РеалIST

По Масловке ходили страшные слухи. Майор Генералов утверждал, что москвичи, засевшие в Хлыновке, вынашивают план захвата деревни путем скупки земли; Тимоха Гальченко рассказывал собутыльникам о жутком разврате, царящем в доме шоуменов; Полторашников намекал на возможность превращения Масловки в один большой бордель, куда будут съезжаться толстопузые олигархи из зажравшейся столицы; даже отец Агафон в последнем обращении к пастве предал анафеме бесовские реалити-шоу. И вот терпение масловских лопнуло. Три десятка полупьяных мужиков, вооруженных лопатами, собрались у двухэтажного здания Администрации. Толпу возглавлял изрядно подвыпивший Тимоха.

– Гидры там, – вещал он, указывая рукой в сторону Хлыновки. – Свою Москву засрали, теперь к нам приехали!..

В этот момент на крыльце появился глава Администрации:

– Что за собрание? Кто санкционировал?

– Совесть! – пафосно крикнул Гальченко. – Ведь что творят, захватчики!..

Полторашников нахмурился. В нем боролась жажда мести москвичам с нежеланием отвечать за массовые беспорядки. Подоспевший на выручку Генералов взял ситуацию в свои руки.

– По любому! – властно молвил он. – Я имел беседу с ихним начальством, и сведения не беспочвенны. Наши отцы и деды боролись, и нам пора показать крутой нрав. Русский человек терпелив, но не безграничен.

Мужики понимающе кивали. Из толпы вышел отец Какофон и, воздев руки к небу, провозгласил:

– Восставшие из Преисподней демоны сильны искушением своим. Могучий духом да изгонит нечестивых!

Собравшиеся зашумели. Пал Никифорович, обнаружив в себе решимость покончить с ненавистными москалями, дал волю красноречию:

– Со времен войны мы не знали нашествий. Они думают, что могут все купить! Но мы не продаемся!

– По любому, – подтвердил Генералов.

– Звериный оскал капитализма в жестоком мире чистогана! – уточнил Полторашников, и слушатели содрогнулись, представив острые клыки Абрамовича.

– Пусть валят отсюда! – крикнул Гальченко.

– Жирный кукиш у нас купишь! – поддержал кто-то из толпы.

– Бей москалей! – взревели мужики и, потрясая лопатами, двинулись в сторону Хлыновки…

…Матвеевна вздыхала, сидя за столом.

– Был нормальный парень, и того уволили, – сокрушалась она. – И за что? За рассказы какие-то. Да кто их читает, рассказы-то?..

– Ничего я не размещал, – говорю, – Ада наверняка ошиблась. Приеду к Шефу – разберемся.

Гудман вяло меня поторапливал:

– До темноты надо выехать, а то к ночи метель обещали. Переночуешь у Гельфанда, а завтра что-нибудь решишь…

Из настенных ходиков трижды выскочила испуганная кукушка.
– Может, чайку на дорожку? – предложила Матвеевна. – Я зверобой заварила: индийский-то кончился. Да и плохой он был: как будто и не чай, а прах Индиры Ганди.

– Спасибо, – отвечаю, – но нам пора…

Гудман пошел прогревать машину. Мы с Матвеевной обнялись.

– Вот был бы ты моим племянником, – призналась она, – я бы горя не знала.

– Не бойтесь вы его, – успокаиваю, – он добрый, просто – мстительный.

В этот момент дверь отворилась, и, пнув ногой полусонного Фому, в дом ввалился возбужденный Тимоха. Раскрасневшаяся физиономия излучала счастье торжествующего гегемона; грязная кроличья шапка с оттопыренными ушами напоминала простреленную Мазаем буденновку.

– Что, дождались народного гнева? – яростно прошептал он, вытирая сопли засаленным рукавом бушлата.

– Топорик, топорик-то где?.. – залепетала Матвеевна, прячась за моей спиной.

– Спокойно, – реагирую, выдвигаясь чуть вперед, и слышу радостное:

– Да вот же он!.. – Это хозяйка нащупала под столом свое оружие. – А ну, пшел, пока не согрешила!

– И ты продалась, – мучительно сглатывая, молвил племянник. – Глядите, москали, поймаете красного петушка!..

За окном стремительно собирался народ. С полусотни баб и мужиков столпились у калитки дома шоумэнов, обступив машину Гудмана. Из толпы послышался зычный голос Какофона:

– И раздался гром небесный! Мужики Всея Руси, перекреститесь!.. – И кто-то визгливо подхватил:

– Пали их на хер!..

