HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Владимир Соколов

Дневник провинциального писателя 1980 года

Обсудить

Повесть

 

Купить в журнале за ноябрь 2016 (doc, pdf):
Номер журнала «Новая Литература» за ноябрь 2016 года

 

На чтение потребуется 4 часа 15 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf
Опубликовано редактором: Вероника Вебер, 6.12.2016
Оглавление


1. Январь
2. Февраль

Январь


 

 

 

1 января

 

Прошла всего лишь одна минута нового года. И ничего ещё, в сущности, не случилось. Выпили по бокалу шампанского, поздравили друг друга, пожелали счастья, удач… Итак, одна минута високосного 1980! А что же принесут нам оставшиеся 527039 минут? Кто знает. Поживём – увидим.

 

 

2 января

 

Говорят: конец – делу венец. Это верно. И всё-таки начало представляется мне более важным, ибо от него зависит общий тон, если хотите, настрой всей вещи. Вот почему стараюсь делать сразу набело – как бы ставлю вешку, задавая себе уровень, которого и стремлюсь придерживаться. Хорошее, уверенное начало во многом предопределяет удачный конец. Если, разумеется, сумеешь выдержать заданный уровень и не сойти с дистанции…

 

 

3 января

 

Сразу после праздников – и за работу. Даже опохмелиться как следует не успел. Заканчиваю правку своего многострадального, уже давно опостылевшего мне романа «Голубой огонь», который в конце года должен появиться в «Совписе». Замечаний редакторы наделали – хоть новый роман пиши, и все бестолковые: а спорить – нет ни времени, ни сил. Да и слов нет. Я уже давно понял, что это глупость, будто мыслим и чувствуем мы гораздо глубже, чем излагаем. Если не хватает слов, то и с мыслями швах. Когда мысль додумана до конца, слов всегда хватает.

Но издаваться надо. Никогда не думал, что писательская работа может быть тягостной обязаловкой.

А многим кажется, что если уж ты писатель, то тебе не надо ходить на работу, вечно одну и ту же с одинаковыми однообразными людьми, с одинаковой регулярной однообразной рутиной, за одинаковую зарплату всю жизнь... И обязательно жаловаться на что-нибудь. Всегда. На жену или домоуправление или на трудности достать югославскую мебель, или что не можешь получить профсоюзную путёвку в Болгарию, а может быть, даже и в ГДР. Нет, и писателю никуда, никуда от этого не деться. Такова уж она судьба советского человека.

 

 

4 января

 

Историк Словцов (лет около 200 назад) заметил: в говоре сибиряка почти отсутствует глагол, что лишает его, говор сибиряка, должной энергии, выразительности. Мысль показалась мне крайне любопытной, и я начал прислушиваться к разговорам людей, пытаясь уловить, насколько жив и энергичен их язык и как они пользуются глаголом. И странное дело, не только потомки словцовских сибиряков, но и киргизские и казахские русские и москвичи не балуют глагол своим вниманием? Один писатель как-то сказал, что «хлеб – имя существительное», другой призывал «глаголом жечь сердца людей». И добавлял при этом: существительное само по себе мертво, неподвижно, ибо силу, движение и живость придаёт ему только глагол – как порох свинцу при выстреле. А мне кажется, что глагол – это уже более развитая разговорная форма, литературная, если хотите. В обиходе же можно вполне довольствоваться несколькими глаголами, весь смысл напирая на существительные.

 

 

5 января

 

Многие пишут «в стол», так сказать, для себя. Хотя, конечно, много в этом лукавства. Типа, что всё это однажды пригодится, что это опыт. Но когда тебе под полтинник, то невольно задумываешься, какой это опыт, когда он пригодится. Да и смысла в этом немного: человек уж так устроен, что мысли его должны быть разделены или, по крайней мере, сообщены, хоть кому-нибудь. Даже необитаемый островитянин на манер Робинзона в глубине души искрит надеждой, что однажды это будет прочитано. А если умом понимаешь, что надежды нет… всё равно пишешь, уже как заведенный механизм. Писатель, кто-то сказал, это человек, который не мирится с одиночеством.

