Возвращение

На чтение потребуется 1 час 45 минут | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Муж шёл впереди, раздвигая и приминая полутораметрового роста крапиву, Ольга за ним. Перешагнув через влажную канавку, на карте гордо именуемую «р. Истра», они стали подниматься на взгорок. После Истры, по которой проходит административная граница, уже Смоленская область. Смоленщина, всегда лежащая на пути врага, рвущегося к Москве. В последней войне тут полегло солдат больше, чем росло деревьев. Здесь же погиб и её, Ольгин дед. Вот только где?

Сейчас здесь заросший девственной травой холм, а когда-то была небольшая деревня Леоники. О людском селении напоминают лишь полуодичавшие за семьдесят лет яблоньки, да огромные черёмухи, растущие среди елей и берёз в прилегающем к мокрому овражку Истры небольшом лесу. Побродили, с трудом пробираясь среди зарослей высокой травы и кустарника, сорвали и попробовали почти спелое яблочко. Съедобно, хотя уже и непривычно после мутагенных яблок современности. Вошли в лес. Где-то здесь проходили бои, сейчас всё заросло деревьями, полноценным, пусть и небольшим лесом. Но шрамы давней войны ещё видны. Вот глубиной с полметра и длиной в три-четыре покатая канавка, бывший окоп. А вот, рядом с двумя сросшимися берёзами яма, правильно круглая, сейчас уже неглубокая бывшая воронка от взрыва. Здесь кто-то сражался, кто-то погиб.

Здесь, где-то здесь, погиб её дедушка, Ольга это точно знает, но где же те два квадратных метра, что хранят его останки? Разве сейчас, через семьдесят с лишним лет, найдёшь? Ольга мысленно позвала: «Григорий Павлович…», поправилась: «Деда, где ты?». Нет, нигде не ёкнуло, не отозвалось, не почувствовалось. Ещё немного побродив, они вернулись к яме-воронке, совсем рядом с которой, почти в ней, росли две очень старые, сросшиеся у самого корня берёзы. Ольга набрала из центра ямы две горсти земли, нащупала кусочек проржавевшего металла, бывший смертоносный осколок, сложила всё в небольшой пакетик. Постояли Минуту Молчания. Ну что ж, это, пожалуй, и всё, что она может сделать. Это всё, дедушка, слишком много прошло лет, прости.

Надо возвращаться. Жара, июль, пылища от ездящих вблизи лесовозов. Пока шли обратно, видели множество лежащих под ногами глиняных черепков, костей, кусочков-полосок металла. Здесь тоже была некогда деревня, Поляны. Сейчас это просто пустырь, изрытый тракторными гусеницами, обнажившими останки бывшего селения. Дошли до просёлочной дороги, своей машины, помыли руки, перекусили. Ольга ещё раз посмотрела на лес, откуда они только что вернулись, мысленно «отпечатала» этот пейзаж в памяти и села в машину. Ехать далеко, в добрый путь.

Проехали через Износки. Маленький райцентр на задворках Калужской области. По сравнению с Ольгиным городом, глушь. Но здесь, в «глуши», в скромном, но ухоженном сквере с несколькими памятными плитами, посвящёнными жертвам Великой Отечественной, здесь тихо, но ярко пылал Вечный огонь. В воскресенье утром, после ночи выходной субботы ни единого окурка, ни бумажки, ни пивной банки. А ведь тут наверняка живут самые разные люди, а среди молодёжи есть и «правильные пацаны» и «IT-продвинутые челы», но никому даже в голову не придёт хоть чем-то, даже минимально замарать это место. Оно свято для них, здесь хранится память об их предках, их личная родовая память.

Ольга сразу же вспомнила свой большой, под миллион жителей, достаточно богатый город. Парк Победы, с изнемогающими от нагрузки дворниками и уборщицами, и пустая дырка вместо Вечного огня. Во всём городе власти не могут найти несколько тысяч для поддержания Огня Памяти, зато на каждые почти ежегодные Выборы Кого-нибудь тратятся десятки миллионов. Позорище!

