Два китайца

Над отелем «Советский» издали виден красный флаг с серпом и молотом; огромное полотнище, особенно по ночам, придает старенькой гостинице неприступный, гордый и независимый вид. А внутри, у гардероба, висит зеркало во всю стену, с заметной трещиной, его разбил еще Савва Морозов, с тех пор зеркало не решаются менять, несмотря на поверье о том, что это приносит несчастье. Оно стало с годами такой же достопримечательностью, как знамя. Но есть в «Советском» и еще одна достопримечательность. Пожилой официант по кличке "Два китайца".

"Два китайца" довольно благообразен с виду. Он носит очки с толстыми стёклами, его седые вьющиеся волосы аккуратно подстрижены и тщательно расчёсаны на косой пробор. Фрак сидит на нем идеально, белоснежные рубашки всегда отутюжены, перчатки без единого пятнышка. Тихий и серьезный, "Два китайца" приводит в умиление посетителей. Особенным доверием проникаются к нему иностранцы, и, видимо, они знают толк в хорошем обслуживании. У этого официанта прекрасные манеры, предупредительная, без заискивания улыбка, он полон чувства собственного достоинства, как знамя, вьющееся над крышей. Он носит блюда быстро и с особым шиком расставляет их на столе. Не было случая, чтобы "Два китайца" пролил кому-нибудь на брюки соус или разбил тарелку. Иногда, когда "Два китайца" разговорится, но это бывает крайне редко, он может рассказать многое. Он помнит последний вечер великого хоккеиста Харламова и говорит, что он был мрачен, смотрел в одну точку, и в каждом его жесте сквозило предчувствие беды. Он помнит актёра Савелия Крамарова, который, входя в ресторан, всегда приветствовал его: «Вова!», а "Два китайца" демонстративно аплодировал, заставляя публику оборачиваться. Он помнит бессчетное количество вождей дружественных стран и готов шёпотом сообщить ворох пикантных подробностей о том, скольких проституток они перепробовали, живя в «Советском».

Но "Два китайца" работает только полдня, и, как бы ни было жарко, метрдотель неизменно отпускает лучшего официанта ровно в три часа. Так было и на этот раз. "Два китайца" уже ушёл переодеваться, как вдруг старенькая француженка встрепенулась, принялась звать метрдотеля на правильном, но всё же чересчур чопорном русском: «Месье, месье! Неужели "Два китайца" уходит? Этого не может быть, месье, этого просто не может быть. Я специально пришла сюда пообедать со своим мальчиком, чтобы нас обслужил именно этот официант. Наши знакомые нам столько рассказывали о нём, и рекомендовали только "Два китайца". Если он не будет больше сегодня работать, мы уйдём, а мы собирались сидеть весь вечер, собирались много заказывать, вы потеряете выручку, подумайте об этом, месье».

Метрдотель с усилием перевел дух и неуверенно произнёс: «Ну что ж, ничего не обещаю, попробую поговорить с ним». Француженка взволнованно начала о чём-то шептаться с сыном, прилизанным брюнетом с козлиной бородкой, а метрдотель исчез за дверью красного дерева с надписью «Служебные помещения». Там он быстро разыскал "Два китайца": тот вешал фрак на «плечики», любовно разглаживая каждую складку. "Два китайца» был доволен, что без него не могут обойтись, но не удержался от едкой улыбки: «Может быть, эта старая кикимора решила, что она в моем вкусе?»

Метрдотелю было не до смеха, он был заметно взвинчен: «Надеюсь, ты не подведёшь? Или лучше не будем рисковать?» Но "Два китайца" уже снова натягивал на себя фрак: «Ладно, не боись. Ты меня знаешь, может случиться всякое. Но ведь она, судя по всему, собирается дать хорошие чаевые. Ради этого я постараюсь на совесть. Сколько ты думаешь, она будет здесь торчать? Часа три-четыре? Ну, в любом случае, не больше. Думаю, продержусь».

Но метрдотель с сомнением качал головой, он даже сделал жест рукой, словно хотел остановить "Два китайца": «Послушай, у меня предчувствие какое-то нехорошее».

«Пустое», – отмахнулся "Два китайца", подхватил поднос одним из своих роскошных жестов (метрдотель, знавший наизусть все его манеры, невольно залюбовался) и двинулся по направлению к француженке. Та с любопытством разглядывала его, но "Два китайца" был вальяжен и строг, он никак не ответил на её взгляд и любезно, но не более того, положил перед почтенной дамой меню.