 

 

7 января

 

И всё же: одно дерево, даже если это дерево огромное, могучее, не составляет леса. Лес, как известно, состоит из разных деревьев, больших и маленьких, прочных и хилых, лес – это нечто цельное, неразделимое. А литература? Когда мы говорим о ней, мы называем, прежде всего, великих (Пушкин, Достоевский, Тургенев, Толстой), но мы уже и не вспомним многих из тех, кто жил рядом с ними, работал и в своё время, вполне вероятно, способствовал расцвету литературы. Теперь те люди напрочь забыты. И то, что они делали, не представляет сегодня никакого интереса. Так в чём же тогда значение средней литературы (графоманов и откровенных ремесленников в счёт не берём), в чём же значение «средней» литературы, которая заведомо обречена на забвенье?

И всё же не оставляет мысль: зачем-то нужна и такая, посредственная литература.

Ещё Буало писал:

 

Il est dans tout autre art des degrés différents,

On peut avec honneur remplir les seconds rangs;

Mais, dans l'art dangereux de rimer et d'écrire,

Il n'est point de degrés du médiocre au pire.

 

Справляли Рождество. Это теперь такая фишка у разного рода начальства: собираться в этот день под каким-нибудь предлогом у кого-нибудь в гостях. «Рождественского» в таких посиделках – разговоры о божественном, да ещё женщины гадают на свечах. Мне, закоренелому атеисту, такая тенденция не по душе, но с женщинами, особенно со своей женой, не поспоришь.

Пока женщины сидели вокруг свечей, мужики затянули песни о своём. Я подсел к профессору физики из университета, ихнему проректору по информатизации, с супругой которого моя состоит в коллегах. «Ну что нового в физике?» – довольно-таки глупо поинтересовался я: о чём-то ведь надо было говорить. «Я не физик, я на всех конференциях так и говорю, что я не физик и, вообще, не понимаю, что такое физика». Сказано было с апломбом, столь характерным для людей маленького роста. И хотя профессор был аккуратно причёсан, я словно видел на макушке задорный хохолок.

Так и подмывало брякнуть: кончай фикстулить, мужик, ты ведь и в самом деле не физик.

 

 

8 января

 

Был с проверкой в университете. В нашем запуганном и безгласном профсоюзе, кем-то справедливо названном «кладбищем политработников», списанных из крайкомов, райкомов и горкомов либо по возрасту, либо по непригодности, масса чиновников, которые чтобы хоть как-то демонстрировать свою занятость, устраивают разные там бессмысленные проверки. А поскольку, мы – писатели, по общему мнению, также на своей работе (эти слова всегда произносятся с иронией) не очень перетруждаемся, то нас без конца гоняют в качестве проверяющих в разные организации. Бессмысленность этой затеи очевидна: ну что я могу проверить в университете, когда ни бельмеса в науке: какие реактивы и на что потрачены, и по делу ли. Сидишь, иногда до полуночи, просматриваешь разные документы, а потом подмахиваешь ксиву: в целом-де всё нормально, но есть отдельные упущения, о которых проверяемые заранее тебя информируют и формулируют, чтобы по своей неграмотности не написать какой чуши.

 

 

9 января

 

Татьяна Старцева, товаровед из 5-го магазина, хорошая женщина, умная, спокойная, рассказал мне сегодня хохму. Несколько лет назад к ней повадился в магазин Мерзликин. Зайдёт и якобы смотрит на книжную полку. Потом молча выходит. Он тогда выпустил свою первую книгу стихов, и её экземпляры, дабы книжная полка не выглядела пустой, занимали всю её ширину.

Так продолжалось несколько месяцев. Экспозицию сменили. Лёня подходит к ней – тогда она ещё работала продавцом – и так, типа, небрежно спрашивает:

– А что, Мерзликина уже всего продали?

– Пойдёмте, Леонид Семёнович, я вам покажу (его инкогнито лопнуло).

Она отвела его в подвал, где в несколько стопок было навалены экземпляры его книги. А Лёня? Он ведь не умеет держать удар. Одним словом, поэт. Челюсть отвисла, губы задрожали, промямлил что-то нечленораздельное и вон.

– Я уж пожалела, что так его...

Лёня и по сих пор болезненно воспринимает свой неуспех у читателей. А зря. Любители поэзии – это особая каста. И кто пишет стихи, тому на популярность рассчитывать не приходится. Разве что бренькать, как Высоцкий, свои стихи на гитаре. Любой поэт должен взять за девиз: «Для немногих». А значит – для всех. И для народа. Только к народу стихи идут не прямиком, а через подражателей, комментаторов, перепевателей. Сколько людей читало Пушкина? А сколько Бенедиктова? Но Бенедиктов косил под Пушкина, и через него (а также и других компиляторов) к Пушкину пришла слава. А не наоборот.

