HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Наталия Радищева

Театр страха

Обсудить

Роман

 

Купить в журнале за март 2016 (doc, pdf):
Номер журнала «Новая Литература» за март 2016 года

 

На чтение краткой версии потребуется 3 часа 20 минут, полной – 9 часов | Цитата | Аннотация | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf         16+
Опубликовано редактором: Андрей Ларин, 11.03.2016
Оглавление

4. Глава четвёртая
5. Глава пятая
6. Глава шестая

Глава пятая


 

 

 

В тот день Краснопевцев велел Лене не вставать с постели, велел пить больше жидкости и принимать таблетки, а ещё порадовал письмом из дома, от мамы. Нина Алексеевна писала, что всё у неё всё неплохо, что денежный перевод она получила, но очень скучает и беспокоится о них с Зоей. Спрашивала, нет ли от неё вестей? «Алексей из армии пишет ей каждую неделю, обещает приехать на Новый год, а я не знаю, что отвечать», – сетовала Нина Алексеевна. Лена и сама начала всерьёз волноваться за сестру. Неделя подходила к концу, а Зоя ещё ни разу не позвонила, ни разу не дала о себе знать. Вещи её, дорожная сумка, одежда и туфли были сложены в углу Лениной комнаты. Лена смотрела на них, и ей становилось грустно до слёз.

В дверь постучали. Пришёл Антон, муж Юли, и поставил на тумбочку возле её кровати тарелку с антоновскими яблоками. Он улыбнулся и постучал себя кулаком в грудь. Мол, я Антон, потому и яблоки антоновские. Это был каламбур. Лена кивнула, что поняла и тоже улыбнулась. Потом зашла Фаня и принесла орешков в сахаре. Девушке было приятно, что домочадцы заботятся о ней как о родственнице. Шторка на окне не была задёрнута. Сквозь неё был виден сумеречный двор. Бабье лето как-то вмиг кончилось, и с неба весь день сыпал белый пушистый снежок. Во дворе зафырчала машина. Лена догадалась, что это приехал Краснопевцев. Лаврентий Павлович в последние сутки был весь в делах, в разъездах. Он хлопотал по общественным делам и по собственным. Полдня провёл в полиции, добивался, чтоб на Фоку Берендеева завели уголовное дело и немедленно арестовали вместе с дружками. И, как позже выяснилось, добился. Приехал вечером в прекрасном настроении. Зашёл к Лене румяный с морозца, не сняв куртки. На волосах и плечах его искрились и таяли снежинки. Задёрнул шторку, пощупал лоб девушки, покачал головой. Лоб был ещё горячий. Температура пока не спала. Лаврентий Павлович успокоил Лену, что ремонт никуда не убежит, велел лежать сколько надо, выздоравливать. Потом уселся на хлипкий венский стул задом-наперёд и начал рассказывать:

– Сцапали голубчика! Он хотел за границу дёрнуть, в Грецию, но не успел. Надели наручники и в цугундер. И правильно. Заслужил – получай. Папаша хочет своего бандюка до суда под залог выкупить, но уж я постараюсь, чтоб этого не случилось. Мало Фока моей кровушки попил?! Нет, пускай посидит, попробует тюремной баланды, на нарах поспит, авось поумнеет. Главное, не дать им сейчас дело развалить. Теперь ведь за деньги всё можно. Но я общественность поднимаю. Бумагу составил. Под ней уже тридцать коренных михеевцев подписались. Чтоб, значит, Фоку наподольше упечь. Его-то, главаря, взяли, а дружков-подельничков как корова языком слизала. Ну и пёс с ними. Они не наши, московские, – засмеялся Лаврентий Павлович. – Да, совсем забыл. Сегодня ещё был случай. Не случай даже, а целое происшествие…

Снежинки на Краснопевцеве растаяли. Он пригладил мокрые волосы и продолжал:

– Приезжаю я в полдень на рынок. Как раз солнышко проглянуло. С утра-то хмуро было, а в полдень рассосалось. Осенью каждый лучик душе отрада. Ну, я решил воспользоваться. Походить по рядам, редиски, зелени, карасиков живых подкупить, парного молочка. Ставлю машину у забора и иду, продукт нюхаю. А навстречу мне Ермолай. Сам трезвый как стёклышко, в своей рыжей замшевой куртке, в синей фетровой шляпе, волосы распустил. Ну прямо «Рафаэль Тицианович»! Трубку курит. Горло чёрным шарфом обмотано. У него шарф такой есть, что пять раз вокруг шеи оберни, всё равно до колен будет. Вижу: тоже купил рыбёшку, лосося мороженого, с метр длиной, молоко в пластике. К нам на рынок из ближних деревень молочко привозят. Тёплое, жирное молочко, прямо из-под коровы. В бутылках из-под «Кока-колы» продают. Поздоровались, пообщались мы с ним на разные темы, затоварились чем хотели и вышли за ворота. У него жигулёнок, как всегда, в разобранном виде. Я предложил его до дома подвезти, но он отказался. Сказал, желает для вдохновенья пройтись. Но не тут-то было! – Краснопевцев мелко засмеялся и хлопнул себя по коленкам. – Глядим, к рынку красный «Бентли» чалится. У нас в Михеевке иномарок много, но эта уж очень приметная. Мы оба её враз узнали.

– Чья же это была машина? – спросила Лена больше из вежливости, чем из интереса.

– Чья? Ты спрашиваешь, «чья»? Махмуда! Томкиного полюбовника или мужа, уж не знаю, кто он ей теперь. Ермолай прямо затрясся, прямо в краску его бросило. Ну, думаю, сейчас не иначе смертоубийство будет. Тяну его за рукав. Убираться надо, говорю, подобру-поздорову, а он на иномарку прёт. Выходит из неё, значит, Махмуд, весь в коже да с лисьим воротником, ус покручивает, на простых людей не глядит. А чего ему глядеть с его миллионами? У него недвижимость за границей, счета в банках, охрана. Выходит, значит, такой господин, поперёк себя шире. Амбалов на рынок за провизией послал, а сам вышел лысину погреть и воздухом сосновым подышать. Вышел и стоит, на солнышко щурится. Тут на него Ермолай налетел и хвать за грудки…

– А Томка? Она с ним приехала? – оживилась Лена, даже привстала на локте.

– В том-то и дело, что нет. Слушай дальше, – Краснопевцев охладил её движением руки. – Томка-то, оказывается, и его бросила. Ещё богаче туза нашла, села на яхту и умчалась с ним на какие-то острова. Махмуд так всё Казакову и объяснил. Но Ермолай ему не поверил, набросился драться. Рыбой ему всю рожу исхлестал, лысину молоком облил и пальтишко. Махмуд чуть не плачет, кричит: «Нет, её у меня!», а Ермолай: «Врёшь, сарацин! Ты, арабский шейх, мою любимую женщину в своём гареме держишь!». Сцепились они по-серьёзному. Ермолай Махмуда в лужу кинул. Шарф с себя сорвал, накинул на «шейха» и давай его душить. Тот хрипит, глаза выкатил. Задавил бы его Ермолай, если б не охранники. Уж петлю на его жирной шее затянул. Но тут «шкафы» Махмудовы подоспели и спасли хозяина. А живописца нашего разрисовали так, что мама не горюй! И по земле катали, и в челюсть, и ногами по рёбрам, по почкам. Молотили, пока сам Махмуд за него не вступился. Приказал отпустить. Обещал, что в полицию заявлять не будет. Мол, что взять с придурка? Сказал, что вечером в Лондон улетает, и все наезды художника ему по барабану. Сказал, повернулся и уехал. А я Ермолая подмышки подхватил, в свою машину затолкал, шляпу его из лужи вытащил, шарф, и отвёз домой. Сейчас он лежит у себя на диване, пьёт горькую без закуски и ругает араба на чём свет. Вот какая история нынче приключилась. Выходит, Томка и Махмуда бросила?..

– Она может! – вздохнула Лена. – Она и раньше мужиков меняла, как…

– Вот шалава! – мелко засмеялся Краснопевцев. – Как красивая женщина, непременно шалава. Закон жизни. Ладно, пойду ужинать. А ты не вставай, Фаня сюда принесёт. Я отопление посильней подверчу, чтоб ты скорей поправилась.

