Молитва

Благодарю тебя, Господи, за великий дар твой людям, за любовь к нам приходящую! И когда настала пора, и посетила меня любовь, то любимый мой на четвертый день уговорил меня провести с ним ночь. И еще с его пятерыми близкими, как он сказал, друзьями. Так, с помутненным любовью разумом, потеряла я невинность в шести местах, по шесть раз одновременно. А на шестой день, иссякла моя любовь к нему, да и ко всему остальному, но только не к тебе, Господи!

Позвольте мужчинам плакать, думала Гжеля, глядя, как ее любимый выдавливает улыбку, порезав палец кухонным ножом. Какой садист, вообще, выдумал притчу, что мальчики не плачут? Если это было одно из утешений ребенка, и не просто утешений, а воздействий на проявления чувств у малыша, то с таким же успехом, родители могли бы заявлять, что мальчики не писаются и не какаются, согласитесь?

Мой мальчик может реветь и мочиться под себя сколько угодно, пока не поймет, что менять подгузники каждый день – это дорого, а влюбляться в девочек, скучно и не интересно, – решила Гжеля, и мягко, но настойчиво, обняла плоть своего возлюбленного, своей влажной и жаждущей рождения новой жизни, плотью.

– Я испила свою жизнь, прошептала однажды Гжеля.

– “Тогда, если хочешь, испей меня”,-– подумал Даниил, -– и Гжеля, плотно обхватив губами его пенис, начала с каким-то неистовым вожделением пить его оставшиеся года. И в тот момент, когда она насчитала тридцать семь, а Даниил тридцать восемь, он остановил ее, и произнес:

– Существует такое поверье, милая. Как-то, давным-давно, жили по близости два человека. Занимались они тем, чем им пристало заниматься, а именно: охотились, дабы прокормить себя, шили одежду, дабы согреть себя, поддерживали огонь, чтобы лютых зверей отпугивать, и ходили друг к другу в гости, сами не зная зачем. Бывало, посидят, помолчат, да и разойдутся по домам. Но как-то раз, один из них, споткнувшись о лежащий перед его жилищем камень, и крепко ударившись головой об землю, встрепенулся и сказал сам себе: а в чем, собственно суть? Не дождавшись ответа от самого себя, он отправился к соседу, и задал ему этот вопрос. Но тот, как ни чесал затылок, так ни к чему и не пришел. Тогда наш герой, можно сказать уже не в своем уме, задал этот вопрос Богу. На что тот, собрал совет, и произнес: дабы никто не смел усомниться в моей непредвзятости, я решаю бросить кости, и тем самым вынести справедливое решение. Ибо я не владыка дум людских, а только наблюдатель! И бросил Господь Бог кости, и упали они на умалишенного, и придавили его. С тех пор, на нас с тобой, Гжеля, висят эти кости от сомнений того древнего человека, и нам с тобой по жизни идти в два раза трудней, и в два раза запутанней, чем тем, кому Бог прикрыл глаза своей теплой ладонью. В этом, Гжеля, и есть Его справедливость.