HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Алексей Сомов

Порядок всех вещей

Обсудить

Сборник рассказов

Опубликовано редактором: Игорь Якушко, 4.01.2010
Оглавление

4. Эффект Ксю
5. Ножницы
6. Имена героев

Ножницы


 

Пасхальный рассказ для Кости

 

 

 

“В чем смысл Вед?”, спросили отца ангелы, люди и асуры. “Дамьята – сдерживайте себя”, сказал отец могущественным ангелам. “Датта – приносите дары”, сказал отец нищим людям. “Даядхвам – будьте милосердны”, сказал отец злобным асурам.

 

 

 

Сколько себя помню, эта дверь возбуждала во мне какое-то щемящее любопытство.

 

Дело не в том, что человеку пяти лет от роду любая запертая дверь просто обязана казаться заколдованным входом в игрушечный рай или перманентный зоопарк. Эта, именно эта дверь даже для моих пятилетних мозгов была какая-то очень НЕПРАВИЛЬНАЯ.

 

Все подъезды нашего длинного, а во снах еще длиннее, пятиэтажного дома глядели, как полагается, во двор – и через двор на своих угрюмых собратьев. И лишь она, эта дверь, торчала одна-одинешенька на фасадной (читай – обращенной к частному сектору) стороне. Ровно посередине, без козырька и ступенек, как голая дура.

 

Что здесь должно было быть или, во искупление тяжелого оборота, – чего здесь не стало? Какая призрачная вывеска украшала этот линялый фасад? Станция юных техников, аптека-оптика или все-таки филиал “Детского мира”? Вот что меня больше всего занимало: недосказанность, свойственная всякой вещи, которая не используется по назначению.

 

Годы спустя я догадался, что все было проще – очередное маленькое открытие из серии “чудес-не-бывает”. Четвертый или пятый подъезд хотели сделать проходным, но что-то, видимо, не срослось у строителей. Иногда пожалеешь об утраченном обычае замуровывать зодчих в стене, чтобы стояло крепче. И вообще Санта-Клаус мертв.

 

 

 

…………………………………………………………………………….

 

 

 

Однажды меня, спеленатого и орущего, гордо внесли в новенькую квартиру (вероятно, она еще пахла мастикой и стройбатовской “Примой”). Потом были дни, когда асфальт у подъезда был усыпан бледно-зеленой хвоей. А потом я сунул скомканный червонец соседке, которая согласилась помыть полы и заодно отдраила окна так, что казалось – стекол нет в переплетах, – и вручил ключи от входной двери малознакомым людям.

 

Мое возвращение сюда спустя без малого десяток лет было похоже на бегство. Быстрая прокрутка: частный сектор за одну ночь пожран подозрительно скорым и ладным пожаром, и вот уже на строительном пустыре подрастают слепые торцы, девчонки со смешными тонкими ногами превратились в дебелых мамаш, темноватые герои наших пацаньих историй: Гыч, Подарок, Беркут, Гараня – отсидев положенное, теперь мирно паслись на пятачках, стреляя мелочь – и честное слово, я не очень переживал, что все вышеописанное происходило без меня. Как ответственного квартиросъемщика (этот важный, с надутыми щеками, чем-то смутно угрожающий термин я впервые в жизни услышал в домоуправлении, когда пришел заявить о своих правах на жилплощадь) меня беспокоило другое.

 

В квартире завелся домовой.

 

У домовых вообще сложный характер, но мне попался что-то уж очень дерганый и проказливый – не по-хорошему проказливый. Впрочем, его можно понять. Эти обшарпанные стены повидали слишком много насельников, и у каждого был свой способ украсить быт.

 

Я начал терять вещи – вернее, вещи сами выпадали из поля зрения, будучи у меня под носом. Очки, зажигалки, компакт-диски, носовые платки обзавелись собственными маленькими причудами. Мешки с мусором, пядь за пядью отвоевывавшие кухонное пространство, по ночам шуршали и потрескивали, переговариваясь. Утром я мог сунуть в карман пальто недочитанную книгу – а после перерыть весь дом в ее поисках.

