Ебитеньевка и ее обитатели

 

Быль на и за гранью фола

 

 

 

 

 

 

Дед заболел совершенно неожиданно, как-то сразу! Нет, конечно, в таком возрасте лучшего ожидать не приходится, и здесь даже не болезнь главный козырь. В девяносто с лихуем лет уже не говорится про болезни, на данном этапе люди ждут барышню с косой литовкой. Однако Фися настолько привык видеть деда всегда бодрым и активным, что его болезнь вывела плотника из состояния зимнего анабиоза.

 

Деда положили в больницу, а Фися с Прасковьей на малом семейном совете решили: чтобы не выстудить избу и дабы было, кому приглядеть за кошкой Муськой и Джульбарсом, Фисе придётся некоторое время пожить у деда Якима на заимке. Сказано – сделано! Пребывая в очередном отпуске, Фися по-быстрому собрал манатки и, встав на лыжи, отмахал пятнадцать вёрст до логова старого лесничего.

 

Был канун праздника, дня Советской армии, и первое, что сделал Фися, зайдя в избу, это обыскал со всей тщательностью все дедовы загашники. Результат его более чем порадовал. Десятилитровая бутыль самогона, настоянного на лесных травках, привела плотника в предпраздничное состояние. Егор скоренько накрыл себе на стол, на газовой плитке сварил штук тридцать пельменей, достал солёные рыжики и квашеную капусту и, распечатав бутыль, нахрюкал себе полный стакан зелья.

 

– Ну, с праздником тебя, уважаемый односельчанин, – чокнувшись с зеркалом, сказал Егорша и залпом влил в себя напиток. Затем, закурив папироску, он прислушался к внутренним ощущениям. Услышанное порадовало. Самогонка и кишки, похоже, пришли к некому соглашению и вели себя прилично, без обычных спазмов и выкидонов.

Егор включил телевизор и стал смотреть передачу с профессором Капицей. Половины сказанного Фися не понимал, но ему нравилось слушать умные слова и чувствовать свою причастность к мировой науке в лице академика.

 

Спохватившись, Фися поставил на колени телефон, проведённый деду о прошлом годе, и скрепя сердце позвонил домой, Прасковье. Отрапортовав бодрячковым голосом о прибытии на объект, он забожился, что не пил и пить не собирается. По причине отсутствия горячительных напитков. Поря ему, конечно, не поверила, да и фиг с ней. Стол приятно радовал глаз, от пельмешков поднимался пар, а профессор Капица рассказывал о циклотроне. Что это такое, Фися не знал, но наверняка вещь в хозяйстве нужная. Пошёл второй стакан, вечерело.

 

Накормив Джульбарса и Муську, Фися лёг на диван отдохнуть минут пятнадцать и уснул напрочь. Проспав часа два, он встал и, почувствовав лёгкий дискомфорт, принял полстакана самогонки. Потом он смотрел развлекательные передачи и причащался из бутыли. Ещё пару раз звонила Прасковья, напоследок всё же срисовала Фисин заплетающийся язык и, наорав на мужа, швырнула трубку. А Егор, подтопив печку, расстелил себе постель и продолжил свою предпраздничную релаксацию.

 

Примерно около двенадцати часов ночи Фися решил, что с пьянкой надо завязывать. А с понедельника он начинает заниматься спортом и, не исключено, что физкультурой. С этим решением он поднялся с лавки, уронил со стола тарелку с недоеденными пельменями и, сделав героическую попытку удержаться вертикально, проиграл вестибулярному аппарату. Его худенькая тушка со всего размаху грохнулась на расстеленную постель, послышался звук высвобождаемых ветров и молодецкий храп. Джульбарс и Муська переглянулись. Старый пёс покачал головой и, подмигнув надувшейся Муське, ушел в свой угол спать.

 

Спал Егорша как расстрелянный. Ему снилось море, белый пароход и Хемингуэй, рыбачащий из лодки на спиннинг. Кричали чайки, пролетели перелётные фламинго…

Проснулся Фися оттого, что его естество, восстав, как Спартак, упёрлось в матрас и причиняло неудобства. Быстренько подхватившись, он рывком вскочил с постели и, охнув, схватился руками за голову. Вчера был явный перебор, и вместилище мозгов просто разрывалось от боли. Подташнивало, хотелось похмелиться.

 

Егор вприпрыжку выскочил на крыльцо и, достав своё хозяйство, стал мочиться, долго и сладострастно, подвывая от удовольствия и освобождения. Краем глаза, периферийным зрением плотник засёк какое-то движение слева. Скосив глаза, Фися обомлел. Да нет уж, сказать что обомлел, это значит не сказать ничего. Глаза его полезли на лоб, рот раззявился до подколена. Оставленный без присмотра мочеполовой аппарат самопроизвольно справлял свои надобности.

 

Моча, на излёте потеряв свой напор, текла по брюкам и разливалась лужицей на крылечке. А Фися не мог отвести взора от представшей перед ним картины. Разворошив зарод с сеном, в десяти шагах от избы стоял здоровенный верблюд. Дедушка мороз придавил не по-советски, наверное, градусов под сорок. Мороз, снег, тайга и… верблюд!