Лаврентий Павлович ушёл. Вскоре пришла Фаня и принесла обед на подносе. От супа Лена отказалась. Попросила оставить тефтели с картошкой и компот. Часа через два всё в доме стихло. Старики поели, Фаня вымыла посуду, и оба разошлись по своим комнатам. Наверху у Кузнечиков было тихо. Значит, их снова не было дома. Лена посмотрела на наручные часики, лежавшие на тумбочке у кровати. Они показывали 23.00. Время отбоя. Лена приняла таблетку аспирина и полежала ещё с полчасика. Температура вроде бы спала. Тогда она встала, оделась, тарелку с едой поставила в пакет. Ещё положила туда пару яблочек, сделала из газеты кулёк и отсыпала туда Фаниных орешков. Потом осторожно выглянула в коридор. Там не было ни души. В доме стояла гробовая тишина. Девушка вытащила из шифоньера куклу (подарок Юли), положила под одеяло вместо себя, так чтоб видны были только волосы, а сама тихо выскользнула из дома. Она хотела проведать Ермолая. Покормить, сделать ему чаю. Ей было жаль художника. И ещё один повод был у неё тайно его посетить. Рассказ Лаврентия о драке его с Махмудом на базаре не столько развеселил Лену, сколько встревожил её. Если Томка не «в гареме у шейха», то где? И где Зойка? Узнать это можно было только одним путём…

Лена вышла во двор. Снег перестал. Он шёл с самого обеда и успел скрыть всё некрасивое, грязное и принёс с собой тишину. Её не могли разрушить даже перестук поездов, свистки электричек и мерцающие огнями в вышине пассажирские самолёты. Заваленный рухлядью сад Краснопевцева был укутан голубовато-белым покрывалом. Снег искрился при свете луны. Небо было чистым и звёздным. И центром всей этой чудной композиции была кремлёвская ель.

Лена пробралась к заветной дыре в заборе и оказалась на участке Казакова. Её встретил важный Гоген. На этот раз он не закричал, а просто вынырнул откуда-то подошёл к девушке, выгнул спину, поднял хвост в знак приветствия и потёрся головой об её ноги. Видно, запомнил и девушку и еду, которую она приносила. Лена дала Гогену мясной биточек и пошла к художнику. Ермолай лежал в полумраке на неразобраной постели, накрытый вытертым кожухом. Лаврентий сказал правду: охрана богача разделала его под орех. На лбу художника поверх солидной гематомы лежала сырая тряпка. Губа раздулась и посинела, левый глаз заплыл. На столике возле тахты горела настольная лампа в стиле «рококо». Абажур был обтянут голубым шёлком в мелкую складочку, а толстую, в виде вазы, ножку украшали лепные изображения кавалеров и дам на фоне идеальной природы. На абажур был наброшен тёмный платок. Чтоб свет не резал глаз. Перед приходом девушки Ермолай читал Пушкина. Раскрытый томик поэта лежал на столике. Посреди комнаты высился мольберт с натянутым полотном. С него на Лену глядела старая побирушка Ульяна. Казаков написал её в привычных лохмотьях и платке, со стеклянной банкой для денег и надписью: «На Мавзолей».

– Новую картину начали? – спросила Лена. Художник кивнул.

– Это наша местная достопримечательность. Ульяна блаженная. Большая поклонница Ленина. Я её Боярыней Морозовой прозвал. Была у нас в истории такая особа, непримиримая. Любила за веру и правду пострадать. Ульяна тоже правдолюбка. На каждом углу власть ругает. Коррупционеры, кричит, зажрались, на народные деньги дворцы себе понастроили и тому подобное. Люди слушают и смеются. Всё так, возразить нечего. Ульяна – шутиха, а шуты всегда были рупорами правды. Вот я и решил её для потомков увековечить. А то опрокинется, не ровён час, ей уж под девяносто.

– Да вы и сами сейчас как картина, – пошутила девушка, поглядев на синяки и ссадины художника. – Лаврентий Павлович рассказал. Как они вас, а? Жалко смотреть.

– Пошла вон, – спокойно ответил Ермолай. – Я в жалости не нуждаюсь. Так можешь Перцу и передать. Ведь это он тебя послал?