 

 

12 января

 

Часто маститые писатели советуют молодым учиться у Пушкина. Хотелось бы спросить у такого умника (да ведь и спрашивал бы, получая в ответ лишь надувание щёк), а сам ты учился у него? А если учился, то как? Я пока что этих учеников в глаза не видел.

Речь не о том, что стих русской поэзии – это пушкинский стих: пятистопный ямб, от которого мы ни в зуб ногой ни на миллиметр, с перекрёстной рифмовкой, поэтическая лексика – это пушкинская лексика. Так что кто научился хоть чуть-чуть рифмовать, он уже научился пушкинскому стиху, даже не подозревая об этом. Аналогично русская проза – это исключительно пушкинская проза, даже когда она тургеневская, толстовская, чеховская (но не достоевщина: так ведь и сумбурить, как Достоевский – не тот идеал, который может маячить перед писателем).

Речь о том, чтобы учиться у Пушкина непосредственно. Но если строго разобрать вопрос, то окажется, что учиться-то у Пушкина нечему. Языку? Но это стандартный язык школьных учебников и хрестоматий. Согласен, к его победе в русской культуре как раз Пушкин-то и приложил решающую руку. Но теперь, когда он снял её с пульса вопроса актуальности, лучше языку учиться по Розенталю, чем по Пушкину. Дальше очерченных рамок какового Розенталем ещё не одному редактору или переводчику переползти и не снилось.

Метафорам? Ни одной оригинальной метафорой наш классик мировую литературу не обогатил, а подтибрил их у греков и латинян, через их французские переложения. Грифцов отлично показал, что даже знаменитый русский пейзаж поэта – это калька с Гренгуара и Парни, и больше отражает французскую природу, чем нашу родную. Чего стоят только описания речек и ручьёв с крутыми берегами, на которых резвятся пастухи и пастушки и которые характерны именно для французской природы, но никак не соответствуют нашим берегам родным, топким и болотистым.

У Пушкина, скажете вы, метафоры парят не сами по себе, а завязаны в тугие узлы стихотворного текста:

 

Но вот багряною рукою

Заря от утренних долин

Выводит с солнцем за собою

Весёлый праздник именин

 

Так-то оно так. Да не так. Всё это комбинаторика, как говорит Боря Капустин. Может, она и есть одно из свойств поэтического таланта, но именно таких свойств, научиться которым невозможно, которые, как и способность перемножать в уме сходу трёхзначные цифры, даётся от рождения мамой с папой, и хотя и подлежит тренировке и упражнению, но никак не научению.

Но ведь у Пушкина поразительная точность эпитета: «купец, дитя расчёта и отваги», «раздался утра шум игривый», «роман классической, старинный, отменно длинный, длинный, длинный, нравоучительный и чинный». Ничего поразительного в ней нет, хотя именно точность эпитета и делает его поэзию при всей кажущейся подчас простоте такой проникающей, как ядерная радиация, причём не альфа- или там бета-, а именно гамма-излучение.

Обратно же эпитет хорош и звенит только по месту. «Он архипастыря зовёт к одру сомнительной кончины» только потому и написано здорово, что автор сообщил о мнимой готовящейся кончине Мазепы. Эпитет должно точно подбирать, но учиться этому так же без пóльзы, как футболисту в сложной ситуации бежать к тренерской скамейке и спрашивать, как там следует играть.

А прозе, так сам поэт не скрывал, учился по Депрео, как тот по Квинтиллиану. И очень жаль, что мы в своё время этих уроков не проходили. Таких, например, правил, будто каждому существительному можно ставить не более одного эпитета (как говаривал Клемансо, чтобы выразить самую сложную мысль на французском языке, достаточно подлежащего, сказуемого и прямого дополнения. Если хотите употребить определение, спросите у меня), что нагнетать впечатление нужно не выдумкой устрашающих эпитетов, а их постепенным усиливанием, причём это усиливание должно осуществляться в три приёма, не больше и не меньше, что в сложносочинённом должно быть не более одного придаточного или двух коротких, которые скорее должны напоминать однородные члены предложения, чем придаточные и мн. др.

Поэтому лучше учиться не у Пушкина, а обращаться к тем первоисточникам, по которым обучался сам Пушкин.

