Виктор Сбитнев
ПовестьКупить в журнале за декабрь 2016 (doc, pdf):
Оглавление 2. Глава первая 3. Глава вторая 4. Глава третья Глава вторая
Первые хлопоты
Как бы ни была хороша мадера, в головах у обоих поутру изрядно шумело, ибо на радостях от долгожданной встречи не удержались, и за первой бутылкой последовала вторая, а потом и третья. Помучавшись с полчаса, Витька в конце концов, выругавшись по-русски, достал жбан медовухи, свиную ногу, прокопчённую над банной печкой, и кадку мочёных яблок. – Давай сразу по «сталинскому» хлобыстнем, – предложил он с убеждённостью сельского фельдшера и поставил на стол гранёные с каймой стаканы. Хлобыстнули, мигрень немного отступила. Приняли ещё по одному, предусмотрительно закупорили жбан и стали собираться на волю (так в Меже звали улицу и вообще придомовое пространство). – «На свете счастья нет, а есть покой и воля!», – процитировал Витька свои любимые пушкинские строчки, вальяжно распахивая калитку палисадника. – Воля – это по-нашему, по-русски, – согласился с Пушкиным Алексей. – А вот по части покоя я нынче больше с Блоком согласен, потому что «покой нам только снится». Иначе никакого грибного цеха нам не одолеть. Тут к ним из-под крыльца юркнула небольшая собачонка и стала преданно тереться о хозяйские ноги, оставляя на Витькиных брюках клочья рыжей свалявшейся шерсти. – Линяет, однако, – проговорил участливо боготворивший всё живое Алексей. – Только вот отчего такую маленькую завёл? Живёшь-то, однако, на отшибе. Тебе бы тут овчара величиною с телёнка. Хрен кто сунется. – Да и так никто не сунется! – убеждённо отмахнулся Витька. – Крупная собака – большая ответственность. На цепи я держать не могу, не так воспитан. А вдруг загрызёт кого – например, ребёнка. Тут тюрьмой, брат, пахнет. И еды ей надо не меньше, чем телёнку. И всё больше мяса. А Тузик мой своё дело туго знает: всегда просигналит, если кто поблизости шастает. А мне больше и не надо. Кто оповещён – тот вооружён. И ест он абсолютно всё, что остаётся от стола: хлеб, кашу, остатки супа. Когда по саду с ним бродим, он даже вишню из моих рук сметает. Ей богу! – На Витькином лице светилась явная гордость за свою скромную собачонку. – Ну, тебе виднее, – не стал спорить Алексей. – Просто у нас в Усольске в частном секторе тоже что ни дом – то конура с овчаркой или каким-нибудь волкодавом. Не собаки, а, право, монстры! – Город есть город, – проговорил задумчиво Витька. – Там разного народу хватает. Может, потому и на собак совсем другая мода. Хотя и у нас в Меже иные держат овчаров. Громов вон, учитель труда, какую-то мастину или мастина, что ли, завёл. Не собака, а сущая тигра! Говорит, заплатил за неё, как за мотоцикл. А мне вот такая и даром не нужна. У меня всё тихо-мирно, вся скотина друг дружку уважает… А такая зверюга сразу всю, блин, гармонию нарушит! Алесей шёл по желтеющему лугу и согласно кивал, изредка почёсывая у благодарного Тузика за ушами. – Ну, что, Лёш, давай место для твоего завода подбирать, – весело предложил Витька. – А уж потом в сельсовет сходим, для проформы заявку напишем. А то мало ли что! Знаешь, хоть это поле никогда и не пахали, поскольку здесь когда-то дома стояли, но построй ты на этой земле что-нибудь, сразу же начнут качать права, что она де принадлежит государству или колхозу, или какому-нибудь несуществующему товариществу. Я это, Лёша, уже проходил. А о причине я тебе уже говорил: боязнь всего нового, непривычного, непонятного. Вот что такое пьянство и лень, у нас прекрасно понимают, а частный заводик – это нечто из области фантастики или, что ещё хуже, – из проклятого прошлого. – Вот