HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Юлия Ставская

Некоторые избранные тексты из книги «Жажда»

Обсудить

Сборник стихотворений


Стихи, которые
посвящаются тем, кто их
не читает


«Не страшитесь совершенства.
Оно вам нисколько не грозит»
Сальвадор Дали

 

Опубликовано редактором: Игорь Якушко, 22.01.2008
Иллюстрация. Автор: SDStudio. Название: "Knocking on the heavens’ door". Источник: imageserver.ru

Оглавление

  1. Из цикла «Серебряный мост»
  2. Соло в шахматы
  3. Голгофа
  4. Про метро
  5. Будда улыбается
  6. Серебряный мост
  7. «Жить долго, жить мучительно и страшно…»
  8. «Слова уже бессильны надо мной…»
  9. Из Цикла «Crazy»
  10. Новая Маргарита
  11. Безъядые Кобры
  12. Манна
  13. Быт, или Немного о музыке, кино и друзьях-приятелях
  14. Ода на смерть хабарика *
  15. Из Цикла «Прозрачный мир»
  16. Белая шубка (Детская песенка)
  17. «Я рисую Джона Леннона…»
  18. Летящее
  19. Про одного Лирулея
  20. Созерцание
  1. «По Васильевскому острову…»
  2. Ludum faciamus
  3. Эксперименты
  4. Почти о душе
  5. Из Цикла «Строфы»
  6. Признание
  7. Строфы в октябре
  8. Июльские строфы
  9. Прощание славянки
  10. Как хорошо – без женщин и мужчин...
  11. «Сегодня как-то дышится – не так…»
  12. Гала Градива


Из цикла «Серебряный мост»


Соло в шахматы

Жизнь – соло. Вам не кажется, струна
слетает на одной и той же ноте
для тех, кто понимает, что в цейтноте,
что жизнь к последней клетке сведена.

Не кажется ли Вам, что потолок
подчас определяет наши стены,
что знаки предвещают перемены
лишь тем, кто из расчерченности смог

шагнуть вне ожидания. И все же
оставить смысл ушедший за собой,
не кажется ли Вам, что ход иной
для выхода уже и невозможен?

                                                СПб –1987

Голгофа

                            Светлой памяти Я.А.Часовой


Иисус стоял, благославляя мир.
Пейзаж был скуден. Люди – равнодушны.
Жара спадала. Был обещан пир.
И где-то плакал мальчик непослушный.

У женщин были хлопоты весь день.
Мужчины собирались для похода.
У всех предметов удлинялась тень
и до и после нулевого года.

Иисус стоял. Мерещилcя ответ.
И смерти долго не было. Но Слово
уже томилось, брошенное вслед
стоящему поодаль Крысолову.

                                                Спб ´ 88

Про метро

Пустынна станция метро,
последний поезд в час пятнадцать,
с той стороны – не прислоняться –
вагона желтое нутро.
Все выжили и разошлись,
метро уныло симметрично,
сознание и впрямь вторично,
дверь закрывается, смирись.

Кого куда катают рельсы
круги своя,
пожалуй, общий только Цельсий,
перекроя
все остальное, так ли остро
мы ощущаем привкус встреч
иль просто на музейный остов
глядим, не думая сберечь...

Так, равнодушно подметая
слой пыли, фантики и медь,
свое дежурство завершая
старушка может не иметь
ни умысла, тем паче смысла,
меж тем как тишина нависла
И кто–то вышел умереть...

                                                ´ 88

Будда улыбается

                                                C.С.


Две маленьких капельки (ай-яй-яй) у Вас на щеках...
Рыбка-бананка удивительно тихо плывет в облаках.
Невесте сегодня лилию выплетали из кос,
и безнадежным взрослым ребенок дарил свой вопрос...

