Ебитеньевка и ее обитатели

 

Быль на и за гранью фола

 

 

 

 

 

Гуляли, как водится, всю ночь, до самого утра. И уже когда на виднокрае зарозовело, начали потихоньку, кто ещё мог, разбредаться по домам. Те, кто не мог, так и остались коротать ночь за столами. Кто на лавке, кто – мордой в салат, а кто и вовсе под столом. Андрон Лободыров, разметавшись, как огромный лев, спал на крыльце сельсовета. Снилась Андрону жена председателя Анфиса, ласковая и покладистая. Губы Андрона плямкали, складываясь в бантик, огромные, в жёлтых камешках мозолей, ручищи нежно и трогательно гладили ступеньку крыльца, мотня подозрительно топорщилась и подрагивала.

 

Ивану Пантелеймоновичу, лежащему дома, рядом с женой, снилась война. Он – партизан, попавший в плен к карателям. Враги, привязав председателя к дереву, пытают несчастного. Главный фашист с лицом Межбулкина орёт:

– Говори, сука коммунистическая, где деньги, которые были выделены тебе на ремонт школы?

Иван Пантелеймонович силится ответить, но, как водится во сне, его язык словно прилип к нёбу, и ни с места. Одна рука председателя вдруг освобождается от пут, и он хватает ею гестаповца Межбулкина за промежность. Страшный удар в челюсть потрясает партизана, и он, не вполне проснувшийся, слышит злобное шипение жены Анфисы:

– Ах ты, гнида пьяная, ты куды полез своими каркалыгами, вовсе ласково-то разучился?

Она сталкивает мужа с кровати, и он идёт досыпать в угол на сундук.

 

Фисе снится, что он летает. Раскинув огромные белоснежные крылья, он взмывает над деревней, всё выше и выше. Тёплые воздушные потоки, поднимающиеся от земли, подхватывают его, и Фися парит. Восторг, наслаждение, оргазм! Далеко внизу, прямо под ним, стоят районные начальники с председателем, и Фися, не удержавшись, долго и сладостно, с высоты птичьего полёта мочится на них. Хорошо!

 

Антону Бармину снятся дети. Они ещё маленькие, и отец играет с ними в траве возле дома. Ещё живая жена с тёплой улыбкой смотрит на них с крыльца.

 

Продавщице из сельпо Фашистке снится ревизия и недостача. Участковый Шмаков надевает на неё наручники и голосом Ельцина говорит:

– Ну, всё панимашь, допрыгалась, стрекоза, выходи на расстрел. – При этом он больно тычет её в спину пистолетом. Фашистка во сне ёрзает, комкает простыню, скрипит зубами, потеет, но проснуться не может.

 

Шмакову снится зоопарк. В клетках сидят самые разнообразные звери, но с человеческими головами. Вот мартышка, с красной (будто кожу содрали) задницей и головой Егора Фисина. Рядом – огромный северо-американский медведь гризли взирает на посетителей добрыми и грустными глазами кузнеца. В соседнем загоне перетяфкиваются шакалы. Один из них подозрительно похож на счетовода Межбулкина.

 

А самому Межбулкину снится экзекуция. На длинной и тяжёлой лавке лежит привязанный председатель. Два здоровенных толстых чёрта порют его по голой спине нагайками. Шкура Ивана Пантелеймоновича покрыта страшными кровавыми рубцами. Председатель тонко, по бабьи визжит, а Межбулкин, почти теряя сознание от наслаждения, из большой бутылки поливает раны Хведи уксусом.

 

Спит деревня, спят её жители. Плохие и хорошие, добрые и злые, весёлые и грустные, труженики и лентяи. Спят лошади и коровы, собаки и кошки. Лишь далеко за околицей плывёт тихая и печальная песня: «Только слышно по улицам где-то одинокая бродит гармонь».

 

 

*   *   *

 

Зима пришла как-то вдруг, неожиданно. Не пришла, а подкралась, как в русской поговорке подкрадывается конец, в простонародье именуемый несколько иначе. Деревья давно стояли голые и готовые, как голый и готовый стоит… впрочем, это не важно. Лужи по утрам затягивало тонким ледком, земля под ногой вкусно похрустывала – и вдруг! И вдруг, проснувшись утром 7-го ноября, Ебитяне проковыряли глаза и ахнули. Деревья, улицы, крыши домов и сараев, всё покрыл толстый и пушистый снежный плед.

 

Кто-то ворчал по привычке, кто-то улыбался, и лишь одни ребятишки, довольные до ушей, деловито сновали по улице. Уже пытались лепить снеговиков, уже перебрасывались снежками. Как же, для пацанов зима – всегда праздник, а нынче праздник вдвойне. На календаре, как-никак, седьмое ноября.

 

Ещё накануне электрик Андрюха украсил сельсовет и примыкающие к нему проулки красными флагами. А центральную улицу так и вовсе перегородил транспарантом. Не ясно, из какого отстойника он его надыбал, а только метровые белые буквы с алого полотнища цинично и не ко времени сообщали тем, кто ещё не в курсе: «Да здравствует Ленинская Коммунистическая партия, надежда всего прогрессивного человечества».

