Тюфя

 

 

 

На следующий день, ближе к полудню, Олега потревожил телефон.

– Знаешь, что мы решили, – говорил Игорь тихо. – Ты вчера ушёл, мы с отцом ещё накатили. Он подобрел, и я с ним договорился. Я со своей семьёй займу ту большую комнату, где вчера сидели. Шифоньер свой разверну, и по одну сторону будет дочке уголок, а по другую – наш с Катей. Так что в квартире у всех будет по комнате: у родителей, у Витки, у нас… В общем, приходи…

– Давай после обеда.

– У нас поешь, похмелимся… Я утром тайком сбегал: две бутылки взял. Отец ночь не спал: ходит злой, на всех матом рычит. У него же язва: пить совсем нельзя, а вчера сорвался. Теперь у него и голова болит, и желудок, и поднять он ничего не может, не то чтобы мебель двигать… Ты быстрей приходи, а то вдруг он передумает: он же в этой комнате аппаратуру ремонтирует… Накопил хлама чёрт знает сколько, надо всё это выбросить, а он… – Игорь перешёл на шёпот. – Даже тут, на балконе, слышно, как он зубами скрипит…

 

Работой на подворье сегодня, в воскресенье, Олег себя не озадачивал, но и не очень-то хотелось идти к Храповым: не так уж рук и сил много надо, чтобы перетащить шифоньер.

Олег обошёл своё хозяйство, бросил курам зерна, добавил свежей травы в кормушки зверькам… От двух кирпичных сараев, где раньше, при живом отце, содержались поросята и козы, теперь веяло пустотой и забвением – забвение окутало и соседей, и дальних жителей на тысячи километров вокруг, и всю страну… Затрещал веками складываемый крестьянский уклад жизни, когда на подворье у каждого была живность, – теперь… Чёрт знает, что теперь? Свои фермеры страну не накормят. Голодный и нищий думает прежде всего о том, как поесть самому, накормить-одеть семью… А сельскому жителю пяти зарплат не хватит, чтобы запастись на год зерном, сеном… Продукты же в магазинах дорогие, из неизвестного импортного сырья, и, чтобы не причинить вред организму, – надо глотать таблетки. Безвременье! Скука…

Олег нарвал в огороде полный карман крыжовника и, оставив для ушедшей на рынок матери записку, побрёл без желания к Храповым…

 

Сергей Викторович, от болезни бледный и согбенный, стоял за спиной Игоря и поминутно отхлёбывал из стакана водный раствор соды. Светлана Андреевна и Катя совали ему таблетки и заставляли прилечь, обращались к Олегу, чтобы и он настоял; но старый Храпов отмахивался и скрипел зубами. Витки, как сразу заметил Олег, дома не было…

– Папа, – говорил Игорь, вытаскивая из шкафа или из-под стола какую-нибудь вещичку и посмеиваясь снисходительно. – Ты хоть понимаешь, что это не просто прошлый век, это уже другая эпоха… Видеомагнитофон, да ещё разбитый. Кому это надо? А этот ящик с лампами? А тот, с конденсаторами? А эти экраны? Да никто уже не смотрит чёрно-белое изображение… Ламповый приёмник – это же динозавр! Откуда? Зачем оно тебе?

Олег раньше не приглядывался к этому углу комнаты: ну, сидит тут за шкафом старый Храпов с паяльником, и сидит. Теперь ему было неудобно и грустно: по углам его двора тоже копилось много чего бесполезного, на первый взгляд, но всегда из него можно было вытащить понадобившуюся вдруг железку или дощечку. В хламе телевизионного мастера он ничего не понимал, и считал, что позвал его Игорь лишь с одной целью, чтобы сообща окончательно сломить своего отца.

– Ладно, – рычал Сергей Викторович и на сына. – Ты, извини меня, умника из себя не строй. Люди приносят, значит, надо…

– Не надо, – убеждал Игорь мягко и откладывал вещь на широкий полог, расстеленный на полу. – Я же знаю, приносят, говорят: сделаешь – оставь себе, не сделаешь – разбери на запчасти. Ведь так, мама? Когда меня не было, ты же всё и видела, и слышала… Людям жалко просто так выбросить старьё на помойку, а тут вроде бы тебе услугу оказывают. А потом ещё чего-то от тебя взамен будут просить! Они свой дом от мусора освобождают, но чтоб с выгодой для себя, а ты рад этот мусор у себя накапливать. Накапливаешь и попадаешь в зависимость от других. У вас же с мамой есть современный телевизор, у Витки – компьютер… Мы ещё привезли то же самое... А то, что может пригодиться, я не выбрасываю, отдельно сюда складываю, смотри…

Старый Храпов подносил стакан к губам, делал глоток, но туда не смотрел, куда ему указывали, а склонялся, скрипя зубами от боли, и перебирал свободной рукой те вещи, что были определены сыном на свалку.

