HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Саша Сотник

Симфония для пауз

Обсудить

Повесть

Опубликовано редактором: , 26.06.2008
Оглавление

14. Обострение Станиславского
15. Паштет, размазанный по стенке
16. Tutti

Паштет, размазанный по стенке


 

 

 

Одиночество провоцирует болезни. Вернувшись домой, я почувствовал страшную усталость, и мной овладело первое желание слабого человека: немедленно выпить. В холодильнике спиртного не оказалось. Я порылся в прикроватной тумбочке и обнаружил старую никелированную фляжку. В ней обычно хранилось сто пятьдесят грамм коньяка. Фляжка была наполовину полной, и мой оптимизм восторжествовал. Не успел я сделать глоток, как услышал звонок в дверь.

На пороге стояла Катя. Я присел от неожиданности:

– Привет. Проходи.

– Ты мне нужен. – Сразу заявила она. – Как мужчина.

– Хорошо, только в магазин сбегаю, – растерялся я.

– Ты не понял. Собирайся. Поедем в Перхушково к моей подруге. У ее дочери свадьба. Надька просила, чтобы я была не одна. А кроме тебя у меня никого под рукой нет.

– Позвони замминистра, – говорю. – Есть шанс им попользоваться.

– Я его не люблю.

– А меня?

– Не домогайся.

– Но ведь поздно уже! – Я отнекивался, как мог.

– Электрички еще ходят. До Белорусского доедем на такси. Оно, кстати, у подъезда.

Безволие побеждает даже боксеров, что же говорить обо мне? Я пошел за Катей, как крыса за волшебной дудочкой. Мне всегда нравилась ее сдержанность, граничащая с официальностью. И лишь озорные искры в ее карих глазах намекали на скрытую страсть.

Уже сидя в такси, она спросила:

– Я слышала, у тебя все в порядке с рестораном.

– Кто тебе сказал?

– Кульмис.

– Этот все пронюхает. Он прав.

– Почему ты надел серый костюм?

– Хочу быть мышью.

– Смотри, в мышеловку не попадись.

– Кто такая Надя?

– Однокурсница. Правда, она не доучилась, перевелась в другой институт, и неплохо устроилась. Работает в РАО ЕЭС, у Чубайса. Разбогатела. Строит дом. Увидишь, какой домище. А сегодня ее дочка замуж вышла. Надька-то сама снова беременная, от какого-то Паши…

– Подожди, – говорю, – не так быстро. Значит, Надя у Чубайса, Паша у Нади, дочка вышла замуж. А я-то тут причем?

– Там катастрофически не хватает мужиков, – объяснила Катя. – Только не подумай: ты – мой кавалер. Сару я с нянькой оставила.

Деловые женщины прекрасны в своей решительности, если им не отказывает рассудок. Авантюризм и порывистость только прибавляют количество поклонников. О качестве я не говорил.

На вокзале было много народу, невзирая на одиннадцать вечера. Мы купили билеты, прошли на перрон, сели в вагон. Напротив нас разместилась молодая супружеская пара с маленькой девочкой лет четырех. Девочка бесконечно ерзала и капризничала. Вероятно, Катя поймала мой неприязненный взгляд, потому что спросила:

– Ты что, не любишь детей?

– Отчего же? Я и взрослых-то не слишком жалую.

– Ксенофобия?

– Хуже: опыт.

– А Саре ты понравился.

– Конечно. То-то она меня обложила.

Катя засмеялась:

– Она сказала, что ты лучше, чем Лео. А это уже аванс.

– Когда, – спрашиваю, – зарплата?

Мы уже подъезжали к платформе «Сетунь», когда девочка совсем расшалилась.

– Немедленно прекрати! – Воскликнула ее мама. – Перестань, иначе я скажу папе, чтобы он тебя дома в угол поставил!

Дочка надула губки и громко ответила:

– А я тогда папе скажу, что вчера ты дяде Вите попу целовала!

