Четыре варианта литературы

На чтение потребуется 1 час 10 минут | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск      18+

 

 

 

 

 

 

*   *   *

 

Мы с Кандовой считали проституционную (коммерческую, буржуазную) литературу порождением протестантского региона, северных Европы и Америки, цитадели капитализма. Позднее я сделал вывод, что это не совсем точно. Проституционный вариант всегда составлял добрую половину писавшегося Западом, но пребывал на задворках, суррогатом культуры (то есть масскультом). Окреп у протестантов XIX века – протестанты вышли из католического мира, только постепенно отходя от него всё дальше. А с двадцатого века претендует на роль настоящей литературы, первичной, объявляя вторичными остальные варианты. Масскульт вытесняет культуру.

Проституционная, буржуазная система быстро распространяется по миру. С распадом СССР обживает постсоветский регион, главным образом его славянскую часть (мусульмане религиознее, в том числе в литературном отношении).

Происходит коммидификация – всё оценивается в деньгах.

Писатель – проститутка. Клиент (читатель) всегда прав, прав по определению. Литературный мир – бордель, или стриптиз-клуб. Нужно угождать как можно большему числу клиентов, дабы больше заработать. Лучший писатель тот, кто имеет больше клиентов и денег, согласно американской поговорке: «если ты умный, то почему же бедный?» Писатель стоит столько, сколько заработал; не зарабатывающий автор вообще не писатель. Как и в религиозной системе, нельзя спорить, кто лучше, но по другой причине – писатель-священник подчиняется традиции и начальству, писатель-проститутка исходит из гонораров.

Плодовитость равнозначна содержанию. Ведь тираж (а значит, прибыль) зависит не только от популярности ваших книг, но и от их количества. Разрабатываются методики, как быстрее писать.

Понятия знатока литературы не существует. Проститутке всё равно, кто клиент – маститый филолог или полуграмотный мещанин. Налицо охлократия – все мнения равнозначны. Большинство всегда право, ибо оно больше платит. Литпроституткам и массовому читателю неприятна мысль о существовании знатоков, ибо именно высокообразованные люди их презирают.

Воспринимающий литературу как проституцию с пиететом относится к кино, ибо оно популярнее, в мире кино больше денег. Репутация писателя во многом зависит от количества экранизаций. «Сценарист» – это звучит гордо. Пишущий часто опирается на киносюжеты, и из любви к кинематографу, и потому, что читающий литпроститутку тоже любит в первую очередь кино. Среди пишущих много не сумевших стать режиссёрами и сценаристами, записывающих, что им хочется показать на экране. С двадцать первого века на проституционную литературу влияют и компьютерные игры.

Литература состоит из детектива, приключенческого жанра, «дамского романа» и эротики с порнографией. Очень ценятся остросюжетность, кинематографичность, юмор, романы с продолжением (подражание многочастным блокбастерам и сериалам). Драматургия интересна настолько, насколько близка к сценарию. Поэзия считается архаизмом – плохо ладит с детективом и плохо экранизируется. Малые жанры не в ходу – не востребованы массой. «Чем меньше объём сочинения, тем ниже его оценивают, почти независимо от качества» (Л., «Хождение к Лермонтову»).

Будучи буржуазной, проституционная литература подвержена узкой специализации, дробится на огромное количество жанров и поджанров; большинство литпроституток подвизается в одной узкой отрасли.

Проституционная литература, как и творческая, вышла из сказки, но преобразила её иным путём. Писатель-артист усложняет содержание и стиль сказки, совершенствует композицию; писатель-проститутка вульгаризирует сказку, опошляет, а её язык только осовременивает, но не обогащает.

Религиозник – пуританин, ханжа в лексиконе и сюжетах, писатель-проститутка груб на язык и склонен к порнографии. Для религиозников классика – стадо священных коров, прокрустово ложе; для творческой литературы – живая традиция, частично продолжаемая, частично оспариваемая; для проституционной системы – скучное старьё, ведь обыватель не знает истории, а масскульт следует сиюминутной моде. По логике религиозников (хотя прямо они этого не говорят), литература становится всё хуже, ибо авторы заведомо воспринимаются робкими учениками святых-классиков; сторонники литпроституции считают литературу постоянно улучшающейся, ибо прошлое им неинтересно, а значит, оно плохо. Литбордель ассоциирует литературу с техникой, совершенствующейся с каждым годом, и часто вспоминает технический прогресс в качестве аргумента. Аннулируется само понятие «классика». Всё как в поп-музыке: прошлое презирают, изредка – снисходительно полуодобряют.

Поп-музыка упомянута не случайно. Писатель-священник пишет псалмы, церковную музыку; писатель-артист – сонаты и симфонии; писатель-проститутка – эстрадные песни.

