HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Виктор Сбитнев

Ко мне приходит рыжий конь

Обсудить

Рассказ

 

Купить в журнале за декабрь 2020 (doc, pdf):
Номер журнала «Новая Литература» за декабрь 2020 года

 

На чтение потребуется полчаса | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Опубликовано редактором: Андрей Ларин, 14.12.2020
Иллюстрация. Название: «Портрет рыжего скакуна». Автор: Юлия Лычагина. Источник: https://www.neizvestniy-geniy.ru/cat/design/holst/1776103.html

 

 

 

Наверное, эта история могла произойти в любом захваченном фашистами крае откатившейся на Восток России. Но произошла в небольшой лесной деревеньке Исаево необъятной Калининской (ныне Тверской) области, по которой сегодня даже на автомобиле можно ехать целый день и… никуда не приехать: почти все населённые пункты на её территории умерли. Немцы же приехали в неё уже в начале осени сорок первого и обосновались на целый год. Но сначала было наше беспорядочное отступление, больше похожее на бегство, во время которого отступавшие военные вели себя растерянно и нервно, стараясь не попасть под частые бомбёжки, а то и в окружение. Поэтому, чтобы ускорить своё продвижение к спасительной Москве, они хватались буквально за всё: близ Волги и притоков – за лодки, катера и баржи, а на кое-как обжитых просветах в дремучем бесконечье – за сельхозмашины, подводы и гужевой транспорт… Вот и единственного оставшегося в Исаеве коня Тобеля они реквизировали для эвакуации раненых. Поскольку все оставленные на произвол судьбы крестьянки ревели по коню, как по самому близкому человеку, о нём расскажем несколько подробней.

Конь появился в деревне в начале тридцатых, вместе с началом коллективизации, когда всю имевшуюся у местных жителей кое-какую живность заставили вести на «опчий двор», то есть из утеплённых крестьянских подворий и хлевов – в неуютный дощатый овин с проваленной крышей. Впрочем, сначала обязательное обобществление коснулось одних только лошадей. Но единственная имевшаяся в деревеньке конюшня по так и не выявленной причине сгорела… вместе с собранными под её крышей животными. Тогда принялись собирать по дворам всё остальное. И вот здесь, теперь уже в овине, среди оглашенно вопиющих коров и телят и взывающих к милосердию коз и овец, и появился откуда ни возьмись складный рыжий коняга с добрыми сине-зелёными глазами. Кто его привёл в это галдящее общественное стадо, так и осталось загадкой. Не иначе из района на нём привезли поджарого уполномоченного, который к вечеру, до изумления опившись мутным свекольным сырцом, полез на колокольню срывать крест и, не удержавшись на куполе, соскользнул вниз, в аккурат на неловко прислонённые к пристенку вилы. На следующий день после бестолковых поисков кулаков-убийц (их в крохотной деревеньке не могло быть по определению!) тело глупо погибшего коллективизатора увезли на районной труповозке, а про коня в запарке забыли. Его тут же заметил недавно обосновавшийся в Исаеве рыжий немец Франц Тобель, оставленный в районе от греха областными гэпэушниками – якобы «для искоренения левацкого уклона». Говорили, что Тобеля выслали из Москвы как бежавшего из Германии коминтерновца-троцкиста, который, не прислушавшись к советам советских товарищей, продолжал и в Москве агитировать за мировую революцию и единую коммунистическую Европу. Здесь, в глухой деревушке, Тобель сразу как-то присмирел и жил на отшибе странным молчаливым бирюком. А тут такой же рыжий, как и он, бесхозный конь! И они стали жить вместе. Мало того, после этого к немцу вернулась его природная общительность, и постепенно они с конём стали самой незаменимой в деревне хозяйственной бригадой, которая возила, пахала, боронила и даже качала из пруда воду для полива огородов и палисадников. Поскольку конь, как и его хозяин-немец, объяснялся с местными мужиками и бабами, в основном, при помощи кивков и звуков, его вскоре тоже стали звать Тобелем, а их бригадную пару – Тобели: «позвать Тобелей», «наказать Тобелям», «вспашут Тобели», «столковаться с Тобелями»… Всё исаевское хозяйство с рыжими Тобелями несколько лет катилось как по маслу, но метельной февральской ночью тридцать седьмого троцкиста Франца, уже научившегося к этому времени свободно говорить по-русски и даже охотно читать и толковать собравшимся «Краткий курс» товарища Сталина, увезли на синем фургоне в сторону товарного лесного разъезда, где об эту пору часто стреляли. И Тобель в Исаеве остался один.