Пассажиры в вагоне затихли и обернулись. Молодая мамаша прикрыла глаза и покраснела. Лицо ее мужа застыло как айсберг в Антарктиде. Девочка сложила ручки на коленях в знак смирения. Ее отец молча встал и направился в тамбур. Мамаша встрепенулась, схватила дочь за руку и с ненавистью прошептала:

– Дура… Я тебя отлуплю… Славочка, Слава!..

От «Сетуни» электричка пошла быстрее. Катя почему-то сказала:

– Прости, я про детей погорячилась.

– Не извиняйся, – говорю. – Дочь права: народ должен знать, а уж отец – тем более.

– Издеваешься? Что же теперь с ними будет?

– А что будет? Капец дяде Вите, маме, а дочку – в детский дом.

– Не ерничай. С семьей что будет?

– Это уж им решать. Но, полагаю, ничего хорошего…

До Перхушково доехали молча. Было видно: Катю потрясла эта история. Романтика часто сталкивается с пошлостью. Главное – быть к этому готовым.

Мы вышли на платформу, осмотрелись. Катя сказала, что к дому Нади есть два пути: либо три километра в обход, либо напрямую через кладбище. Я посмотрел на часы. Была полночь. Прямо как в анекдотах.

– Люблю кладбища, – сказал я. – Приятно осознавать, что кто-то уже дома.

– Я не суеверна, – твердо ответила Катя. – Там одни могилы.

– Вот и молодец, – похвалил я. – С тобой легко.

Ночь, между тем, была по-летнему теплой, небо – звездным; я набросил на Катины плечи свой пиджак, и почувствовал себя первым парнем на деревне. Рядом со мной шла красивая молодая женщина – без страхов, предрассудков и суеверий; я вдыхал сладкий чистый загородный воздух, и жизнь наполнялась новым смыслом, как меха – молодым вином. Мы вошли на территорию кладбища. При свете луны была видна тропинка. Пройдя мимо нескольких памятников, Катя пожаловалась:

– У меня камешек в туфель попал.

Я посадил ее на скамейку у какой-то безымянной могилы: здесь даже не было креста. Пока она вытряхивала камень, я любовался звездным небом.

– Давай выпьем, – предложил я. – У меня фляжка с коньяком.

Мы выпили. Катя сделала вывод:

– Ты – экстремальный романтик.

– Хуже, – говорю. – Романтик-ксенофоб.

Вдруг из-за спины я услышал хриплый загробный голос:

– О! Живые люди!..

Скажу честно: если в полночь на кладбище позади себя вы услышите нечто подобное, то рискуете остаться там навсегда. Нас спасло то, что мы все-таки были вдвоем. Но Гоголевские ощущения остались.

– И ведь пьют!.. – Празднично добавил голос, и тут же, словно из-под земли справа от нас выросла невысокая мужская фигура. – Дай глоточек, а то… Меня Митя зовут.

Я протянул ему фляжку. Он жадно глотнул, выдохнул:

– Отрава! Прощайте! – И исчез так же, как появился.

Мы расхохотались, и это было правильно: в противном случае можно было и умом подвинуться. Оставшийся отрезок маршрута показался нам более чем веселым. Приятнее обсуждать прошедший испуг, чем будущую неизвестность…

Мы вышли на асфальтированную дорогу, и справа от нас я увидел огромный трехэтажный особняк из красного кирпича. Размеры дома были настолько внушительны, что высокий бетонный забор с колючей проволокой и, вероятно, под напряжением, не мог скрыть всю мощь и величие его хозяев.

– Вот мы и пришли, – сообщила Катя.

– Спасибо, я догадался.

– Позвоню по мобильному… Алло, Надюшка?.. Мы у входа, открывай!

Спустя минуту открылись массивные железные ворота, и навстречу нам выбежала женщина лет сорока пяти. Даже если напрячься, я все равно не вспомню ее лица: настолько оно показалось мне невзрачным. Зато одежда, наверняка приобретенная в самых дорогих бутиках Лондона, Парижа и Нью-Йорка, смотрелась на ней, как дорогой экспонат на пластмассовом манекене. Я только запомнил, что она была крашеной блондинкой с бесцветными глазами и густыми губами. Возможно, именно такие женщины способны держать в узде собственную судьбу, окуная ее в шоколадную глазурь богатства.