 

 

13 января

 

Николай Николаевич Яновский прислал давно обещанную статью о поэзии Ядринцева для альманаха. Сунули тут же в первый номер. Статья написана коряво, многословно, как всё, что пишет Яновский, но этот мужик уже лет 15 поднимает из бытия забвения сибирскую литературу, в том числе дореволюционную. До него я и не слышал имён ни Ядринцева (хотя и городская библиотека у нас им. Ядринцева), ни Потанина, ни Гребенщикова… Надеюсь, за его пыхтение воздастся Яновскому уже на этом свете и, думаю, добром. Жаль только, что опять пришлось ради него потеснить молодых писателей. Несколько человек, которые вот уже несколько лет на подходе, в том числе и мой друг Володя Марченко, место которому я и пробил в этом номере, и уже состарились в молодых, опять пролетают мимо печатного станка. Тем более драка за места во 2-м и 3-м номерах закончилась и уже началась подспудная борьба за план 1981 года. Лев Квин уже несколько лет обивает пороги всех начальственных литературных кабинетов, чтобы расширить наш альманах с нынешних 4-х до 6-ти в год. Смысл? И 6 номеров забьют, как четыре, и прекращение вечного боя за печатные листы – насыщение – нам будет только сниться.

 

 

17 января

 

Кудинов жаловался, что утром к нему чуть свет явился пьяный в дымину Владимиров и, ещё не переступив порога, закричал: «О-о, здорово, Иван! А у меня, знаешь, денег нет. Ни копья. Пятёрку надо. Давай!..»

«И руки у него как на шарнирах, и сам он весь точно собран когда-то и кем-то из каких-то случайно подвернувшихся деталей (может, и недостаёт) и пущен по белу свету на свой страх и риск – ходи, паря, гуляй!» (Так описал Владимирова позднее в своих воспоминаниях Кудинов).

– Ну и что, дал ты ему пятёрку? – спросил я.

– Зачем? Я ведь знаю, на какие ему нужно цели. А он и не обиделся, махнул рукой. «Пока».

– А я вот ему всегда даю. Мужик отличный, и долг назад отдаёт. Это не гений вроде Капустина, который полагает, что поэты выше толпы и потому человеческие нормы общежития – в частности, привычка отдавать долги – им не писаны. Правда, когда у Капустина деньги, он никогда не жопится, бросает их направо и налево. Только вот деньги-то у него редко водятся.

 

 

18 января

 

Вернулся из Венгрии Женя Гущин. Рассказал, как они с Виктором Саповым, корреспондентом «Правды», по нашему краю пытались встретиться в Будапеште с писателем Иваном Фельдяком, который перевёл Женину повесть «Красные лисы». Виктор позвонил ему, Фельдяк подтвердил: да, перевёл, повесть должна выйти в издательстве «Европа». Но от встречи с корреспондентом «Правды» отказался. Виктора это не то чтобы обидело, но удивило и несколько задело, и он, смеясь, шутливо сетовал: «Эх, надо мне было сотрудником «Литобозрения» представиться… А правду, точнее, «Правду», видать, и венгры побаиваются».

– Ну и как Венгрия? – спросил я.

– Да всё так же. Стоит как скала между Советским Союзом и Австрией. Ездил я там в Дом офицеров наших войск в Венгрии. Представляешь, колонны мраморные, баня, бассейн, а номера – высший сорт. Подумалось грешным делом: а почему всё это в Венгрии, почему бы не построить такой санаторий у нас на Алтае, в той же Повалихе?

Кстати, нагужевался Женя в Венгрии по полной программе. За «Лис» он получил приличный гонорар. И что с ним делать? Через границу провезёшь не более скольки-то форинтов = 20 рублям в нашем исчислении или товаров на эту сумму. Получать деньги через ВААП (Всесоюзное общество охраны авторских прав от их гонораров), то 85% забирает сам ВААП. Так что самое разумное, чтобы хоть что-то уцепить с этого гонорара, так это потратить деньги на месте.

– Ну тебя ещё взгреют, что ты так ловко обманул Советскую власть, – позлорадствовал я. Правда, вслух этого не сказал.

 

 

20 января

 

Прочитал у Кудинова: «Пивную назвали «гвардейской» из-за продавщицы Нюры лошадиного роста и с усами», – пишет М. Рощин, московской литератор, в повести «Воспоминание». Но что значит «лошадиного роста»? Автор явно хотел сказать: огромного, «гвардейского» роста была Нюра из пивной, но не подумал о том, что всякий человек даже нормального, отнюдь не «гвардейского» роста – выше лошади... Если, разумеется, лошадь не какой-нибудь особой «рощинской», породы и не поставлена на дыбы... Увы, муки слова – это не вымучивание слова в поте лица. И лошадь потеет, независимо от того, что везёт: золото или шлак».

