HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Дмитрий Ермаков

Ванька

Обсудить

Рассказ

Опубликовано редактором: Игорь Якушко, 11.12.2007
Иллюстрация. Автор: barg. Название: "Колокола". Источник: http://imageserver.ru

 

 

…Может, уже здесь, в этом мире, нам всё открыто, всё на виду – только вглядись. Но, вглядываясь так, мы сжимаем своё время.

О! Сжатие времени, это не внешнее ускорение, спешка нынешнего человека, когда гонишь себя во времени, торопишься – и, всё равно, не успеваешь. Как раз в этой-то внешней спешке мы и пробегаем мимо той былинки, в которую, может, и надо вглядеться, чтобы понять, для чего живёшь. А понять-то бы надо, иначе – скучно…

…Ванька скучно не жил. А вся его жизнь двадцатилетняя от рождения вот до этого мига – событие, то ли растянувшееся на дни, недели, годы, то ли сжавшееся в точку. Он живёт, не ведая времени.

Раньше называли его "дурак", теперь же, когда по воскресеньям в церковь на берегу озера приезжает служить городской батюшка, всё чаще – "блаженный". Только братовья Куликовы, как звали "пришибленный", так и зовут.

А Ванька и в школе поучился, семь классов одолел, счёт и письмо знает. Да ни к чему ему, видать, счёт и письмо…

Присядет на корточки перед муравейником, и, если никто не прогонит, хоть весь день, до темноты уж, просидит, радуясь и дивясь мурашиной жизни.

И если в работу какую впряжётся – не оторвёшь. Только когда перетаскает, к примеру, все мешки с картошкой в подполье, удивлённо встанет, покрутит головой, руки разведёт – всё, что ли?

Дрова ещё очень любит колоть…

Мать его, Василина, непутёвая по молодости бабёнка – прижила его от проезжего молодца, да и ныне не стала толковой.

– Ванька, ирод, дурак, ну что ты там увидел? – орёт на сына, склонившегося над колодезным срубом, заглядевшегося в глубокую, мерцающую мглу.

Обернулся на голос, глаза, будто той мглы напились – тёмные. Но на солнышке сразу светлеют – голубые на редкость…

"Весь в отца", – думает Василина, и сердце сжимается.

– Воды-то наноси, – уже мягче молвит.

– Ладно, мама, – Иван улыбнулся и принялся за нетрудную работу…

 

…Всё, осень уже, хоть и лето на календаре. Небо с утра свинцом налилось, к земле прижалось. Волны на озере тяжёлые, желтоватые от песчаной взвеси, макушки в белой пене. Мелкое озеро-то. И узкое, будто щука вытянутое на семьдесят вёрст, а в ширину редко где триста метров будет. Рыбы ещё много в озере, той же щуки, есть и судак, и царская рыба нельмушка, не говоря уж об окуне, леще и прочей сороге… И рыбаков много. Ловят удочками, сетями, неводами… Но и озеро свою дань исправно берёт. Вот хотя бы и этой весной – пятеро вышли в лодке, живым выплыл один… Налетел ветерок, поднял волну, сперва захлестнуло мотор, потом лодку…

Сидит Ванька на берегу, на валуне, взял в руку камень – мокрый, холодный – глядь, а в нём ракушка отпечаталась всеми спиральками своими, и мнится Ваньке живое тепло той улитки, что жила в этой ракушке…

И он уж не знает, и не думает о том, вспоминаются ли это уроки истории, которые вёл в пятом и шестом классе замечательный учитель Иван Анатольевич (лет пять уж на недалёком погосте лежит), или это просто само по себе видится ему, Ваньке: деревянная церковка, домики-кельи вокруг – монастырь; а по озеру плывут ладьи белопарусные; к монастырскому берегу правят; и не знает чернец, глядящий из-под ладони на те ладьи, чего ждать от беспокойных гостей, новгородских ушкуйников, добра или лиха…

 

Женька да Колька Куликовы вытащили на берег свою "казанку", тут же выпутывают из сети рыбу, в ведро кидают и никакого рыбнадзора не боятся.

Потом идут мимо Ваньки, у каждого в руке по полному ведру, и Колька кривоногий и низкорослый, с руками, синими от наколок (отмотал своё за драку), кричит:

– Ванька, купи рыбу!

