Ебитеньевка и ее обитатели

 

Быль на и за гранью фола

 

 

 

 

 

 

– Давай, Тоша, подойдём к этому вопросу с другой стороны. Вот ты утверждаешь, что бог есть. Хорошо, допустим, что Он действительно существует. Допустим, что Он наш отец, а мы, стало быть, его дети. А как же быть с анделами? Сказано, что творил их Господь по образу и подобию своему. А анделы-то бесплотные и бесполые, Тоха. Неувязочка получается. У нас-то ведь всякие там письки, титьки и, чего греха таить, даже клинторы существуют. Так что, давай-ка, брат мой малограмотный, оставим этот вопрос до лучших времён. Ты подстригай, подстригай. Ишь задумался, а ну как ухи мне обстригнёшь? Чем я потом телевизер смотреть буду?

 

Субботний день. Пустой и утомительный. Ждёшь его, ждёшь всю неделю, а придёт, и не знаешь, куда его приспособить. С раннего утра припёрся Егорша к другу подстригаться, как было уговорено накануне.

 

Антон мастерством в этой отрасли бытового сервиса не отличался. А посему взял, да и тупо обкарнал дружка под горшок. Закончив процедуру, он отошёл на шаг назад. Полюбовался на дело рук своих и понял, что Фисю срочно надо выпроваживать. Слава богу, что хоть зеркало у него висит в спаленке. А там Настёна что-то вяжет. Слава богу!

 

А Егор, как назло, не торопился уйти. Вольготно развалившись на диване, он тыкал своими обгрызенными когтями в пультик недавно купленного телевизора.

Неожиданно он остановил свой бег по странам и континентам. Взгляд его напрягся.

 

Антон невольно покосился на светящийся экран четырёхногого друга и обомлел…

На экране шёл обзор новостей. Красивый, жирный комментатор, с потным лоснящимся голосом. Ну, тот, что любит показывать себя чересчурного на фоне кремля, вещал:

– Сегодня, 11 сентября 2001 года, вся мировая общественность с ужасом узнала о трагедии в США. Далее пошли кадры жуткие и несусветные. Горели и рушились гигантские здания. Кривилось само пространство.

 

Далее, тот же диктор Кислов говорил о террористах, прогнозах, бандите Бен Ладене и мести. Друзья, ошарашенные увиденным, сидели с раскрытыми ртами и переваривали информацию.

 

Наконец, Фися не выдержав, нарушил тишину.

– А ведь так они, Тоша, и до нас доберутся. Сегодня они у мерикосов избу взорвали, а завтра возьмут, да и на красной площади Эрмитаж или Мавзолей сожжут. Надо что-то делать! Ты, как хочешь, а я не могу сидеть, сложа руки.

С этими словами Егор встал и решительно направился к выходу.

 

– Ты далёко намылился-то? – с подозрением спросил его кузнец.

– Что значит – далёко? У нас что, сельпу перенесли, что ли? Жди, щас вернусь, и будем решать, что делать с этими экскремистами. Сей же час, Тошенька, нужно принимать решения. Сегодня не сделаем, завтра кабы плакать не пришлось.

 

Уйти борцу с мировым злом не дала не ко времени появившаяся Настя. Лицо её было расстроено, глаза плакали.

– Тоша, Егор! Вы видели, что в Америке творится? В Нью-Йорке два небоскрёба самолётами взорвали. Представляете, сколько там народищу погибло? Что-то не так в мире, неправильно как-то. Или Господь заснул, не видит, что его чады творят.

 

– Вот и я говорю, срочно нужно садиться за стол, выпить, знамо дело, и принимать самые ответственные решения, – встрял Фися. – Щас протянем, как бы потом плакать не пришлось.

 

– Фисин, ты мне мозги не компостируй. Борец за мир во всём мире нашёлся. И чё ты хочешь изменить из наших ебеней? Встанешь и гневно на всю горницу пукнешь? Осуждающе и непримиримо!

Настя смотрела на плотника и укоризненно качала головой.

– А ежели вы с Антоном решили за-ради выходного по двести принять, так я не против. Сказали бы вслух, я не дура. Вам лучше дома аспидам наливать, пока на приключения не свалили. Мойте руки бойцы антитеррора и на кухню живо!

 

Семисотграммовой банки из-под болгарского лечо, наполненной самогонкой, хватило часа на три. Настя ушла в гости к маме, а друзья решили прогуляться и покурить на свежем воздухе. Выйдя из избы и пройдя с неторопливой беседой метров пятьдесят вверх по улочке, они наткнулись на подгулявших Лёху Грибоедова и Андрона Лободырова. Если бы не задира Фися, всё могло бы обойтись.

 

Лёха и Андрон, в изрядном подпитии стояли возле пруда и от нечего делать кидали камнями в уток. Кто промахнулся, тому щелбана. Решительным шагом, Фися подошёл к разгильдяям и голосом, не сулящим ничего хорошего, поинтересовался:

– Ну и что мы тута делаем, господа варвары? Сегодня вы на беззащитную животину руку подняли, а завтра всемирный торговый центр взорвёте? Чё вы смотрите на меня, как бараны на новые врата? Эх, дать бы вам по сопаткам, да руки об такое говно марать неохота.

 

Первым от неслыханного хамства опомнился Лёха Грибоедов.

– Да ты Фисин, вовсе, что ли, уёбок нюх потерял? Или думал, взял с собой этого жлоба, так и управы на вас нет?

Его кулак метнулся быстрее, чем Фисины мысли. Со смачным аппетитным чавком он врубился Фисе в скулу, и наш плотник выбыл из повествования на пару минут.

 

Антон, тяжко вздохнув, скинул с себя душегрейку и, тряхнув матёрыми, обвисшими под собственной тяжестью плечами, выдавил:

– Ну, так и мне тогда тоже буцкни, што ли? А то дружбан вона уже веселится, а я мёрзнуть начинаю.

 

Через две минуты Лёхина задница, как символ мира и назидание всем милитаристам, торчала из лопухов, не подавая признаков жизни. Андрошка Лободыр, стоя по пояс в пруду, облепленный ряской и жабьей икрой, пытался объяснить Антону, что он в корне не поддерживает и не разделяет воинственных взглядов Грибоеда. По его несчастной харе щедро текла кровь.

 

К этому времени сам «виновник торжества» уже очухался. Встал рядом с другом и, гордо подбоченясь, орал на всю улицу:

– И запомните, засранцы, ещё хоть один раз, хотя бы одна сволота будет разжигать междоусобицы и содействовать терроризму, и я сам лично разберусь с нею. Усекли? Басмачи, бля!