 

Довольно скоро я перестал обращать внимание на табачные крошки, рассыпанные по всем горизонтальным поверхностям. Мне вполне хватало общества собеседников, которые являются по первому зову и уходят, растворяясь в полоске рассвета между штор. Обугленные розетки будили во мне застарелую боязнь быть убитым током. Само собой, выйдя из дома, я вспоминал про незавернутый кран или включенный утюг – и скачками несся обратно через весь огромный двор. При этом я понимал, что для окружающих я, в сущности, невидим. И только местное юное шпанье, ухватками и калибром нисколько не отличающееся от шпанья образца восемьдесят лохматого года, провожало меня длинными взглядами, посиживая на корточках у подъездов.

 

На самом деле никто не любит возвращаться куда бы то ни было – это всегда слишком похоже на бегство.

 

 

 

…………………………………………………………………………….

 

 

 

В тот вечер Триша вытащил меня подышать свежим воздухом, как он выразился. Подозреваю, впрочем, что ему просто хотелось поболтать. Погодка была самая подходящая для прогулок и разговоров: вчерашнюю оттепель подморозило снизу, а с неба еще летел липкий снег пополам с дождем.

 

На днях случилось солнечное затмение, умер во сне Егор Летов, двухметровые сосулищи валились с крыш, а крепкие молодые парни, ранее не страдавшие повышенной метеочувствительностью, падали в обмороки, и на территории всей европейской части страны с людьми происходили непонятные вещи.

 

У меня кончилось курево, на пути был маленький, доживающий свой век продуктовый павильончик из тех, где за прилавком стоит красномордая тетя и окрестным старушкам отпускают муку в кредит. Я шагнул к крыльцу, Триша крикнул что-то предостерегающе, на мгновение за его плечами встали ослепительные крыла, а сверху с мерзким царапающим звуком обрушилась глыба серого снега. Я едва успел отскочить. В следующий момент в окне лязгнула железная штора, но я рассмотрел там, в пещерной глубине, вполне евангельскую картинку: свеча и благоговейно склоненные над ней лица продавщиц. Кажется, они пили чай.

 

“Электричества нет”, сказал догадливый Триша.

 

Мы приземлились у ворот Ширинского парка, где нас ждал Аким. Мы долго шатались по неверным оступающимся тропинкам в мокрой темноте и наконец вышли к памятнику первым маевщикам. Отсюда, с вершины холма, открывался вид на засыпающий город. Рядом маячили бетонные опоры колеса обозрения, сгоревшего с десяток лет назад – урбанистический Стоунхендж, разрисованный матерными рунами.

 

Аким рассказывал о своих переживаниях в эти черноватые дни, в частности, о кошмарном сне, который снился ему уже не в первый раз. Там были как-то задействованы расшитое полотенце и зеркало – в это зеркало ни в коем случае нельзя смотреть, но его нужно во-что-бы-то-ни-стало принести, завернув в полотенце, в некое условленное место, и тогда все снова станет хорошо. Глядя на Акима – цельнолитой панцирь из палладия, надкрылья оторочены мехом, последний писк ангельской моды – можно было только гадать, как это “снова хорошо”, если у Акима уже все хорошо навсегда.

 

В свою очередь Триша рассказал о странной войне, которую вороны объявили местным жителям. Особенно доставалось от птиц владельцам свеженьких краснокирпичных коттеджей, как грибы растущих на окраине парка (”через пару лет здесь будет элитный район”, вставил Аким). Вороны, говорил Триша, будто разом сошли с ума: иные пикировали на затейливые жестяные флюгера, иные бились в окна, круша мощными клювами дорогие стеклопакеты. Бывали случаи, когда особняки в три этажа и выше штурмовали целые стаи на протяжении нескольких дней.

 

“Здесь есть какой-то умысел”, заключил Триша, склонный к мистике.

 

“Пернатые пролетарии”, усмехнулся Аким.

 

Я давным-давно знал все про ворон и про их серую воронью страну, которая находится с изнанки городских тротуаров. Знал я и про Ширинский парк, разбитый на месте огромной братской могилы. В эти живописные ложбины сваливали тугаринских купцов и гимназисток, потом свои пускали пулю в затылок своим, потом они менялись местами, и все вместе, пересыпанное суглинком, в разрезе походило на слоеный пирог. А еще раньше здесь было капище древних умрудов.