– Нет, не он. Я сама, – возразила Лена. – Я тоже болею. Простыла, наверное. Весь день провалялась с температурой. Меня все жалели как родную. И хозяин, и его сестричка, и жильцы. Яблоки приносили, орехи. И я вам тут принесла…

Она подошла к кухонному столу и выставила на него тарелку с едой, выложила яблоки и орешки в кульке. Ермолай, кряхтя, поднялся, поглядел на гостинцы. Орешки из кулька опрокинул в рот, надкусил яблоко. Снизу подал голос Гоген. Художник покосился на кота и вывалил еду с тарелки в кошачью миску. А Лене подставил стул. Она присела, словно на минуточку.

– Может, вам помочь чем? Обед приготовить или посуду помыть? Я могу, – предложила Лена.

– Чего ты мне тут заливаешь, честная девушка? Хочешь убедить меня, что припёрлась в полночь щи мне варить? Или передумала честной быть? Если да, то я – пас. С малолетками предпочитаю не связываться, себе дороже. Ну, говори, зачем пришла, не томи. – Ермолай закурил.

– Не знаю, как и сказать, – замялась Лена. – Дело у меня к вам, Ермолай Эдуардович…

– Эдуардович! – нарочито обиделся Казаков. – Неужели такой старый?

– Да, то есть, нет, вы, примерно, как моя мама…

– А мама у тебя симпатичная? – Ермолай смочил под краном тряпку и снова накрыл ею голову и лоб. И даже застонал от удовольствия. Свежая холодная вода принесла ему облегчение.

– Мама у меня что надо, – с улыбкой вздохнула Лена. – У неё фигура как у меня и волосы на мои похожи. Только я их распущенными ношу, а она их в узел на затылке собирает. И глаза у неё как у меня – зелёные. Но мама моя сейчас далеко...

– Скучаешь по ней? – Ермолай надкусил кислое яблоко.

– Очень, – созналась Лена, и глаза её на миг увлажнились. – И она без нас с Зойкой скучает. Зойка – это сестра моя. Она после Томки у Лаврентия в прислугах, то есть в экономках жила. Может, видели? Худенькая такая, волосы каштановые…

– Может, и видел, – как-то безразлично отозвался художник. Его больше интересовала мама. – Скажи, а мама твоя хорошо готовит? Гуся, например, зажарить может? – серьёзно спросил Ермолай.

– Она много чего может, – гордо ответила Лена. – В маминой школе, где она директором, под каждый праздник обязательно чаепитие. Ребята концерт готовят, а их мамы пекут всякие сласти. Кто печенье, кто хворост. Друг перед другом стараются, у кого лучше. Вроде как на конкурс. Накрываем стол и пробуем. А потом жюри, родительский комитет, объявляет победителя. И всегда мамин фирменный торт на первом месте, со сгущёнкой и изюмом.

– Вот удивила! Да они ей просто подсуживают! Директор всё-таки, – засмеялся Ермолай и тут же схватился за разбитую губу.

– Ничего не подсуживают! – обиделась Лена. – Мама, правда, хорошо готовит.

– Ладно, верю.

Оба помолчали.

– Так я чего пришла-то, – вспомнила Лена. – Во-первых, вас навестить…

– Это я понял, а ещё? – Ермолай придавил окурок в пепельнице.

– Помните, вы мне в прошлый раз портрет показывали… «Ванги»? – смущённо начала Лена.

– Машки, что ли? Гадалки нашей? – подсказал Казаков. – И что? Я портрет её дописал. Она за ним приходила, расплатилась как обещала и забрала. Тебе-то она зачем?

– Не подскажете, где её найти? Она ведь здесь, в Михеевке живёт?

Вопрос был не праздный. Казаков это понял.

– Жених не пишет? Решила судьбу узнать? Напрасно. Знаешь поговорку? «Не ходи к цыганке. Цыганка счастье отнимет». Честно, не ходи. Она тебе наврёт до небес и обдерёт как липку. А правды не скажет. Потому что сама не знает. Я лично в их цыганскую брехню не верю. Никакая Машка не Ванга, а обычная вокзальная мошенница. Она всем одно и то же втюхивает. «Он тебя помнит, она к тебе вернётся». Люди за надежду платят. Им хочется верить, что всё будет хорошо, а она на этом бабки делает.