Женщина схватила Катю в охапку и заверещала:

– Катька, Катька! Какая ты молодец!

Выпустив подругу из объятий, кивнула в мою сторону:

– Твой, что ли?

– Мой, – смутилась Катя.

– Надька, – представилась она.

– Шурец, – ответил я.

– Всем проблемам пиздец? – схохмила Надька, и мне стало не по себе. – Ну, что, попиздюхали в дом?

Я понял, что проблемы только начинаются. Катя выразительно посмотрела на меня: «Только молчи!..»

Мы прошли через открытые ворота, миновали широкий двор, протиснувшись между дорогими машинами, поднялись по мраморным ступенькам и вошли в дом. Просторная прихожая была выполнена в стиле «фолк»: стены, обшитые вагонкой из дорогих пород дерева, ущербно контрастировали с антикварной бронзовой люстрой. Справа на стене висели лапти, под ними на стеклянном столике стоял чугунок и большая плетеная корзина с ярко красными розами. Чуть поодаль громоздился шкаф-купе, заменяющий вешалку. Впереди метрах в десяти я узрел широкую деревянную лестницу без перил, ведущую на верхние этажи. Заметив мой взгляд, Надька оправдалась:

– Перил пока нет. Не успели. Так что сильно не напивайтесь, а то ебнетесь.

– Спасибо, что предупредила, – говорю.

– Ночевать будете на втором этаже. Там спальня для гостей. Идемте в зал.

Мы повернули налево и, уже идя по узкому, интимно освещенному коридору, услышали пьяные крики: «Горько! Горько!..». Надька распахнула дубовую дверь. В глаза ударил яркий свет.

Огромных размеров ампирный зал был забит до отказа. В центре стоял длинный стол в виде буквы «П», заваленный яствами. Полагаю, при дворе Людовика XIV знать питалась скромнее. Впрочем, я там не был. Гости, рассевшиеся по всему периметру стола, представляли собой разношерстную массу, вырядившуюся в перья, парчу, золото, бриллианты, и местами – джинсы. Возможно, во мне вопиет латентная зависть бродяги, но полагаю, вкус – один из признаков совести. Так вот: вкуса у гостей не было, чего не скажешь об угощении. Черная икра приятно соседствовала с перепелами, а медвежатина дружила с омарами. Обилие еды на столовом серебре и китайском фарфоре вызвало во мне комплекс нищего, ущемленного полноценностью негодяя.

Во главе стола восседали виновники торжества. Жених – невысокого роста веснушчатый шатен, похожий на провинциального прощелыгу, и невеста – длинная кобылица с красной гривой, одетая в подвенечное платье, стилизованное под XVIII век. Наличие пирсинга на лице новобрачной делало ее внешность нелепой и отталкивающей одновременно.

Надька подвела нас к центру стола и усадила на свободные стулья со словами:

– Народ, знакомьтесь: Катя, моя студенческая подруга со своим хахалем!

Справа от меня сидел седовласый мужчина в синем дорогом костюме. Представился:

– Дмитрий Борисович. Начальник отдела поставок. – Поставок чего, он не уточнил.

– Очень приятно. Хахаль.

Катя толкнула меня под столом ногой.

– Что предпочитаете? – спросил Дмитрий Борисович и, улыбнувшись, сверкнул золотой челюстью. – Водка? Вино? Коньяк?

– Предпочту выбор моей дамы.

– Пожалуйста, коньяк, – уточнила Катя.

Начальник отдела резво наполнил рюмки и привстал из-за стола. Гости, коих я насчитал человек сто, заинтересовано обернулись в его сторону.

– Друзья! – Зычным голосом начал тостующий. – Прежде чем поздравить Илону и Андрея, я расскажу одну историю. Когда мой сын был маленьким, он задушил канарейку. Испугавшись наказания, взял клей «Момент» и приклеил птичку к жердочке, чтобы не падала. И она сидела на жердочке еще два дня, пока окончательно не протухла. Я предлагаю выпить за долголетие молодых! Горько!

– Горько! – Подхватили гости, и молодожены нехотя встали, изобразив пылкий поцелуй.