 

Со мной случился припадок похмельной болтливости, когда говоришь вроде бы складно и остроумно обо всем на свете сразу – на самом же деле только для того, чтобы убаюкать словами свой страх. Я боялся момента, когда придется возвращаться в пустую комнату с обшарпанными стенами, кипами коммунальных счетов по всем углам и фотографиями сына на рабочем столе ноутбука – и хотел отодвинуть этот момент, насколько возможно, и говорил, говорил.

 

Кажется, я начал с того, что смерть – это ссылка: далеко и надолго, но почта все-таки ходит. Наши воспоминания суть письма отсюда туда; подумаешь, одно-другое затерялось в паводок или распутицу. Опытные ссыльные знают, что в таких случаях конверты надо нумеровать. Рано или поздно все будет доставлено, распечатано и прочитано. И вот они, наши мертвые, стоят на том берегу широкой бурной реки и машут нам – кто полупрозрачной детской рукой, кто платочком. И переживают, и обижаются, если почтальон вдруг запоздает.

 

“Женщину тебе надо”, сказал заботливый Триша, выслушав. “Обычную, земную”.

 

Аким задумчиво покивал.

 

Сразу после этого мои друзья перешли к толкованию одного из аспектов знаменитого тройного “да” Праджапати, имеющего непосредственное отношение к ним: постарайтесь сдерживаться, парни, просто постарайтесь сдерживаться, о’кей?

 

 

 

…………………………………………………………………………….

 

 

 

Мы простились на перекрестке у бывшей Семисимеоновской церкви – Триша с Акимом, косо взмыв над мерцающей мостовой, полетели куда-то пить кофе, я же, сославшись на срочные дела, побрел к себе. Никаких дел в половине двенадцатого ночи у меня, разумеется, не было и быть не могло. Мне все казалось, будто я сказал не то слишком много, не то слишком мало, не то просто – не то. И еще казалось, будто я что-то очень важное оставил дома или, наоборот, прихватил с собой какую-то совершенно ненужную вещь.

 

Между тем улица у меня под ногами начинала потихоньку выгибаться, пружинить, горбиться ледяными наростами. Было полное ощущение, будто я иду по спине дракона. Слава Богу, впереди подмигнула вывеска круглосуточного магазина, а от него до дома – рукой подать.

 

Пятачок перед магазином, как обычно в это время суток, был ярко освещен и весьма обитаем – даже чересчур, на мой вкус. Стоял сочный гогот, булькало старое доброе порошковое пиво, перетекая из пластиковых емкостей в молодые желудки. Сквозь мобильные тары-бары слышалось даже – или это почудилось? – треньканье явно анахроничной шестиструнки.

 

Я вошел внутрь, пропоротый перекрестным огнем с двух скамеек. Зажав рану, доковылял до прилавка, купил бутылку “Гессера”. Прямо отсюда, от кассы, до моего подъезда с кодовым замком, крепостным рвом и подъемным мостом какая-то сотня шагов. А там, если что, напалма и шрапнельных гранат хватит.

 

Когда я выходил из магазина, меня окликнули.

 

 

 

…………………………………………………………………………….

 

 

 

Кто вырос в этих черных дворах, кто хоть раз дрался зимним вечером на пустыре за школой, кто половину детства мечтал достать настоящий кастет, тот знает: единственное верное решение в подобных случаях – повернуться лицом к толпе и ждать.

 

Они уже шли ко мне сами, не спеша – куда я от них денусь – вразвалочку, на ходу по-шакальи пе-ре-груп-пи-ро-вы-ва-ясь в неширокое полукольцо. Позади меня была слепая торцевая стена дома, моего дома. Вот у этой стены, Костя, нас всех и убьют однажды.