– Мне очень надо, – тоскливо отозвалась Лена. – Только, боюсь, дорого запросит. У меня, правда, серёжки есть, золотые, с камешками, мамин подарок, – она подёргала себя за мочку уха, в котором блестела и переливалась прозрачная капелька александрита. Если денег не хватит, я их отдам, не пожалею. Вы только мне адрес этой «Ванги» подскажите. Я прямо сейчас к ней пойду.

– Не дури, – буркнул Ермолай. – Ночь уже. Цыгане тебя на порог не пустят. Они бойцовских псов держат. На ночь их с цепи спускают. Хочешь к церберам на ужин попасть? Подожди пару дней, пока мои синяки сойдут. Я с тобой схожу. А вообще, поступай, как хочешь. Мария её зовут.

– А по отчеству? – с надеждой спросила Лена.

– Какие отчества у цыган? – пожал плечами художник. – Это мы старимся, а они вечно молодые. Поют, пляшут и сам чёрт им не брат. Короче, дом её на Центральной улице, под пятым номером, кажется. Кирпичный дом, в мавританском стиле, трёхэтажный, с башенками. Местные его «замком» кличут. Улицу узнаешь по «Белому дому» в конце. Там наша поселковая администрация заседает. Только иди к цыганам с утра или… в общем, когда светло. Скажи, что пришла от Ермолая. Может, она с тебя по-божески возьмёт.

Лена вышла от Казакова во втором часу ночи. Снова пошёл снег, даже слегка завьюжило. «К утру снег заметёт следы, и никто не узнает, что я ночью была у художника, – рассуждала она. – А завтра, опять скажусь больной и тайком навещу Марию. Упрошу погадать на Томку и на Зойку. Пусть раскинет карты…» Девушка благополучно пересекла двор Краснопевцевых, дёрнула ручку ближайшей к её комнате входной двери, но дверь не открылась. Лена подумала, что Фаня, как всегда, заперла её на ночь. Она решила обогнуть дом и зайти в него с противоположного конца коридора. Там был вход со стороны огорода. Его обычно оставляли открытым. Его охранял Пилат. Утопая по щиколотку в снегу, Лена дотопала до второго бокового входа. Он был не заперт. Она хотела войти, но внезапно увидела, как под елью шарит луч карманного фонарика. Кто-то искал вход в зимник. Лена прижалась к стене дома и затаила дыхание. Вскоре глаза её выхватили из темноты мужскую фигуру в чёрном, похожем на водолазный, костюме. На голове мужчины была чёрная балаклава с прорезями для носа и глаз, какие носят спецназовцы. Он взломал отмычкой замок люка и спустился под землю.

– Эй! – громко окликнула его Лена, приняв за вора. – Вы чего в чужой погреб лезете?! Корнишончиками хотите разжиться?! Уходите подобру-поздорову, пока я хозяина не позвала! Пилат! Пилат! – крикнула она. Но пёс, как ни странно, не явился. Лена вбежала в дом, хотела зажечь в коридоре свет, но он почему-то не загорелся. Электричества не было. Она пошла по тёмному коридору наощупь. В кабинет Краснопевцева можно было попасть из столовой. Надо было разбудить старика, чтоб он вышел с ружьём и пугнул воров.

Лунный свет, льющийся в оконные стёкла, позволял кое-что рассмотреть. Проходя мимо террасы, Лена увидела распластавшегося на полу Пилата. Пёс крепко спал, даже храпел во сне. Она случайно задела ногой пустую склянку из-под лекарства и раздавила пластмассовый колпачок. Склянка укатилась куда-то за матрасы. Нетрудно было догадаться, что именно её опустошил Пилат перед теми, как уснуть мертвецким сном.

