HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Наталия Радищева

Театр страха

Обсудить

Роман

 

Купить в журнале за март 2016 (doc, pdf):
Номер журнала «Новая Литература» за март 2016 года

 

На чтение краткой версии потребуется 3 часа 20 минут, полной – 9 часов | Цитата | Аннотация | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf         16+
Опубликовано редактором: Андрей Ларин, 11.03.2016
Оглавление

1. Глава первая
2. Глава вторая
3. Глава третья

Глава вторая


 

 

 

– Ну, слава богу, ожила, – услышала Лена скрипучий, но по-хозяйски уверенный голос. – Руки-ноги целы, остальное подправим. На, деточка, выпей.

Чья-то рука поднесла к её губам стакан с холодной минералкой. Лена с наслаждением выпила воду, открыла глаза и увидела перед собой крупную собачью морду с брылями. Выражение на ней было то ли недоумённое, то ли обиженное. Размером пёс был с маленького телёнка, но, судя по всему, добрый. А потом над ней склонился старик в тёплом стёганом халате. Вокруг лысины топорщились длиной до плеч густые седые волосы, на мясистом носу криво сидели круглые очки в металлической оправе, стёкла которых прикрывали узкие глазки. Щёки старика были то ли румяные, то ли розовые от расширившихся сосудов. Губы и подбородок были выпячены вперёд. Когда он начинал говорить, то сначала вытягивал губы, словно для поцелуя, и причмокивал, выказывая собеседнику свою симпатию.

– Или, Пилатик, не пугай нашу гостью, – сказал он псу, и тот послушно исчез.

Лена чувствовала слабость после обморока. Она хотела объяснить, кто она такая, откуда и зачем приехала, но старик остановил её движением руки.

– Знаю, знаю. Зовут Леночка, фамилия Денисова. Зоечкина сестра. Так ведь? Мать – учительница, отца нет. Мне сестричка твоя рассказывала. Тоже на заработки в столицу?

Лена кивнула.

– Ну, я сразу догадался. Прошу прощения, что в сумочку без спроса залез. Личность хотел удостоверить. Паспорт видел, открытку. Всё в целости и сохранности, только сотовый телефон в осколки от падения с лестницы. Что поделаешь, времена такие. Никому доверять нельзя. В Москву много своеобразного народа едет. Вот и проверил. А Зоечка меня предупредила, что ты приедешь. Не обижаешься, что я сразу на «ты»? – старик вытянул губки.

– Что вы, – пролепетала Лена. – Меня ещё сроду никто на «вы» не называл. Телефон жалко, – посетовала она. – Я на него полгода копила. Как же я теперь маме в Юбилейный позвоню? Как сообщу, что нормально доехала?

– У меня телефон есть, – успокоил её старик. – С Москвой по межгороду можно связаться и с любой точкой России. Только он сейчас не работает. Но я завтра же вызову мастера, обязательно вызову. А мобильников и интернетов разных я не признаю. Это всё от Лукавого. Испугалась, бедняжка? – покачал он головой. – Думала, это тётка повешенная? А это – кукла. У меня на антресолях парочка живёт. Молодожёны. Антон и Юля Кузнецовы. Я их зову «кузнечиками». Они тихие, возятся там, у себя в пристройке, шур-шур, шур-шур. Беспокойства от них нет. Кузнечики мои – глухонемые, но весёлые. Могут пошутить. Он слышит, но не говорит, а она вообще – ни бе ни ме ни кукареку. Приехали на гастроли с кукольным театром мимики и жеста. Я их удостоверения видел. Он – режиссёр, а она – мастер по реквизиту. Сидит дома и кукол штопает или новых шьёт. Сошьёт и на крюк подвесит. Бывают красивые куклы, вроде тебя, а бывают страшилы, люди пугаются. А ей весело. Я сам поначалу пугался. А ты, бедненькая, от страха даже с лестницы грохнулась. Хорошо, ничего не сломала. Да, эта заморочка с повешенной вполне в их духе. Завтра же на вид им поставлю. Но в целом, я жильцами доволен. Не шумят, не пьянствуют и гостей у них не бывает. Вторую неделю у меня живут. А заплатили вперёд за полгода. Я бы их не пустил, но такие времена, на пенсию ноги протянешь. Ты, душечка, поднимайся, и пошли ужинать. Фаня уже стол накрыла. Примешь домашней наливочки, чаю покрепче, покушаешь горячего, всё и пройдёт. Будешь как новенькая. Ах, да, забыл представиться. Краснопевцев Лаврентий Павлович, а Фаня, ты с ней ещё познакомишься, моя сестра. Она немножко со странностями, но безобидная. Ей, как и мне, за семьдесят, а по уму – сущее дитя. Читать, писать не умеет, до сих пор в игрушки играет. Фаня живёт в мире своих фантазий, но добрейшая душа. Вы с ней друг другу понравитесь.