О, герой, победивший шестнадцать мельниц,
двадцать два искушения и несчастливый брак,
в какое–то полнолуние и Ваша душа переселится –
это бывает как счастье, принятое натощак;
как смертельный трюк комара, атакующего человека,
как внезапное солнце в декабре в Петербурге;
как льстящая нам линия на полотнах Эль-Греко
(без оглядки на Босха и, тем более, на Демиурга)...

О, пылинка – душа, возлюбившая Дао,
запускающая крокодилов познания
в живую плоть Мира (или еще куда там?)
о, пылинка-душа, настигающая с опозданием…

Се – закон для паломника: всегда меж собакой и волком.
Холодная тень свободы, обреченность играть без фальши...
Господин Никто, рисующий на китайском шелке
русский сорокоградусный стих (чтобы дальше
переводить на санскрит иль фарси слово “похмелье”
или слово “пи--дец”...
Так англичанка спрашивает: “Русский Емелья
сльез с печи наконец?”)

И я говорю:
                    Не правда ли, какое прекрасное утро?
И посрамив цветочницу Мону Лизу, улыбается Будда...
 
                                                Москва, июнь 1996  

Серебряный мост

Этот мост был серебряным даже при свете дня.
Этот мост по ночам уводил меня от меня.
Когда марево юга и севера долгий снег
отрывали меня для жизни из царства нег, –
о, как я не хотела! Как горько дышала в воду,
как себя отдавала земному царю в угоду,
а потом возвращалась и видела: тот же мост,
и ласкала его серебро и любила за то, как прост...
И твердила ему у ограды узор строки,
и ждала от него серебра... Серебра руки!..

Уподобится, видно, было не так легко, –
я плыву по реке, а серебряный мост далеко...

                                                ´ 88

* * *

Жить долго, жить мучительно и страшно,
жить из последних сил, себе назло,
всегда и всюду быть позавчерашним,
оправдываться: слишком не везло,
казнить себя и быть чумой для близких,
меж “да” и “нет” мучительно повиснуть
и угасать...

* * *

Слова уже бессильны надо мной,
но тень встающего
                молчанья за спиной,
несказанная тень, которой даже
за час до смерти мне не расплескать,
навек ко мне приставлена стоять
и шириться, расти, пока однажды...

да–да, слова бессильны надо мной, –
тень в переводе на молчанье значит:
                                                    жажда

´ 85–87

Из Цикла «Crazy»


Новая Маргарита

Доктор, поймите, я не могу иначе...
дождь плачет, я тень его плача,
и этого слишком уж много, если
довольно дыхания спящего рядом,
но я боюсь смерти,
зимой не люблю Ленинграда.

Раньше произнесение слова, поверьте,
имело какой-то смысл, вероятно.
Тень же от слова невнятна.
Взять бы что говорила обратно:
одни потери и пятна.

Доктор, увы, я себе не верю,
на минуту верю входящим,
уходящим – верю всю жизнь.
Пусть счастье приходит к спящим.
Пусть зыбкий баланс, но – баланс!
Под окнами мною любимых
не разъезжает мой дилижанс.
Вообще-то я раньше чем нужно прощалась,
я тогда зеркал не пугалась,
молилась вечности: – Боже, не дай мне...
Я дождь на камни.
Ни дождь, ни камень не знают смерти.

Бубликом слов никого не мерьте!

слова дожидаются лучшего часа,
и мне безразлично, что эта масса
времени и пространства,
обременяющих жизнь, пройдет.
я не готова на постоянство.
Я знаю, что существует тот,
кто говорил:: возлюби
ближнего своего!
(я могу любить, пока вижу),
возлюби чужого, как моего!
(я думаю только о том, что ближе).

Бывает желанна любовь живых,
но, знаете, тень ощущает банкротство,
тень понимает свое сиротство...
Оболочка куколки бабочке мстит,
мотылек, как и прежде, на свет летит.
Вообще-то я часто скучаю,
представляю Булгакова,
когда он думал о Шарике...