это место мне нравится, – сказал Алексей, притормозив возле одинокой берёзы. – Тут и выравнивать грунт практически не надо. Луг ровный как стол! Вкопаем небольшой фундамент, и пошло-поехало. Я на первых порах даже пола настилать не стану. Делаем каркас из бруса, обшиваем его доской. Пару окошек сделаю, слева котёл для варки, справа – для маринования. Ну и полки вдоль стен для разной мелочи, для тех же банок, крышек, специй, соли, сахара, уксуса. – Ну что? Деньги-то снял? – хитро глянул на друга Витька. – А то, стал бы я тут воздух сотрясать, – с шутливым упрёком проговорил Алексей. – Что-то наличными, что-то переводами. – Видишь, с наличными можно в неприятности вляпаться. – размышлял вслух Витька. – Старайся уговорить на безнал, чтоб всё по-честному, через государственные трубы. А то стукнет кто-нибудь в милицию, прокуратуру или ещё куда. Здесь, понимаешь, большие суммы созерцать не привыкли… Зависть, одним словом, а она хуже воровства. С другой стороны, пилорама колхозная, то есть в кооперативной собственности. Вот они, вполне возможно, потребуют наличными. Ну, пошли, там увидим. И друзья, набравшись решимости, зашагали в Межу, забыв и про Витькин мотоцикл, и о настырном Тузике, который, привязавшись однажды, теперь не отставал от них ни на шаг.
Сельсовет находился гораздо ближе колхоза, а потому зашли сначала туда. Секретарь председателя Павла Дмитриевича Камынина, Надежда Петровна, дружески кивнув Виктору (у него учились сразу обе её дочери), спросила Алексеев паспорт и записала себе его данные: Соломин Алексей Николаевич, двадцать восемь лет, холост, военнообязанный, ранее не судим, постоянное место проживания – город Усольск. Ей всего они говорить, на всякий случай, не стали: до срока Витька очень опасался утечки. Сказали только, что Алексей приехал к Виктору с тем, чтобы некоторое время пожить и поработать в сельской местности. Понадобился секретарше и Алексеев военный билет, и его диплом о высшем образовании (Алексей закончил политехнический), который Надежда Петровна не преминула раскрыть, а, увидев во вкладыше сплошные пятёрки, с заметным удивлением улыбнулась: что это вы де с такими показателями – и в нашу глушь? «Так, – заметил про себя Витька, – первые «непонятки» уже начались. Все здешние, даже алкаши последние, только и думают о том, как бы отсюда в город «ноги сделать», а этот на кой-то ляд приехал пожить в постепенно умирающее село… А узнай она ещё и про заводик, то наверняка заподозрит нас и в какой-нибудь антисоветской провокации». Но эти Витькины мысли прервала вдруг открывшаяся из кабинета дверь. В приёмную шагнул высокий, грузный мужчина примерно лет пятидесяти с хвостиком. – Вы ко мне, товарищи? – официальным тоном спросил он. Алексей с Виктором согласно кивнули и привстали со своих старомодных стульев. А мужчина кивком пригласил их к себе. В кабинете было много цветов – в основном герани и алоэ, мебель была старорежимная, видимо, ещё с довоенной поры. В то же время сам председатель сидел в весьма шикарном кресле из натуральной кожи, и стол его был не меньше теннисного. На нём без труда умещались три старомодных телефонных аппарата из чёрного эбонита, несколько настольных полок с какими-то папками и бумагами, толстенный журнал для записей, настольный календарь, Конституция СССР и несколько кодексов. На какое-то время Витька даже почувствовал себя в некоем министерстве, где решались наиважнейшие для государства вопросы. – Итак, чем могу? – спросил хорошо поставленным голосом Камынин. – Давайте я начну на правах вашего земляка, – предложил председателю Витька. – Вот Алесей Николаевич Соломин