Окончив тираду, милый старичок улыбнулся и снова сложил губы дудочкой.

Лена слабо улыбнулась ему в ответ и вспомнила:

– А Зоя, моя сестра? Она тоже здесь? Мне можно её увидеть?

– Увы, – развёл руками Краснопевцев. – Зоя сейчас в Москве. На курсах секретарей. Недели две уж. Наскучило ей у старика полы мыть. Нашла в газете объявление, прошла собеседование, и… только мы её и видели. Не везёт мне с экономками. Я её работой не нагружал, платил по-честному. Но огни шикарных офисов замутили её сознание. Москва – это, Леночка, большой искус. «Она заманит и обманет…», как писал поэт.

 

– Пускай заманит и обманет, –

Не пропадёшь, не сгинешь ты,

И лишь забота затуманит

Твои прекрасные черты… –

 

почти прошептала Лена. – Это Блок. Мы в школе проходили. Только он не про Москву так писал, а про Россию.

– А Москва, душечка – это Россия и есть, – назидательно произнёс Краснопевцев. – А всё остальное – так, ерунда. И… не спорь, не спорь со старшими. Я спорщиц не люблю, – пропыхтел он, на секунду умолк и, успокоившись, продолжил: – В общем, Зоя сама решила свою судьбу. Всё, что заработала, заплатила за обучение – и вперёд, к красивой жизни. Я её понимаю и не осуждаю. Каждому своё. Кому в огороде, задом кверху стоять, а кому этим задом в конторе перед мужиками вертеть.

– А адрес, телефон этих курсов она не оставила? – Лена приподнялась и села на узкой железной кровати. – Мама дома очень волнуется.

– Увы, – повторил Краснопевцев. – Но уверяю, что Зоечка жива, здорова. Обещала звонить, но пока не звонила. Жду со дня на день. Она не может исчезнуть просто так. Вещи-то у неё здесь. Значит, приедет, отучится и приедет. Тогда и встретитесь. А ты пока поживи у нас, в тепле, на всём готовом. Помоги Фане по хозяйству. Делать почти ничего не надо. Только в доме убраться и бельишко постирать раз в неделю. Машина есть. Я за работу заплачу. Мобильник новый купишь, себе – платье, мамочке – шаль с бахромой. Зоя говорила, что у вас с работой туго?

– Это верно, – вздохнула Лена. – Я, чтоб сюда доехать, копилку вытряхнула. Хочу в Москве дворником устроиться или на рынок. У меня денег даже на обратный билет нет.

– Зачем такой красавице дворником? Дворы мести да лёд колоть? А на рынке что хорошего? Грязь, вонища, мат-перемат. Грузчики лапать начнут, а хозяин-чечмек спать с собой заставит. Никаких денег не надо. А потолки побелить сможешь? Обои поклеить?

– Могу, – с радостью откликнулась Лена.

– Вот этим и займись. Косметическим ремонтом. У нас в доме его не было лет… дцать, – засмеялся старик. – Заплачу щедро. Материалами обеспечу. Я по утрам езжу за провизией. У меня машина. Готовим мы сами. Так уж повелось. В основном, Фаня. Она и выпечку умеет, и десерт. Но и я иногда, под настроение, супчик сварганю. Я, скажу без ложной скромности, большой специалист по борщам. Ещё мы курочек держим.

– Мы с мамой тоже, – улыбнулась Лена. – Я с ними умею обращаться.

– Нет-нет, – запротестовал Краснопевцев. – Курами и вообще двором у нас Фаня заведует. И вообще мы к зиме всех кур режем, а весной новых заводим. Твоё дело – уборка и ремонт. Ремонт – моя давнишняя мечта. Белоснежные потолки, обои в цветочек. Завтра же заеду на строительный рынок, куплю белила, обои, кисти, скребки. Да что попусту языком трепать?