Хотя… как один? Сразу несколько исаевских семей захотели приютить работящего конягу. Но сельский сход, специально созванный по этому поводу, приговорил: «Нет! Конь останется «обчим»!» В сущности, он и стал после этого единственной общественной собственностью жителей деревни Исаево, потому что из-за невероятной удалённости от райцентра и практически полного отсутствия «соединяющих его с остальным миром дорог» коллективизация здесь так и не завершилась… Не было ни председателя, ни правления, ни утверждённых планов, ни нарядов, ни табелей, ни остального советского навоза, которым большевики на бескрайних супесчано-суглинистых, вызывающе не плодородных территориях пытались удобрить ТО, что в принципе не могло здесь произрастать никогда! Но это уже другая история, отодвинутая немецким нашествием лет на сорок вглубь социализма. За конём принялись ухаживать незамужние сёстры с характерной для здешних мест фамилией Исаковы: старшая Марья и младшая Дарья. И это всех устраивало, потому как, во-первых, у них не было детей и докучных материнских забот, а во-вторых, все исаевцы ревностно опасались губительного для коня мужского влияния: де, привяжется Тобель к одному крепкому крестьянскому подворью, а на другие его придётся выманивать разными посулами да приплатами. Это рыжему троцкисту весь мир был родным колхозом, а местные мужики кроме своих наделов в упор не видели ни чужой земли, ни остального «обчества». Марья с Дарьей к Тобелю сразу привязались, никому из земляков в помощи никогда не отказывали, и через год про его прежнего хозяина-коминтерновца в деревне почти забыли, хотя, по чести говоря, конь успел перенять от Франца какую-то нездешнюю верность приютившим его местам и безграничную любовь ко всему мировому человечеству.

Когда Сталин обращался к исаевцам, как к братьям и сёстрам, убеждая их в несомненной победе над немецким супостатом, Тобель неторопливо дожёвывал овёс в небольшом жестяном ведёрке, которое специально для него выгнул и спаял кузнец Фёдор Камнев. Он же его и аккуратно подковывал в зиму, когда на большаке становилось скользко из-за переменчивой погоды, помоев и коровьей мочи. Когда Верховный мрачно прогрузинил своё «Побэда будыт за намы», конь недоверчиво фыркнул и вопросительно оглянулся на окно родной избы, из которого на него печально смотрела встревоженная последними событиями Дарья. Тобель понял, что ближайшее будущее сулит одни лишь неприятные тревоги и напасти, и обречённо опустил свою тяжёлую голову. А напасти начались уже через несколько дней, когда возвращавшийся с передовой неотбомбившийся «ДБ-3» стал опоражнивать своё вместительное брюхо прямо над ближним лесом. Ударившими почти в упор тяжкими взрывными волнами вышибло в Исаеве все окна и двери, а хозяйку ближайшей к опушке избы изрезало на подворье крупными осколками вместе с её коровой и овцами. Так, первые потери пришли в русскую деревню не от жестокости немцев, а от нерасторопности своих. Впрочем, освободившийся от боезапаса бомбардировщик был явно повреждён, потому что, так никуда и не долетев, рухнул в десяти верстах к северу, прямо на сплавную контору крупного села Мельгуново, похоронив под своими обломками весь тамошний кадровый состав, включая лесничего и капитана буксира, прибывшего за пиловочником для строительства блиндажей и землянок. Но последнему опечалилась одна лишь Дарья, потому что лесничий заезжал к ней после короткой субботы, перед выходным, «попить чайку и покалякать за жисть». И иногда они «калякали» по соседству с Тобелем, в копне свежего сена, заедая своё энергозатратное общение загодя припасённым ужином. Тобелю при этом всегда перепадало и варёной картошки, и ржаного хлеба, который он обожал больше всего на свете. Но не успела одна из Тобелевых хозяек перемочь своё горе-беду, как волна советского отступления докатилась и до Калининской области, поскольку особенно упрямо немцы пёрли в аккурат здесь, вдоль главной магистрали страны «Ленинград-Москва».

На Исаево только что упало первое бабье лето. Было жарко, как в июле. Передовая громыхала уже в нескольких километрах, и по замутнённому исаевскому прогону несло густые волны сгоревшего железа и гниющей неподалёку плоти: двое суток назад заградительный отряд расстрелял на краю деревни нескольких дезертиров, но закопать их «сталинские соколы» не успели, потому как, не обученные грамотному противостоянию врагу, были коротко перебиты ловкими и привычными к боестолкновениям немецкими диверсантами. Перепуганные стрельбой исаевцы растерянно наблюдали, как немцы, по-хозяйски прибрав энкавэдэшные самозарядные винтовки и наскоро позавтракав трофейной тушёнкой, вполне дружелюбно помахали им с опушки и даже пообещали на ломаном русском, что скоро придут сюда как освободители от большевизма: дескать, потерпите ещё немного и выходите встречать своё вдруг привалившее счастье!