Я решил, что если не напьюсь, то угроза скандала возрастет в геометрической прогрессии, поэтому принялся хищно употреблять водку. Катя предупредила:

– Пощади свою печень. Все равно с Надькой похмеляться, а я не хочу краснеть.

– Скажешь ей, что я переболел в детстве чумкой.

Надька постучала по бокалу вилкой:

– Господа! Слово предоставляется моему мужу Паштету!

– Это ее новый супруг, – шепнула Катя. – Паша его зовут. Надька сказала, что от него беременна.

Из-за стола привстал красный от смущения молодой человек лет тридцати пяти. Он был высоким, худощавым, с выдающимся носом и безвольным подбородком. Зачем-то надел очки, и сразу поглупел. Замямлил:

– Вот мы это… Отдаем замуж… – Паштет громко задумался, однако через пару секунд поймал ускользающую мысль, и продолжил. – Выпьем за то, чтоб даже нюхая носки, вы удивлялись совершенству…

Новобрачная падчерица заржала громко и пронзительно. Я давно заметил: когда не любишь женщину – первое, что тебя в ней раздражает – это ее смех, и уж потом – речь.

– Вот сказал так сказал! – восхитился Дмитрий Борисович. – Хахаль, у тебя рюмка пустая…

Я подчинился начальственному напору соседа.

– Ты очень быстро пьешь – сердилась Катя.

– И очень медленно влюбляюсь, – улыбался я.

Толпа гостей в моих глазах начала двоиться. Начальник отдела небрежно толкнул меня локтем:

– Слышь, хахаль, сказал бы хоть что-нибудь молодым! – И снова наполнил рюмку.

Пришлось подняться. Надька вновь постучала вилкой по бокалу:

– Внимание! Сейчас Шурец задвинет речь!

Язык плохо слушался, но я укротил его сложноподчиненной мыслью:

– В любви живите и в совете, и пусть у вас родятся дети. – Лучшей оды бездарности придумать было невозможно. Меня качнуло в сторону, но Катя была начеку и, ловко поддержав мое тельце, усадила на стул.

– Поэт, блин! – Воскликнула Надька. – Пушкин, нах!

Все снова заорали «Горько!». Никогда не понимал прелесть этой традиции: новобрачные, как идиоты, целуются на виду у пьяной толпы. Что может быть унизительнее?

Между тем, за стеной включили музыку. Это был Шуфутинский.

– А теперь танцы! – Объявила Надька. – Прошу в соседний зал.

Загремели отодвигаемые стулья, загалдели гости, зашуршали перья, зазвенели дорогие побрякушки.

– Саш, не ходи никуда, – попросила Катя.

– А как же скачки мустангов под шансон? – заупрямился я. – Нет уж, я не хочу здесь сидеть – маленький и никому не нужный.

– Ты напился. – Катя ласково провела ладонью по моей щеке. – Смотри, какой ты горячий. Я никогда не видела тебя таким. Хочешь умыться? Я провожу.

– Я чист как снег и молоко в придачу. Где обещанные половецкие пляски?

Из соседнего зала донеслось: «За милых дам, за милых дам!..»; к нам подбежала какая-то молодая девица и, визжа от восторга, сообщила:

– Там живой Шуфутинский! Класс!..

Катя мягко взяла меня под руку и повела в уборную. Закрыв за нами дверь, призналась:

– Мне тоже противно.

– Тс-с! – прервал ее я. – А вдруг здесь прослушка?

– Не глупи. Просто помоги мне. Обещай хорошо себя вести. Надька мне нужна, как ниточка для связей.

– Все, – говорю, – понял. Отведи меня спать.

Взбираясь по лестнице без перил, мы едва не свалились вниз, но обошлось. Катя нашла какую-то свободную комнату, уложила меня в кровать, усыпанную мягкими игрушками. Шепнула:

– Ты спи. Я скоро приду.

– Ну уж нет, – воспротивился я. – А вдруг тебя охмурит очередной замминистра? Тогда придется с ним стреляться. А если это будет Чубайс?.. Ой, что начнется!..

– Смешной… Чубайса нет, он в Брюсселе.