 

Мне не нужно было видеть лиц, чтобы понять: именно их я ненавидел и боялся всю жизнь. Может быть, не этих троих конкретно, но таких, как они. Приземистых и коротконогих, с втянутыми в покатые плечи маленькими головами (пьяные свадьбы в двухэтажных рабочих кварталах, поколения инбридинга, целые города сестроёбов). С замедленной, плохо прорисованной пластикой персонажей третьесортного shooter’а – у аниматора болел зуб, да и вообще движок был слабоват. И вечные всесезонные шапки-гондонки, сдвинутые на затылки – эти скоморошьи колпаки меня почему-то всегда и смешили, и пугали одновременно.

 

Я не помню, не понял, н е п о м н ю н е п о н я л вопроса, с которым ко мне обратился главный. Конечно, никаким главным он не был, просто в отличие от двух других непостижимым образом умел связать несколько слов (что это – мутация, экспериментальная модель или слабый всхлип эволюции?). Они уже сосали мое пиво, передавая по кругу и сплевывая мне под ноги.

 

Магазинный фонарь бил в глаза. В этом жестком свете передо мной стояли трое мальчишек, у каждого из которых, кроме семечной шелухи, наверняка было за душой еще кое-что: мечта (ну, допустим), второй курс училища тире техникума (вот уж вряд ли) и прыщавая девочка в общежитии напротив.

 

У одного в расстегнутом вороте куртки белела голая детская шея с надувающейся и опадающей жилкой. Глядя на нее – вполне уже отстраненно, из палаты реанимации, что ли – я вдруг четко увидел, что будет дальше.

 

 

 

…………………………………………………………………………….

 

 

 

К этому времени меня интересовал только один вопрос – вправду ли ночью кровь черного цвета? Я опустил руку в карман, погладил холодные стальные кольца, и они дрогнули в ответ.

 

Взять трепещущий инструмент за брюхо, как небольшую злую рыбу.

 

Отвлекающее движение.

 

Дирижерский взмах, и – точно в проклятую жилку, которая секундой раньше так меня зачаровывала.

 

Это – правой. Локтем левой заехать в переносицу второму ублюдку, не услышав – всем суставом почувствовав хруст ломаемого хряща. Третий пятится, по инерции бормоча свое “э, братан”. Кровь нормального густо-красного цвета. Наоборот, другие цвета как бы глушатся ею. Картинка получается такая: есть красное и все остальное, что не является красным. Кажется, это называется “цветоделение”. И, кажется, первый готов слишком быстро.

 

Зазубренные острия входят между ребер как по маслу, нащупывая в тесной нутряной тьме путь-дорожку к жизненно важным органам, входят и выходят, кругом ни души, раз, и еще раз, ну, один-единственный разочек — и, наверное, я поздновато опомнился, потому что последний все-таки успел слинять. В стеклянных дверях магазина мелькнуло белое встревоженное лицо. Зажглось окно, потом другое, третье – ты, ты и вот ты – в соседнем доме.

 

Еще одно запоздалое наблюдение: кровь не похожа ни на вишневый сок, ни на кетчуп, только на кровь.

 

 

 

…………………………………………………………………………….

 

 

 

У меня хватило ума не побежать сразу, не ломануться в родной подъезд, хлопая дверьми, стуча ботинками и спотыкаясь, хвататься за тряские перила, потом греметь ключами, никак не находя нужный. Я медленно-медленно пошел по периметру дома, почти вжимаясь в стену. Через несколько шагов меня вырвало теплой желчью с пивным привкусом.

 

Конечно, сигнал на опорный пункт уже поступил. С машинами и бензином у мусоров вечная напряженка. “Что там?” (зевая). “Два ножевых на Воскресенской”. “Это на пятачке, что ль, опять?”. “Угу” (толстые пальцы сдирают фольгу с плавленого сырка). “Блядь, когда там игровые автоматы уберут? Чуть не каждую смену…”. “Ладно, не ссы, девчонка. Щас Михалыч чай допьет – и вперед. Давай-давай, бля! Прорвемся!”. “Погоди, мне домой позвонить надо. Лерке обещал”. “Она у тебя в какой пошла?”. “В пятый”. “Невеста. Ладно, десять минут”.

 

Через десять минут я должен быть дома, раздетый и лежащий на диване с натянутым на голову одеялом. Спящий, как глухой сурок в коме.

 

Я повернул за угол и увидел их.

 

 

 

…………………………………………………………………………….