– Жалко, Рыжего Тобеля расстреляли, – с укоризной попенял на уже сбежавшую из района власть старый Семафор, прозванный так за его железнодорожное прошлое. – Он бы, поди, растолковал всё про эту немчуру. На кой они к нам прутся, и чё от них, к примеру, ожидать? Свои-то вон тоже, – кивнул он в сторону роковой для особистов перестрелки, – те ещё защитнички! Только жрут да сёрут…

– Да, Тобель был умственный немец, – согласился кузнец Фёдор. – Но этих он не любил. Да и, по правде сказать, что наш вождь, что ихний фюрер, – хрен редьки не слаще! И для тех мы – рабы, и для этих – рабочай матерьял. По мне так пропади они все, вместе взятые! Русским тока легше станет.

– Не о том вы, мужики калякаете, – встряла в мужичий разговор Исакова-старшая. – Нынче нам надо всем вместе держаться – и тем, и этим… Вот победим – тогда уж и станем разбираться, с кем нам дальше станции считать, а кого отсадить на полустанке. И мужики, сначала виновато потупившись, потом согласно закивали, хоть и не могли взять в толк: а как побеждать-то, если через день-другой супостат станет хозяйничать на их земле, контролируя всё и всех – от мала до велика?

А на следующее утро в Исаево нахлынула нервозная волна нашего отступления, которая окончательно поколебала дух даже тех немногих, кто без колебания верил в скорое возвращение Красной армии и в обещание товарища Сталина о нашей неминуемой Победе. Тобель, вероятно бы, благополучно остался в своей сараюшке, где его надёжно припёрли дубовым комлем не забывшие большевистских продразвёрсток сёстры Исаковы. Только вот раненых отступавшие артиллеристы сложили в аккурат возле сестриного крыльца, и они так жалобно стонали, что Дарья с Марьей едва успевали хлопотать над ними, то ополаскивая горячечных колодезной водой, то заменяя пропитанные гноем бинты клочьями от ночных рубах, то просто утешая болезных и уговаривая немного потерпеть до скорого санбата. Однако трое тяжелораненых солдат и один молодой лейтенант с оторванной ногой умерли прямо у них на руках. И тогда Марья подошла к сараю и вывела из него Тобеля. Потом, при посредничестве Дарьи, щуплый интендант и двое бойцов из пощипанного немцами артдивизиона выкатили во двор просторную телегу и стали осторожно грузить оставшихся в живых раненых, которые жалобно и благодарно смотрели на обеих женщин. А те в ответ только молились да осеняли их крестными знамениями. Потом женщины молча подошли к покорному Тобелю и, прислонившись к его золотящемуся на солнцу крупу, что-то шептали коню на ушко и гладили его по обречённо опущенной шее, бережно опуская ему на оттопыренную нижнюю губу кусочки мягкого ржаного хлеба. А потом интендант, поклонившись женщинам в ноги, скомандовал коню: «Ну, пошёл!», – и Тобель, виновато оглянувшись, решительно тронул перегруженную повозку.

– Ну вот и забрали у нас заступники, мать их… последнюю нашу опору! – с чувством изрёк как всегда не во время подоспевший Семафор. – Топери опять всё на свовом горбе да на закорках, бл…! Ну, и правильно, что отдали! А то факт, что немчура бы отобрала. Лучче своим помочь, можа, хоть выживут эти сынки да назад захотят возвернуться, чтоб спасибо сказать… Эти хоть в немцаф пуляли, не в своих. Как не помочь! А этим «заградам» я бы ни за что не помог! Им, курвам, стрелять всё равно в кого: в дизельтиров, в вас, в меня или вон в кузнеца нашего Камнева. Оне только в немцев не научилиса стрелять! А в своих – это запросто!

А Тобель всё оглядывался и оглядывался с надеждой и прощально ржал в пустеющую улицу. Впрочем, напоследок заплаканным сёстрам удалось узнать у немолодого уже командира дивизиона с располагающими еврейской внешностью и фамилией Соловейчик, что его часть отходит к Ярославлю на переформирование и переоснащение, поскольку потеряла две трети личного состава и почти все орудия. «Значит, – решили сёстры, – Тобель будет работать в тылу. И, Бог даст, не погибнет…». Но уже через двое суток раздумья о судьбе любимого коня были развеяны лающей немецкой речью:

– Матка, давай млеко, яйки, буттер и немного молодой сиська!