– Я всё понимаю, – соглашался он неохотно. – И зрение уже подводит. Очки одену, ещё лупу возьму, а не вижу.

– И я тебе про что. Ты же больше по привычке что-то хочешь из этого хлама смастерить.

 

И только после стариковской въедливой ревизии Олег и Игорь, взяв в руки по два конца полога, вытаскивали сбившийся со счёта тяжёлый узел из квартиры. Спускались со второго этажа по неудобной узкой лестнице к мусорному баку во дворе.

Потом, поднявшись наверх, устраивались на балконе, где Игорь припрятал водку, и проглатывали быстро по стопке. Закуривали.

– Ему не надо, – говорил Игорь об отце. – Голова после вчерашнего переболит, а с язвой шутки плохи… Но водку ему лучше не видеть, а то ещё больше распсихуется. Мол, ему хочется, но нельзя, а нам и хочется, и можно. Раздражительным стал в старости.

– Я и забыл… – Олег сунул руку в карман. – Чёрт, а! Крыжовник… Подумал ещё, когда ты меня узлом к стене придавил, отчего это нога как мокрая стала, а… Раздавил, наверно, весь. Да нет, есть целые ягодки…

– Пойди на кухню. Тарелку найдёшь, выложи… Витка очень любит кислое. И поищи там чего-нибудь на закуску, а то у нас только хлеб остался… Никому не говори про бутылку. Особенно, чтобы Катя не знала!

Олег взглянул на друга с недоумением: никогда раньше тот, при всех их тесных взаимоотношениях, не позволял ему передвигаться самостоятельно по квартире. Был всегда предупредительно рядом. И вдруг, как ближайшему родственнику, говорит: пошарь в столе или холодильнике… Родственник? Ну да, ляпнул же, дурак, вчера пьяным языком, что жениться надумал… В горле Олега защекотало от приближающегося смеха. Неужели Игорь всё воспринял всерьёз? А почему бы и нет? Задёрганный скитальческой жизнью, обременённый семьёй, не нажив к тридцати годам ни двора, ни кола, ни гроша, на что ещё Игорь может надеяться? Разворошить для себя отцовский угол, приспособленный под мастерскую, – но этого мало. А выпроводить сестру замуж, если уж и жених созрел, как тут же нарисуется в квартире свободная лишняя комната…

 

На кухне оказались Светлана Андреевна и Катя. Умаявшись возиться с упрямым Храповым, не желавшим прилечь, они гадали: что приготовить на обед. Олегу стало неловко, когда он вытаскивал из кармана размякший крыжовник…

– Это я так, выбрал для пробы, – словно извиняясь, пробормотал он. – Ещё зеленоватый. Чуть подавился… Поспеет – принесу больше. Вообще этот выбросить можно.

– Ну что ты, – запротестовала Светлана Андреевна, подставляя заботливо тарелочку. – И этот хорош. Спасибо. Наша Вита, кто бы знал, очень уж обожает кисленькое… Придёт – обрадуется.

«Игорь уже всем растрепал. – Олег бросил ягоды на тарелку. – Уже все глядят на меня, как на… А, сейчас ещё раз проверим…»

– Знаете что, – сказал он, по-хозяйски распорядительно, как разговаривал с подчинёнными на работе. – Мы там, на балконе, водку пьём, а закусить нечем. Что у вас уже есть готовенькое?

Реакция женщин оказалась угадываемой. Светлана Андреевна, и вчера, и в былые годы корившая Игоря и Олега, когда они не в меру напивались, бросилась с живостью к холодильнику; резала и накладывала на тарелку колбасу, сыр… и, уже не зная, чем угодить, предложила открыть баночку шпрот, но Олег отказался. Попросил лишь чего-нибудь – вытереть липкие пальцы, как Светлана Андреевна тут же подвела его к крану и подала махровое банное полотенце.

– Только Сергею Викторовичу, пожалуйста, ни-ни… – шептала она, выкатывая глаза в притворном испуге, будто бы муж стоял под дверью и подслушивал. – И чтобы он не знал, иначе не удержится… А ему категорически нельзя.

