытые налётом пыли, можно знатно нырнуть в яму.

«Зайдём попить?!» – поступило предложение. Слева ответвление, тупик. В конце стоит оглушающий шум. Из кровли в вагонетку потоком льётся прозрачная, очень вкусная вода, трудно напиться.

Далее длинная дорога вниз по откаточному штреку, справа ленточный конвейер, под ногами зыбучее месиво. От потоков сапоги окончательно промокли.

Местами крепи сильно опустились. Пролазим. Воздуха мало, жарко, пыльно. С каждым вдохом пытаешься дышать глубже.

Лава. Вот оно, сердце шахты. Кормилица. Глубина – километр. Мощные механизированные крепи, рештаки^[7], заваленные углём, комбайн спит в ожидании смены. В забое молчит тело земли, пауза в продвижении участка.

 

 

 

 

 

Шашки

 

 

Уткнувшись светом, каждый одиноко сидит в закутке. Смена ест, тишина, только шелест газет. Кто первый справился, мостится поудобней.

«Тихий час, – пошутил один, укладываясь на доску, – пятнадцать минут меня не тревожить».

Сон тут протекает по-особенному, быстро и крепко, после – ощущение бодрости, словно спал несколько часов. Гасишь свет, и перед глазами – ничего. Всматриваешься в черноту. Полнейшая тишина: слышно, как кровь пульсирует по венам, и шум в ушах.

«Куда собрался? На исходящую иди!» – прозвучал голос из темноты в сторону проходящего мимо с газетой в руках.

«Я не туда…» – ответил весёлым тоном, шелестя газетой и укладывая её в карман.

«Знаем мы вас, потом дыши вашим…» – пробурчал исходный.

«С собой забирай!» – насмешливо добавил с другой стороны.

«Как молодой!» – добавил третий.

По выработке прошёл групповой лёгкий смех.

«А что за молодой?» – спросил ещё кто-то.

«Да был у нас случай… Устроился один пацан, приставили его к бригадиру, сказали: слушай его, от него ни на шаг. Первый спуск, поел тормозок, подходит и спрашивает: «Где – в туалет по-большому?» – Тот дай да приколись, говорит: «Тормозок брал, газета осталась, вот в неё аккуратно заверни и наверху выкинешь. Что мы тут дышать будем твоим? Все так делают!»

Тихий смех расходится по сторонам, заинтригованный голос:

«И что?»

«Сходил, приходит так скромно, мы улыбаемся неявно. Бригадир аккуратно спрашивает: «Где добро?» – Тот отвечает: «В газете, в пакете, в кармане». – «Молодец! Наверху выкинешь».

Смех уже рывками, но ждут финального аккорда.

«Как смена закончилась, пошли на ствол, он сел в клеть, а бригадир по связи попросил пост охраны наверху, говорит: «Едет пацан, номер такой-то, в кармане аммониевые шашки!». И бросил трубку».

Рокот ржания окутал всё пространство.

Спустя несколько минут голос с придыханием от смеха спрашивает:

«И чем закончилось?»

«Да чем?! Бригадиру – выговор, и больше никого из молодых ему, а паренёк уволился сразу».

«А наверху чем закончилось?»

«Да там его встретили, спрашивают: «Что везёшь?» – Он: «Ничего…» – «Показывай!» – «Не покажу!» – «Показывай, говорят!» – В общем достали они его шашки…»

 

 

 

 

 

Штрек

 

С усилиями – вверх, сапоги скользят по жиже и ручьям, мало воздуха, жарко.

Уходим вправо по уклону, через несколько дверей – в старый участок, он погашен и забутован^[8], но есть выработки для дегазации. Где-то там находится оставшийся промежуточный распределительный пункт, питающий лаву.

Вентиляционная ляда поддаётся с трудом, после открытия поток моментально вносит тело и закрывает ляду за собой. Хлопок, пыль, свист воздуха.

Лучом осветил направление. Брошенная выработка, просевшие крепи, пробитые затяжки. Много труда и сил оставили люди, километр под землёй, чёрное золото…

По мере продвижения высота становится заметно ниже, местами нужно продвигаться на присядках.

Спереди рамы вросли полностью, тысячи тысяч тонн сверху, Донбасс давит.

Зам улёгся и пополз проверить возможность:

«Можно! Дальше расширяется!»

«Может, назад?»

«Нужно! Мы не были там почти два месяца, надо глянуть состояние пускателей, какие живые и не эксплуатируются, потом переместить их. Всё будет хорошо!»

«Ладно, идём!»

Полз за ним в полуметре, наклоняя набок голову и сняв лампу с каски. Большие штаны вылезли из сапог, роба надулась потоком воздуха, по спине пронизывает холод.

Десять метров, где расширение не понятно, назад даже посмотреть невозможно, мелкий штыб^[9] сечёт лицо.