«Вы читайте, пожалуйста, я не буду вам мешать. Когда вы выберете что-нибудь, я тотчас же вернусь», – сказал он тихо с характерным для старой московской интеллигенции произношением.

«О, – изумилась француженка. – А как вы узнаете, что мы уже выбрали?»

«Вам не придётся ждать и одной минуты. Я сразу пойму, что я вам нужен. Умение чувствовать на расстоянии – часть моей профессии», – веско отвечал "Два китайца". Он, и правда, вернулся секунда в секунду, едва француженка и ее сын определились, что они закажут.

«Ну, – весело потер руки "Два китайца", – дадим стране угля? Антрацитового». Его глаза странно блестели, но женщина не обратила на это особенного внимания. Француженка оживилась, она не очень хорошо поняла смысл его высказывания, но уже предвкушала необычность общения с "Два китайца", о которой ей так много доводилось слышать в Париже.

Когда "Два китайца" нёс блюда, было заметно, что его ноги изрядно потяжелели. Это уловили молодые официанты. Они зашушукались, прикрывая ладонями улыбки, дама же не видела, как он подходил, она разговаривала с сыном. Судя по всему, она делилась впечатлением от "Два китайца" и распознала, что тот уже рядом, когда "Два китайца" был на расстоянии трёх шагов. Встретив её взгляд, он приостановился и воззрился на посетительницу с большой нежностью.

«Вы моя необыкновенная, – произнёс "Два китайца", удерживая одной рукой в равновесии нагруженный поднос. Француженка недоумённо приподняла брови. А "Два китайца" всё говорил. – Как я хочу поцеловать вам ручки. Почему судьба не свела нас на заре туманной юности?»

Мадам залилась краской, но она была польщена вниманием, которое оказывал ей "Два китайца", и даже сказала сыну, всё бесповоротнее краснея: «Он прелестен, не правда ли?»

"Два китайца" приближался, размахивая подносом словно кадилом (он делал это настолько мастерски, что ничего не падало), и густым басом пел: «Молитвами отец наших, Господи Иисусе...»

Подойдя вплотную, с эффектным реверансом, заставив взлететь и опуститься фалды фрака, начал выгружать содержимое подноса на стол: «Я приготовил для вас сюрприз. Вы позволите присесть на секундочку?»

Француженка еще сильнее смутилась: «Боюсь, это не очень удобно, месье».

«Угу, угу, угу, – проговорил "Два китайца". – Не хотите, значит, разговаривать с халдеем? Должен вам заметить, что я – официант, и халдеем никогда не был».

«Извините, – забормотала француженка. – Я разве говорила, что вы халдей? Просто сегодня день рождения у моего сына, и нам хочется побыть вдвоём. А что такое халдей?»

«Угу, угу, угу, – закивал "Два китайца". – Во придурок, а? Это ж надо было такого стругануть», – он выразительно хлопнул ладонью себя по лбу. Француженка выглядела совсем потерянной. А "Два китайца" с неизменным горделивым видом уплыл из зала.

Но практически тут же повернул обратно. Иностранцы этого не уловили. Вдруг они увидели, как ветви раскидистого пальмового дерева, нависшего над их столиком, зашебуршали, и оттуда детским голосом кто-то выкрикнул: «Два китайца красят яйца!»

Пожилая женщина со звоном уронила вилку на пол. Сын хотел было ее поднять, как тот же детский голос прямо у него над ухом произнес: «Вахтер Иванов слушает!»

Козлобородый француз остановился и в полусогнутом виде замер на стуле. Из пальмы донеслось: «Сидели два медведя на маленьком суку. Один сказал: "Не вижу!", другой сказал: "Ку-ку!". Раз "ку-ку", два "ку-ку", оба шлёпнулись в муку!»

Ветки зашевелились уже совсем решительно, и сквозь них блеснули стекла очков.

«Вот я, индюк! – французы узнали по голосу "Два китайца". Тот выбрался из-за пальмы со счастливым видом, и тоненько затараторил: – Ну, родные и близкие до слёз!»

«Прошу прощения, – с чуть ли не виноватым видом выдавил из себя француз, сильно коверкая русские слова. – Это вы сейчас были за пальмой и что-то кричали оттуда?»

«Я? – искренне изумился "Два китайца". – Послушайте, неслыханное дело. Вам кто-то что-то кричал? Вас оскорбили? Это он сделал? – "Два китайца" показал на молодого коллегу, который шёл мимо, и, прежде чем ему успели что-то ответить, грозно пообещал: – Сейчас я с ним разберусь!»