– Моему тоже, в известной степени, пора закруглять, – сказала Катя сердито. – Гастрит уже есть. Это он сегодня похмеляется после вчерашнего. Вчера – после позавчерашнего. Уже десять дней с приезда. Значит, увязнет на месяц… А это – что? А это то, что к годам дорогого папы Сергея Викторовича, извините, тоже заполучит язву.

– Ну что ты, Катя, – чуть повысила голос Светлана Андреевна. – Когда им ещё выпить, пока молоды… А наша Вита, между прочим, уже прославилась. Она ещё не говорила тебе, Олег? Москва о ней пишет… В «Учительской газете» статья называется «Молодые светочи провинции», в ней о Вите так и сказано: занимается духовным подвижничеством. Развивает в одарённых детях чувство видеть и творить прекрасное…

«Э-э… – только и подумал Олег. – В точку я попал».

 

И в этой квартире, пропахшей канифолью и аптекой, словами «извините» и «пожалуйста», произносимыми всуе и поэтому казавшимся сорными, как тюльпаны на картофельной грядке, показушным вниманием и заботой о здоровье, Олегу стало вдруг невыносимо душно.

И душно было на балконе, когда он рассказывал Игорю, что закуски собрали женщины, а тот, словно подхватывая начатую Олегом тему, продолжал назойливо дудеть всё в ту же дуду, как замечательно быть семейным: приходишь с работы, а в доме уютно, и жена рядом, и всегда приготовлено поесть, и всё такое… Что сначала отношения складываются легко – романтика новой жизни, потом труднее – притираются характеры, ну а после – один вживается в другого, и, как говорят в народе, муж и жена – одна сатана. И что если бы Витка утром не переругалась с отцом и не убежала из дому, то вместе с ней со всем отцовским хламом они управились бы часа за два… А из-за чего переругались? Отец со своей язвой ночь не спал и заметил, как Витка домой явилась уже далеко за полночь…

– Но, в конце концов, она не ребёнок, ей уже двадцать пять, – сказал Игорь и тут же, бросив осторожный взгляд на Олега и смутившись, взялся за бутылку. – Нет, она вообще-то домоседка. Рисует свои картинки… А в огороде, знаешь, как она работает? Родители взяли себе немножко земли... Картошку копали, так Витка прёт как трактор… за ней не угнаться. Давай, что ли?

– Н-да-а… – произнес Олег неопределённо и взял полную стопку, вслух не договорив: «Хорошая характеристика для девушки: Витка – трактор… Да они все просто хотят избавиться от неё. Родителям эта взрослая кобыла надоела своими ночными похождениями, сомнительными знакомцами… Игорю – тем, что, рано или поздно, она всё-таки выскочит замуж, но для него лучше, чтобы раньше, именно сейчас, чтобы освободилась и её комната…»

 

Они выпили. Олег, подавившись, закашлялся и почувствовал, как противная тёплая водка выдавила на лоб горячую испарину, и всё его тело охватило нездоровое волнение. Ему вспомнилась широкая спина Айсера, к которой вчера прижималась Витка. На одном из карандашных рисунков, что висели на стене в Виткиной комнате, он разглядел и его лицо. Освежился в памяти тихий майский вечер, и Витка, ныряющая кому-то на колени в распахнутую дверь автомобиля… Боже мой! Храповы живут в своём мирке и думают, что каждый из них в этом мирке сокрыт от тридцати тысяч пар глаз населения Малой Гавани! Он вспомнил, как, бывая не раз в гостях у Игоря в Краснодаре, застал однажды у него Витку, уже одевавшую туфли в коридоре и пытавшуюся в суете скрыть на опущенном лице смущение и некоторую радость. «Ну, у меня и сестрёночка, – говорил Игорь после её ухода. – Замуж выйдет, рожать, наверно, будет, как… не знаю, кто. Представляешь, только на первом курсе универа, а уже собралась делать второй аборт. Денег просит… А-а, все они одинаковые: эти художники, артисты… Это мы с тобой нормальные люди. А у них с головой что-то не в порядке: не хватает острых ощущений. Чего о них только не увидишь по телевидению…» И таким пустым показался тогда Олегу этот разговор, что никогда и не вспоминался, а в эту минуту всё явственно всплыло вдруг в подробностях, словно было вчера: и цвет туфель Витки, красный…

– Уже и курить не тянет, тошнит… – сказал Игорь, вдавливая окурок в гору окурков в стеклянной пепельнице. – Пойдём, что ли?