 

 

 

Идиот, вот идиот – как я мог забыть про пеших патрульных. Скромные блюстители порядка на отдельном вверенном участке, простые парни с открытыми кирпичными лицами, они были прямо по курсу, они – неумолимо – надвигались – на меня, поигрывая рациями.

 

Я увидел их, а они увидели меня, и ничего не произошло, кроме обмена напряженными взглядами. Они еще не знают, но узнают обязательно, минутой раньше, минутой позже. Я прошел мимо (или насквозь) и снова завернул за угол, и опять припал к шершавой стене.

 

Я почти наяву слышал в гулком ночном воздухе шипение и хруст мембраны, чточтоканье тугоухого сержанта, не понял, повторите, теперь да, слышу, да, понял, да, да — да, я спалился по полной, они видели меня в двух шагах от места преступления, и у них профессиональная память на лица. А эта тварь в магазине дала мое описание, а этот сбежавший гоблин подтвердит и опознает. Я тихонечко завыл и пополз обратно, навстречу своей смерти, на яркий магазинный свет.

 

 

 

…………………………………………………………………………….

 

 

 

Это и спасло мою дрянную душу. Хитрые мусора, получив ориентировку, пошли в обход, надеясь принять меня под белы руки у самого подъезда – в том, что они успели пробить адрес, я нисколько не сомневался. Видит Бог, скажу я следователю, видит Бог (да ведь и мы видим Его ежечасно, ежесекундно, только по всегдашней трусости отводим глаза), это было непреднамеренно, в целях самозащиты и само собой, в состоянии аффекта, и я не знаю, отвяжитесь, пошли вон, я понятия не имею, как чертовы ножницы оказались в моем кармане.

 

Помнится, при каждом движении я ронял наземь одну из очень нужных деталей организма и все прижимался к стеночке-стене, умоляя, чтобы она взяла меня к себе. И в конце концов стена согласилась, со скрипом подалась внутрь, и я провалился в пыльную стоячую могилу.

 

 

 

…………………………………………………………………………….

 

 

 

Когда глаза привыкли к темноте, я увидел нечто вроде подсобного помещения, заваленного рухлядью. Здесь были серые от старости доски, носилки с засохшим цементом, какие-то выщербленные и лоснящиеся, будто навощенные, палки – при ближайшем знакомстве они оказались останками грабель и лопат. Под ногой звякнул аптечный пузырек. Остро пахло дерьмом, свежим и не очень, человечьим и иным.

 

Я щелкнул зажигалкой и приступил к детальному осмотру своего волшебного грота. Своих говенных сокровищ, ага. Что ж, Санта-Клаус действительно мертв, а ты еще нет.

 

Некогда здесь хранили хозяйственный инвентарь для субботников, проводившихся два раза в году – перед октябрьскими и майскими праздниками. Потому-то дверь и была заперта заботливой управдомьей рукой, а ключ висел на толстой связке, а связка – на гвозде в прихожей, поверх обоев в кирпичик. Но это было давно.

 

В дальнем углу что-то тускло блеснуло. Медный шпингалет для ванной комнаты, всегда напоминавший мне богомола, который сложил лапки.

 

А к шпингалету была приделана Дверь.

 

Странно, что я сразу ее не узнал. Та, наружная, была грубой фанерной подделкой – недаром она так почернела от времени и дождей, словно обуглилась. Настоящая Дверь нисколько не изменилась за эти никчемные полтора миллиона лет. Потому что это была ПРАВИЛЬНАЯ Дверь. И само собой, это была дверь моего подъезда.

 

Лампочка в пятьдесят ватт выхватила из мглы знакомые стены – Ильдарик чмо, Punks not dead, Лена я тебя люблю – два ряда покореженных почтовых ящиков и лестницу, приглашающую взойти, нет, взлететь, не касаясь ступенек.

 

 

 

…………………………………………………………………………….