Ещё вспомнился последний День Победы. Проходя мимо крупного торгового центра, Ольга увидела огороженную длинной Георгиевской лентой (изначально знак мужества и отваги, если кто забыл) площадку. Здесь молодежь весело резвилась в оглушительной хип-хоп дискотеке. Девчонки, молодые, красивые, нацепляв всё те же ленточки чуть ли не себе на лифчик, визжали от восторга. Праздник! Да, оно понятно, Первомая не стало, праздника Весны, просыпающихся бутонов сирени и черёмухи, ярко-жёлтых одуванчиков. Молодой задор и кураж должны куда-то выходить, но неужели этим детям никто не объяснил, что это пляски на костях? Неужели нет других дней в начале мая, чтобы выразить свой восторг по поводу своей молодости и приближающегося лета? Детки, учите историю, начните со своей семейной, личной истории. Ни Ольгина дочь, ни Ольгин внук никогда не будут участвовать в таком «празднике».

 

Пока ехали до места, болтали, улыбались, слушали музыку, отпуск, лето, вместе, хорошо. Обратный путь муж уже подустал третий-четвёртый день за баранкой, Ольга, стараясь ему не мешать, стала обдумывать, слой за слоем, всё, что связано с этой поездкой. Ведь она как-то сама собой получилась. Сидя за компьютером, «вдруг» захотелось попробовать найти сведения о своём погибшем где-то в Смоленской области дедушке. Сайт ОБД «Мемориал» честно предупредил: обладая тем набором данных, что были у Ольги, найти погибшего маловероятно. Известны совсем не редкие фамилия, имя, отчество, год и область гибели. И всё. Этого, предупредил «Мемориал», очень мало. Предупредил и выдал то, что знал об Ольгином дедушке. Она увидела в дивизионном отчёте о потерях имя и местожительства своей бабушки, ей надо было послать похоронку на мужа, рядового красноармейца Серебрякова Григория Павловича. Да, это он, сомнений быть не может, нашла! Нашла и дату, и место гибели и то, что «оставлен на поле боя», не захоронен.

Это было зимой в феврале, и до лета, до самой поездки, Ольга смотрела и читала, открывая сайт за сайтом, обо всём, что могло быть связано со службой и гибелью её деда, о той Великой, уже далёкой войне. Ольга проследила по номеру полка боевой путь дедушки, узнала многое о том, как примерно могло служиться рядовому Серебрякову. Как это вообще было, на войне?

В детстве, в школе, Оля, конечно, изучала историю, скучный учебник о войнах, царях-генсеках, полководцах и советском народе. Помнила историческую карту, изрисованную огромными красными стрелами советских наступлений и несколькими маленькими синими стрелочками немецких контрнаступлений, робкими такими, малозаметными. Все это как-то отстранённо, неинтересно, про других, для отметки. Еще Оля знала, что её дедушка пропал без вести в Великую Отечественную. Ну, пропал и пропал – ребенок, родившийся через 26 лет после этого события, не понимал, конечно, его значимости. Бабушка военное время вспоминать не любила, да и вообще не очень-то делилась воспоминаниями о своей жизни.

Что же произошло, почему Ольге так захотелось узнать о тех годах? Возможно, возраст, ближе к пятидесяти начинает тянуть на прошлое, на истоки своей судьбы, невольно перебираешь и осмысливаешь события своего детства, а идя дальше, и своих предков. Сейчас Ольга уже старше навсегда оставшегося сорокалетним дедушки, старше бабушки, получившей в 42-ом пропадалку (похоронку она так и не получит). Теперь совсем по-другому видится и своё детство, и судьба родителей, детей войны, и бабушка, которая жила с ними и не любила делиться воспоминаниями. Теперь история Великой Отечественной воспринимается уже не чужой и далёкой, теперь это история её, Ольгиной семьи, пережившей, неся потери, те тяжелейшие годы.

