Наследник проклятого трона

 

Lənətlənmiş taxtın varisi

 

Heir of the cursed throne

 

 

 

 

Вокруг Сархастана колыхалось безбрежное, ликующее, непобедимое и потому, страшное в своей силе море человеческих тел. Лицо эмира дрогнуло. Он нечаянно представил себя на месте Марвана. И поежился. Но тут его забеспокоенный взгляд остановился на худенькой девичьей фигурке, притулившейся неподалеко от дома бывшего надзирателя. Она во все глаза смотрела в ту сторону, где висел на дереве подвешенный за ноги злосчастный Марван.

Эмир Сархастан приказал своим слугам привести к нему эту женщину. Он спросил ее:

– Как тебя зовут, о дочь моего дяди?

Девушка молчала, робко понурив головку, окутанную длинной, густой волной распущенных волос.

Эмир терпеливо повторил вопрос.

– Симин, дочь Джемшида сына Аштэда.

Эмир повысив голос, тотчас же воскликнул:

– О дочь Джемшида! С этого дня дом и все имущество нечестивца Марвана принадлежат тебе и твоей семье! – и добавил: – Дайте ей меч!

Когда в руки Симин вложили холодный и довольно тяжелый меч, она подняла голову и с недоумением в глазах воззрилась на эмира. Он усмехнулся.

– Я дарю тебе и самого Марвана! Да, мое дитя. Отныне его жизнь и смерть в твоих руках.

Два человека из числа слуг эмира бережно взяли девушку под руки и подвели к суку, на котором висел, извиваясь раскормленным, жирным телом бывший надзиратель над сборщиками налогов.

– О сестра моя! Проткни его насквозь! – горячо зашептал кто-то на ухо Симин. – Отомсти негодяю за свою поруганную честь!

– Убей его! Убей его, о храбрая девушка! – кричали неистово люди, и эти крики, и окровавленное лицо насильника, и собственная растерянность и оглушенное, близкое к истерии состояние, заставили девушку поднять трясущимися руками меч над своей головой.

Огромный разинутый рот Марвана жадно хватал воздух. От страха он наделал в штаны, и теперь от него исходило зловоние.

Глаза Симин внезапно застлали слезы. Тогда она зажмурилась и, покрепче ухватившись за меч обеими руками, изо всех сил слепо ткнула им. Сквозь ободряющие возгласы толпы девушка расслышала странное клокотание. Она открыла глаза и испуганно вскрикнула. Ее меч торчал, покачиваясь, изо рта Марвана. Оттуда хлестала фонтаном кровь, осыпая розовой пеной землю, траву.

Родные, ласковые руки коснулись плеч Симин.

– Отец!

Джемшид тяжело дыша, порывисто прижал к себе забившееся в рыданиях тело дочери. От волнения он не мог вымолвить и слова. Эмировские слуги не пускали его к ней, пока она не пронзила мечом Марвана. «Народ жаждет отмщения! – сказали они. – Им нужна кровь, и твоя дочь должна накормить их!»

– Отец! Уведи меня отсюда! Я хочу домой!

– Да, доченька. Мать и братья ждут тебя с нетерпением. Соседи милостиво одолжили мне мула. Садись на него.

– Хей! Почтенный Джемшид! Но твой дом отныне здесь. Неужто ради глупой гордыни ты откажешься от золотой птицы, усевшейся тебе на плечи?

– Бедняку обеднеть не страшно, – твердым тоном ответил старик и, смачно сплюнув на землю, он потянул мула за уздечку и поспешил как можно быстрее покинуть место, которое напоминало бы его дочери обо всех ужасах, пережитых ею.

Если правитель не желает войны, то он закроет глаза на самые горькие факты и сделает вид, что слеп и глух, и пойдет на многие уступки врагу, лишь бы война не началась. Но если правитель хочет войны, то он за один день, а то и менее, найдет миллионы причин для этого. Сотни тысячи девушек, подобных Симин, сгинули в небытие, неспасенными, униженными, несчастными и забытыми. А Симин посчастливилось оказаться той самой причиной, которая позволила царю Мазйяру объявить войну халифату.

Его повеление было исполнено. Для бедняков Табаристана настал час отмщения. В городе Сарийя крестьяне загнали в придорожную канаву более сотни халифских чиновников и порубили их лопатами, топорами, колами, а затем закопали.

Имения погибших владельцев оказались в руках бедняков. В стране началась своеобразная эйфория. Богатые арабы, бросив все нажитое имущество, бежали из страны подобно крысам. Но многим из них не удалось сохранить не только богатства, но и собственные жизни. Со всех сторон в Табаристан вливался огромный поток людей, надеявшихся найти здесь рай для нищих. Местная знать тоже задрожала от страха. Позабыв о личных, междуусобных распрях, они накрепко сплотились вокруг царя Мазйяра, клянясь ему в верности.

И вот уже почти год войска ибн Карина бесстрашно сражались с армиями Абдуллаха ибн Тахира и каждый раз выходили победителями из этих битв. Весь Табаристан поднялся на помощь и защиту своего избавителя. Народ славил своего царя, как-то враз позабыв о том, что и до прихода арабов их собственные правители видели в них не свободных людей, а рабов и называли презрительно чернью. Нынешний правитель тоже являлся отпрыском почивших царей, подчас относившихся к своему народу еще суровее и пренебрежительнее, чем завоеватели-арабы. Но верно тот факт, что поработителями являлись чужаки, и определяло отношение простого народа и их нетерпение к ударам и обидам, нанесенных пришельцами. Конечно, строгое слово, сказанное матерью своей дочери, и обида, нанесенная этой же самой девушке мачехой или свекровью, имеют совершенно разные эффекты.

Халиф аль Мутасим не спал ночами от гнева, распиравшего все его властолюбивое существо. Маленький Табаристан превратился для него в считанные месяцы в огромную и почти неразрешимую проблему. Эта горная страна грозила стать очередной и великой опасностью для всего халифата. Необходимо было сокрушить и подавить в крови восстание табаристанцев, пока оно, как заразная и неизлечимая болезнь, не перекинулась и на другие провинции. Мазйяр шел тем же путем что и Бабек. А это означало, что справиться с последователем казненного хурраминца будет очень непросто.

И поэтому, самые лучшие лазутчики правителя Мавераннахра дни и ночи выслеживали царя Карина. Тому, кто сможет пленить его, была обещана огромная, неслыханная по своему размеру награда.