– Рубит брюссельскую капусту? Ах он! Вот он!..

– Рубит, рубит. Спи. Я ненадолго…

И я заблудился в дремучем лесу сновидений. Меня гнали через кладбище толпы пьяных женихов с обнаженными невестами, а у решетчатых ворот подстерегал злобный Шуфутинский. Он наливал в бокал вино кровавого цвета и величественно пел: «Душа болит, а сердце плачет…» Я искал глазами Катю, ибо только она могла вывести меня из этого вертепа, но не находил. Внезапно Шуфутинский изловчился, схватил меня за шиворот и, добродушно оскалившись, произнес:

– Кругом либо гении, либо «звезды». Велика Россия, а обосрать некого. Не так ли, Анатолий Борисович? – И поднес к моему лицу зеркало, в котором вместо своего отражения я узрел Чубайса.

Я хотел закричать, но не мог: крепкие объятия сдавили мне горло. Сделав отчаянное усилие, я вырвался на свободу и проснулся.

Кати рядом не было. Солнечный свет пробивался сквозь зашторенные окна. Я присел на кровати, мотнул головой, пытаясь сбросить остатки тяжелого сна. Голова ответила нудной болью в висках. Во рту пересохло. Я посмотрел на часы: два-тридцать. Надел ботинки, встал с кровати, вышел из комнаты и, держась за стенку, спустился по лестнице на первый этаж. Услышал голоса в большом зале. Прошлепал по коридору и открыл дверь. За полуразрушенным столом сидели Надька с Катей и Паштет.

– Кать, твой хахаль протрезвел! Пришел пошакалить! – Грубо обрадовалась Надька. – Паштет, метнись. Что, не видишь: мужик с бодуна прозябает!

Паша вскочил из-за стола, усадил меня на стул и, поставив передо мной бокал пива, назидательно сообщил:

– Друг не тот, кто наливает, а тот, кто похмеляет. Как спалось?

– Волшебно, – ответил я, и не узнал свой голос.

– Может, коньячку? – спросил Паша, предупредительно склонившись надо мной как над смертельно раненым.

– Ему бы от пива не крякнуть, – отозвалась Надька. – Сядь, Паштет, не гоношись. Скоро сауна будет готова, так что отмокнет. Правда, Шурец? – И обратилась к Кате. – Я тут себе шубу купила за двадцать тыщ. Долларов, конечно. И смотрю: у Ирки Дадыкиной точно такая же. Я, блин, так расстроилась! Пыталась продать – никто не берет.

– Подарить кому-нибудь не пробовала? – вмешался я.

– Слушай, Кать, – даже не поворачиваясь в мою сторону, продолжала Надька, – он у тебя вообще воспитанный?

– Кто? – спросила Катя.

– Конь в пальто! Хахаль твой. Сидят две атаманши, беседуют, а он встревает. Его хоть кто-нибудь спрашивал вообще?

Я посмотрел на Пашу. Он сидел за столом, втянув голову в плечи и опустив глаза. «Да, – думаю, – победа феминизма обеспечит ему изящный приталенный гроб».

– Между прочим, – строго сказала Катя, – его Сашей зовут. Он арт-директор ресторана на Новом Арбате.

– Это того, нового? – заинтересовалась Надька, запихивая в рот большую сливу.

– Именно.

– А что молчит, как скромный? – Надька повернулась ко мне. – Сань, прости. Я ж не знала, что ты – вон кто! Уважаю. Ты мне еще пригодишься.

Я бы предпочел остаться бесполезным. Паша предложил:

– Сань, пойдем из ружья по банкам постреляем. Мы же мужики. Развлечемся. Пусть девчонки поболтают. Мы им неинтересны. Зато здесь рядом лес.

Всю дорогу Паша извинялся:

– Она не грубая. Она решительная. О таких писал Некрасов.

– Некрасов, – говорю, – выживший из ума алкаш.

– Не знал, – сказал Паша. – Помню только «Кому на Руси жить хорошо?».

– Ну, и кому?