 

 

 

Кое-где лестница вставала на дыбы, а то и вовсе выворачивалась наизнанку. Самым неприятным было протискиваться сквозь узкие чердачные люки, как правило, забитые опилками и трухой – они встречались через каждые два-три этажа. Несколько раз лестница выбегала на строительные площадки под беззвездным небом (быстро-быстро, пока не успел испугаться, белкой проскакать по бетонной балке) и снова ныряла в тихий ад коммунальных квартир с никогда не виданными мною закопченными лепными потолками и дубовыми дверьми с перочинной резьбой, наверное, меня убили, наверное, меня убили, наверное, меня все-таки убили там, под фонарем.

 

“Куда ты, давай доиграем”, сказала Ленка, подняв бледное лицо. Она сидела на нижней ступеньке, тесно сдвинув колени в шерстяных колготках. Карты, медленно кружась, опадали к ее маленьким ступням. Вокруг чинно сидели куклы, голые пластмассовые пупсы и грустные зверюшки.

 

“Маменькин сынок”, мстительно прошептала Ната. Она всегда ревновала меня к Ленке, ревновала в школе на переменках, ревновала на пляже, когда я впервые разглядел сквозь намокшие трусики всю эту их дрянную, жалкую, слабую силу, ревновала даже тогда, когда мы вместе спрятались в шкафу. Игорек зачем-то выключил свет в комнате, я не разобрал ни слова из того, что жарко и мокро бубнила Наташка мне в ухо, и тут свет снова включился, пришли родители Игорька, так, и чем это мы тут занимаемся и почему это мы такие красные и надутые?

 

“Нет, серьезно, останься”. “А на что играем?”. “Как обычно – на желание”, сказала Ленка и подмигнула подруге до того похабно, по-взрослому, что я содрогнулся. Замусоленные карты с загнутыми уголками елозили в пальцах, я не успевал следить за ходом игры, а играли мы той зимой исключительно в переводного дурака. “Вот тебе на погоны”, сказала Ната и выложила две шестерки.

 

Ленка надула губы и отвернулась к окну, стянутому ребрами решетки. “Ну”, сказала Ната. “Ну, давай, обнимай на прощанье”. “Почему на прощанье?”. “Ты скоро уедешь”, сказала Натка тоном профессиональной гадалки. “Далеко-далеко и надолго. Забыл? Сам же хвастался, а сам…”. Я пододвинулся к ней ровно на один удар сердца. “Не меня, дурак”, захихикала Ната и довольно грубо толкнула меня к Ленке. Сам не знаю, откуда во мне взялась смелость, каким образом Ленкины глаза оказались так близко, а моя рука уже ползла сама по себе, словно отделившись от меня, забираясь под кофту и потом ниже, под колготы и трусы, погружаясь в очень, очень (я и не думал, что настолько) мягкое и нежное. Потом снова выше и опять ниже-выше, как хочешь, куда хочешь и сколько хочешь.

 

Выше, я хотел выше, мне осталось всего два пролета, потому что снизу все отчетливее раздавались голоса, поворачивались ключи в замках, лаяли псы, пищали детские велосипеды. Кто-то задавал вопросы, кто-то, придерживая на груди халатик и поглядывая в сторону кухни, обстоятельно отвечал, что да, знаем такого, давненько знаем, с пеленок, и при всем уважении к покойному не можем, ну вот не можем сказать, что с хорошей стороны знаем. А с какой целью интересуетесь? Давно пора. Вам выше, в девятьсот девяносто девятую.

 

Я разметал кукольное хозяйство Ленки и Натки и побежал вверх, перескакивая через две ступеньки. Теперь я знал номер своей квартиры, и это вселяло в меня уверенность, что все обойдется. Хотя бы на этот раз обойдется. Надо только спрятать в грязном белье ножницы – кстати, кровь на них засохла, почернела и стала вправду похожа на старый кетчуп.

 

Цыкнуть на домового: во, попал я из-за тебя, приятель.

 

Они не сразу войдут (все обойдется), они еще какое-то время провозятся с замком (да открой же глаза), потом в узком ущелье прихожей возникнет неизбежный затор с раздеванием и разуванием (теперь все будет исключительно хорошо), потом начнут спорить, кто первый, кто главнее, у кого больше прав (хорошо-хорошо-хорошо), а там, глядишь, и

 

 

 


Оглавление

4. Эффект Ксю
5. Ножницы
6. Имена героев
508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!