Следующей по коридору была Фанина комната. Старушка тщательно запирала её, особенно на ночь. Она боялась разбойников, которые могут забраться в дом, крыс из подпола и злую волшебницу Дрёму, которая, если захочет, может усыпить человека лет на сто или двести. У Фани было больше страхов, чем у малого ребёнка. Вот почему Лена сильно удивилась, увидев, что дверь её комнаты распахнута настежь. Сквозь неплотно задёрнутые шторы в комнату проникал жёлтый свет уличного фонаря. Фонарь раскачивался на ветру, и от этого комната походила на сцену, по которой из одного конца в другой плясали блики. Один из них упал на лицо старушки, лежащей на кровати. Оно было совершенно безжизненным. Открытые глаза, непривычные без очков, были устремлены в потолок. Лена вскрикнула, прикрыв рот рукой, и пулей вылетела из комнаты. Она выбежала из Фаниной комнаты как ошпаренная, добралась наконец до столовой и увидела, что двери кабинета Лаврентия и расположенной за ним лаборатории также широко раскрыты. Лена вошла. Воспользовавшись тем, что старик спит (а спал он обычно крепко), Лена захотела одним глазком взглянуть, чем он занимается в своей лаборатории. Она переступила запретный порог, и в нос ей ударил сильный запах каких-то химических препаратов. Повсюду были мензурки, колбочки, банки и пузырьки. Лена чуть не стошнило. Девушка с облегченьем вернулась в кабинет. Сейф Лаврентия, в котором он держал ценные бумаги и деньги, был приоткрыт, но деньги были на месте. Они лежали, сбитые в стопки и перевязанные резинками. Лена ни к чему не стала прикасаться. Ей важно было разбудить хозяина. Краснопевцев спал за стеллажом с книгами, на старом, с залысинами, кожаном диване, отвернувшись к стене. Лена приготовилась оправдываться. «Если станет ругать, спрашивать, как посмела войти в кабинет, скажу, что дверь была открыта, да и обстоятельства такие, Фаня, воры…» – решила она про себя и окликнула старика по имени:

– Лаврентий Павлович, а Лаврентий Павлович! Вставайте, тётя, ой, просто Фаня вроде бы умерла. А во дворе воры. Зимник грабят. Ну, проснитесь! Пожалуйста!..

Краснопевцев не подавал признаков жизни, поэтому Лена отважилась тронуть его за плечо. От этого прикосновения, тело его неожиданно легко повернулось на спину. Свет с улицы не достигал закутка, в котором стоял диван Краснопевцева. Девушка не видела его лица. Она умоляла старика проснуться, даже дотронулась до его крупной, с вздутыми сосудами руки. Рука была холодной. Проезжавший по железной дороге товарный поезд на несколько мгновений озарил помещение, и Лена с ужасом поняла, что Лаврентий Павлович мёртв, как и его сестра.

«Господи, помоги!» – прошептала Лена. Она не то чтобы сильно верила в Бога, но, как и все нормальные люди, обращалась к нему за помощью в трудные минуты. Сейчас она со всей ясностью осознала, что в доме не просто вор – убийца. Возможно, он не один. А в пристройке второго этажа беременная женщина и её муж. Они спят и ничего не слышат. Просто потому, что не слышат вообще. А наверху, в мансарде, лежачая больная. Ей тоже угрожает опасность. Отморозки вырубили в доме свет, напичкали снотворным пса и убили хозяев. Но для чего? Зачем? Кому могла понадобиться смерть двух безобидных старцев? У них грабить-то нечего, одна рухлядь. И вдруг Лену осенило: «Фока Берендеев! Это дружки его мстят Краснопевцеву за своего главаря. Ведь он посадил ресторатора за решётку. За дело посадил. И вот теперь они пришли, чтоб уничтожить Лаврентия и его сестру, а дом сжечь. Фока давно к дому Краснопевцевых подбирался». Девушка поняла, что и ей в доме оставаться опасно, надо бежать на улицу за подмогой. Она в темноте добралась до главной, парадной двери, сняла цепочку, повернула ручку замка, но дверь не открылась. Кто-то запер её снаружи на засов. Лена бросилась к той из боковых дверей, в которую вошла. Она тоже была на запоре. Девушка поняла, что она в ловушке. «Сейчас она подожгут дом, и мы все, и я, и Антон, и Юля с будущим ребёночком, и лежачая жена Лаврентия – умрём, сгорим заживо. Старикам уже всё равно, но и они сгорят. Мы все станем золой, – билось у неё в мозгу. – А жирный богач Фока отмажется от тюрьмы, построит на пепелище свой «Кремль» со стриптизом, будет жить припеваючи, лопать икру и водить хороводы вокруг серебряной ели…

Лене показалось, что она чувствует запах дыма. И она крикнула что есть силы, в надежде, что её услышит сосед или запоздалый путник:

– Спасите! Помогите, кто-нибудь!!! Помогите!!! Помо!..