Зам остановился, что-то непрерывно кричит, мне видно только ноги, трудно разобрать речь. Отполз, вижу – торчит острый кусок породы и упирается ему в спину. Подполз максимально близко, крикнул:

«Помолчи! Тебя порода держит, не суетись, попробую подвинуть, а ты вперёд иди!»

Медленно отодвинул в сторону его самоспасатель^[10]:

«Давай выдыхай, и спокойно, без суеты!»

Поправил свою батарею, самоспасатель – набок, перед глазами – этот острый кусок. Последний узкий участок западни, медленно вперед!

Зам что-то бормотал, разглядывая электрохозяйство. Здорово потрепали шахтёры всё на медь, не тронули только работающее под напряжением, остальное вразброс, покорёженные внутренности, пустые оболочки.

«Куда эта дверь?» – спросил я.

«Это ещё на старее лаву, ниже идёт, заброшена давно».

«Схожу посмотрю!»

«Внутрь не ходи! С краю…»

Самое глубокое место на шахте, больше километра, части рам нет, обвалы, оголившаяся кровля, воздух стоит полностью, дальше нельзя: возможно, газовый мешок, метан, вдох – и труп.

Под ногами на фоне чёрного бархатного ковра красивым блеском сверкнул кусок угля. «Пойдём-ка со мной! Вряд ли когда-то так глубоко заберусь».

 

 

 

 

 

На-гора

 

Всё что нужно – сделано. На-гора!

Баба-яга молчит, на помосте сидит человек. Из блока шахтной связи – фон сети, нет реакции на кнопку. «Не работает! Ремонт сухой, до конца смены!» – посветил и сказал спокойно.

Некогда, надо успеть на ЦПП^[11] до реверса струи, там ждёт электрослесарь.

Вверх через поток холодной реки, сапоги мокрые напрочь, портянки стоптаны в пласт. Ещё рывок, и – на площадке уклона.

Людские вагоны отцеплены, грузы доставляют, идти запрещено.

«Мне нужно вверх!»

«Иди на наклонный! В карете поедешь?!» – смеётся слесарь.

«Только никому! Аттракцион со всеми удобствами!» – догнал меня фразой зам.

Грузовая вагонетка, куски породы, железки, разместились.

«Подымай осторожно! Ответственный груз…» – по АГС сказал слесарь.

«Понял!» – прозвучал ответ.

Сигнал – и медленно едем вверх. Вывороченные секции, торчат глыбы.

«Почему так повело?»

«Трос оборвало, вагонетка улетела и побила, слесарь погиб…»

Глаза округлились от удивления, вот согласился.

«Добрый день господа!» – насмешливо приветствовал человек с добрым лицом на погрузке.

Далее – на ленте, можно немного отдохнуть. В пустой промежуток среди породы прыгнул зам и улёгся, через метров двадцать – и я.

Длинная, качает из стороны в сторону, периодами перекосы и просадки. Музыкальные ролики, каждый поёт свой ритм, массажируя позвонки.

Длинный сигнал, остановились, ждём. Через пятнадцать минут мимо нас проходит группа людей.

«Что разлеглись? Пешком пошли! Ремонт на распреде!»

Вклинились в длинную змейку шагающих лучей.

Станция, пустой путь, лавочки заняты, беседы, кто-то спит. «Через пару часов будет…» – услышал среди речи.

Многие двинули по ленточному, я – по откаточному, если кто будет ехать, подберёт.

Дорога вела быстро и легко, ровный горизонт, навстречу – свежая струя, рамы в рядочек, местами посыпана инертная пыль.

Неожиданно впереди – обвал, голоса и свет. Увидев меня, заворчали и принялись шустро двигаться. «Добрый!» – среди всех поздоровался один в ответ. Не любят шахтёры белые каски…

После обвала прервался путь на ответвление, распредпункт или ЦПП, сейчас не понять, одни остовы и части старых масляных ячеек. Тут когда-то был отец, что-то подключал, ремонтировал…

Посмотрел, потрогал и двинулся до руддвора^[12].

 

 

 

 

 

Реверс

 

 

На руддворе много людей, голоса, обсуждения, шутки.

«Догнал? Думал, ты заблудился. На-гора?» – с улыбкой спросил зам.

«Нет, мне нужно на промежуточный!»

Погрузились в клеть, усталость наполнила тело, радостное ощущение подъёма притуплено, надо сделать ещё дела.

Плавно остановились на уровне площадки. Старый довоенный горизонт, тусклый свет, маленький руддвор, тишина.

За дверью – водоотлив и далее ЦПП, компактно рядком размещены высоковольтные ячейки в небольшой бетонной выработке.

Возле сухой на лавке спит водяной, рядом сидит электрослесарь.

«Целый час тебя жду!»

«Да отключено всё было, пешком добирался по основному».

«Скоро реверс, пойдём отключать и проверим всё».