Придирается Ваня. Значения многих слов вовсе не корреспондируют с их, так сказать, физической основой. Есть некие общезначимые обороты, которые нужно употреблять так, как они утвердились в языковой практике, не мудрствуя лукаво. «Они разошлись как в море корабли» – хорошая метафора и правильная, хотя мало кто видел, как расходятся в море корабли. «Стояла тропическая жара» – словно кто-то из нас бывал в тропиках. «Лошадиная доза» из той же серии, хотя кто сказал, что лошадиная доза обязательно огромная?

 

 

21 января

 

Так уже повелось: почти все наши писательские собрания либо начинаются, либо заканчиваются выступлениями Сергеева, всё зависит от настроения Владимира Сергеевича. И все его выступления, как говорится, не по шерсти, а против шерсти. Встаёт Володя и неспешным хрипловато-тихим голосом начинает шерстить всех бывших и нынешних литначальников – от Юдалевича до Квина. Однако сегодня он был настроен благодушно и говорил о характере писателя, который так или иначе отражается на творческом процессе и придаёт ему, творческому процессу, некое своеобразие. «Вот представьте, – говорит Владимир Андреевич тихим проникновенным голосом, – театр начинается с вешалки, а писатель – со своего письменного стола... Достаточно взглянуть на письменный стол того или иного писателя – и характер последнего – как на ладони. Вот, например, на столе Николая Григорьевича Дворцова всегда лежит словарь Ожегова или Ушакова, а стол Льва Квина завален альбомами или журналами по филателии, у Егорова на самом видном месте хранится измятая бронебойная пуля, с войны...» Панов, не выдержав, поинтересовался: «А что у тебя на столе, Владимир Андреевич?». Сергеев улыбнулся снисходительно и, чуть помедлив, сказал: «А у меня на столе стоит портрет Льва Толстого».

Сидевший молча до этого Дворцов мрачно посмотрел на него и бурчливо спросил: «А новая рукопись не лежит у тебя на столе? – и, отвернувшись, добавил: – Вот с этого начинается писатель».

Бойкий на язык Сергеев на этот раз аж рот разинул и так и не нашёл что сказать.

Ещё бы. Дворцов написал в своё время «Море бьётся о скалы», где сильно по фактам, но не по слову описал немецкий концлагерь в Норвегии, где он прокуковал почти 3 года. А с тех пор впал в творческий ступор. Ибо, похоже, в этой повести он высказался весь. И с тех пор каждое новое произведение для него труд неимоверный. Словами он ворочает как глыбами (вот ещё одно стандартное сравнение, которому не нужно подыскивать замены из практики), а уж сложить их вместе во что-то более или менее приличное ему никак не даётся. Ясно, что новая рукопись на столе – это вечная его проблема.

У Сергеева же с рукописью не заржавеет. Он пишет всегда и везде, пишет легко, как бы между делом. Завести новую рукопись для него – два пальца обмочить. Поэтому он даже и не понимает, как это у писателя может быть проблемой отсутствие рукописи.

 

 

22 января

 

Завтра утренним рейсом лечу в Москву. Анна Тимченко, мой редактор из «Современника», звонит уже вторую неделю подряд: готова ли рукопись, то есть учёл ли я её вздорные и нелепые замечания. При этом не забывая спросить, не смог бы я достать ей то пантокрина, то кедровой настойки. Все московские редакторы, по крайней мере, на провинциальный взгляд, только и озабочены тем, чтобы как можно больше выдавить из автора. Сидят с масляными рожами и ждут подношений даров лесов, гор, полей, а также рек, озёр, морей, прудов и прочих водоёмов. А чтобы дело подвигалось живее, давят недогадливых редакционными замечаниями, придирками, вопросами на полях.

Анна женщина весёлая и разбитная, отличается тем, что, в отличие от других, в средствах и намерениях особо не стесняется и безо всяких ужимок, жеманства, тонких намёков на толстые обстоятельства прямо говорит, чего и сколько она ждёт от автора. При этом неутомима в своих придирках. В отличие от птицы-говорун, не отличаясь ни умом, ни сообразительностью, берёт врага измором, откровенно заваливая его одними и теми же вопросами и требуя исправить сегодня то, на чём сама же настояла вчера.

