Ебитеньевка и ее обитатели

 

Быль на и за гранью фола

 

 

 

 

 

Антон с самого утра шкрябал напильником возле сарая, вострил старой Калинихе лопаты, грабли, тяпки. Опосля вчерашнего не думалось, не спалось, не сра… вообще, ничего.

 

Вчера сообща, всей деревней, пропили ведьмака. Талызиха вгорячах первача столько поставила, что при желании можно было бы весь Урал уханькать. Ну, на радостях (халява, все ж таки) так урезались, что и вспомнить стыдоба. Андрон Лободыров всех и завел, скотина. На спор говорит, с кем хошь схлестнусь, что у кузнеца больше, чем у колхозного бугая Зюги.

 

Про Зюгу отдельная история. Посмотрели как-то колхознички в клубе предвыборную агитку депутата от партии КыПыРыФы. И до того депутат им бугая напомнил. Морда здоровая, как задница у слона, шаренки махонькие и наглые, ровно всю дорогу че-то затевают. А на лбу бородавки, ну точь-в-точь рожки пробиваются. Так и обозвали далекую от большой политики скотину Зюгой. Вроде как побратимы.

 

Вот с этим бугаем Тоха и пошел мериться. Зашли, стало быть, в загонку. Лободыр шепчет: – не бзди, братва, у него кольцо в носе воткнутое. Мужики орут: доставай, замерять станем, только подойди поближе, штобы пропорций увидать. Ну, Тошка пьяный самого беса не боится, башка же не варит полностью, да сами знаете, поди-ко.

 

Достает он свое хозяйство – и к быку. Достает еще больше и приближается неумолимо, как социализьм. А морда у Тохи совсем дурная стала, незнам че грезит. Едва половину достал, а бык вдруг, как заревет дурным голосом, попятился и давай плечом в стену биться. А Лободыр, сука, говорит: пошли мужики отседа, че-то Зюга сегодня не в настроении, может, хворает?

Антон вздохнул. Даа, наворотил дел, обалдуй. Вся Ебитень бычьим мужем зовет.

 

Размышления кузнеца прервали треск и рычание, раздавшиеся из кустов малинника, густо облепившего косогор. Антон вздрогнул. Да неужто же косолапый в саму деревню приперся? На всякий случай он подхватил и сжал покрепче остро заправленную штыковую лопату. Треск и рычание ближе, наконец, кусты раздвинулись, и на поляну вылезло оно. Такого Тоха не видал ни разу. Толи лешак, толи чугайстырь, короче – ОНО. По размерам и росту с человека. Две руки, две ноги, но башка дак и вовсе… страшная башка-то. Здоровая, как котел, вся чё-то бугристая какая-то. Морда сине-зеленая, а нос на ентой морде кривой, вздутый и весь как-то набок уехавший. Губы толстые, растресканные, похожие на старые растоптанные опорки. Глаза на этой харе – тоненькими щелочками, и сверкает из этих щелочек такой доисторической злобой, что у Антошки аж в портках спотело.

 

Тварь надвигалась и что-то злобно бубнила губами-шлепалками. И тут Антоху осенило. Твою мать, как же я сразу не догадался, это ж Фантомас. Точно, он, вражина человеческий. Так вот куда его французы загнали!

 

А тварь подошла уже вплотную, встала, уперев руки в бока, и что-то бубнила. Кузнеца, мужика не робкого десятка, затрясло, как распоследнюю в мире целку в момент соития. Тоха выронил лопату, бухнулся на колени и запричитал:

– Ой, ты гой еси, Фантомасушка, не губи меня, добра молодца, пожалей моих малых детушек, отпусти меня к солнцу красному.

 

По похмельной роже кузнеца текли щедрые пьяные слезы. Какой чёрт его понесло на высокий стих, дак и сам не понял со страху.

 

А чудовище вдруг страшно расхохоталось, ощерив огнедышащую пасть, и уже более членораздельно сказало:

– Фто, жапиждел, когда жопу прижгло? Да не бжди, это я, дружок твой, Фищя.

От усилия у чудища потрескались губы, выступила сукровица, но вместе с тем оно и выговорило членораздельно:

– Да Фися я, Фися. Встань с карачек, а то уй отморозишь.

 

Через минуту друзья сидели в обнимку на колоде под кустом сирени. Кузнец натурально плакал от жалости к другу.

– Фисюня, дружбан. Прости, а? Да ежели бы я знал…

– Да ладно, насери и разотри (шамкал Фися), главное, выжил, а хайло залечим. Но вот побочное явление у меня очень плохое. Пасть-то распухла, цельных три дня не могу выпить по-человечески. Может, я какой-нибудь экстрасекс или эндокринолог? На рекорд, бля, иду.

 

Фися горестно вздохнул:

– Хотел и дальше на рекорд идтить, да вот тут проблема у меня одна мешается.

 

С этими словами Фися вынул из-за пазухи бутыль с мутным пойлом, заткнутую неизменной портянкой. Антон, вздохнув, поднялся.

 

– Ты куды, дружбан, ебанько?

– За стаканом, знамо дело, Фантомас, блин!