Постепенно, штрих за штрихом, из обрывков воспоминаний о бабушке начала выстраиваться её судьба. Такая тяжёлая, такая обычная для тех женщин. Совсем по-другому стали восприниматься многие её, когда-то раздражавшие, привычки, её поведение. Анна Павловна не умела отдыхать, в принципе не могла. Как это – праздно сидеть или валяться? Всегда ведь дело найдётся. Конечно, пережившему много до предела голодных лет невозможно просто отдыхать, он всегда должен трудиться, трудится – значит выжить. А как же иначе сохранить и жизнь, и совесть? Маленькой Оле была непонятна привычка бабушки всё контролировать и перепроверять. Так ли посуда помыта, достаточно ли плотно закрыта дверь, там ли ведро поставлено, ещё куча подобных мелочей постоянно проверялась Анной Павловной. Теперь-то, осознавая её биографию, понятно, что потерявшая двоих детей женщина просто обязана была всё контролировать, любые бытовые мелочи. Надо, непременно надо сохранить оставшихся детей живыми, за всем надо следить. Оля долгое время не могла понять, зачем нужно возделывать каждый буквально сантиметр в огороде, неужели нельзя оставить немного места внучке для игры? Ступить было некуда, всюду грядки, над которыми неустанно корпела бабушка. А как иначе выжить в сельской местности, есть земля – надо возделывать, любая съедобная былинка, любой стручок могут помочь выжить. Так было веками, так было у бабушки, пережившей много голодных лет.

Только сейчас, всё больше узнавая и вникая в историю того времени, Ольга стала осознавать, какого труда, просто подвига стоило Анне Павловне вырастить троих детей. Одной, в то время. Теперь это не просто история из учебника, тенденциозно толкующего об обезличенном советском народе, теперь это история её рода, Ольгина личная история. Одно дело книжка-кино, другое – бабушка, её почерневшие от бесконечной прополки руки с некрасиво вылезшими венами, её согнутая над грядками или стиркой фигура. Ольга, впервые побывав в Западной Европе, незамыленным глазом выхватила характерную особенность местных женщин. Некрасивые, относительно русских, девушки и красивые, ухоженные бабушки. Изначально русской женщине природа даёт больше здоровья-красоты, но страна не ценит этого бесценного дара, изматывая женщин трудом и тяготами. В пожилом возрасте они уже сильно уступают западноевропейским. Такова наша история, таковы мы сами.

 

Шаг за шагом, Ольга проследила боевой путь деда. Начало войны, Битва за Москву, гибель 33-й армии. Прочла и просмотрела много, очень много документов, свидетельств, узнала подробности тех событий, в которых участвовал её дедушка. Всё было интересно, какие бои, вооружение, обмундирование, как кормили, обеспечивали. Её родной дед, которого она никогда не видела, но из-за этого не менее родной, испытал на себе всё, что описывалось. Бомбёжки, неразбериху и неподготовленность советских войск в сорок первом, неравные (они – бронёй и свинцом, а мы – ополченцами) бои, отступления, хотя уже давно отступать некуда. Ольгин дед наверняка хлебнул в полной мере и каторжный труд рядового, и бесконечное рытьё, и самодурство зачастую безграмотного, зато партийного командования, и преодоление страха перед мощью врага, и тысячи трупов, и непроходимую грязь распутицы, и жестокие морозы. И конечно, тоску по семье и дому, который он так и не достроил.

Узнав про военную часть, где был дедушка, Ольга просто поразилась, что он дожил до марта сорок второго, ведь этот полк несколько раз сокращался от четырёх тысяч до двух-трёх сотен личного состава. Григория Павловича просто сильно вымаливала жена, отмолила, сколько могла, оттянула. Погиб.