приехал к нам в Межу из райцентра с очень, мне думается, интересным предложением. Прежде чем приехать, он очень долго изучал вопрос, даже Ленина пришлось перечитать – его работу «О кооперации» и другие… Ну, и законодательство, разумеется, вызубрить. – Витька с уважением кивнул в сторону председательских кодексов. По лицу Камынина прошла тень довольной улыбки. – Давай, Алексей, говори дальше сам, а то я могу что-нибудь не то или не так сказать… – Павел Дмитриевич, я несколько лет езжу к вам в Межу и всегда поражаюсь обилию и разнообразию здешних даров леса, особенно грибов, изрядную часть которых здешние жители вынуждены оставлять гнить в лесу, потому что им столько не надо, то есть не съесть, грубо говоря. Поэтому у меня появилась идея небольшого грибного завода, который я на свои, заметьте, средства, готов построить в поле, неподалёку вот от дома моего друга, в аккурат возле дороги в лес. Это очень удобно. Грибники, идя из леса, смогут часть набранных ими грибов сдавать мне для консервации, получая за это неплохие деньги и тем самым заметно пополняя свой семейный бюджет. Я разделил грибы на несколько категорий, каждая из которых имеет свою цену: ну, белые там, маслята, подберёзовики – подосиновики, лисички – опята, грузди – сыроежки, валуи. Я хорошо знаю грибы, собираю их с детства, а кроме того, приобрёл несколько грибных справочников. Так что никого не отравлю, это не в моих интересах. Да и вообще, как утверждает самый большой знаток грибного мира Солоухин, по-настоящему опасны для человека всего два гриба: сатанинский и бледная поганка, остальные после интенсивной варки теряют свою токсичность. Таким образом, деньги за собранные грибы станут получать те, кто их собрал, я – за банки, специи и саму работу, конечно, но на первых порах меня устроит и весьма символическая зарплата. И если дело пойдёт в гору, я со временем готов производить и кое-какие отчисления в межевской бюджет – например, на ремонт проводки, на чистку колодцев, на содержание сельмага и ларька и так далее. И потом, я напечатаю в районной типографии этикетки с указанием места производства – село Межа. Согласитесь, это может стать и предметом нашей престижности? Кажется, Камынина этот монолог Алексея, как бы выразились фантасты Стругацкие, «поразил в самую пятку». Некоторое время он подавленно молчал, очевидно, не зная, что сказать, не в силах «переварить» только что произнесённого. Сначала молодые люди терпеливо ждали, но словно подталкивая председателя к принятию позитивного решения, Алексей вкрадчиво проговорил в кабинетное пространство: – Кстати, Павел Дмитриевич, на последнем пленуме ЦК Леонид Ильич сказал следующую знаменательную фразу: «У советского человека должно быть на столе всё!». Вот я и стараюсь для тех же горожан, чтобы у них на столе были наши межевские, самые вкусные в мире грибы! Сразу после этого Камынин явно принял определённое решение, хотя внешне попытался казаться бесстрастным. Он откинулся в кресле и приглушённым, несколько подрагивающим голосом проговорил: – Видите ли, предложение очень интересное, хоть и несколько неожиданное. До вас, – он кивнул в сторону Алексея, – ко мне с чем-то подобным ещё никто не обращался, поэтому я должен подумать и посоветоваться с районным начальством. Не думаю, что они будут принципиально против, потому что сегодня не сталинское время, и, как вы верно заметили, Партия призывает развивать инициативу на местах, в том числе экономическую, производственную. Объёмы здесь небольшие, особого обогащения не предвидится. Поэтому, а почему бы и нет? Вы ведь не винокуренный завод хотите построить (у