Возвращение

На чтение потребуется 1 час 45 минут | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Отошли недалеко, на пару километров. Как ни странно, приказа окапываться не было. Теребили ротных, как так, надо же укрепления строить, ведь скоро опять немцы нагрянут, но лейтенанты лишь пожимали плечами: «Пока ждём». Дождались. На следующий день прибыли какие-то машины со странными, накрытыми брезентом сооружениями вместо кузовов. Целый день они просто стояли в соседнем лесочке, к вечеру стали выстраиваться в шеренги, словно солдаты на плацу.

В ночь передали приказ готовиться к бою, к наступлению. Какой бой, какое, к чертям, наступление, да вы что, ошалели?! От полка рожки да ножки остались, ни гранат, ни патронов почти нет, все изнемогают от усталости, куда? Немцы наверняка уже окопались и приготовились к встрече «дорогих гостей», ведь полягут остатки полка, не лучше ли здесь зарыться? Цыц, комполка сказал! Приготовиться к наступлению, на рассвете пойдём. Приказ от самого командарма Ефремова – вернуть утерянную вчера высоту. Короче, прощайте, остатки полка.

Перед рассветом с места, где стояли ряды тех странных грузовиков с непонятными сооружениями вместо кузовов, в сторону врага пошёл пылающий шквал. Словно огненные стрелы с жутким визжащим воем одна за другой сотни ракет отправились расчищать путь своей пехоте. Спустя час бойцы, заворожённые увиденным, по приказу ринулись вперёд. Когда они вернулись к оставленному позавчера холму, то не узнали его. По сути, и возвышенности уже почти не существовало. Всё было аккуратно и глубоко вспахано, вся местность густо и сплошь, словно ковром, усеяна ещё дымящимися воронками от недавних взрывов. Выжить здесь не то что людям или технике, даже бетонным сооружениям абсолютно невозможно. Не местность, а фарш из мясорубки. Если что и было здесь прежде у врага, то теперь даже трупов не найти. Вот так машины у нас в лесу стояли, вот это артиллерия! Эдак чего не наступать, ходи да трофеи собирай. Эдак хоть до Берлина можно дойти, чудо-машинок бы только побольше.

При всей гордости за свою артиллерию, солдаты всё-таки недоумевали: а что ж два дня назад не запустили эти «стрелы», почему ждали, пока погибнет большая часть полка? Ведь можем, когда захотим, отчего же враг уже под Москвой? Почему ещё перед войной не обставили все границы такими машинами, способными смести своим воющим огнём любого врага? Почему? А действительно, почему генштабисты перед войной зарубили разработку и производство ракетной артиллерии, почему из-за её недостатка в начале войны так массово гибли и пропадали наши солдаты? «Катюша» для одних и «Орган Сталина и смерти» для других, это преимущество советского вооружения, могло бы сильно изменить начало войны. Не случилось, почему? Почему 1289-й полк обезлюдел уже второй раз за месяц? И это только один полк из тысяч, бывших на фронте!

 

Опять пополнение, опять москвичи, откуда их столько берётся? Какой, однако, безразмерный город. Прибывшие в начале ноября, в основном студенты и десятиклассники, поведали о страшной панике, чуть не погубившей столицу. Ребята рассказали, как из города стали эвакуировать всё и вся. Как партийно-хозяйственное руководство начало откровенно драпать из Москвы. Увидев бегство начальства, многие предались грабежу и мародёрству. Все мусорки были завалены бюстами Ленина и Сталина, бессчётное количество томов с сочинениями тех, кого совсем недавно постоянно цитировали, стали спешно сжигать. А когда по радио вдруг вместо утренней зарядки зазвучал нацистский марш, вскоре, правда, отключённый, и весь город заговорил о прорвавшихся уже к Химкам немецких мотоциклистах, пошла настоящая паника. Началось, как водится, с винных магазинов, затем досталось продовольственным, потом принялись громить сберкассы. Вскоре стало просто опасно передвигаться по городу: бесчинствующие мародёры грабили и прохожих, всех подряд. Где в это время были доблестная милиция и всесильное НКВД, совсем непонятно.