Оккупация текла мучительно долго. Хотя Марье и Дарье повезло, поскольку у них поселился офицер в чине гауптмана, который вёл себя вполне дружелюбно. Благодаря этому немцу у сестёр не отобрали ни корову, ни куриц, а вскоре толстый ординарец немецкого капитана приволок сёстрам молодого поросёнка, которого они должны были откармливать. На варварской смеси немецкого и русского немцы кое-как втолковали женщинам, что, когда поросёнок превратится в свинью, они её честно поделят поровну. И было видно, что заинтересованные пропитанием немцы не врут. Несколько раз деревню бомбили наши штурмовики и обстреливали из миномёта партизаны. По немцам ни те, ни другие не попали, но ещё от нескольких изб остались лишь почерневшие печи. Поэтому сёстрам Исаковым пришлось приютить у себя осиротевшего мальчика Ваню и дворнягу Жучку, у которой в огне погибли все хозяева вместе со скотиной. Ваня и Жучка сперва крепко горевали, но потом женщины обременили их домашним хозяйством, и осиротевшие бедолаги постепенно оттаяли. Ваня стал молоть в ступе муку и пасти корову с овцами, а Жучка ходила с Дарьей ставить и снимать капканы на зайцев и стрелять на вырубках перепёлок и тетеревов (гауптман доверил ей отобранное у кого-то из мужиков старое ружьишко). Несмотря на своё дворняжье происхождение, Жучка обладала очевидным гончим интеллектом и выносливостью: грамотно гоняла косых по «замкнутому» кругу и всегда делала стойки на боровую дичь. Так что, Дарья несколько раз радовала домашних то зайчатиной, то перепелятиной. Когда заготовленная провизия кончалась, немецкий кладовщик приносил гауптману мешок пшеничной муки, несколько пакетов круп и ящик свиных консервов. Сёстры готовили хорошо, не забывая про лук, чеснок и прочие приправы. Немцам это нравилось, и они разрешали им готовить и на себя. Случалось, долгими зимними вечерами сёстры вспоминали Тобеля и представляли себе, как он там на чужбине зимует, бедолага…

– Тобель, он выносливый, – стараясь быть убедительной, размышляла Марья, – выдюжит. Там ведь тоже русские люди живут, а конь ещё не старый, работящий.

– Да, и ест немного, – соглашалась Дарья. – Я тоже так предполагаю, что переживёт как ни то это лихолетье!

И обе начинали с надеждой смотреть в тёмные окна избы, словно где-то там, за их непроглядной синью, вязнет в снегу их Тобель, силясь дотянуть до какого-нибудь барака с эвакуированными возок дров или кладь мёрзлой соломы.

Наши подошли к Исаеву много позже того, как был освобождён Калинин, в аккурат вместе с началом контрнаступления под Сталинградом. Артиллерия, слава богу, по деревне не била. Видно, командиры Красной армии решили, что за десяток домов немчура особо цепляться не станет. А вот стала! Уж больно высоко стояло Исаево, на лесистом холме многокилометровой возвышенности, уходящей на юго-запад, к валдайским озёрам. Когда с чердака избы стал злобно бить пулемёт, перепуганные женщины поняли, что началось наступление, и от греха, прихватив Ваню, Жучку и швейную машинку, поползли огородом к бане, за которой была отрыта щель от авианалётов. Из неё им было хорошо видно широкое поле, по которому бежали к деревне люди с винтовками. Бежали и падали… И даже неискушённым в военной науке женщинам было непонятно: зачем наступать на прицельно бьющие пулемёты по открытому полю? Долго наблюдать за таким страшным зрелищем они не смогли и, рыдая, повалились на расстеленную по дну щели солому. Жучка протяжно завыла, а Ваню они сдёрнули с бруствера вниз, опасаясь шальной пули или осколка, потому что редкие снаряды неподалёку всё же рвались. Когда началась третья или четвёртая атака, немцы сложили свои пулемёты и, зло поминая то общего Бога, то русских фанатиков, стали проворно улепётывать в сторону дороги, где их, судя по звуку запущенных моторов, дожидалась колёсная техника. На какое-то время всё стихло, и они осмелились выбраться за баню. Наступающих не было видно, только груды тел в беспорядке лежали по всему полю. Ни в доме, ни в палисаднике, ни на улице сёстры не нашли ни одного убитого фашиста.

