Мадорский Лев.
Рассказ «Здравствуй, папа».
Как говорит приятель, мои вкусы в живописи примитивно-традиционные. Изо всех -измов предпочитаю реализм. Поэтому, неловко признаться, но пошёл на выставку Петра Семёнова, художника-импрессиониста из Москвы, проходившую в Магдебурге, только потому, что имя и фамилия указывали на нашего соотечественника. Но на этот раз в небольшом зале, где было выставлено около тридцати полотен Семёнова, я провёл более двух часов. К некоторым картинам возвращался несколько раз. Художник был последователем Чурлёниса и балансировал на грани живописи и музыки. Картины назывались так же, как и музыкальные произведения. «Финал концерта Чайковского для фортепиано»: среди мраморных столбов, как Атланты, подпирающие небо, на тебя неслись светло-красные потоки света и радости. «Концерт для двух скрипок Вивальди ля минор»: голубовато-холодные водопады, пронизанные солнечным светом. «Половецкие пляски» из оперы Бородина «Князь Игорь»: багровые блики огня, мечущиеся в ночи. Я смотрел. Думал. Вслушивался в себя. Иногда не соглашался.
После осмотра подошёл к администратору выставки, молодому парню с серьгой в ухе.
– Как можно связаться с художником?
– Он болен. Но здесь его дочка. – И показал на полную женщину, сидевшую за небольшим столиком в углу зала. Я присел рядом. Представился сотрудником русскоязычной газеты. Спросил, что с отцом.
– Он в больнице. Плохо с сердцем. Возможно, потребуется операция. Что вы хотите? Я не могу помочь? – Дочь художника говорила по-немецки без акцента.
– Очень понравились картины. Хотелось познакомиться. Может быть, написать о выставке в газету.
Мы помолчали.
– Ваш папа из Москвы? Я тоже. Вы говорите по-русски?
– Почти нет. – Она заметила мой удивлённый взгляд и добавила: – Это длинная история. Но если вам интересно, расскажу...