Краснопевцев вынул один ключ из связки, висевшей у него шее, удалился куда-то, потом вернулся с тоненькой пачкой долларов и положил перед гостьей.

– Вот тебе аванс. Тысяча баксов. Хорошо сделаешь, дам ещё столько же. Не обижу, не бойся, – он погладил Лену по волосам. – Останешься довольна. Все девочки, что у меня жили, оставались довольны.

– У неё золотые волосы, – вдруг сказала Фаня, появившись в дверях. Сестра Краснопевцева была очень маленькая и в коричневом платье с белым воротничком походила на состарившуюся школьницу.

– Вот и чудненько! – воскликнул старик. – Будешь Златовласка! Не удивляйся. Я всем моим девочкам прозвища даю. Зоя – Несмеяна. Тамара была Панночка, а ты будешь Златовласка. А это Фаня, я тебе про неё рассказывал.

– Томка? Панночка? – засмеялась Лена. Вы про неё что-нибудь знаете? Она писала нам, что замуж выходит. А потом – как в воду...

– Томочка?! – засмеялся старик, показав мелкие, мышиные зубки. – «Карие очи, чёрные брови»? Как же, помню хохлушечку. Она тут дала жару. Влюбила в себя соседа, художника, позировала ему. Обещала за него выйти, а за день до загса сбежала с богатеем одним, с Махмудом. Это ещё в начале лета было, а сосед до сих пор не оправился, пьёт, бедолага. «О, женщины, вам имя – вероломство!» – подняв палец, провозгласил он. – Ну, вставай, красавица, пошли ужинать. Будем считать, что познакомились. Ты – Златовласка. Ну, а мы Фаней старенькие гоблины. Можешь так нас звать. Но про себя, а то Фаня обидится. Гоблины – это маленькие зелёные человечки. Уродливые, толстые, как кубышки, пучеглазые, с ослиными ушами, но не злые, поверь.

Краснопевцев высунул язык, растянул руками уши, изображая сказочное существо. Лена невольно расхохоталась и сказала, что готова хоть завтра приступить к ремонту.

– Ну и прекрасно, – кивнул хозяин дома. – Как управишься, так управишься, я не тороплю. А там, глядишь, и Зоя объявится. Одна просьба: мой кабинет не трогай. Я сам содержу его в порядке. Там дорогие сердцу реликвии, до них касаться нельзя. Там моё хобби. Я со школьных лет химию обожаю. Колбочки разные, мензурочки. Не дай бог, что-нибудь разобьёшь, огорчишь старика. Впрочем, я свой кабинетик всегда на запоре держу.

– А я свою спальню запираю на крючок, – по-детски непосредственно вставила Фаня, – и верёвочкой сверху завязываю на много-много узлов.

– У неё свои реликвии, – с улыбкой пояснил Краснопевцев. – И главное, – добавил он серьёзно настолько, что узкие глаза его под стёклами очков превратились в щёлочки. – В мезонин, к лежачей больной, ни ногой. Под страхом смерти. Шучу, шучу, – успокоил он девушку. – Просто Глашеньку нельзя беспокоить. Меня она помнит, узнаёт, а увидит чужого человека, может испугаться и… – старик вздохнул. – Я туда ни друзей, ни врачей не пускаю. Даже если проверка из горздрава или собеса, не дальше порога. Чтоб не занесли какой-нибудь вирус. У меня там стерильная чистота. Договорились? В остальном ты свободна. Мой, скреби, бели, крась. Преобразуй наши хоромы по своему вкусу. У меня ещё семь комнат и три веранды. Большой простор для малярного творчества.

Лена рассмеялась.

Ужин был просто замечательный. Кроме сладкой домашней наливки, от которой девушке сразу похорошело, на столе стояли шпроты, лежал тонко нарезанный сыр, оливки, домашние пирожки с ливером. И всё на старинной фарфоровой посуде, слегка потемневшей, с прожилочками времени, с сине-золотыми ободками. Ложки, вилки, ножи были из тяжёлого, давно не чищеного серебра, бокалы – с дворянскими вензелями. За столом хозяйничал сам Краснопевцев. Зачерпывал половником бульон из пузатенькой в мелких незабудках супницы, разливал по тарелкам, щедро посыпал зеленью и говорил, говорил без умолку:

– Ты, девочка, ещё знать не знаешь, что такое Михеевка. Узнаешь – влюбишься. Воздух тут хвойный, как в санатории. А Детская железная дорога? Таких в стране меньше, чем пальцев на руке. Её ещё до войны построили для советской пионерии. Всё настоящее: рельсы, шпалы, депо, поезд. Машинисты, кассиры, контролёры, проводники – исключительно дети. На всех форма ДЖД, красивая – загляденье! Туда брали только отличников и хорошистов. Как я старался учиться без троек, чтоб попасть в машинисты! Но выше контролёра не поднялся. И всё равно это было счастье. «Ту-ту-ту-ту!» – трубит в горн дежурный по станции. Паровоз: «Пуф, пуф, пуф», сдвинулся с места и пошёл, пошёл с разгоном. Мимо школы, мимо парка, мимо дач. Все тебе завидуют, машут вслед. А названия станций какие! «Весенняя», «Школьная», «Путь Ильича» – конечная! И на ней пятиметровый зелёный Ленин с поднятой рукой.

– А почему зелёный? – спросила Лена с улыбкой, не донеся до рта вилку со шпротиной.

– Как почему? – искренне удивился Краснопевцев. – Его каждый год под бронзу масляной краской красили и теперь красят. Такая традиция. Представь. Вождь блестит под солнцем, как омытый дождём огурчик с грядки. Поезд фырчит, ездит взад-вперёд по узкоколейке. Мальчики в серых костюмчиках, в фуражках, при галстуках, а девочки в коротких юбочках, с голыми коленочками. Жаль, наша детская дорога только летом работает. На зиму её консервируют. Поезд загоняют в депо, ремонтируют и запирают до будущей весны. Да ты кушай, Златовласка, кушай, хлеба бери, сыру, сил набирайся, – приговаривал он, наполняя тарелку гостьи. Лена была голодна и с радостью набросилась на угощение, а Краснопевцев с увлечением продолжал:

– Михеевка, душенька, хоть и пригород, а Москве сто очков вперёд даст. У нас статус областного города. Но для местных мы по-прежнему посёлок. Для избранных. Рублёвка – рай для богатых невежд, а Михеевка – для настоящей интеллигенции. Хотя эти нувориши и сюда подбираются. Что ты! Михеевка ещё до революции по всей России гремела. Тут были дачи самых уважаемых москвичей: фабрикантов, депутатов, чиновников. В советское время – генералов, ответственных служащих. Не в пример, к слову сказать, нынешним. В центре посёлка английский парк простирался с озером. Там лебеди плавали. Оно давно запаршивело, тиной заросло, но мы его по-прежнему «Лебединым» зовём. На берегу его был летний ресторан, танцзал под открытым небом. Вечерами в парке оркестр играл. А театр! От него одни развалины остались. Хотели в девяностые восстановить, но что-то не срослось. А раньше кто только в нашем театре не блистал! Шаляпин, Качалов, Ермолова, Фаина Раневская, Любочка Орлова… – Краснопевцев повернулся к сестре, которая сидела молча и из-за толстых стёкол очков изучала гостью. – Кое-кого и мы застали. Расскажи, Фанечка, как ты с самой Орловой познакомилась? – ласково попросил он сестру.

Но Фаня упорно молчала. Она была совсем не похожа на своего говорливого брата. Это была сутулая и робкая старушка, с телом десятилетнего ребёнка и головой совы. Её пегие с сединой волосы были разделены пробором, гладко зачёсаны и собраны на затылке в пучок. На носу едва держались очки в пол-лица. У сестры Краснопевцева были маленькие (или таковыми казались из-за сильной близорукости) острые глазки. Видно было, что она боится и не любит чужих людей.

– Ладно, я сам расскажу, – Краснопевцев подлил гостье наливки. – Это было году в сорок пятом. Нам с Фаней тогда было по семь лет. Мы как-то гуляли возле дома. Кстати, ты заметила голубую ель, что у нас растёт?

Лена кивнула. Краснопевцев указал пальцем на фотографию Сталина, стоящую в рамочке на чёрном облупившемся от времени рояле и гордо сообщил:

– Она из сада самого Фараона. Батюшка мой, Пал Палыч, было дело, у него на одной из дальних дач по хозяйственной части служил. Дальняя-то она от Москвы, а от нас – ближняя. Когда отец народов приказал долго жить, папенька втихаря саженец выкопал и за пазухой привёз. Для своего сада. Понимал, что жизнью рискует, но уж очень хотел память иметь о великом человеке. И вот она за полвека выросла до самого неба, расправила свои серебристые крылья и ждёт, – старик выразительно посмотрел на гостью.