Но вот неформалы верят в систему...
Государство верит в систему,
ученые верят в систему,
матери верят в систему,
но это, знаете, скользкая тема
и не моя...

Пожалуй, я верю в движение Броуна,
в Хаос
и В жизнь Без Надежды.

Мир – пародия на совершенство.
Совершенство же , доктор, не даст блаженства.
(Не знаю как думает декадентство).
Искусство бессмысленно как любовь,
и оба они – враждебны жизни,
то есть балансу – искусству тихо
сидеть на сеансе,
а также искусству ходить по канату, –
вижу, что ходят, но как?

Согласитесь,
в рамках избранных правил
каждый достоин того, что имеет.
Сознание века, увы, сатанеет:
думают ведь не о смене систем,
а о структуре самой системы,
но я опять уклоняюсь от темы.
Быстро меняются рамки избранных правил,
быстро проходят в дамки...
(доктор, мой разум меня оставил!)

Структуралисты, фрейдисты, нацисты…
рассудочный мир откровенен слишком.
Правдоподобие, доктор, давит.
Радовать могут одни детишки...
(доктор, мой разум меня не оставит?)
Я иногда понимаю Бродского.
Он – тоже тень чего-то сиротского.
Но кто нами правит?

В философию я, признаю, не верю.
Может быть, нам приоткроются двери
в Истину, доктор, в Надежду, в Бога?
Впрочем, вопросы звучат убого,
слова мои не отражают мыслей
и существуют по правилам слов...

                                                Тарту – СПб – 87

Безъядые Кобры

(небольшая поэма о сверстниках)

Я
ненавижу
            фальшь.
Когда я имею силы на чувство,
я ненавижу фальшь.
На это уходят годы,
на это уходит жизнь,
но это не значит,
нет, вовсе не значит,
что объект моей ненависти убывает…
но я все равно ненавижу фальшь.

Пусть я из “утраченного поколенья”,
из поколенья тех поколений,
что заплаты ставили на коленях
в первую очередь;
и вот я тихо,
как делают змеи,
чтобы сберечь для удара силы,
заявляю, что я ненавижу фальшь.
Мой яд растрачен
одними в опытах на других.
Я лишь раздуваю шею,
Я – Королевская Кобра,
у которой украли яд
и нет и не было королевства.

Меня не боится никто.
В меня может каждый потыкать пальцем,
захохотать в лицо,
но сказать, что я одобряю ложь,
не может никто.

Мое поколение канет безвестным,
пусть.
Будущее – не душевнобольным,
не циникам и педерастам,
не самоубийцам и графоманам,
и не отшельникам, тихо бредущим туда,
на Восток, где они никому не нужны.
Я признаю: нас нигде не ждут.
Но за нас никто никогда не скажет,
что мы одобряем,
                    мы,
                        Безъядые Кобры,
что мы одобряем
ложь.
Мы – сыты!
И я отвечаю за то, что знаю,
и мы отвечаем за то, что знаем.
Мы – поколение дегустаторов:
с любыми примесями правды
мы различаем фальшь.
Достаточно йоты –
и мы раздуваем шеи,
мы, Безъядые Кобры.
Мы знаем, что с этим талантом
нигде не живут (тем лучше).

Сидят на иглах мои собратья;
сидят на шеях мои собратья,
торчат на звуках мои собратья,
стоят за водкой мои собратья,
и вены режут мои собратья
в надежде, что выйдет
яд.

Мы канем в безвестность, –
ведь яд украден.
Мы канем в бездетность, –
весь яд украден.
С другими смешает нас время,
падкое на стахановых.
Для времени – порододобытчика
мы – шлак.
Настала пора ликвидации нас как класса,
кончилось наше время,
даже если не было нашего времени вовсе
но для вашего времени
глаза у нас – слишком грустны,
и все же мы были, были честны:
о нас никто никогда не скажет,
что мы одобряли фальшь,
что мы ей кивали единогласно,
что мы ей пели единодушно,
что мы ей были послушны,
мы,
    Безъядые Кобры.