– Не-а…

– У, тупорылый! – зло бросает старший Куликов – Женька, тоже кривоногий, но чуть повыше брата и пошире в плечах.

Им есть с чего злиться. Погода испортилась, и не наехали из города "отдыхающие", за счёт которых всё лето кормились (а больше поились) Куликовы. Теперь им нужно переть три километра до большака, "водилам" рыбу толкать. Оно, может, и выгодней, но долго, а им – лишь бы поскорее на бутылку срубить…

 

Ванька не бросает, а опускает камень в воду, зябко ёжится, но не уходит, смотрит на волны, на четыре чёрных полоски вдалеке – катера рыболовецкой бригады, что таскают невода на "глубокой" воде.

А метрах в ста от того камня, на котором сидит Ванька – храм с кирпичными пятнами осыпавшейся штукатурки, высокой колокольней и двускатной зелёной крышей.

Когда-то, очень давно, был, говорят, тут монастырь, сгорел, церковь потом деревянная стояла, а полтора века назад и каменную построили. Пришло время – церковь закрыли, батюшку на севера загнали, купол зачем-то снесли. Баня в храме была. А в последние годы – рыбокоптильня. Отец Илья, когда впервые приехал сюда, спросил у мужиков-рыбаков, переставших в то время быть колхозной бригадой и ставших "кооператорами":

– Как бизнес-то ваш рыбный, процветает?

– Какое там, батюшка, прогораем.

– И не удивительно – догадались, в алтаре коптильню устроили…

Мужики, то ли усовестились, то ли по другой какой причине, рыбу в храме перестали коптить.

Но все эти годы провисел на колокольне огромный колокол. Или не смогли его скинуть, или специально оставили – осенью, когда пластаются над озером густые туманы, зажигали на колокольне прожектор и в колокол били, путь кораблям казали, что по серёдке, по фарватеру, с одного конца озера в другой плавали. И всякий в этих местах знает (хоть и закрыт вход на колокольню на тяжёлый замок), что на колоколе – барельеф-медаль с изображением последнего Императора и надпись: "Сей колокол отлит в честь вступления на царство государя Николая Второго"…

Довелось раз и Ваньке на колокольне побывать, в колокол вдарить – гул над озером, над лесом, над деревней покатился и долго, вибрируя, истаивал в небе. Ванька тогда прижался к колоколу-великану, а он – живой, внутри себя гудящий, тёплый… С той поры, всякий раз, как священник приезжает, перед службой Ванька на колокольню лезет…

 

Из крайней к озеру избы вышла Галина, в куртку болоньевую запахнулась, ветер осветлённые волосы треплет. Рядом с храмом встала, тоже на озеро пенное глядит. И на Ивана. "А ведь красивый он, ладный, а работать-то как может… С головой бы дружил – лучше бы и мужа не надо". Усмехается студентка-медичка, приехавшая домой на побывку. Всё – завтра кончится её побывка – в город. Погода испортилась, отдыхающих нет – скучно.

И вспоминает, как обнимал её, мял в воде, а потом уж вон за тем кустом, Алик, с которым тут, на берегу, и познакомилась. Чернявый он, и цепь золотая. И ещё пятеро с ним таких же. Но Алик никого больше к ней не подпустил, видать, понравилась. Машина у них большая была, чёрная, блестящая, и музыка из распахнутых дверей на всё озеро орала.

Тут у них, когда погода-то, как в Анталии. Вода – тёплая-тёплая. И весь берег машинами уставлен, и музыка, и смех, крики. Вот тогда – весело. А сейчас – пустой холодный берег, чёрные пятна кострищ, бутылки и банки вокруг них, да бредёт вон вдоль берега Ванька-дурак…

И запахнувшись плотнее, она возвращается к дому, а ветер всё треплет её осветлённую гриву…

Завтра она уедет. Вот только на исповедь к отцу Илье сходит. Да, верит она, верит. И всё про себя знает, и кается, но не зарекается… И шальная мысль пролетает в шальной голове: "А как бы э т о с Ванькой могло быть?.."