– Мне, например, неплохо. Илонку, правда, еле замуж выдали, – разоткровенничался он. – Восемнадцать лет, а такая курва! Вот Надюшка и нервничает. Но теперь все позади. Андрюхе спасибо: замуж взял, а то и не знали бы, что делать. Ты давно в последний раз стрелял?

– Давно, – говорю. – На Черной речке. Там меня из рогатки замочили.

– Хохмач. А у меня другого развлечения нету. Как распсихуюсь, так наберу алюминиевых банок и палю по ним.

Мы обогнули дом и углубились в лес. Здесь было тихо, но Паша не щадил тишину природы. Пройдя метров двести, показал на яму:

– Здесь я банки храню. Достань десяток, я ружье расчехлю. Постреляешь?

– Пожалуй, воздержусь.

Стрелял он метко. Мне пришлось довольствоваться ролью наблюдателя. После каждого выстрела Паша крякал и восхищался:

– Представь, если бы это был Бен Ладен!

– С ним и без тебя разберутся, – отвечаю.

– Ты сам откуда?

– Москвич.

– Жаль. Вас у нас не любят.

– Где это «у вас»?

– В Барнауле. Мы с Надюшкой родом оттуда.

– Вот там бы и не любили, – разозлился я. – Чего ж сюда приперлись?

– Так все деньги в Москве! – объяснил Паша, а то я не знал. – К тому же, у Нади здесь работа. Видишь, какой дом отгрохала?

– Да уж вижу. Сам-то чем занимаешься?

– Слежу за рабочими, чтоб чего не свистнули. А то им дай волю: все упрут. Раньше-то я фрезеровщиком на заводе был, но Надя сказала «увольняйся» – я и уволился. Теперь вот на полном ее обеспечении.

Мне стало его жалко. Жил себе мужик, работал, а тут любовь – причем, злая и беспощадная, стирающая личность в порошок. Есть от чего зарядить ружье…

Вдоволь настрелявшись, Паша предложил:

– Ну, что, теперь в сауну? Девчонки, небось, соскучились.

Оставалось только подчиняться: все равно ведь не отстанут. На обратном пути стрелок разглагольствовал:

– А вот представь: не было бы у меня Надюшки, и что? Спился бы. Это тебе хорошо: москвич. А мне что в Барнауле делать? Водку жрать?

– Ты и здесь, – говорю, – неплохо поддаешь.

– Здесь – другое дело, – оправдался Паша. – Надюха лишнего не позволит. Направляющая рука. Ты, наверное, думаешь, я – подкаблучник?

– Об этом не мне судить: каждому – свое.

– Фашисты тоже так думали. А я – счастливый человек. Жена беременная. Конечно, попивает, ну и что? А как тут не запьешь? У нее знаешь, работа какая нервная? Я ее понимаю.

– За ребенка не боишься? – спрашиваю.

– А это как бог даст.

Приятно, наверное, уповать на Всевышнего, сдавшись в плен собственному бессилию…

В предбаннике Надька раскричалась:

– Паштет! Ты чего разгулялся? Иди со стола убирай!

– Мне бы попариться, родная. – Паша полез к ней с поцелуями.

– Отвали, моя черешня! Убирайся, тебе сказано! Вообще выгоню тебя к чертям! Хрен ты ребенка увидишь. Живешь тут, ни фига не делаешь!

Мне стало не по себе. Катя тоже помалкивала.

– Когда же нам париться? – мямлил Паша.

– Тебе – никогда! Пшел вон отсюда, пока по стенке не размазала!..

Высота отношений, вывернутая наизнанку, подчас заменяет любовь. На обратном пути, сидя в электричке, Катя спросила:

– Ты бы так смог?

– Нет, – говорю. – Даже за деньги.

– Поехали к тебе? У нас еще полдня в кармане. Про Надьку ты тоже рассказ напишешь?

– Наверное, нет. Боюсь тебя расстроить. А то снова скажешь, что всех подонками изображаю.

– Напиши, – сказала Катя. – Только пусть они у тебя будут счастливы не как в жизни.

Прости, Катя, что я тебя обманул…

 

 

 


Оглавление

14. Обострение Станиславского
15. Паштет, размазанный по стенке
16. Tutti
503 читателя получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 27.03.2024, 19:43 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!