– А чего она ждёт? – спросила Лена.

– Не чего, а кого, – назидательно ответил Лаврентий Павлович. – Хозяина, вот кого. Он вернётся, увидишь. А пока… душа его пролетает над землёй, видит ёлочку и чувствует: здесь его помнят. Ну, поняла что-нибудь? – со смешком закончил он. Девушка честно помотала головой.

– Ничего, подрастёшь, поймёшь, – Краснопевцев погладил её по волосам. – Ешь.

– А кто у вас на рояле играет? – вставила Лена, надкусив пирожок.

– Никто, – поморщился Краснопевцев. – Глашенька, супруга моя играла. Глафира Алексеевна. Пока не слегла. Десятый год в параличе. Ни говорить, ни ходить не может. Такое горе. Она в светёлке живёт под самой крышей. Там хорошо, много солнца, воздуха. Листва в оконце тянется, голуби ворчат: «гур-гур-гур» и целуются. И зимой тепло, от голландской печки. Я хожу за ней как умею. Уколы, таблетки, водные процедуры. Всё сам. Никого к ней не допускаю. Вот, – он показал тяжёлый ключ, висевший у него на шее под рубашкой. – Не хочу, чтоб кто-нибудь, кроме меня, её видел. Она сейчас не в лучшей форме. А какая красавица была, певунья, танцорка. Глашенька в богатом доме с гувернанткой выросла. По-французски читала в подлиннике. Её отец был известный в Михеевке доктор. Она по его стопам пошла. Детей лечила в местной больнице. Её весь посёлок любил. И сейчас, иду за молоком, останавливают, спрашивают: как там наша Глафира Алексеевна? Скоро ли поправится?..

Краснопевцев вздохнул, помолчал и скорбно произнёс:

– Что я им отвечу? Что не поправится Глашенька, не встанет с печального одра, не сыграет нам на рояле…

– Неправда, – по-детски непосредственно оборвала его Фаня. – Она по ночам и теперь играет. Встаёт, спускается вниз по лестнице, садится на круглый стул и играет.

Краснопевцев не стал возражать. Лишь наклонился к гостье и сквозь зубы произнёс:

– Это одна из Фаниных фантазий. Она не может смириться с тем, что Глаша неизлечимо больна. Так вот, что касается Любочки, – продолжил старик, повысив голос. – Дело было в мае, как сейчас помню. Мы с Фаней играли возле дома и вдруг видим: по улице идёт звезда нашего кино, красавица неземная, богиня – Любовь Орлова. Идёт себе как простая смертная. Сейчас бы сказали: «Такие люди и без охраны?!», – хохотнул старик, отпил из бокала, чмокнул от удовольствия и обтёр салфеткой губы. – Да, трудно поверить, но она одна шла, без мужа и без охраны. В платье из розового шифона, в белом жакете, каблучищи – о! – он провёл поперёк руки почти у локтя. – Идёт, значит, в маленькой чёрной шляпке с вуалькой. И такая же сумочка к боку прижата. Идёт, подковками: цок, цок, цок, а за ней целый хвост ребятни. Бегут и кричат хором, вроде как дразнятся:

– «Любовь Орлова. Танцует и поёт. Любовь Орлова. Играет эту роль»! – скрипучим голосом пропел Краснопевцев и рассмеялся. – Мы с Фаней выскочили на улицу и тоже бегом за нашим идолом. Вдруг артистка остановилась, развернулась и пошла прямо к нам. Все врассыпную, и я, грешным делом, дёру дал. Вдруг браниться начнёт? Кто мы, а кто она. Одна Фаня осталась стоять. Она была самая маленькая из детей и кудрявая как цветочек. Любочка Орлова подошла к ней и ласково спросила: «Как тебя зовут, девочка?».

Лена увидела, что губы у сестры Краснопевцева задрожали, личико сморщилось. Он тоже заметил это и скомкал конец рассказа:

– В общем, звезда угостила Фаню конфеткой, а Фаня позвала её в гости. И всё ждёт, когда Любочка к ней пожалует.