– Может, тела своих они с собой прибрали? – предположила осторожная Марья. Но повзрослевший вдруг Ваня отрицательно мотнул головой:

– Не-е-е, была бы кровь кругом: и в избе, и особенно на снегу. Уехали они! Тем более что наши не наступают… Видно, перебили всех. Ждут подкрепленья. Вот немцы и воспользовались…

Оккупация кончилась на следующее утро. Женщины проснулись и увидели под окнами избы Ваню, который размахивает над головой красным пионерским галстуком. Они так перепугались за него, что попадали с высокой деревянной кровати, на которой грелись друг от друга в плохо протопленной передней. Но вскоре услышали и увидели Жучку, которая облаивала полуторку с полувзводом солдат в фуфайках и полушубках. А потом начались тяжкие похороны. Сёстры помогали нашим бойцам стаскивать тела к одному обозначенному колышком месту – примерно по двадцать трупов к одному колышку. Всего таких ужасных окровавленных груд они насчитали полдюжины. Все убитые были очень молоды, почти мальчишки. Не выдержав гробового молчания над убитыми, Марья зарыдала над одним из них в голос:

– Детонька, ты мой миленький! У тебя же и мама где-то осталась, и отец небось ещё не старый, и девушку ты ни разу не целовал! За что же тебя эти, – она с ненавистью вспомнила заградотрядников и Семафоровы в их адрес проклятия, – на нашу гору погнали?! В нашем Исаеве и домов-то с десяток наберётся, не больше! И полторы сотни парней за такую малость положить! Изверги, аспиды проклятые! Осторожная Дарья нервно дёрнула её за рукав:

– Не надо, Маша! Не ровён час, услышит кто из особистов, или вон офицерик этот выслужиться захочет… – Она боязливо кивнула в сторону молодого командира похоронной команды. – Шепнёт куда надо. И увезут нас с тобой, как немца-троцкиста к товарному разъезду…

– Не, ща не повезут! – убеждённо не согласилась сестра. – В военное время без суда и следствия… прямо с мальчишками этими в одночасье и зароют. И они молча стали копать первую неглубокую яму. Когда на пропитанной кровью долине появилось шесть равноудалённых друг от друга холмов, Ваня принёс им краюху чёрного хлеба и бутылку молока. Откуда-то налетела целая орда чёрных, как смоль, ворон, которые тяжело приземлились прямо на свежую землю и стали о чём-то ожесточённо спорить, словно уже добрались до присыпанных землёю тел.

Как ни странно, с приходом наших жить стало голодней. Во-первых, потому, что немцы успели съесть или вывезти все сделанные по осени припасы, а во-вторых, у спешно наступавших на запад войск практически не было с собой ничего съестного: снабжающие их тылы либо сильно отстали, либо где-то потерялись, либо были уничтожены немецкой авиацией. Женщины варили оставшиеся от немцев ремни, а вместо чая пили отвар из коровьего сена. Только молоко удерживало их на ногах и позволяло кое-как хлопотать по хозяйству. Но даже за молоко женщины тайно благодарили расчётливых и, видимо, предполагавших надолго задержаться в Исаеве немцев, которые летом догадались привести их Бурёнке случайного быка, иначе бы она осталась яловой. И вдруг…

Стылой мартовской ночью кто-то стал трясти их отстающую от тына калитку. По той странной, не присущей военной поре деликатности, с которой кто-то не требовал, а именно просил ему отворить, и по какому-то особому, нерешительному тону Жучкиного лая сёстры, взволнованно переглянувшись во тьме, поняли, что к ним пожаловал кто-то никак не чужой, только очень-очень усталый… И они наперегонки пустились открывать, словно давным-давно, едва ли не каждой насупленной, обложенной неласковыми туманами ночью ждали этого нерешительного позвякивания дверной щеколды. Когда освобождённая от засова калитка легко отвалилась в улицу (изба Исаковых стояла на пригорке), в проёме показался... [...]

 

 

 

(в начало)

 

 

 

Внимание! Перед вами сокращённая версия текста. Чтобы прочитать в полном объёме этот и все остальные тексты, опубликованные в журнале «Новая Литература» в декабре 2020 года, предлагаем вам поддержать наш проект:

 

 

 

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за декабрь 2020 года в полном объёме за 197 руб.:
Банковская карта: Яндекс.деньги: Другие способы:
Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке:
«Вернуться на сайт магазина»
После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru
Вы получите доступ к каждому произведению декабря 2020 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 

508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!