                                                Тарту, СПб´ 87

Манна

                            Васе Филиппову

Странно-странно –
на друзей – небесная манна,
друзьям все лучше
на них цербер времени спущен
в райские кущи.
Скоро поеду в гости
собирать их кости:
соберу в узелок
и замок повешу –
большо-о-ой замок
и стану бешеной –
только “ок за ок”.
И будет наконец всем хорошо:
Хайям найдет ту дверь, где вошел
и мудро выйдет,
Сатана – изыдет,
Христос – воскреснет
в советскую Пасху,
Пахмутова напишет песню
за совесть без страха,
Кобзон – будет ее петь –
вечно гореть,
в театрах введут
порнографический спецсезон,
чтобы всех успеть
освободить от всяческих пут,
одеть – раздеть,
а потом прикрыть –
чтобы не сгнила нить
искусства предков,
хоть мы их объедки
нам не положено гнить.
“Куда ж нам плыть?”
В пивнухах развесят Босха –
будет очень мило и броско,
как в планетарии…

Расцветает Империя –
сыты ее пролетарии.

В литкафе повесят Кандинского
и будут читать Шекспира – Лозинского
под песенки Вертинского
и под бифштекс,
тек-с.
Все будет просто и хорошо:
женщины в прозрачном и нагишом,
мужчины – платят,
им нельзя без галстука,
но они входят без стука.
Быть “комильфо” – большая наука.
Скука. Скука.
        Хватит.
Главное – никого
не понимают превратно:
литераторы имеют добрых издателей,
издатели – маленькие типографии,
в целом, – неподражаемо:
ни тебе запора,
                      ни недержания,
ни суеты в искусстве липовой.
Выходит полное собрание сочинений
В. Филиппова.

Свобода нам благосклонно
улыбается с небосклона.

И все будет зам-мечательно
Об-ба-ятельно,
                привле-кательно.
Это просто х-хандра и лень,
это просто ненастный день,
когда все на свете
немного странно,
когда открываются р-раны,
когда на друзей валится, валится
манна небесная
                        бессловесная.

                                                ´85

Быт, или Немного о музыке, кино и друзьях-приятелях

Ленинградский май. Нулевая температура.
Скоро День победы. На столе у меня халтура.
И помечено: срочно. Вероятно, я просто дура.
Я силы коплю
на Библию.
И на Дженис Джоплин,
– ее вопли –
колыбельная тем, кто уже утоплен.
Малиновый Кримсон... Великолепный Дюк...
Олдфилд... Индусы... Поющий Восток, играющий юг.
Но лучше всех, по-моему, негры поют.
Белый так петь не может.
Я думаю – свойство кожи.
Смуглая кожа Джоан Байз
делает бледность Бичевской бледнее.
Стихия музыки – ночь,
Впрочем, как вам виднее.

Накоплю я денег в рыжий мешок,
от книг и музыки получу шок.
Лоб мой вырастет от кресла и до карниза.
Разрастутся на воле клетки-капризы,
а после окажется – это рак...
Моей кармы знак.
(Одному биологу мои капризы нравятся, –
он добрый,
погладить меня по голове пытается.
я понимаю его еле–еле).
По утрам я встаю с постели
и шлепаю варить кофе.
А в рабочее время пишу строфы,
пока начальница меня не засекла.
Она бы хотела, чтобы все двери делали из стекла
и чтобы я ей верить могла.
Она
фанат
наукообразия.
Читает Клюева для разнообразия.
Вспоминает за чаем,
как все они в молодости кричали:
“Спасибо товарищу Сталину
за счастливую жизнь!”
И кормит меня капустой и пловом.
Я разбираю анкету: жаворонки, аритмики, совы.
Складываю их кучкой.
Цифры пишу шариковой ручкой.