Три дня огромный город пребывал в состоянии хаоса, отданный на растерзание грабителям. Словно кто-то ставил зловещий эксперимент: а что если Советской власти не будет, как поведёт себя народ? Отвратительно, чудовищно мерзко! Весь нравственный цвет столицы, её элита духа и патриотизма, остался в Вяземском котле. Ополченцы-добровольцы ушли защищать родной город, почти все они погибли, задержав врага совсем ненадолго. А ведь это были люди чистейшие в своём искреннем порыве спасти свой дом, свою семью, не пустить врага в сердце страны. Очкарики и заики, диабетики и язвенники, хромые и плоскостопные, большие учёные и ценные специалисты, все они не подлежали обязательной мобилизации и вполне могли отсидеться, прикрывшись медсправками и «бронебилетами». Нет, они не могли отсиживаться дома, ожидая врага, они добровольно ушли его останавливать. Они погибли. А в городе осталось то, что всегда и всплывает в мутной воде, а потом не тонет, до полного разложения. Эти нравственные фекалии общества управляли столицей три дня. И вдруг, словно получив команду, силовые органы занялись делом. Ещё три дня, и в результате их усиленной работы огромный город зажил обычной, на военном положении жизнью. Расстреляли на месте несколько десятков мародёров, и всё успокоилось. Эксперимент закончился, результаты неутешительны, просто плачевны, хотя и весьма поучительны.

Даже в те дни хаоса и власти бесчинствующей толпы мразей, даже тогда нашлись всё же здоровые силы, не поддавшиеся общей панике. Они тоже готовились встречать немцев. Женщины, старики, безнадёжные инвалиды, дети-подростки совсем не годились ни в какое даже вспомогательное ополчение. Но они стали баррикадировать свои дворы и проулки, готовить бутылки-зажигалки, осаждать военкоматы с требованием выдать им оружие. Раз мужья, отцы и братья ушли, от них нет вестей, возможно, погибли, что ж, значит пришёл их черёд защищать родной город, свой дом. Из этих стихийно возникших народных дружин и сформировали очередную партию для пополнения быстро редеющих фронтовых полков. В основном это были мальчишки, привравшие к своему возрасту пару лет сверху.

Вот такие безусые юнцы и прибыли в 1289-й полк. Майор Беззубов посмотрел на них, покряхтел, сочно выругался в никуда и велел поставить их на довольствие. Воюйте, дети.

Новобранцы привезли в полк новое название для немцев – фрицы. Вместе с кличкой распространили и байку о том, почему их так следует называть. Дескать, был некогда у немцев король, звали Фридрихом, уменьшительно, если ребёнок – Фриц. А Гитлер сейчас этого короля почитает за святого, его портреты во всех своих апартаментах развесил. Этот гадкий Фридрих всё пытался на Россию задираться и однажды пошёл на неё с войной, ну и получил от русской армии по полной программе. Русский генерал, кажется, Суворов, за две недели до Берлина дошёл. Если б не проклятый царизм, то вся Германия давно была бы частью Советской державы, уже и проблем сейчас с немцами не было. Царь тогда смалодушничал, оставил Фридриху Германию. Но народ-то умнее коронованных тиранов, все русские прозвали того Фридриха Фрицем, дескать, как бы ты не пыжился в своей злобе на Россию, а всё равно останешься лишь мелким пакостником, мальчиком Фрицем. Пусть Гитлер портрет своего «Великого Фридриха» хоть в сортире вешает, это ему не поможет. Соберёмся и раздавим любого фрица, словно клопа. Складная, конечно, байка, однако немцы, то есть фрицы, с тех времён кое-чему научились, и пока давить их сложно. Но нужно, раздавим и фрицев, победа будет за нами!