А какова её неустрашимость! В последний раз, разозлившись не на шутку, я обозвал её дурой и хотел уже забрать рукопись, но главный редактор усмирил Анну. На пару месяцев она засунула свой язык в задницу, но теперь, похоже, посчитала, что гроза миновала, и с удвоенной энергией принялась за дойку своего автора. И хотя редактор ни на что по существу повлиять не в состоянии – что печатать, а что отклонять, решается совсем в других кабинетах, – но кровушки он попить может вдосталь, и московские редакторы пользуются этой возможностью на всю катушку.

Между тем мой роман очень важен для меня. Здесь и гонорар, и статусный вопрос – я уже 5 лет ничего не издавал, и на меня в Союзе [писателей – прим. ред.] посматривают косо. Важен он и для нашего алтайского отделения Союза. Роман выдвинут на всероссийский конкурс производственного романа («Отображение научно-технического прогресса в обществе развитого социализма»), и на мою третью премию у нас очень рассчитывают. Первую москвичи, естественно, никому не отдадут, одна из вторых пойдёт нацменам [представителям национальных литератур – прим. ред.], другую не греши отдай ленинградцам, либо в крупный промышленный центр, ну а три третьих поделят между провинциалами, а поскольку я единственный, кто пишет по этой теме за Уралом, да и на Урале с его мощным промышленным потенциалом производственной литературы никто не балует, то премия считай у меня почти что в кармане.

– Ну тебе-то понято, а на кой хрен она сдалась Союзу или, как ты говоришь, даже краю? – Это меня спрашивает мой проверенный старый кореш, товарищ по гаражному кооперативу, слесарь с геофизики, тот самый Валерий. Люблю попариться в его баньке на саду, да ещё под самогон его собственного изготовления. А уж он пытает меня расспросами про наше литературное житьё-бытьё.

– Ну ты, метёлка, и даёшь. Вот у вас на заводе есть план? Есть. А мы, писатели, что, не советские люди, что ли? И у нас то же, что и у всех. Есть свой план, сколько там романов и повестей издать и по какой тематике, сколько премий получить, сколько провести встреч с читателями. Да много там разных показателей.

– А я думал, вдохновение – оно как бы от Бога и никаким планом его не учтёшь.

– Вдохновение-то, оно не продаётся, а вот рукопись – совсем иное дело. Социализм – это учёт, как учил нас великий Ленин, и рукописи, а значит и книги, также подлежат учёту и контролю. Только вот у вас план прописан в директивных показателях, а у нас план неофициальный, никаких бумаг, никаких циркуляров ты на этот счёт не найдёшь. (То-то историки будут ломать голову, изучая советскую литературу). Но отчитываться перед крайкомом за его выполнение, за каждую цифру приходится мама не горюй. Как любому директору завода или там школы.

Короче, ноги в руки, и я, хочешь, а на самом деле, совсем не хочешь, ринулся достать ей пару флаконов облепихового масла: у их главаря Юрия Бондарева обострение язвы или что-то ещё в этом духе. Может, и для себя просила, прикрывшись лишь именем Бондарева. Пошёл я к Алешкевичу, заведующему Аптекоуправлением края, а он (точно так же, как и директор Дома книги) только руками развёл: «Не могу помочь – облепиховое масло можно теперь получить только с разрешения крайкома». Попросил Кудинова. Тот кинулся к Невскому, объяснил ему ситуацию и с Бондаревым, и с моей ожидаемой премией. Только так мы эти флаконы и получили. И вот на такую ерунду я, писатель земли русской, трачу своё время.

 

 

30 января

 

Приехал двоюродный брат жены. Он во Владивостоке, работает на рыбокомбинате. Заколачивает по 300 рублей всякий месяц, а в конце года и до 1000 доходит. Привёз с собой апельсинов, икры и даже два ананаса – я раньше про них только читал, а вот оказывается: и в самом деле бывают такие фрукты. А ещё он щеголял, несмотря на мороз, в японских ботинках.

– Я их из моря выловил, – хвастался он.

Оказывается, они там на Дальнем Востоке приспособились собирать по берегу приносимый течениями из Японии мусор.

– Это у них мусор. А там ещё вещички о-го-го. Я вот у этих отрезал верх, а подошву оставил. И это уже лет пять назад, а они всё как новенькие.

Жена только с немым упрёком вздыхала на меня. Вот ведь умеют же люди жить. А мы что, хуже?

 

 

 

(в начало)

 

 

 

Купить в журнале за ноябрь 2016 (doc, pdf):
Номер журнала «Новая Литература» за ноябрь 2016 года

 

 

 


Оглавление


1. Январь
2. Февраль
507 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 12:03 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!