Андрей Усков
|
|
« Ответ #1 : 04 Январь 2020, 15:33:05 » |
|
Сходный случай – давно хотел научиться стирать на машинке. В нашем собрании сочинений и их сочинителей, в этом обществе правдорезов и правдорубов, правдогубцев и правдотвёрток, правдощупалец и правдокусачек, ни одного, знаете ли, машиниста-стирателя. Не любят наши люди ещё стирать с себя все земные огрехи и шероховатости, бессмертие – им, видите ли, подавай, на блюдечке с голубой каёмочкой. Что тут сказать – о вкусах спорить не велено, да и неловко, нелепо порой зачастую. Но, на мой взгляд, этому трогательному рассказу-исповеди «романтизьмы» всё-таки не хватает. Помните великого трагикомика: «Романтизьму нет, выпить спокойно не дают, нет прежней красоты»? А недурно, недурно было бы, если бы где-нибудь на зашарпанном виниле, там в этом дивном саду, где Роберт Фрост рассуждает о шуме деревьев, кто-нибудь спел бы: «Там на шахте угольной паренька приветили, руку дружбы подали, повели с собой. Девушки пригожие тихой песней встретили, и в забой направился парень молодой». А забой – это, как известно, крайняя точка выработки. Что? Какой выработки? Какой надо – такой и выработки. В данном случае – той выработки, в которой Александр Сергеевич предлагал хранить гордое терпение. Представляете? И вот этот паренёк из фростовского сада-стихотворения, на вид типичный зюзя, решает изменить свою судьбу кардинально, решает развить в себе это самое гордое терпение, чтобы этаким образом соответствовать своей эпохе и месту в полной значительной мере. Ведь если в исповеди, луна никуда не плывёт, рассвет никого не лобзает, звёзды ничего не пробуждают – то, согласитесь, сударь, исповедь суха и скучна. Её и по телефону-то слушать замучаешься. Подумаешь, тоже мне Гегель нашёлся! И почему бы не сказать: строчки били, а не были. А потом начнёшь разбираться и подумаешь, ведь, если строчки били бы на самом деле, то им и надобно было бы соответствовать, надобно было бы бить в каждом предложении, чтобы всё угорало, сметало на своём пути всё, стирало все устоявшиеся рамки приличия, и заставляло по-новому посмотреть на сложившийся сюжет и явления вокруг тебя. А так исповедь, что пыльная вобла на кухне. Висит, и если побуждает мозги на что-либо, то мысль эта – банальна до ужаса, на вроде смотрителя приканального: «Пивка бы перед сном где-нибудь раздобыть». Нет, милостивый сударь, без «романтизьмы» нет житья нашему брату, дяде и дедушке в нашем скучном мире. К тому же, ещё неизвестно: какими словами (печатными или непечатными) поминали героя рассказа ушедшие от него подруги? Ведь там тоже поди трагикомедь ещё та: «Надя не надо ложных надежд». Нет, скучно, скучно живём. Гоша был прав: «… раньше был романтизм, закуска, а теперь подсунут какое-нибудь дерьмо – и живи с ним». Аривидерчи, Астаманьяне! Пойду обучаться стирать на машине. Ужас, до чего прогрессы дошли! Машины умней человеков, нажмёшь не на ту кнопку и сорок тысяч коту под хвост. И снова иди в забой, снова храни, разъедри его недра, терпение
|