– Но ведь Орлова давно умерла! – вырвалось у Лены. Взгляд её случайно упал на большое зеркало в витой деревянной раме, висящее на стене. Оно было покрыто густым слоем пыли.

– Неправда! – с обидой возразила Фаня. – Она жива. Она живёт в моей коробке и… в зеркалах. – Их нельзя мыть. Никогда.

В ответ на немое изумление гостьи Краснопевцев шепнул ей на ухо:

– Это ещё одна из фантазий Фанечки. В коробке у неё целый музей. Фотографии Орловой, вырезки из журналов и газет. Там же фантик от конфеты, которой она её угостила. А зеркала в доме мы нарочно не протираем. Фаня считает, что в них живут покойники. Если стереть пыль, они вылезут и утащат к себе, в параллельный мир. Она знает, что Любочки больше нет, но ей больно, когда об этом упоминают.

В комнате повисло молчание. Фаня обиженно подъедала салат, её брат собрал с тарелок остатки ужина, сложил собачью миску и позвал пса. Пилат тотчас прибежал и начал шумно чавкать возле стола.

– А у вас дети, внуки имеются? – спросила Лена.

– Никого, – прерывисто вздохнул старик. – Никого на свете.

– А Адель? – возразила ему Фаня.

– Какая ещё Адель? – Краснопевцев строго посмотрел на сестру. Он покраснел, и его очки в металлической оправе съехали на кончик носа, жилистые стариковские руки затряслись. С трудом, подавляя раздражение, хозяин дома пояснил гостье: – Адель – это тоже Фанина придумка. Ей очень хотелось, чтоб у нас с Глашенькой были дети, а их не было. Вот она и нарисовала нам дочку, в альбоме, акварелью. И продолжает рисовать. За полвека придуманная Адель превратилась в героиню комиксов, вроде Джеймса Бонда. Она побывала в Африке, в плену у племени «Тумба-юмба», в Антарктиде, у белых медведей, бороздила Атлантику, летала на Луну. Скажи, Фанечка, где сейчас Адель? – ласково обратился он к сестре.

– Она… в Париже, – Фаня запнулась и покраснела.

– А Париж где? – Краснопевцев весело подмигнул гостье. Лена улыбнулась. – Так где этот самый Париж?

– У меня в коробке, – поняв, что над ней смеются, старушка сжалась в комочек и затихла.

Краснопевцев снисходительно переглянулся с гостьей и развёл руками, что, мол, возьмёшь с больной?

Лена, чтоб скрасить неловкость, оглядела комнату. Она была большая, но какая-то закопченная. Стены были без обоев, как в деревенской избе. От их вида было темно и мрачно, если бы не картины, натюрморты, пейзажи. Люстра под потолком была грязная, облепленная пригоревшими к ней мошками. Одну стену занимал книжный стеллаж. Судя по корешкам, книги в доме Краснопевцева были старые и наверняка ценные. Было понятно, что в доме живут небогатые, но высокодуховные люди, старые интеллигенты. Старомодные настенные часы с шипеньем пробили три раза. Остатки еды со всех тарелок и кастрюль Краснопевцев сложил в миску, накрыл крышкой и со сладкой улыбочкой пояснил:

– Это, не к столу будет сказано, моим чумазым бомжикам. Они у меня в сарае ночуют, теперь ночи холодные. И ещё крыскам. У нас в подвале этого добра хватает. Жалко крысок, тоже ведь живые существа. Родились на свет, а зачем, для чего – не знают. Никто их не любит, а они нежны друг с другом, сам видел, и потомство своё обожают, – тепло окончил он.

– Спасибо. Всё было вкусно, как в ресторане, – вежливо поблагодарила девушка, «проглотив» эту информацию.

– В ресторане? Это в каком же ресторане? Уж, не у Фоки ли Берендеева, что на той стороне станции? – Краснопевцев артистично расхохотался. – Да разве Фокины блины да расстегаи могут сравниться с Фаниными пирожками?!

– Фока? Вы сказали Фока? – нахмурилась Лена. И поведала старикам, как шла по шоссе вдоль железной дороги, как сзади подъехала иномарка. Описала парней, силой затащивших её в машину, бритоголового толстяка в кожаном пальто с цепью на шее и перстнем на пальце. И, конечно, в красках рассказала о своих чувствах, о страхе, охватившем её.