По согласованному времени и подтверждению с диспетчером отключаем подземное напряжение шахты, шесть тысяч вольт, остаётся только свет в руддворах.

Слесарь проверяет защиты, систему автоматического резерва, выкатывает и смотрит внутри. Дошла очередь до проверки состояния изоляторов. Вводную можно проверить только два раза в год, совмещают как раз с реверсом в шахте, по календарю – праздник, выходной.

Сидя напротив меня, сверху на оболочке, откручивает закипевшие болты, ведём разговоры о разном. Крышку в сторону, светит на изоляторы.

«Идеально! Да, эти мы меняли пару месяцев назад. Закрываем!»

Громкий хлопок, вспышка, вокруг в момент разошлись тонкие молнии в разные стороны, выработка осветилась в ярко-белый свет, его отбросило со страшной силой в противоположную сторону.

Тишина, в глазах бесконечный зайчик, ничего не видно.

«А-а-а!» – стоном.

По звуку подошёл ближе на ощупь. Он весь скован, без движений, повторял:

«Рука! Рука!»

Ослепление стало отпускать. Склонившись над ним, взял за каменное плечо, перевернул на спину, потрогал руку.

«Всё на месте! Слышишь?!»

«Я не чувствую ничего!» – повторял безудержно.

Стал разминать его мышцы, правая рука бездвижно прижата к груди, левой пытается её отодвинуть. Спустя несколько минут спазм отпустил, но на вид кисть была как надутая жёлтая резиновая перчатка с торчащими пальцами.

В душе очень тревожно, череда беспрерывных мыслей, адреналин бил плотно.

«Как так?! Старый осёл не проверил напругу!»

«Ты открутил вводной отсек, слышишь, вводной, ты ошибся!»

«Это хорошо, что провёл возле изолятора, а не тронул его рукой! Сгорел бы полностью! А так – стрельнуло по воздуху!»

«Всё, хватит проверок, сиди отдыхай! День рождения у тебя сегодня!»

Закрутил и направился в руддвор, успокоиться, посмотреть старый горизонт. Штрек уходил с уклоном вниз, секции рам стоят не везде, но нет просадки, крепкая кровля. Под ногами идеальный бархат из пыли с лёгким переливом и блеском от света. Впереди очень давно заброшенное направление – когда-то тут кипела шахтная жизнь, люди шутили, трудились, оставляли жизни. Очень тревожно на душе, и идти желания нет.

В момент стало очень тихо, остановилась струя, полнейшая тишина. Направился ближе к стволу. Да, воздух стал! Сейчас будет реверс.

Шум из глубины нарастал непрерывно несущейся волной, становился сильнее и громче. В одно мгновение – звук, и прямо перед глазами поток воздуха с пылью с огромной скоростью устремился вверх по стволу. Быстрое облако окутало меня вмиг. Закрыл глаза рукой и замер, нечем даже вдохнуть. Ощущение – будто из-под земли выпустили нечто, оно несётся наружу.

 

 

 

 

 

Глаза

 

Ожидание. Конец смены. Многие – с грустными и уставшими лицами. Живчики сбиваются в группу, яро шутят, что-то обсуждают. Их энтузиазм и бодрость поражают. Есть особые молчуны, которые словно хищники ловят очередную клеть.

Грузимся, прессуемся как можно больше, очень плотно, руку не поднять и не повернуться, ещё и ещё, бодро подпирают оставшиеся.

«Выдыхай давай!» – толчком вламываются последние.

Сигнал, поехали вверх, по стволу мелькают бетонные секции, дивной змейкой вьётся силовой кабель, капёж воды.

В душе очень необычное ощущение, которое испытываешь только тут, когда подымаешься из-под земли.

Все едут тихо. Никто ничего не говорит, отсутствуют улыбки и мимика. Однотонные чёрные силуэты и сверкающие отблеском глаза в темноте.

Дед, стоящий напротив меня, пришёл на шахту ещё шестнадцатилетним пацаном и проработал здесь всю свою жизнь. В его глазах – тягость каждого дня и скупая мужская боль, которая преодолевается через шутки и огромную сплочённую дружбу.

Крайняя, бутылёк, тормозок, отпуск, свадьба, дни рождения, все праздники жизни переплетены между трудными днями, сменами и жизнями парней, оставшихся там навсегда.

Глаза с чернотой вокруг, не отмытые до конца, как символ этого труда бесконечных сил и оптимизма жизни.

Замедлили скорость, плавно подымаемся, сверху через копер виден свет, небо вызывает радость и непроизвольную улыбку.

Очень быстро выходим, молчаливо встречает следующая смена, гуськом на улицу – курить, на свежий воздух.

Солнечно и тепло. Щебечут птицы, Яркие белоснежные облака. Запах кустов сирени.

Шахта.

 

 

 

 

 

 

 

 

Конец

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в ноябре 2023 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: