Наследник проклятого трона

 

Lənətlənmiş taxtın varisi

 

Heir of the cursed throne

 

 

 

 

Через несколько минут Закия пулей вылетела из покой дочери Ашинаса и куда-то побежала. Спустя некоторое время она оказалась у дворцовых конюшен. Стояла глубокая ночь, луна пряталась за облаками, а рабы-сторожа безмятежно спали. Закия тихо свистнула. Подождала секунд три и свистнула еще раз. Откуда-то ни возьмись, послышался ответный свист, но более четкий и умелый. Девушка, то и дело оглядываясь по сторонам, немедля направилась в ту сторону, откуда доносился звук и скрылась в темноте. Прошло не менее получаса прежде чем она покинула конюшни и вернулась обратно во дворец.

Утруджа сгорая от волнения тут же набросилась на нее с расспросами.

– Ты передала письмо?

– Да, моя повелительница. Я сделала все, как вы велели. Отдала ему письмо, деньги. Да, и вашу печатку тоже. Хорошо, что вы вспомнили о ней. А то он не смог бы отправиться в путь раньше, чем займется рассвет.

Дочь Ашинаса не отрывала от нее лихорадочно блестевших глаз. Вдруг до девушек донесся слабый конский топот. Они невольно вскрикнули.

– Это он! Точно! Всевышний, услышь наши молитвы и помоги ему!

Послышался тихий скрежет открываемых стражей ворот. Затем все стихло. Закия и Утруджа в смятении даже не заметили, что сидят, обнявшись и сжав друг другу руки. Так они просидели еще некоторое время.

– Пора! – прошептала дочь Ашинаса. – Нам необходимо как можно незаметнее выбраться из дворца. Через тайный лаз в саду. Помоги мне переодеться в мужскую одежду. В таком виде меня никто не сможет узнать, и мы преспокойно выскользнем из города.

Закия с еле слышным и отчего-то унылым вздохом ухватилась за маленький узелок лежавший на ложе госпожи.

– Закия? – вдруг позвала ее мягким голосом Утруджа.

Невольница обернулась.

– Я не забуду твоей верности никогда. И отблагодарю за все, как только представится подобная возможность. Ты – само олицетворение преданности. Я так тебе благодарна!

Бесконечно осчастливившись этим признанием, Закия разулыбалась.

– Да я готова за вами и в огонь прыгнуть и в воду войти! – прочувственно сказала она в ответ, и до того ей стали приятны медовые слова и внимание госпожи, что она и впрямь поверила в свои заверения.

«И все-таки, какая же я хорошая и добрая! О Аллах, ты сам свидетель этому. Жизнью, покоем своим ради госпожи рискую. Дай Бог, Кираман Кятибин^[72] это не забудут записать, и чаша весов с моими добрыми делами отяжелеет в сто раз».

Покои Утруджи состояли из двенадцати комнат. По ее желанию, перед окнами были разбиты многочисленные сады и розалии. Каждые три комнаты объединял отдельный садик с оградой. В эти садики можно было попасть только из покой самой Утруджи и через калитку садовника, проделанную в ограде. Таким образом, для того чтобы в полной мере ухаживать за всеми садами и цветами дочери Ашинаса садовнику приходилось довольно туговато.

Первый сад сплошь состоял из померанцевых деревьев, второй был засажен любимыми Утруджей лимонными кустами, третий – прекрасным розарием, а в четвертом, самом большом саду, росли фруктовые деревья и всевозможные цветы. В этот-то сад и спешили сейчас девушки. Закия еле поспевала за дочерью Ашинаса. Наконец они дошли до заветной лазейки, надежно скрытой от чужих глаз за густыми зарослями буйно разросшихся роз. Недаром девушка не позволяла садовнику обрезать ветви этих розовых кустов, не имевших, кстати, ни одного шипа.

Утруджа испустила облегченный вздох. Каждый сделанный ею шаг словно приближал ее к Дивдаду. Дочь Ашинаса принадлежала к тому типу людей, что живут мыслью и сердцем. Впечатлительной и пылкой натуре этой девушки было свойственно предаваться мечтам и убаюкиваться иллюзиями. Поступая во всем по вдохновению, она идеализировала окружающий ее мир, людей, отношения, не зная, что последствием этого, в конце концов, может оказаться только жестокое разочарование. Влюбленный человек забывает обо всех страхах и о благоразумии, когда его сердце стремится достичь лишь одной цели – быть рядом с предметом своей любви.

– Не спешите благодарить ее, о прекрасная ханум!

– Аа-ах!

Главный евнух гарема хаджиба Сахир смотрел на них с нескрываемым злорадством и от души упивался тем впечатлением, что он произвел на девушек благодаря своему неожиданному появлению. Евнух был не один. Трое статных молодых рабов с извлеченными из ножен кривыми мечами стояли за его спиной.

Наконец-то Сахир получил возможность отомстить этой гордячке Утрудже! Теперь уж она поймет, что не стоило ей затрагивать его самолюбие! Дочь Ашинаса частенько унижала его достоинство язвительными словечками и играла с его терпением слишком долгое время. Она вечно вмешивалась в его дела, и запрещала ему наказывать непослушных или провинившихся наложниц и рабынь. Именно по вине Утруджи Сахир очень скоро превратился в объект всеобщих насмешек. Он уже давно искал возможности отомстить ей.

Однажды ему удалось застать в одной из дальних комнатушек дворца юную рабыню-прислужницу в обществе молодого слуги. Они всего лишь невинно беседовали. Рабыня не входила в число гаремных женщин, но тем не менее, подобное неслыханное поведение заслуживало крепкую порку. Сахир принудил их обоих поползать перед ним на коленях, умоляя о пощаде, затем милостиво предложил сделку. И девчонка недолго думая, согласилась шпионить для него и доносить обо всем, чем занимается Утруджа.

– Как ты посмел без моего позволения прийти сюда?! – придя в себя, гневно вскричала дочь Ашинаса.

Закия охнула и медленно сползла на землю.

Главный евнух гарема расхохотался Утрудже в лицо. И также радостно приказал евнухам отвести девушек обратно во дворец. Там Сахир силой вырвал из рук перепуганной Закии узелок.

Евнух с притворным огорчением зацокал языком.

– Ай-яй! Что же это такое? Наша маленькая ханум собралась покинуть теплый отчий кров?! И далеко ли? И даже не попрощавшись? − он поддел рукояткой плети, что всегда носил собой рассыпанную по подушкам одежду и хмыкнул, − негусто, сразу видна неопытность. Вам пришлось бы еще кое-что прикупить на базаре.

Медленно и важно ступая, он прошелся по комнате. Евнухи стояли и молча ждали. На их бесстрастных, холодных лицах невозможно было что-то прочитать или вызвать хотя бы тень сочувствия.

– Раздеть их обеих! − рявкнул вдруг Сахир что есть силы. – Посмотрим, что у них под одеждой запрятано!