 

В ноябре фронт стабилизировался, враг пытался, конечно, расшатать оборону, но тщетно. Советские войска вгрызлись в родную, уже промёрзшую землю намертво, не сдвинешь. В один из студёных, с метелью ноябрьских дней в полк прибыл военный корреспондент. Был он недолго, но Григорий запомнил молодого журналиста. Звали его Костя, это точно, а фамилия у него была какая-то простенькая, не то Смирнов, не то Семёнов, не запомнишь. Пошёл военкор обедать к солдатскому котлу, слово за слово разговорили его солдаты. И прочитал этот парень стихи, может, свои, а может, чужие. Ничего Григорий не запомнил, только пронзительное начало одного из них: «Жди меня, и я вернусь, Только очень жди…», и ещё, где-то в середине: «Жди меня, и я вернусь Всем смертям назло…». Задели солдат эти слова, тронули где-то в самой глубине, молодец, Костя Смирнов или Семёнов, что надо сказал. Они вернутся, обязательно вернутся, всем смертям назло, только очень ждите, родные. Ведь это за вас, милые, за вас, родное счастье, бьётся солдат. Пусть политрук надрывается: «За Сталина, за Родину!» – Григорий воевал за свою Анюту, за деток, за недостроенный дом, за родное село Воронье, что недалеко от Пензы. За жизнь. Ждите его, родные, он вернётся, обязательно вернётся. Вернётся, увидит своё дитя, которое вот-вот должно родиться, обнимет всех остальных деток, обогреется в Анютиных объятиях, искупается в деревенском пруду, выведет в родной баньке вшей, достроит дом, сыграет на своей гармони, а потом будет просто бесконечно счастлив от того, что вернулся, что дома, с семьёй. Только очень ждите.

Теперь в минуты смертельной опасности, когда от вражеского огня не было слышно даже своих мыслей, солдаты твердили, словно заклинание: «Я вернусь, всем смертям назло!» … и шли умирать. Эти слова помогали бойцам заглушить страх перед всесильной и неминуемой смертью.

 

Целый месяц, весь ноябрь толклись у Таширово, на берегу речушки Нара. Пытались атаковать, но безрезультатно, фрицы тоже не дремали и постоянно беспокоили советскую оборону. Обе стороны готовились к решительному перелому, кто кого, стягивали силы, укрепляли защиту, пристреливались к позициям противника. Морозы крепчали, советские солдаты мёрзли не меньше немецких, почти до декабря не было валенок и рукавиц. Наконец, в минус 26 уже, полк получил валенки, полушубки, перчатки, ватные штаны. Вместе с тёплой одеждой пришло известие о том, как командарм Ефремов собственноручно расстрелял интенданта, задержавшего доставку валенок.

В конце ноября прибыли лошади, монгольские. Основная нагрузка по перетаскиванию всего вооружения, боеприпасов и прочего полкового снаряжения, наконец, спала с натруженных солдатских плеч. А ещё в кашу стали обильно добавлять тушёнку из конины. Монголия, всегда полуголодная, за годы войны поставила ленд-лиз, сопоставимый по объёму с ленд-лизом богатейших США. Мясо, шерсть, шкуры и кожу, ценнейший вольфрам, а главное, лошади, основную тягловую силу той войны. Около миллиона монгольских неприхотливых лошадок внесли неоценимую помощь в победе над гитлеровцами. В условиях бездорожья Восточной Европы они буквально вытаскивали на себе Красную армию к Победе.

Следом за лошадьми пришло пополнение, в основном буряты. По-русски почти не понимали, приходилось периодически, в минуты затишья, собирать их на «полковой курултай», чтобы через переводчика хоть что-то объяснить сынам забайкальских степей. Учились они быстро, были послушны и очень здорово ладили с полудикими монгольскими лошадками. За годы войны бурятский, совсем немногочисленный забайкальский народ, которому уж никак не грозила немецкая оккупация, сильно поредел, теряя лучших своих сыновей убитыми на полях сражений.

Вспомнят ли москвичи, недовольные «понаехавшими», что треть населения Москвы пережила опасные годы войны в эвакуации за Уралом и в Средней Азии? Вспомнят ли столичные жители, кривящиеся на «нерусей», сколько нерусских погибло, защищая столицу русских? Документальная кинохроника о Битве за Москву частенько выхватывает для потомков лица защитников столицы с характерными монголоидными чертами. Это казахи и киргизы-панфиловцы, буряты-ефремовцы, азиаты-конники кавалерийской армии Белова. Почти все они погибли, защищая русскую столицу.