«Э, киргуду! – позвал "Два китайца", двинувшись следом за молодым. – Киргуду!»

Засунув в рот два пальца, "Два китайца" свистнул. Он шёл, пританцовывая, здорово подражая трели соловья. Уже приотворив дверь из зала, "Два китайца" сделал балетный пируэт, и пропищал, обращаясь к даме: «Хорошая девочка, завтра в Москву поедешь», затем подмигнул её сыну: «А тебе, лысый, я телефон не скажу». Прежде чем они успели отреагировать, дверь хлопнула.

Как и в предыдущий раз, он возник из ниоткуда. Французы доедали горячее, а тут перед ними встал "Два китайца". Чуть опустив голову, он смотрел, и глаза его наливались кровью. «Ненавижу, – по слогам процедил "Два китайца". – Всех ненавижу. Особенно баб, все вы стервы, хоть русские, хоть французские. Все! Дряни, проститутки. Я с одной такой прожил двадцать пять лет, я думал, она мне самый близкий человек, а эта поганка сейчас со мной судится за квартиру. Квартиру моей покойной матери! Я был на войне. Вы хоть можете представить себе это? Как мы лежали в окопе в Ливане у небольшой деревушки, и один из ребят пошёл туда за водой. Он не вернулся. Мы ждали до захода солнца, а потом пошли и сравняли эту деревню с землей. Нас просили не трогать детей, но мы стреляли в них в упор из автоматов, мы резали горло беременным женщинам, мы сапогами добивали стариков. Они действительно убили нашего товарища, мы нашли его тело, он был убит зверски. Но... Всё равно! Мы убивали детей, я вот этими руками убивал их. И я не могу с этим жить. Закопайте меня в землю, я хочу в землю».

Старая француженка закричала. Метрдотель, чувствуя неладное, уже бежал, комично балансируя на скользком паркете, но "Два китайца" удалился сам, не дожидаясь, пока его выведут. На этот раз он больше не вернулся. Он сел в той комнате, где обычно переодевался, прямо на пол. Приступ злости прошёл. "Два китайца" схватился за голову и, выдирая у себя пряди седых волос, заплакал: «Никого у меня нет, ни души. Мама, сестренка Валюшка! Все умерли, суки, твари, бросили меня одного!». Слёзы тихо ползли по его морщинистым щекам.

Метрдотель вошёл и плотно прикрыл за собой дверь: «Ох, чуяло мое сердце, что это плохо закончится. Знал же, что нельзя тебя после трёх оставлять, не умеешь ты целый день прожить трезвым, а вот нечистый под руку толкнул. Ну, пойдём, уложу тебя спать. Бедный ты, бедный. Ну, хватит плакать, давай, вставай».

Бережно, словно ребёнка, он подхватил "Два китайца" на руки, положил на диван, набросил сверху плед и подоткнул со всех сторон: «Спи!»

"Два китайца" натянул плед прямо на лицо и долго всхлипывал, вздрагивая всем своим худеньким телом.

Француженка, между тем, спешила к выходу, таща за руку своего великовозрастного сына.

– Мадам, – уверенно окликнул её метрдотель. – Вы забыли оплатить счёт.

Старушка остановилась. Казалось, её хватит удар. Ее фиолетовые волосы растрепались, она энергично замотала ими:

– Да за такое безобразие еще и платить? Я считаю, вы должны мне за оскорбления и кровавые ужасы, которые мне пришлось выслушать!

Но метрдотель нисколько не смутился:

– Как, мадам? Разве ваши друзья не предупреждали о том, что вас ждёт?

Француженка продолжала трясти волосами, не в силах что-либо сказать. А метрдотель, приняв величественную позу, заложил руку за отворот фрака и выставил ногу вперед:

– Вы меня просто поражаете. Вас обслуживал самый лучший, самый знаменитый, можно сказать, самый экстремальный официант в мире. Каждый его номер не похож на другой. Он вас шокирует, он заставляет вас хохотать, а потом тут же окунает в ледяную воду, вынуждая похолодеть от ужаса. Этой чести, быть клиентами "Два китайца", удостаивались многие выдающиеся личности прошлого и настоящего, и все снимали перед ним шляпу. Маргарет Тэтчер...

– О! – выдохнула француженка.

Метрдотель подумал немного, выдерживая театральную паузу:

– Индира Ганди.

– О! – всплеснула руками старушка.

Метрдотель решил, что с нее достаточно:

– Так вы понимаете, что "Два китайца" заслуживает самых щедрых чаевых?