На крыше дома что-то хлопнуло, и бледное пламя с треском поползло по шиферу. Я выбежал на крыльцо, успев схватить свои пожитки. За мной последовал испуганный радостью Тимоха; следом, мотая рогами, вырвался на улицу одичавший Фома…

Бледные шоумэны выскочили из дома, поспешно набрасывая на себя верхнюю одежку. Санбой, потерявший правый сапог, подскочил к священнику и, перекрестившись, возопил:

– Благослови, батюшка, в рожу тебе плюнуть!

– Излечись, инфекция, – взвыл Какофон, осенив его крестным знамением. И голос его подхватили вороны, торжественно вьющиеся над полыхающей крышей.

Между перепуганными артистами и безмолвной от наслаждения толпой металась Цюруповна – беспомощная, как раненный буревестник:

– Собственность!.. Собственность!..

Но никто ее не слушал. Счастливо улыбаясь, майор Генералов гипнотически повторял: «По любому, мужики… По любому!».

Пламя, целиком охватив площадь крыши, полезло вниз, яростно овладевая вторым этажом. Шоумэны рванули к забору и, резво перескочив через него, укрылись в стоящем неподалеку автобусе ПТС. Воспользовавшись всеобщим замешательством, я прорвался к машине Гудмана, открыл дверь, вскочил в салон:

– Поехали быстро!..

– Да я за родину собственный баян порву! – орал кто-то из толпы.

– Вот и рвите его по законодательству! – исступленно вопила режиссерша.

Левка рванул ручной тормоз:

– Не могу вот так взять, и уехать. Хотя бы на мобилу сниму. – И решительно вышел из машины.

Всклокоченная Матвеевна с ведрами в руках, наполовину наполненными водой, ковыляла к полыхающему дому, приговаривая:

– Что ж вы делаете, ироды?.. С ума, что ли, посходили?..

Ее худые голые ноги, обутые в резиновые галоши, неловко семенили, утопая в грязи.

– Служба спасения пришла! – заржал кто-то. – Пойди в тайгу, найди Шойгу!..

Увидев, что какой-то толстяк начал съемку, толпа развернулась в противоположную сторону, скрывая лица. Кто-то из женщин одернул своего мужика:

– Пошли отсюда. А то ведь посадят еще. Видишь – снимают…

Огонь с остервенением метался по второму этажу и крыше, хищно пожирая деревянные перекрытия. Сноп пламени поднимался все выше и выше, весело играя вспыхивающими искрами. Через минуту раздался сухой треск, и второй этаж с грохотом обвалился.

– Финита ля комедия, – грустно молвил Гудман, пряча мобильник в карман. – А у меня там плеер был: я Санбою дал попользоваться. Сгорел, наверное. Засужу гадов. Тоже мне – патриоты…

До Москвы ехали молча. Бессмысленный демарш толпы не утешал. Любое злорадство ущербно, являясь подтверждением собственного бессилия. А сгоревший дом автоматически сводил к нулю шансы на дальнейшую перспективу работы. Я мысленно прикидывал, куда отправлюсь завтра: к Шефу на ковер или сразу на вокзал. Левка угадал мое настроение:

– Не спеши. Все еще наладится.

– Как?

– С помощью негров. Поехали в Африку пирамиду строить.

– Я не Тутанхамон, – говорю.

– Ты не понял. По принципу «МММ». Мой приятель-дипломат в Киншасе работает, он с вождями племен уже договорился.

– О чем?!..

– Берем у негров золото под проценты, и вовремя сваливаем. Просто, как все гениальное.

– Съедят тебя там, – предупреждаю.

– Подавятся, – оптимистично возразил Гудман. – Все равно лавочка скоро прикроется: мировой кризис на носу.

– Это тебе тоже дипломат сказал?
– Он самый. По секрету. «Грядет, – говорит, – конец фильма», так что можно и рискнуть.

Мы остановились у дома напротив Бородинской панорамы.

– Тебя проводить? – спросил Левка. – У меня копье в багажнике.

– Оставь его для Мабуту.

– Как хочешь. Созвонимся!..

Реальность смеется над фантазией, предоставляя фору самой изощренной выдумке, и я – не барон Мюнхгаузен, чтобы садиться с ней за играют другие мечтатели…