С пятого этажа езжу на первый
порчу себе и другим нервы.
Иногда застреваю посередине, на третьем:
в кресле сижу, думаю: хорошо на свете.
Хозяин заваривает в колбе чай.
Я ему хочу рассказать про Чань…
Вместо этого я курю,
о “Земляничной поляне” говорю.
“Покаяние” ему не нравится –
в отличие от моей начальницы
он не вешает на стену репродукцию Глазунова
и молчит, когда славят “vita nova”.

“Чужая Белая...” Сергея Соловьева...
– Есть люди, которые любят детство.
Селинджер и Соловьев сидят во ржи по соседству...

Мои бывшие подруги нарожали себе детей.
Они любят мужчин без затей.
И только брошенная моя Ариадна, внучка Астарты,
не знает любви и живет одиноко в Тарту:
пьет по утрам с полутрупом чай.
По ночам старается не кричать.
Слушает Лотмана... Со всеми здоровается.
Жизнь ее кем-то обворовывается.

Близнецы, вероятно, уже дописали пьесу.
Возможно, им помогали писать бесы.
Они всех нас там вывели на чистую воду.
Получились весьма экзистенциальные уроды.
Писать им это было приятно.
Вернусь или нет я туда обратно?
Университет... Ариадна... Тарту...
Библиотека... Кофейни... Ночи
Я еще хочу.
Но уже не очень.

                                                СПб – ´ 87

Ода на смерть хабарика *

                            (по-московски – бычок, он же окурок)

Догорает хабарик в тонкой руке,
жизнь провисает на волоске,
мальчики ходят по выжжен-
ному
тракту безжизнен-
ному
на потеху усатому атому
френчем зажатому в каждом из них.

Кончится Пост –
будет вам, православные, Пасха
миротворящий погост
холмик, сделанный наскоро.

О, не любить эту жизнь нельзя!
Падай, по волоску скользя,
лбом упираясь в свои колени,
быстро и точно считай ступени
и, сосчитав, замри
и хабарик свой, слышь, докури.

Пальцы – в перстнях,
земля – в костях,
люби эту жизнь, малыш!
Когда у тебя заболит рука
я почувствую ту же боль...
Кожа твоя прозрачно-тонка,
но ее разъедает соль.

Можешь любить – не любить меня,
но я знаю тебя до тла,
можно выкрасить в красное купола,
но нельзя обезглавить дня.

Хочешь, отдайся в чью-нибудь власть,
хочешь, борись с табу,
хочешь, из жизни возьми – и шасть! –
мол, видел вас всех в гробу!

Но
не любить эту жизнь нельзя,
не веришь душою – спроси у тела,
даже когда потерял Ферзя,
выйди из правил целым.

Нежась бездумно в тепле другого
что мы имеем с того событья?
к Богу причастные через соитье
младенчески глупые без покрова.

Я припадаю к твоим началам,
знак – это то, что уже встречало
сердце
где нужно – стучало,
где нет – смолчало.
И, может, ни прошлых, ни будущих нет,
но снова до слова повтор вариаций...

возродится ли пепел моих сигарет,
сумею ли я отыграться?

                                                СПб ´88

Из Цикла «Прозрачный мир»


Белая шубка (Детская песенка)

                                    Посвящается L. Carroll

У меня есть белая шубка,
белая-белая шубка...
Когда я хожу по свету,
хожу-брожу-по-свету,
она быстро становится серой,
серой-серой – шубкой.
Но шубку свою я могу постирать
шубку свою....
И снова она становится белой...

Но что мне делать с душой своей,
с душой своей, душой своей?
Когда я хожу по свету,
хожу-брожу-по-свету...
Душа моя тоже пачкается
и становится серой,
становится серой...

И я часто думаю,
часто-часто я думаю,
что душу мою стираю гораздо реже
гораздо-гораздо реже...
И как мне
            и как мне
                        и как мне
душу свою сохранить белой?
Белой-белой душу мою сохранить?!...