– Да, это был Фока, – утвердительно произнёс Краснопевцев. Страшный человек. Беспредельщик. Старайся ему не попадаться. А те двое, его псы, «опричники». Они по его приказу и изнасиловать, и забить человека насмерть могут, и застрелить, и даже дом поджечь. Киллеры, сущие киллеры. Видела пепелище напротив моего дома?

Лена кивнула.

– Их рук дело. Жгут дачи старожилов, землю освобождают. Себе под застройку. Ему мало, что у него ресторан, у папаши его гостиница. Они мечтают в Михеевке варьете открыть наподобие «Мулен руж», с канканом, с голыми девками. И дед их такой же был, и прадед. Берендеевы до революции в Михеевке первоклассный трактир держали. Повара у них были французы. У Игнатия Берендеева трое сыновей. Мефодий, Онуфрий и Фока. Мефодий по всему Подмосковью дома строит. Онуфрий священником в нашей церкви, при кладбище. К ним у меня претензий нет. А Фока, младший, без царя в голове. Его отец во Францию на полгода посылал поварскому делу учиться. Да, видно, без толку. Лодырь он и бандит, а повар никакой. Пожрать, выпить, покуролесить – не дурак, а чтоб самому блюдо сочинить – ни желания, ни мозгов нет. И до девчонок охотник. Он и сам это не скрывает, говорит: «Кого поймаю, того и… проглочу». Зверь, словом. Но ничего, я на этого бандита управу найду. Начальник местной полиции Евсей Сидорович Кряжин – мой приятель. И с главой Михеевской администрации накоротке. Помогут Фоку к рукам прибрать, на деньги не поглядят. У нас начальство непродажное, брежневской закалки. А Фока – чудище, динозавр. Ни одна приличная девушка с ним любовь крутить не станет, даже за деньги. Вот он и бесится, силой их берёт. Месяца не прошло, как он из своей Франции вернулся, а уж никому житья нет. Пьёт, гуляет с дружками, к порядочным людям цепляется. Я тебе вот что сейчас покажу…

Краснопевцев сбегал в свой кабинет и принёс папку. Развязал шнурки и похвалился:

– У меня на этого ресторатора целое дело готово. Вот, пожалуйста. – Такого-то числа такого-то месяца и года… «явился ко мне на двор и предлагал продать половину участка, что за домом. Сказал, всё равно у тебя там помойка, а я там «Биг-Мак» открою». Каково? – от возмущения у старика очки чуть не свалились с носа. – Или такого-то числа… «проезжал с дружками мимо моего владения и застрелил из травматика лучшую мою курицу». Правда, мы её всё равно резать хотели, но это его не касается. Или вот. «В Рождественскую ночь устроил салют из петард возле моего дома, пытаясь вызвать как бы случайное возгорание, могущее повлечь за собой гибель и строения и живых людей (меня и сестры)». А как тебе это нравится? «На базаре, при людском скоплении ущипнул мою экономку Тамару за мягкое место, нанеся ей ущерб в виде синяка». И ты, знаешь, напиши мне всё как есть. Как они поймали тебя на дороге, затащили в машину, как Фока хотел тебя изнасиловать… – Краснопевцев положил перед Леной листок бумаги и ручку. – Пиши, пиши, не стесняйся. Придёт время, я всё это в дело пущу, – он похлопал жилистой рукой по папке.

– Но ведь он меня отпустил, – робко возразила Лена.

– Значит, сыт был. Зверь, когда сыт, он добрый. А в другой раз не только изнасилует – убьёт. И не спорь, не спорь, пожалуйста, – пропыхтел Краснопевцев. Когда он сердился, то делался пунцовым. – Пиши, пиши. Я их Берендеевскую породу лучше тебя знаю. Мафия – вот они кто, враги народа. Но ничего, Лаврентий Павлович в Михеевке тоже не последний человек – Глава общественного совета. Бывший прокурор, теперь на пенсии, но вес имею. У меня одно имя-отчество чего стоит. Папаша назвал. Я в тридцать восьмом родился, намёк ясен? – Краснопевцев весело подмигнул Лене. Девушка, чтоб не обижать хозяина дома, как могла коротко описала всё, что случилось с ней поздним вечером на шоссе. И отдала ему в папку. От усталости, тепла и вкусной еды у неё слипались глаза.