Олег молча глядел на двух голубей в высоком небе, – ничего другого, сидя на низких табуретках, с балкона было не увидеть. Голуби то сближались, то отталкивались, то взмывали один над другим, превращаясь в чёрные точки, и растворялись вконец в выжженной солнцем небесной белизне.

«Как быстро летит время, – думал он, потирая рукой горячий влажный лоб. – Как многое стирается из памяти. Молодость прошла… Влюбиться так, как когда-то Игорь, уже вряд ли получится. Сколько можно перебирать? Да и какая мне, в тридцать лет, нужна жена? Действительно, трактор… Так и Храповы считают: если я от земли, работаю на земле, то и жена у меня должна быть работящей как трактор… Бесхозный, переходящий из рук в руки, разбитый и раздолбанный, но всё ещё годный после всех этих текущих и капитальных ремонтов… Кто теперь из нас нормальный, кто ненормальный? Я и есть тоже ненормальный, потому что выпил и опять сейчас ляпну что-то невпопад…»

– Я говорю, пойдём, что ли? – повторил Игорь. – Или закончим после обеда?

– А много осталось? – очнулся Олег от своих раздумий.

– Узел, может, два. И мебель передвинуть.

В это время Светлана Андреевна предупредила из кухни: стол будет накрыт через полчаса. И добавила: Вита звонила, скоро составит компанию.

– Давай уже сразу, – сказал Олег. – Чтоб потом на полный желудок не надрываться.

 

Светлана Андреевна, Катя и её дочь обедали на кухне одни. Сергей Викторович так же, как и прежде, сопротивлялся лечь в постель, отказывался с упорством идти кушать свою диетическую манную кашу: без него ребята, да, пусть они извинят опытного мастера, по-умному не управятся. Но хлама наскребли ещё три узла; затем переставили мебель в спальне родителей и внесли туда из большой комнаты стол и шкаф, что служили Сергею Викторовичу в его углу. Сам же угол отделили шифоньером и сервантом, что были доставлены контейнером, и в самом деле получилась приличная комнатка.

– Здесь, у окна, для неё поставим письменный стол, – говорил Игорь о своей дочери. – Свет должен падать с левой стороны. Чтобы зрение не портить, когда уроки будет делать. Так, розетка далеко – ничего, купим переноску. Или у тебя, папа, есть? Тут кровать, тумбочка… Но это уже детали… Спасибо, Олег! – Игорь протянул руку для пожатия и подмигнул. – Ну, что, перекурим? А потом обедать! Папа, ты тоже иди кушай и ложись отдыхать, а мы позже подойдём…

На балконе Игорь свинтил пробку с новой бутылки. Они выпили подряд по две стопки, заев сыром и колбасой, и закурили.

 

Витка появилась, как всегда, неожиданно, и квартира наполнилась шумом.

– А пыли, а пыли! А вещей разбросано!

– Виточка, – долетал на балкон голос Светланы Андреевны, – а ты бы помогла. Олег пришёл, и тот помогает. Кстати, тебе крыжовника принёс… Что тебе, трудно?

– А оно мне надо? Ах-ха-ха… – усмехалась Витка пренебрежительно. – Я, что ли, переезжаю? Кому надо, тот пусть и берёт в руки веник…

– Не надо, мама, я сама, – говорила невестка Катя. – Уж как будто, извините меня, я белоручка…

– Сядь и поешь нормально. Что ты всё хватаешь! Руки с улицы помой. Какой пример ты подаёшь племяннице! А это куда? Зачем в пакет?

– На море. За мной сейчас приедут.

Олег, услышав о том, что именно Витке он принёс крыжовник, покривился как от боли. Как всё в этом мире Храповых искусственно, натянуто, с какой лёгкостью перевираются чужие слова и поступки, чтобы их обратить затем в выгодную для себя сторону… Игорь, пивший с самого утра и уже охмелевший, сонно улыбался:

– А, ни-че-го, – бормотал он. – Сначала покажут свои характеры, после начнут понимать друг друга, а потом найдут и общий язык… Как у мужиков: при первом знакомстве набьют себе морды, а потом друзья навек… Жизнь!

После обеда Игорь казался уже совсем квёлым: несколько раз они вставали из-за стола и выходили на балкон к бутылке. Провожая Олега, он обещал позвонить и договориться, в какой день выбраться удобнее на море. Вспомнить стародавние времена, подводные скалы, жареные на листе железа ракушки-мидии, домашнее сухое вино…