* * *

Я рисую Джона Леннона
акварелью, тонкой кисточкой,
как китаец вдохновенная...
Сам с собой будильник тинькает,
я склоняюсь над папирусом,
заклинаю по-восточному,

у подъезда ждут меня верблюды, –
то-то на них Леннон удивляется...

Летящее

                                    Подражание К. Бальмонту

И легкий дождь, и легкий шелест
листвы, летящей в облаках...
Я легким росчерком в словах
лелею августову прелесть
и лью любовь на лоно дня, –
ах, если б не было меня!
ах, если б ландыш жизни цвел
в иных краях, где листья тают,
где до земли не долетают,
где в руки просится Эол...
Где льется звон хрустальных плачей,
где смерть легка, где все иначе!
Где с воскресенья на субботу
круженье “ля” – прелестной ноты,
и листьев легких и дождей,
и света нежного касанье,
где тихо прыгает мечтанье
по каплям августа –
в ручей...

´ 85

Про одного Лирулея

(лингвистические ямбы)

Вину вния, силу латая
Ону дая, себу смутая
паду ночительных думей
году соль пия Лирулей.

Войми ль лель койту густь на краю!
Суми уолю утихать.
Сайта гайдет, сайта риваю,
мечтайна долю в остынь хать!

Эй оле, найн, нон, ара, ноу!
Каёла майя параноу!
Сину вия, найдиль спайтайя,
вину вния, силу латая...

И сполетаясь милли длей
стишался в мегке Лирулей.

Созерцание

1.

Должно быть сон... Мне снился чей-то дом, –
нет, собственный, великолепный дом...
Звонят. Я медленно схожу
по лестнице . Свеча чуть освещает
резьбу перил и золото на книгах
и тяжесть складок бархатного платья.

Мой пес поводит грустными глазами,
косится на окно, но там черно,
лишь вьюгу слышно...
Чу, опять звонят...
Он входит. Медленно вздохнув,
старинные часы играют полночь,
мелодия разлита по ступеням,
где я и пес встречаем чужеземца...

Я помню золотистые обои
в гостиной, где сейчас гудит камин;
два яблока с мороза, иней окон...
весь в снежной пыли входит человек...

                                                ´ 88

2.

Век девятнадцатый. Гостиная в огнях.
Хозяйка в бархате, и вежлива прислуга.
Съезжаются – поклонники, подруги…
Изящен как всегда, шурша в мехах,

приехал меценат, не равнодушный
ко прелестям хозяйки и к тому ж
миллионер, он шепчет ей на ушко:
Ах, повенчаемся! Я буду дивный муж.

Хозяйка в самом деле хороша,
Античный стан обтянут, шаг свободный,
Увы, она бедна, но благородна,
Конечно же. И дивная душа.

– Как с Вашей стороны ужасно мило,
Что Вы не забываете мой дом…
– Я все бы отдал, чтоб остаться в нем
Рабом, собакой…
– Ах, я обронила…
И все бросаются безделицу поднять…
Век девятнадцатый, салонов благодать…
Но что я в самом деле? На дворе
Давно двадцатый, год Козы (козлиный),
Нет года Мамонта, нет года Кринолина,
Гостиных нет… И сидя в конуре
Убогой коммуналки, я мечтаю
О несусветной роскоши, о Лишнем,
О вежливом и чистоплотном ближнем,
И, заведя будильник, засыпаю…


3.

Кто вам сказал, что я уже мертва?
Затянутая в черные шелка,
Я выйду к вам в нелепые слова
С осанкой королевы – на стрелка.

Браслетами закрыв свои запястья,
Я царственно взойду на ваш костер,
За то, что хороша, и что остер
Язык мой, приносящий вам несчастья.

Что ханжеству я предпочла любовь,
А став ее рабой – хочу свободы,
И предков католическая кровь
Моя прольется до Его прихода…

                    АМЕН.
507 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 12:03 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Актуальный рейтинг букмекеров России
Поддержите «Новую Литературу»!