 

…Отец Илья – высокий, костистый, носатый. В "Волгу" свою садится – в три погибели гнётся. Протоиерейский золотой крест на груди. Норов у него, с роду – порох. Но постепенно научился себя в руках держать, когда нужно, все-таки, уж бороду серебряной ниткой простегнуло.

А надо же когда-то и разжать кулаки, тесёмочки развязать, "расслабиться", как теперь говорят. Вот там, у озера-то, и разожмёт кулаки, даст душе роздых. Служится у озера как-то легче, хотя, люди-то ведь – везде люди, что в городе, что в деревне…

За город выехал, потянулись серо-зелёные поля, замелькали жёлто-зелёные перелески, обломки деревень, и невольно вспомнилось: "Эти бедные селенья, эта скудная природа, край родной долготерпенья…"

Гонит отец Илья лихо, по-другому не умеет. На заднем сидении дремлет дьякон отец Анатолий – невысокий, кудреватый, с аккуратной бородкой.

Задумался, видно, отец Илья, не заметил, что встречная машина ему мигнула. И вот он, "родимый", полосатой палочкой машет.

Вышел священник из машины, чтоб видно было – в рясе, с крестом. Но гаишник тоже – тёртый калач:

– Согрешил, батюшка, – говорит, – скорость превысил, – усмехается.

Усмехнулся и отец Илья в ответ, штраф заплатил, квитанцию покорно принял.

– Будьте осторожны, батюшка, – напутствует приветливо сержант.

– Спаси Господи, – отвечает священник.

Вот и отворотка к озеру. Скинув скорость, отец Илья признал братовьёв Куликовых, тормознул.

– Здорово, мужики! Много ли наторговали?

– На пузырь есть, – брякнул пустым ведром Николай, – надо бы и на закусь, – кивнул на полное.

– Ну, садитесь, домой подброшу. И рыбу вашу возьму. Почём?

– А цена всё та же, батюшка, – бодро откликнулся Николай, уже распахивая дверь справа от священника. Брат его в заднюю дверь полез, к отцу Анатолию.

– Здравствуйте, – очнувшись от дрёмы, тихим, полным, кажется, скорби голосом сказал дьякон. И глаза у него – скорбные.

– Есть, значит, рыба-то? – говорит священник, разгоняя машину, просто чтобы что-то сказать.

– А куда она денется, – такой же необязательный ответ.

– Завтра бы, после службы, как в тот раз, к острову сплавать.

– Ноу проблем, отец Илья, сделаем! – откликается Куликов.

И вскоре, уже при свете фар, въезжают в деревню (конечно же, село это было когда-то, село – ведь храм стоит). Тут, прямо на въезде, и магазин – кирпичный одноэтажный сарай, окно ещё светится.

Отец Илья, поняв беспокойство Куликовых, остановился здесь, отдал деньги за рыбу.

– Ведро завтра возьмёте.

– Да… Бог с ним, с ведром-то…

Деревня в одну улицу. Домов двадцать. И во многих свет горит – отпуска у людей, приехали, кто на родину, кто на дачу. А постоянно здесь только Куликовы, Василина с Ванькой, егерь Генаха с женой, да ещё три старухи…

"Волга", лихо поднимая пыль, пронеслась по деревне, встала у избы Полины Николаевны – бабы Поли. А она уж бежит с высокого крылечка, до земли батюшке кланяется, руку целует, в белом платочке, уютно-округлая, каждой морщинкой своей сияет. Вон и старуха Кадкина, на палку опираясь, ковыляет, и Потапиха – под батюшкино благословение спешат. Отец Илья дождался старух, благословил. Но Полина Николаевна грозно на них зыркнула – покой батюшки охраняет, а больше – честь высокую ей оказанную блюдёт.

Отец Илья и отец Анатолий идут в избу.

 

…Геннадий Пахолков, егерь местного охотничьего хозяйства, муж продавщицы, видел лихо промчавшуюся по деревне машину. Собрался, пошёл. Это уж привычкой у него стало – со святым отцом побеседовать.

Геннадий – сухой, жилистый сорокалетний мужик, егерь и браконьер, рыбак и охотник. Охотник не только до дичи, но и до разговора.

– Здорово, святые отцы, – весело бросил от порога.

– Здоровей видали, заходи.