нас на спиртное государственная монополия!), а грибной, то есть продуктовый. Само собой, потребуются согласования с санэпидстанцией, с райисполкомом, с торговым отделом… А вообще, надо поговорить с председателем колхоза Клюевым Андрей Платонычем. Может, удобней будет завязать вас на наш «Рассвет», у него больше прав по этой части, как у кооператива. – Мне, в общем-то, всё равно, – отвечал Алексей. – Главное, чтобы первое время не драли с меня три шкуры, а дали встать на ноги. Видите ли, если бы я сам этих грибов набирал столько, сколько мне надо… А так, мне придётся платить за них сельчанам, платить из своего кармана, а больших накоплений у меня, увы, нет. Вся надежда на реализацию готовой продукции, а это ещё тоже большой вопрос. Допустим, грибы неплохо бы разошлись в областном центре, но туда, во-первых, их надо доставить, а во-вторых, договариваться с магазинами и, следовательно, тоже платить. Словом, я хочу, чтоб первое время про меня просто забыли. Конечно, живи я где-нибудь на Западе, я непременно прибегнул бы к рекламе, но у нас это не принято. При последних словах Алексея Камынин недовольно поморщился. И Алексей с Виктором окончательно поняли, что лучше председателя сельского совета не раздражать разного рода вольностями и ссылками хоть на Запад, хоть на Восток. Надо избрать с ним традиционно советскую манеру общения: самим говорить поменьше, а его слушать повнимательней. Словом, научиться играть с ним, изображать из себя понятливых «совков», которые просто хотят немного заработать ради покупки «Запорожца» или «Москвича», себе на свадьбу или на мебель, на туристическую поездку в Крым или Сочи, куда-нибудь на Алтай или хотя бы в Карелию. «Может быть, – думали параллельно, независимо друг от друга оба, – он и на лапу согласился бы взять. Но подобный риск опасен полным крахом, поскольку Камынин всё-таки, хоть наверняка и жаден, но в ещё большей степени осторожен и даже труслив. Он получает, по межевским меркам, вполне приличную зарплату, располагает властью над несколькими сотнями душ, всё равно как среднепоместный дворянин, имеет возможность регулярно бывать в районе и даже области, которая время от времени собирает для проформы мелких совслужащих, которые, как всегда, не до конца поняли установок Партии. На прощание Камынин крепко пожал обоим визитёрам руки и выразился в том смысле, что лично он, конечно, заинтересован в появлении на своей территории нового, хоть и небольшого, но вполне производственного образования: – В принципе, – признался он, – мне за это только плюс будет. Скажут, что вот де Камынин частную инициативу поддержал. Поэтому я «за», только вы не подведите, нигде особо не «светитесь», надо втихаря всё это дело пробить, а там уж и деваться будет некуда. Я ведь всех в районе знаю, могу и спрогнозировать результат. Лет пять – десять назад у вас бы, прошу прощения, ни хрена не вышло, но сегодня времена изменились, люди хотят жить лучше. И это наверху не находит никаких возражений. Алексей Николаевич, а вы часом не в курсе, что там у первого Усольского райкома с дочкой случилось? Говорят не замужем, но беременна? – Я немного знаю Милу, – отвечал Алексей. – Вместе в институте учились. Видел её пару недель назад, но хоть каких-то признаков беременности, убейте меня, не заметил. Всё такая же весёлая, остроумная, как в студенческие годы. Знаете, отец у неё, Семён Борисыч Бухвальд, мужик, конечно, властный, жёсткий, и его весьма многие побаиваются, но по ней этого не скажешь, что в наше время встречается не часто. – Ну-ну, – скупо отреагировал на услышанное Камынин и как-то недобро улыбнулся при этом.