 

– С нами крестная сила, – заорал Фися, и вихрем ворвавшись в избу, захлопнул двери. Затем закрыл на засов и зачем-то подпёр поленом. Только сейчас он заметил свой съёжившийся от холода прибор, брошенный второпях на произвол судьбы. Заправившись, Фися первым делом набулькал себе полный стакан самогонки и залпом влил в себя «лекарство».

 

Прожевав рыжик и закурив, Фися принялся рассуждать. Вчера ввечеру он явно перебрал, и перебрал изрядно. Конечно, у него и раньше случались глюки, такие, например, как тот случай с зажигалкой. Меньшой прибегает к маме и кричит:

– Мамка, а там папка зажигалку курит!

Натурально, сидел на кухне и курил зажигалку, как взрослый, в затяжку! Но здесь походу явный перебор. Верблюд! Кому расскажи, так сразу в дурку отправят.

 

Фися принял ещё с полстакана спиртного и, собравшись с духом, шагнул на крыльцо. Зажмурившись так, что в мозгах полетели чёрные мохнатые мухи, он вышел на мороз. Трус, баба, тряпка, чмо, – крикнул он себе внутренне и открыл глаза. Верблюд стоял и с самым независимым видом жрал дедово сено. Страшно вскричав и пукнув с продолжением, Фися влетел обратно в избу.

 

Мысль, судорожно метавшаяся в отравленной башке, подсказала решение. Не медля, плотник схватил телефонный аппарат и принялся названивать домой. Трубку взяла Прасковья. И первое, что она сделала, это всыпала мужу по самые не могу! А вот это было абсолютно реально. Странно, но крики и завывания жены успокоили Егора и привели в порядок его мысли.

 

– Поря, ну, не ругайся, моя хорошая. Чего ты, ягодка, раскричалась, ну принял мужик слегонца, но не хулиганил ведь? Кстати, ты будешь смеяться, но у меня тут под окошком верблюд стоит и дедово сено жрёт.

Ох, лучше бы он этого не говорил. Далее последовал такой взрыв, что Хиросима представилась Фисе Артеком. А Прасковья орала так, что, казалось, сейчас из Фисиного уха полезет сера.

– Аспид, сволочь, гадина алкоголическая!!! Доколе ты будешь надо мной измываться? Верблюд у него тама пасётся. А, может, слон или носороги с жирафьями?! Допился, скот, доигрался. Я тебе говорила, что когда-нибудь ты попадёшь в сумасшедший дом. Вот!

 

– Донечка, да это же просто мираж, как в пустыне. Там ведь тоже всякое видится. Да я вчера и не пил почти.

– Ты не пил? А кто мне предлагал руку и сердце, кто меня Мариной назвал? Верблюд у него там, тьфу. Ещё скажи, что у тебя их там двое, и я сей же час психушку вызываю.

 

Прасковья бросила трубку, а Фися, вздохнув, присел на краешек стула. Парадокс, но после разговора с женой ему полегчало. Женщина вернула его к реалиям жизни. Выпив ещё полстакана самогона и закурив, Фися, уже не трясясь, совершенно спокойно вышел на крыльцо. Ну, а чего бояться-то? Похмелился, на душе и в организьме стало легко и приятно. Значит, и глюкам конец. Зрелище, представшее его взору, повергло плотника в ступор. Захотелось какать. Верблюдов было уже двое…

 

– Милая, ты, конечно, будешь смеяться от радости, но это снова я, твой Егорушка. Знаешь, а ты была права, верблюдов уже действительно двое…

Последующий монолог с редкими вкраплениями литературного языка приводить не буду. Дабы не травмировать изысканного вкуса моих читателей. Мембрана телефона не справлялась и время от времени издавала надсадный хрип и мяуканье.

Наконец, прооравшись, супруга сказала уже более спокойным тоном:

– Ну, всё, жди. Сейчас я Тошку Бармина попрошу, и он меня к тебе на снегоходе привезёт. Ой, помолись хоть какому-нито богу, ох я еду!

 

Примерно минут через сорок, в течение которых Фися спрятал самогонку, прибрал на столе и сидел робкий как мышка, боясь выглядывать в окно, послышался шум подъехавшего «Бурана». И тогда Егор, собравшись с духом, вышел на крыльцо. Конечно, это были его жена и друг Антоха. С раззявленными ртами сидели они на снегоходе и пялились на картину, достойную пера Валледжи. Среди занесённых снегом елей, на фоне Уральской тайги стояли и мирно жрали ворованное сено два нормальных таких верблюда…

 

Конец у этой истории был простым в своей вульгарности. Оказывается, в пяти верстах от данной местности, в посёлке Байдары, на границе с Башкирией, один фермер решил поставить эксперимент. Закупил парочку верблюдов, мальчика и девочку, и создал ферму по выращиванию сих кораблей пустыни. То ли тварям что-то не понравилось, или их спугнули, а только ушли они гулять по нашим заснеженным джунглям. Благо, что на волков не напоролись. Зато напоролись на дедову заимку. А заоднем и Фисю закодировали от пьянки на неопределённый срок.