Хозяйка от души кормила гостей.

На Геннадия (Генаху по-местному) Полина Николаевна зло глянула, да он на неё даже не посмотрел – батюшка к столу позвал…

… – Тут всю неделю с американцем медведя высиживали на лабазе. Был мишка, точно. До американца каждую ночь на овёс приходил. А тут, как отрезало… Я его спрашиваю – чего в Америке, медведей нет? Есть, говорит, но дешевле три раза в Россию съездить, чем там поохотиться… Раньше – если клиент зверя не возьмёт, мне как-то неудобно было, вроде – работу свою не сделал. А теперь – не взял он мишку, и ладно, пусть живёт. Старею, что ли…

– Да, стареешь, – подала голос хозяйка дома, – сам возьмёшь потом.

– Не знаю. Может, возьму, может – нет…

– Ну, он, американец-то, хоть отблагодарил тебя, лично тебя? – спросил отец Илья.

– Да. Десятку долларов сунул. И то – спасибо. От наших и того не дождёшься – приедут, нажрутся, зверя распугают – я ещё и виноват…

…Отец Анатолий вставил своё слово в разговор (не к месту, как всегда), мол, по всем признакам – конец света близок…

И все тут притихли, призадумались – по признакам, да, близок Суд Страшный…

Генаха, наконец, распрощался, домой двинул. Отец Анатолий ушёл в отведенную ему горенку, на молитву встал. А отец Илья захотел в храм пойти. Он всегда, когда приезжает сюда, накануне службы один в храме молится.

Взял ключи. Пошёл в темноте уже. Недалеко – метров двести.

Но только со двора вышел – увидел ещё одного, к нему идущего.

 

Николай Петрович Окатышев это был, пасечник. Любитель задавать неудобные вопросы.

– О, батюшка! Погулять, что ли, вышел?

– В храм.

– Ну, и я с тобой прогуляюсь.

– Пожалуйста.

Случайно, будто бы, встретились. Священник поморщился, устал он уже. Да и Николай Петрович этот… Трудно с ним разговаривать…

Прошли освещённый окнами конец деревни, и отец Илья включил электрический фонарик. Дорога вся в рытвинах, лужи, тёмные ивовые стены с обеих сторон. Слева кусты расступаются, тропинка от дороги туда бежит. Кинул по тропе отец Илья луч фонарный – кресты кладбищенские высветились. А впереди уже белеет храм. Дорога раздвигается, кусты отступают. Берег, ветер, бесконечный шелест волн…

Тут Николай Петрович и приступил со своим разговором:

– Слушай, батюшка, я вот думаю – ладно, Бог всё сотворил. А Бог-то откуда? Его-то кто сотворил?.. – И не дожидаясь ответа, продолжил, уже не спрашивая, утверждая: – Наш мир – один из способов организации пустоты. Если же Бог его сотворил, значит, Он – способ организации пустоты…

Священник прервал его рассуждения:

– Тогда надо признать, что пустота твоя, Николай Петрович, разумна. И тогда вопрос – что это за пустота, откуда она? То есть, тот же вопрос, что задал мне ты, но в квадрате. А вообще, постановка таких вопросов – путь к сумасшествию.

– Но я же не виноват, что возникают такие вопросы! Ну, не могу я в бородатого дедушку, на облаке сидящего, верить!

– В любовь верь. В пустоте – какая любовь может быть? А Бог – Он и есть сама любовь.

И замолчали оба, остановившись у калитки в деревянном, местами разобранном, покосившемся заборчике, огораживающем храм.

Отец Илья понимал, что не убедил собеседника. И ничего тут не поделаешь, только на благодать, на милость спасающую и остаётся надеяться…

– Ну, ладно, батюшка, бывай. – Окатышев, будто радуясь чему-то, ухмыльнулся, и, резко развернувшись, пошёл к своему, на отшибе деревни стоящему, дому. Длинная его фигура маятниково покачивалась при ходьбе. Скоро тьма скрыла его.

Отец Илья постоял перед калиткой и не вошёл за неё. Окатышев будто лишил его внутренней собранности, спокойствия, необходимых для молитвы. Мимо храма, перекрестившись, пошёл к воде.

В темноте накатывались на берег белесые волны и, шипя, отступали.