Кто-то незаметно подошёл сзади, обхватил рукой за горло и прижал к её носу тряпку, пропитанную острым запахом лекарства, Лена обмякла и уснула. Сон принёс ей успокоение и облегченье. Но по мере того, как лекарство переставало действовать, он становился всё более смятенным и мучительным. Ей стали слышаться голоса и видеться кошмары. Какие-то люди говорили между собой. Речь их была не понятна Лене. Они говорили быстро, на чужом языке. Что это был за язык, она не знала, скорей всего, итальянский. Перед глазами Лены плясали, сменяя друг друга, знакомые и незнакомые лица. Она видела мать и Зойку, в чёрных платках, со скорбными лицами, хохочущую Тамару, на коленях у араба, похожего на киноартиста Омара Шарифа. Ей что-то вещал Ермолай с подбитым глазом, грозя разноцветным пальцем. Руки художника были всегда выпачканы краской. Цыганка с картины плясала, водила слева-направо чёрными глазами, трясла юбками, и пела что-то на своём непонятном языке. Девушку бросало то в жар, то в холод, все члены её тела ныли, голова нещадно болела, словно налитая свинцом…

Проснулась Лена в двенадцатом часу дня в своей комнатке, на своей кровати, раздетая и укрытая серым колючим одеялом. В доме было жарко. Работало отопление. За окошком светило солнце и лежал толстым слоем снег. На тумбочке стоял стакан с водой. Куклы не было. Она позже обнаружилась в платяном шкафу.

Лена мигом вспомнила всё, что произошло ночью, и была рада, что хотя бы жива. Значит, кто-то услышал её зов о помощи. А вот брат и сестра Краснопевцевы…

Не успела она опечалиться судьбой Лаврентия Павловича, как он собственной персоной появился на пороге её комнаты. Как всегда, свежий с мороза, в привычных металлических очёчках, то и дело сползающих на кончик мясистого носа. Немного наследив и не сняв куртки, уселся на стул рядом с её кроватью. Сказал, что ездил на кладбище, что в трёх километрах от посёлка, навестить родителей, подновить на зиму их могилку. Затем начал болтать обо всём подряд. О том, что до обеда обещают мороз и солнце, а потом штормовое предупреждение. Дождь со снегом, ураганный ветер со всеми вытекающими последствиями. Для чиновников такая непогода, что манна небесная. Широкое поле для воровства. Допустим, в Михеевке вследствие урагана упало три дерева, а они нолик-другой справа припишут и готово дело. А ещё столбы, лавочки, асфальтовые дороги и тому подобное. Всё ремонта потребует, стало быть, государственных денег. А деньги – понятие растяжимое. Рубль в дело, два в карман. Отдельная песня – электричество. Это для администрации чистый шоколад. Чуть ветерок или дождичек, ещё лучше град, снег. Так сразу обледенение проводов, обрывы, и – пиши, пропало. Приходится по два-три дня без света сидеть, пока последствия всех этих осадков устранят, и денежки народные в карманах у его избранников осядут. Страха нет, вот и воруют. А если б, как прежде, к стенке? Да с полной конфискацией? А семью на Колыму, без права возврата? Тогда у службиста от одной мыслишки чего-нибудь из казны стырить были б полны штаны дерьма. А теперь у них у каждого «запасной аэродром», недвижимость за границей. Награбит, смоется, и поди выковырни его оттуда. Но ничего, вот вернётся Хозяин, всё встанет на свои места. Всё заработает как часы. Он, быть может, уже родился, уже взошла на небе его Вифлеемская звезда. Может, он уже в школу ходит или в институт. И неважно, как его зовут, как фамилия. Главное, что он уже здесь и ждёт своего часа.

Краснопевцев умел поговорить. Он вполне оправдывал свою фамилию.

Лена смотрела на него как на пришельца с того света. Слушала и не верила своим ушам. Дом, в котором она по воле судьбы задержалась, казался ей всё более и более странным. В его зеркалах, за толстым слоем пыли жили привидения. По ночам парализованная больная сбегала с чердака и играла на рассохшемся рояле весёлые польки. А должна была бы лежать в гробу, в зимнем погребе. Ночами по дому свободно бродили люди в чёрных масках, отмыкали все двери, убивали хозяев, а те утром воскресали, как ни в чём не бывало двигались, стряпали еду и рассуждали на разные темы.