 

 

*   *   *

 

Священники и проститутки литературы во многом диаметрально противоположны, примерно в восьми аспектах – отношение к классикам, вообще к прошлому, к матерщине, эротике, остросюжетности, плодовитости, гонорарам, стихам; будучи сравнительно ближе к писателям-артистам, хотя религиозники и их недолюбливают, а проституток ненавидят. (Религиозник вообще нетерпим к чужому мнению. К тому же и творческая система, и проституционная – светского характера). Такова ситуация и в жизни: сравните священников в прямом смысле слова с творческой интеллигенцией и проститутками. Религиозная и проституционная литературы – две крайности, те самые Сцилла и Харибда, меж коих проплывает корабль литературы творческой. Спор религиозника и проститутки – спор дураков (или разыгрывающих дурачка), впавших в крайности. Каждая сторона права, обличая оппонента, но, переходя к своим утверждениям, обнаруживает собственную глупость. Таковы все дискуссии между дураками, примеры я перечислял в статье «Как вычислять дураков». «…умному человеку всегда приходится воевать на два фронта…» (Л., «Тональная безбрежность»). Писатель-артист – не исключение.

Но любопытно: эти крайности во многом сходятся, противостоя творческой литературе. В восьми аспектах они противоположны – но девять общих признаков отличают их от писателя-артиста.

Писателю-священнику и писателю-проститутке всё равно, насколько разбирается в литературе их поклонник или хулитель. Священнику важно, кто вы «по чину»; чем выше ваше место в официальной иерархии, тем важнее ваше мнение. Проститутке одинаково интересно любое мнение. Обоим безразлично, умён или глуп собеседник. Писателю-артисту важно, насколько разбирается в литературе человек, на каком основании он хвалит или раскритиковывает. Священникам и проституткам всё равно, кто прав, их интересует мнение начальства или деньги.

Литсвященнику и литпроститутке не дозволяется иметь своё мнение. Священник послушается автору-богу, святым и начальству, проститутка – толпе. Священник и проститутка, критикуемые начальством, неправы изначально, адвоката не имеют, самозащита запрещена, а прокурор и есть судья.

Священник и проститутка не должны критиковать вышестоящих и более удачливых коллег – это припишут их глупости и зависти. (К тому же это будет несогласием с начальством или толпой).

Священник и проститутка не особо отражают свою индивидуальность, идеологическую и стилистическую. Им потребна нивелировка: священнику – ради начальства, проститутке – ради толпы. Творческая индивидуальность в литературе им мало свойственна – для них литература не творчество, а религия или проституция (бизнес).

Священники и проститутки литературы требуют её упрощения, простоты стиля, общедоступности, подлаживания под полуграмотных обывателей – их куда больше, чем утончённых эстетов. Литература регрессирует. Литсвященник следует образцам, заведомо считаемым лучшими, он обязан быть вторичным, перепевщиком, следующее поколение пишущих уже третично ets. Литпроститутка глупеет, следуя за большинством, глупеющим, а не умнеющим – глупеть легче.

«Быть знаменитым некрасиво» именно в религиозной и проституционной литсистемах. Религиозники делают классика религиозным святым, подчас вызывающим невольное раздражение и даже насмешку у умного человека. Это чувствовал Блок, воскликнув: «Молчите, проклятые книги! Я вас не писал никогда!». При творческой литсистеме бояться ему было бы нечего. Автор-бог насильно впихивается в головы, у многих вызывая отторжение, тошноту, даже справедливый комплимент ему отдаёт пошлостью. «…стыдно быть богом» (Л., «Евангелие от Иуды»). Литпроститутка, угождая обывателю, вынуждена быть вульгарной, поп-звездой, хотя облагороженной (писать – умственный труд).

Литературные священники и проститутки одинаково плохо разбираются во всех искусствах. Писатели-священники – из высокомерия («вначале было слово»), писатели-проститутки интересуются только вкусами большинства, из искусства интересующегося только кино и эстрадой.

Творческую систему представляют только добровольцы, а религиозной и проституционной системам часто подчиняются поневоле, избегая остракизма в религиозном мире и материальной нужды – в буржуазном. Писатель пишет как священник или проститутка, таковым не являясь.

Наконец, начиная с двадцатого века, литпроститутки, как и литсвященники, сводят литературу на нет. Для религиозника творчество греховно как гордыня, самомнение, состязание с богом. Пиши меньше, сомневайся в себе чаще, зарабатывать пером неприлично, трижды подумай, прежде чем начать писать – словом, лучше вообще не писать, а молиться автору-богу. Литпроститутка потрафляет толпе, далёкой от интеллектуальных занятий, предпочитающей кино и телевидение, вынужденно глупеет, приноравливаясь ко вкусам телезрителя, клиповому мышлению, что ведёт к вымиранию литературы, заменяемой сериалами и компьютерными играми. Технический прогресс убивает проституционную литературу. Критиковать эту ситуацию литпроститутка не может, ибо, как проститутка, должна удовлетворять именно потребности толпы.

Литсвященник и литпроститутка по их же собственным законам пилят сук, на котором сидят.