На огромном валуне, поджав ноги, завороженно глядя на волны, сидел Ванька.

– Здравствуй, Ваня.

– Здравствуйте, батюшка, – нисколько не удивившись появлению здесь священника, откликнулся парень. – Вот, батюшка, смотрите-ка, – и протянул что-то.

Отец Илья взял – камень. Осветил его фонариком и увидел – окаменевшую, впаявшуюся в камень, ставшую камнем, спиральную ракушку.

Держал камень в руке, а Иван глядел на него, и, видимо, не дождавшись ожидаемых от священника слов, сказал:

– Время. Каменные часы.

– Да… "Ну, какой же он дурак. Мудрец…", – подумал.

– Ванька-а-а! Домой иди-и! – разнёсся крик его матери.

И Ванька встал с камня, пошёл.

– На службу-то придёшь завтра?

– Да, батюшка.

 

Рыбацкие катера подошли ближе к берегу, встали на якоря. Вскоре от них отделились лёгкие вёсельные лодки, заныряли по волнам к берегу…

Отец Илья держал в руке камень с ракушкой, глядел на лодки, на волны… "Сколько же тысяч лет назад была эта ракушка живой?" И ещё думалось: "Наверняка, и тысячу лет назад, вот так же возвращались из озера рыбаки со своим уловом, вытаскивали на берег лодии, выгружали рыбу, развешивали на сушила сети… И так же, какой-нибудь Ванька или Илья, стоял на берегу и силился постигнуть непостижимое – весь этот мир, и время, и неразрывность его, и вечность…"

Ведь и он, и он сам упирался в тот же вопрос, что и Окатышев…

От деревни разрезали тьму два столба света, выше по берегу, к низкому деревянному строению, куда рыбаки стаскивали рыбу, проехала легковая машина – покупатели.

Он поднялся на крыльцо храма, снял два навесных замка, светя себе фонариком, вошёл в храм, затеплил свечу перед образом Спаса, опустился на колени…

А когда через полчаса выходил из храма, та же машина с орущей из окон музыкой ехала обратно. И встала неподалёку.

Отец Илья спустился с крыльца. К нему шёл человек. Когда он приблизился, священник разглядел – невысокий, кряжистый, наголо бритый парень лет двадцати, раздетый по пояс, на груди, там, где сердце, какая-то наколка. Рухнул вдруг на колени:

– Святой отец, исповедуй! – пьяно прохрипел.

– Что ты, что ты, встань…

– Исповедуй! – головой в землю ткнулся.

Но от машины уже бежали две девицы:

– Васька! Придурок! Пошли давай!.. – подхватили парня под руки поволокли к машине. Он не упирался.

Отец Илья шёл обратно к дому, к ночлегу. Вспомнил, как и сам в первый раз пьяным в храм заявился, тоже исповеди просил. А священник сказал: "Приди завтра, трезвый… Только обязательно приди…"

 

А чего стоило ему – Илье Вострикову – себя переломить, просить, хоть и исповеди. Совсем уж его тогда припёрло. Что припёрло-то?.. Тоска. Вот это: когда всё есть (он работал прорабом на стройке, мужиком был хватким, зарабатывал прилично, да ещё и приворовывал) – а зачем?..

…И было воскресное утро. И голос колокола-великана разливался на десять вёрст по округе, а над озером – и на все двадцать, и счастливый Иванушка-дурачок прижимался, обхватив руками, к колокольной груди и слушал, как долго ещё затихает, гудит медный динамик…

Служба была, исповеди… И дребезжащие голоса поющих на клиросе бабушек были не менее молитвенно-прекрасны, чем голоса выпускниц "музпеда", поющих в городском храме. И как же хотелось ему, отцу Илье, чтобы никогда уж не согрешила исповедавшая грехи свои Галина – совсем же ещё девчонка; чтобы успокоилась мятущаяся душа Геннадия Пахолкова; чтобы не только в эти минуты, но и навсегда уже скинули с себя скорлупу показной наглости братья Куликовы… А как светится всегда скорбное лицо дьякона!.. Вон и Окатышев стоит, острым глазком на всё поглядывает. Но, настанет день, отец Илья верит в это, когда и этот Окатышев, смирив гордыню, истосковавшись душой, на исповедь подойдёт… Последним на исповедь подошёл Ванька.