 

Повесил Андрюха транспарант, растянув его на столбах через всю улицу, и ушел к дружку Гришке Медведеву по случаю праздника брагу пить. И лестницу куда-то утащил в неизвестном направлении. А председатель, Иван Пантелеймонович Хведя, увидав транспарант, временно лишился дара речи. По всей стране подличая, предавая, обвешивая и лицемеря на каждом шагу, семимильными шагами идёт перестройка, а тут такое…

 

Лестницу председатель не нашел, Андрюху не нашел тоже, да и слава богу. Желающих в праздник лезть на столбы, понятное дело, не нашлось. Плюнул председатель в сердцах, выругался в три погибели, да и пошел за-ради праздника Анфису раскручивать. Так и остался транспарант с нелепым лозунгом в надежде, что прогрессивное человечество ещё подтянется.

 

Да и бог с ним, это же деревня, глухомань. Все великие дела вершатся в столицах, все революционные процессы начинаются там же. Пока в столице испортят воздух, пока эта смрадная волна прокатится по просторам великой империи, пока дойдёт до глухих закоулков вроде Перми или Ханты-Мансийска. К тому времени уже и вонь выветрится, и мысль пообтешется. И теперь вроде бы не совсем она и революционная, а так себе, херня! Очередной маразм очередного маразматика. Очередной понос вновь назначенного засранца.

 

Ну а здесь, в глухомани все гораздо проще. Надо сеять, пахать, дёргать за сиськи коровушку. Ну, какая в задницу, политика, какие ваучеры? Подскажите лучше, где взять запчасти для трактора, минеральные удобрения, солярку. А, что, выборы? Ой, отвалите, не будите Муму. Давайте по старинке, вы нам быстренько скажете, за кого голосить, а мы скоренько проголосим, только отъебитесь. Ведь ясен хрен, давно решили, кто на трон сядет, так что же вы вагину смешите, она в ближнем рассмотрении итак вылитый Жванецкий.

 

По телевизору жирный и красивый политик, сальным поставленным голосом красиво говорит о примирении. Непонятно, кого он пытается примирить? Жирных с худыми, богатых с бедными? Зажравшегося барчука Микитку, построившего себе «Троекуровское» поместье и бабу Фросю, собирающую в мусорном контейнере хлебные корки. По другой программе идёт богослужение из православного собора. Ещё более толстый и лоснящийся боров в золотой рясе пытается донести до сердец народа мысль не новую, и воняющую, как обосравшаяся корова: «Вся власть от Бога»!

 

Ну, так ясен член! Сначала любыми средствами захватывают эту власть, шагая по трупам беспризорных детей и увечных стариков, не слыша, как под кованым сапогом хрустят их птичьи косточки. Но зато когда захватили и плотно осадили жопы в державных кабинетах, можно и про Бога вспомнить, о милосердии поговорить, а особливо про левую щёку.

Политика эта стара, как дерьмо Якутского мамонтёнка, но всё ещё так же надёжна, как и века назад. Ведь какой дурак полезет в драку, если можно лежать на печи, сыто пердеть и давить мандавошек!

 

И упаковано это говно броско и красиво. Мир, дружба, солидарность! Милосердие, сплочённость! А вместо громоотвода вдуть обывателю какую ни то Чечню или Карабах. Переключить настроения. Ведь гораздо приятнее ругать мусульманина, нежели своего, пусть и упыря. Верещать с пеной у рта о засилии «чёрных». А тем временем попривыкнется, пообтешется. А орган, который с визгом вдули в анал, можно будет выдать за профилактическое средство, ну, скажем, за геморроидальную свечу. И говно, обильно растекшееся по всей державе, будет выглядеть совсем иначе, в замечательном телешоу «На контроле минеральные удобрения».

 

А неповторимая и единственная в своём роде передача, заменившая собою и по праву любимую всеми «Вокруг смеха»? Ну, вспомнили? Да «Прожектор перестройки», конечно же. И полезно, и удобно, но главное, чтобы управлял сим светочем свой, подготовленный прожектёр. И светил туда, куда пальчик державный покажет. Короче, перестройка – это большой и светлый праздник (вспомните иудеев), праздник обрезания. Вот только обрезают очень коротко, так, что и подержаться не за что, ежели писать восхочется.

 

А что Ебитеньевка? Наша деревня празднует день седьмого ноября! Поднимаются рюмки и стаканы, произносятся тосты и здравицы. Колхозники свою задачу выполнили сполна. До следующего урожая хватит стране и картохи, и свеклы, и капусты, и хлебушка. А не хватит, так мы в Оклахомщине с Арканзасщиной закупим. Не привыкать!

Ну, а по сему не грех и выпить за-ради праздничка, песню спеть хорошую и добрую. Улыбнуться соседу, исподтишка подмигнуть соседке. А повод? А название праздника? Да какая на хрен разница? Заработали!