Опять в комнате повисла тишина. Часы пробили половину четвёртого. И в этот миг откуда-то из глубины дома донёсся стон, от которого у непривычного человека могло разорваться сердце. Это был стон неизбывной боли, отчаяния и бессилия, похожий на вой попавшего капкан волка.

Краснопевцев вскочил со словами: «Господи, за разговорами укол пропустил». Он открыл ключом один из ящиков старинного резного буфета, схватил оттуда металлическую коробку, в которых обычно хранят шприцы и ампулы с лекарствами, и, перед тем как выбежать из комнаты, бросил Лене:

– Иди, ложись спать, душенька. Фаня тебе всё покажет. До утра.

Краснопевцев, обернувшись на ходу, вытянул губки и послал обеим воздушный поцелуй. Потом ноги его застучали вверх по скрипучей лестнице. Пилат бросился за хозяином.

Фаня не говоря ни слова вылезла из-за стола и сделала Лене знак кивком головы следовать за ней. Они прошли до конца тёмного коридора. Зашли в маленькую комнатку с синими обоями, похожую на дешёвую каюту парохода или тюремную камеру. Сходство с последней придавал рукомойник. Он висел на стене над круглой железной раковиной. На краю раковины стояла мыльница с куском сиреневого мыла, а рядом на гвозде висело чистое полотенце, твёрдое от крахмала, в жёлтых пятнах. В комнатке было одно зарешёченное окошко с белой шторкой, узенькая железная койка, застеленная свежим бельём, поверх которого лежало серое, с казённым номером и зелёными полосками по краям одеяло. Кроме кровати, в комнате был венский стул, шифоньер, который скрипел от каждого дуновения, такой он был старый, и покрытое толстым слоем пыли трюмо. В платяном шкафу висели скромные платья и кофточки Зои и яркие турецкие шмотки Тамары. Лена, отправляясь в Москву, взяла минимум одежды: две смены белья, запасной свитер и клетчатую мужскую рубашку. Она любила одеваться «под парня». С потолка свисал шнур с простой без абажура и весьма тусклой лампочкой. Единственным украшением этой комнаты была бумажная репродукция «Неизвестной» Крамского. Она висела на одной из стен, почти под самым потолком, застеклённая, в узенькой деревянной рамочке. Пробыв в этой комнате не дольше минуты, Фаня также молча ушла, плотно прикрыв за собой дверь.

Лена сильно устала. Конечно, она была бы не прочь помыться, но у неё уже не было сил. Она лишь подошла к рукомойнику, вымыла руки, лицо, разобрала свою дорожную сумку, достала байковый халат, ночную рубашку и переоделась. Потом легла, с наслажденьем расправила плечи, вытянула ноги. Засыпая, Лена с благодарностью подумала о стариковской паре, оказавшей ей радушный приём, о Краснопевцеве, который не только предложил ей выгодную работу, но даже снабдил деньгами. Михеевка уже не казалась ей столь неприветливой, как вначале.

Спала она очень крепко. Смутно слышала, как где-то близко кричал петух, как кто-то играл на старом рояле весёлую польку, а дом качался, трещал и охал в такт музыке. Потом Лене приснился сон. Будто бы она хочет причесаться. Встаёт с постели, берёт гребешок и идёт к зеркалу. А зеркало пыльное, и пыль стирать запрещено. «Ерунда какая, – думает Лена, – не ходить же мне распустёхой?» И первой попавшейся тряпкой начинает возить по зеркалу. Но пыль толстая, густая, как изморозь, в ней много мёртвых насекомых. С трудом ей удаётся поделать в пыли маленькое круглое окошко. Лена запускает гребешок в свои золотистые волосы, глядится в зеркальную муть, но видит там не своё отражение. Из зеркала на неё удивлённо глядит Любовь Орлова. Глядит и улыбается своей белозубой улыбкой. Но лицо у неё не живое, не приветливое, а окаменевшее, как с журнальной обложки. Лена кричит от страха и… просыпается.

 

 

 


Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за март 2016 года в полном объёме за 197 руб.:
Банковская карта: Яндекс.деньги: Другие способы:
Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке:
«Вернуться на сайт продавца»
После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru
Вы получите каждое произведение марта 2016 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 

Автор участвует в Программе получения гонораров
и получит половину от всех перечислений с этой страницы.

 


Оглавление

1. Глава первая
2. Глава вторая
3. Глава третья
508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!