– Батюшка… – только и сказал, и вдруг слёзы из глаз его голубых потекли.

– Ну, что ты, что ты… – И священник поскорее накрыл его голову епитрахилью…

И было причастие…

И люди, входившие в храм толпой, выходили – народом.

И отец Илья вновь дивился этому чуду обновления. Пройдёт минута, день, месяц, и снова короста греха покроет эти чистые души, а сейчас-то – какая радость, какое единение!

И ведь эти же люди ещё несколько лет назад в алтаре рыбу коптили… Да и он-то сам, отец Илья, ещё семь лет назад…

 

… – Осторожнее, батюшка, – скорбным свои голосом сказал отец Анатолий, когда после службы и обеда, переодевшись в "штормовку", брезентовые брюки и сапоги-бродни, отец Илья пошёл к озеру.

Братаны Куликовы уже поджидали на берегу.

Столкнули лодку. Старший Куликов сел на носу, отец Илья на скамейку в середине, ближе к левому борту, младший – на корме у мотора.

А мотор что-то не заводился. Куликов дёргал и дёргал шнур, мотор рыкал и умолкал.

Отец Илья увидел на берегу Ваньку. Тот сидел на валуне, глядел на воду… "Блаженны нищие духом…"

Мотор взревел. Лодка, сразу задрав нос, рванулась. "Руль держи!" – истошно рявкнул старший Куликов брату.

Отец Илья, выпав за борт, сразу с головой ушёл под воду. Сапоги наполнились водой, он отчаянно пытался стянуть их…

Ванька бросился в воду, поплыл…

Куликову, наконец, удалось скинуть скорость, развернуть лодку. Метров на сто вперёд уже улетели.

Вынырнувшего, точнее, вытолкнутого Иваном из-под воды священника подхватили за волосы и капюшон, потом подмышки… Пока втащили, Ванька потерялся…

Отец Илья, с трудом придя в себя, сел. Рядом на траве лежал Иван. Куликовы склонились над ним, не зная, что делать.

– Что? – спросил священник, понимая, зная уже – "что"…

 

…Галина подбежала, сунула руку к шее, к сонной артерии Ивана. Нос зажала пальцами, и, вдохнув, к его губам припала, выдохнула – так несколько раз.

– Переверните его, – Куликовым скомандовала.

Те развернули безжизненное тело со спины на живот, Галина всем весом даванула. И вздрогнул Иван, головой затряс, закашлялся, на четвереньки встал…

– У-у! – не найдя слов, выдавил из себя старший Куликов, сплюнул под ноги, к лодке пошёл, сигареты из кармана доставая. А младший спросил священника:

– Ну, как ты, батюшка?

– Нормально всё. – Отец Илья поднялся, шагнул к Ивану, который уже сидел, глядя на всех удивлёнными голубыми глазами.

– Ну, как ты?

– Я уж думал, что умер, а живой… – ответил Иван и улыбнулся.

 

Галина сидела на валуне у воды, на том самом, на котором сидел недавно Ванька. Священник подошёл к ней, увидел, что она плачет, сел рядом.

"Ну, ты дурак-дурак, а дура-ак…", – одобрительно сказал Ваньке Колька Куликов. От деревни бежала, крича что-то, Ванькина мать. Молча бежали дьякон отец Анатолий и егерь Геннадий Пахолков…

На валуне, рядом, сидели пожилой бородатый мужчина с длинными мокрыми волосами и светловолосая девушка, и мужчина сказал, то ли к себе самому, то ли к ней обращаясь:

– Слушай, это же не просто так, как-то же по-другому теперь надо жить, да?..

 

 

260 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 18.03.2024, 21:24 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов

06.03.2024
Журнал Ваш вызывает искреннее уважение. Оригинальный, стильный, со вкусом оформленный, имеюший своё лицо. От души желаю Вам удачи, процветания, новых успехов!
Владимир Спектор

22.02.2024
С удовольствием просмотрел январский журнал. Очень понравились графические работы.
Александр Краснопольский



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

https://bettingcafe.ru/bookmakers/
Поддержите «Новую Литературу»!