От всего от этого запросто могла поехать крыша. И чтоб остаться в здравом уме и твёрдой памяти, Лена запретила себе удивляться. Когда к ней в комнату вошла Фаня с подносом, на котором стоял чайничек со свежезаваренным чаем, молочник со сливками, лежали горкой хрустящие тосты, она не удивилась ничуть. Хотя прошлой ночью видела сестру Краснопевцева неживой. «Воскрешение» Фани её обрадовало. Девушку мучил зверский голод, а кроме всего перечисленного, Фаня принесла в глубокой сковородочке без ручек яичницу из пяти яиц, с ветчиной и помидорами. Молча поставила на тумбочку и ушла. Брат и сестра Краснопевцевы выглядели прекрасно и ничуть не походили на мертвецов.

– Под утро у нас, душечка, произошло ЧП, – сообщил Лаврентий Павлович. Лена замерла. Она думала, что сейчас он расскажет ей про то, как в дом забрались воры, как отключили свет, устранили Пилата. Ей не терпелось узнать подробности. Кто были эти лиходеи? Удалось ли их задержать? Какие ценные вещи пропали? Она отчётливо помнила, что двери кабинета и Фаниной спальни были распахнуты настежь. И дверцы сейфа. Входи и бери что хочешь. Лена думала, что Лаврентий поведает ей чудесную историю их спасения, и кто наконец поднял её в коридоре, принёс в комнату и положил на кровать, укрыв одеялом. Но старик не сказал обо всём этом ни слова.

– Какое ЧП? – спросила девушка, затаив дыхание?

– У Юли начались схватки, и Антон с утра пораньше увёз её в Москву. В платный институт. Там новорожденных слабачков до нормы доводят. Тех, что раньше срока на свет захотели. Дал понять, что в ближайшие дни не вернётся. Повезло мне с жильцами, а? – Лаврентий подмигнул и захихикал. – Деньги платят, а почти не живут. Значит, и беспокойства не доставляют. Но я твёрдо Юлиного супруга предупредил, чтоб с дитём ко мне не совались. Пусть ищут другую квартиру. Я детского крика не выношу, и у Фани от него нервное расстройство делается. А задаток я им возвращать не обязан. Что упало, то пропало. Мы не договаривались так, чтоб ей в этом месяце рожать. А вздумала, так пусть муж её неустойку платит. Ей до разрешения ещё далеко было. Если, допустим, выкидыш, то, пожалуйста, я их не гоню. Где я ещё таких замечательных арендаторов найду? А если живого родит? Теперь наука до того дошла, что, говорят, весом до фунта выхаживают. Кладут под колпак, и он там у них дозревает. Как овощ в теплице, – мелко рассмеялся Лаврентий. – Если мёртвого, то милости просим, а если живого, то скатертью дорожка. Мы люди старые, больные, шума не любим. К тому же у нас лежачая больная наверху. Почитай целый лазарет. Ты вот ещё свалилась так некстати. А ремонт стоит. Как чувствуешь себя, Златовласка? Скоро ли оклемаешься?

Краснопевцев взял с тумбочки градусник, стряхнул и протянул девушке:

– На, померяй. Может быть, простуды уж нет, а ты бока пролёживаешь. И насморка, кашля я у тебя не наблюдаю. Завтра-то встанешь?

– Завтра точно, – поклялась Лена. – Денёк ещё полежу, если вы не против, и сразу за работу.

– Ну, полежи, полежи, – ворчливо согласился старик, погладил девушку по волосам и удалился вслед за Фаней.

 

 

 


Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за март 2016 года в полном объёме за 197 руб.:
Банковская карта: Яндекс.деньги: Другие способы:
Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке:
«Вернуться на сайт продавца»
После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru
Вы получите каждое произведение марта 2016 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 

Автор участвует в Программе получения гонораров
и получит половину от всех перечислений с этой страницы.

 


Оглавление

4. Глава четвёртая
5. Глава пятая
6. Глава шестая
517 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 29.03.2024, 12:14 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!