Оказавшись на воле, оба советских капиталиста стали иронизировать по поводу только что минувшей их ситуации, ибо ни тот, ни другой не любили сплетничать и зубоскалить и, в принципе, не понимали, почему это так нравится другим: – Удивительное дело! – воскликнул Витька. – В сущности, этот Камынин ничем не рискует. Рискуешь ты своими деньгами, которые собирал с бору по сосенке. Но ему до этого, по всей видимости, гораздо меньше касательства, чем до чьей-то возможной беременности в Усольске. Нет бы заинтересоваться новым производством, полюбопытствовать на предмет будущих отчислений: в бюджете-то у него, поди, одни дыры. А тут ни особого патриотизма, ни материальной заинтересованности. Одна старательно скрываемая боязнь: как бы чего не вышло?! Ведь не посадят же, не расстреляют, как при Сталине. Ну, вызовут на бюро райкома, и то, лишь в крайнем случае. Ведь он совслужащий. Слушай, ты не знаешь, отчего все они так интересуются разными нюансами и скандальными мелочами, которые, нет-нет, да и имеют место быть в стане наших партийных и советских руководителей? Ну ведь не знать гораздо проще: просто, спи себе спокойно. А эти всё нюхают, рыскают, а когда донюхиваются, то положительно не знают, что делать с этой информацией, этими «неудобными» для них знаниями. И на кой ляд ему эта беременность Милы Бухвальд, которую он, скорее всего, никогда и не видел?! Ну сделает она аборт или родит… Что, по этой причине её отца попрут из Партии? Тем более, его старшие дочери, по-моему, замужем в области за какими-то большими шишками! – Дураки они, и больше ничего, – убеждённо заметил Алексей. – Нам их не понять никогда. У них и язык свой, птичий, и бабы особенные, с которыми нам с тобой было бы не интересно даже просто трахаться, а главное, боги у них иные, чем у нас, иные пристрастия, да и привычки тоже. Ты ему про выставку Рерихов в Русском музее, а он тебе про то, что в райкоме партии продуктовые наборы выдают, ты ему – что мост через речку снесло и в Межу ни хрена не пройти, а он в ответ – бородатый анекдот про то, как Хрущёв лысой башкой, которую Господь принял за задницу, в рай лез. А ведь сам когда-то эту задницу и лизал. Словом, два мира – два стиля. Это, со школы помнится, совестливый Блок сказал, когда у него дом родовой спалили. Без осуждения сказал, с полным пониманием происходящего. – То-то его ни тот, ни другой миры так и не приняли. Но самое неприятное и досадное состоит в том, что и нынче, думаю я, с ним могло бы произойти что-то похожее: или закрыли бы в какой-нибудь мордовский лагерь, или в эмиграцию бы подался. Слушай, неужели опять до «семнадцатого года» доживём? – с непритворной тревогой спросил Виктор. – Знаешь, я бы не хотел: бабушка говорила мне, что в семнадцатом погибли почти все мои прадедушки – прабабушки, мор пришёл на Русь, «смутное время», ещё более ужасное, чем в шестнадцатом веке. Как его пережили, и не знает никто. Пережили на одном терпении. Ни один народ, думаю, такого бы не выдержал. А мы пережили. На городских улицах валялись неприбранные трупы, на деревенских – пылали избы, корчились от голода люди, пухли дети. Ужас! Современный человек от этих впечатлений сошёл бы, наверное, с ума. А те – наши предки, ничего себе – выжили и даже вынесли из пережитого позитивные практики, которыми потом руководствовались в мирной жизни. – Думаю, ничего они не выносили, просто выживали, как папуасы – через не могу, – отвечал саркастический Алексей. – Воля к жизни – это, знаешь ли, штука особая. Человек порой в экстриме такие чудеса выживания показывает, что ни одной дикой зверюге не снились! – Знаешь, при такой твоей установке, – лукаво посмеиваясь, проговорил Виктор, – я за завод спокоен. Не иначе, ты пройдёшь с ним и огонь, и воду, и медные трубы. Поменьше бы только этих труб. «Труба!» – это «кранты», «амба», конец, в общем. А нам бы наше начинание раскрутить, развить и укрепить, а уж потом и с «трубами» можно будет побороться, постараться избежать печальных окончаний. Алексей на это лишь неопределённо пожал плечами. Было видно, что и его гнетёт эта возникшая вдруг неопределённость и даже неуверенность в удаче только что начатого предприятия.
Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за декабрь 2016 года в полном объёме за 197 руб.:
Оглавление 2. Глава первая 3. Глава вторая 4. Глава третья |
Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 24.03.2024 Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества. Виктор Егоров 24.03.2024 Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо! Анна Лиске 08.03.2024 С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив. Евгений Петрович Парамонов
|
|||||||||||
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru 18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021 Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.) |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
|